Двенадцать дней свободы. 2

II
Смеясь, он дерзко презирал
Земли чужой язык и нравы…
Михаил Лермонтов

– ПОЛЬШУ будем проезжать ночью. И запомните: двери без моего разрешения ни в коем случае не открывать. Не дай вам Бог! Бандитизм там – жуткий! Пару остановок сделаем, конечно, – я знаю, где безопасно. Но на стоянках от автобуса ни на шаг.
Слова водителя если и не внушали тревогу, то заставляли отнестись к ним внимательно.
– Во! С чего бы это поляки так разгулялись? – спросил кто-то из группы.
– Какие поляки! Наши! Есть разрешение не останавливаться даже на требование полиции. Вот переедем границу с Германией, там гуляйте куда хотите. Гансы, те с бандюками не чикаются, там мигом – шлюс!
Он вызывал уважение, водитель. Джинсовый костюм, светло-русые волосы, отпущенные a la молодой Юрий Антонов, раскованность и словоохотливость в общении, имя – Алексей. Такие ребята обычно помимо того, что крутят баранку, исполняют обязанности порученцев, и любой шеф у них – как за каменной стеной.
– Подолгу стоять нигде не будем. Тридцать шесть часов – и вы в Гааге.
«Тридцать шесть часов за рулём! Силён парень!» – отметил Капитонов, не усомнившись в том, что обещание будет выполнено.
– В автобусе – телевизор, термос. Кто захочет кофе – пожалуйста!
И телевизор, и кофе – всё это было в «Мерседесе», микроавтобусе Алексея, но Капитонов – увы! – в эту машину не попал. Группу разделили на две части, и свою фамилию он услыхал в списке пассажиров, едущих в другом автобусе, «Фольксвагене» синего мрачноватого цвета. Таких благ цивилизации, как термос, в нём не водилось, да и водитель особых симпатий не вызывал. Ровесник Алексея, выглядел он нелюдимо и скучно – во всяком случае, назвать своё имя необходимостью не посчитал.
Перед самым отъездом выяснилось, – впрочем, может быть, для остальных секретом не было и раньше, и лишь Вадим по обыкновению зевнул, – что Влад с группой не поедет, а вылетит в Гаагу самолётом. Старшей вместо себя Тарасенко назначил львовянку Ирину Тростинскую.
«Попросить у неё пересадить меня в другой автобус, что ли? Хотя… В посольстве пришлось к ней обращаться, теперь снова… Ладно, уж как-нибудь… А колымага, конечно, ещё та. Не будешь и знать, куда завезут, – подытожил Капитонов, обратив внимание на то, что стекла «Фольксвагена» большей частью не прозрачны, а закрашены вместе с корпусом. – Катафалк!» Но всё было бы ничего, если бы делением по машинам не разлучили Вадима с земляком Гошей и его столь дорогой, во всех отношениях, сумкой. Впрочем, ко всяческим дорожным передрягам он давно уже относился стоически – может быть, с тех пор, когда доводилось ему путешествовать в изысканно демократичных вагонах поезда «Дебальцево – Харьков».
Капитонову удалось занять место у окна с нормальным, прозрачным стеклом, зато вокруг устроился выводок львовских девчушек, даже имён которых он, как ни силился, запомнить не смог. Какую-то из них звали Марийкой, какую-то – Оксанкой, имена прочих так и остались для него тайной до самого конца путешествия.

В МИНУТЫ нечастых остановок группа собиралась вокруг Алексея – водитель с заметным удовольствием делился своим богатым опытом пересечения государственного рубежа.
– Бывает, что и ничего, а бывает – автобус по винтикам разберут. Обшивку даже снимают. Только и удовольствия, что сами они потом и собрать обязаны… 
– Наши?
– А то кто! Поляки, те – «коньяк, вудка!» А наши в основном валюту ищут. Могут и на личный досмотр вытащить, разденут и заглянут во все… Везде, короче. Найдут валюту – всё, кранты!
– Не пропустят?
– Смотря кого. Вас – пропустят, а с баксами прощайтесь сразу. Не зря у них очередь, чтоб на таможню устроиться, на десять лет вперёд расписана. И ещё – не вздумайте с ними шутить, шуток они не понимают.
– Что, все тупые подобрались, что ли?
– Да не то, чтоб тупые… Просто наши, они ж как шутят? Тот спрашивает: «Валюта, оружие, наркотики?» А ему – «Везу наркотик. Гы-гы! Сало!» И так изо дня в день. Тут кто хочешь озвереет.
Гошу Рыбченко, бывавшего за границей и раньше, публичные лекции Алексея интересовали мало. Улучив минуту, он донимал шофёра вопросами прикладного толка.
– «Восьмёрку» хочу взять. Или «девятку», – понизив голос, делился он с водителем скромными намерениями участника экологической конференции.
– «Девятки» с «восьмёрками» сейчас все повыгребали, – Алексей и здесь обнаруживал глубинное знание вопроса. – Может, тебе лучше…
И словоохотливый водитель пространно сыпал марками автомобилей и цифрами, отчего Гоша только кивал, полураскрыв рот и округлив глаза.
На следующей остановке сцена почти в точности повторялась, лишь увертюрой к ней звучал уже другой Гошин вопрос:
– А где оптом недорого прикупить кожаных курток?
Или:
– А если взять там несколько ноутбуков, можно бэушных, на таможне пропустят?
В конце концов, Алексей, видимо, подустал и от щедрот осчастливил Гошу весьма ценной инструкцией:
– Хорошо, дам я тебе один телефончик в Амстердаме. Позвонишь, скажешь – от меня. Там тебе подскажут, что и как. Но учти, в Голландии за всё надо платить, в том числе и за информацию. А если будешь задавать много вопросов бесплатно, тебя просто-напросто пошлют на ***…

ОБ УЖАСАХ, описанных Алексеем в дорожных рассказах, не довелось и вспомнить – границу миновали быстро, без малейших осложнений.
 С украинской стороны таможня звалась Ягодин. Здесь борцам с атомной энергетикой предложили выйти из автобусов и пройти паспортный контроль. Молчаливый пограничник у турникета работал быстро: раскрывал паспорт, сличал фотографию с оригиналом и впечатывал на одной из страниц чернильный штамп.
Капитонов выдержал пристальный взгляд и всё же – из вредности, что ли? – рассудил, что контролёр исполняет обязанности формально и что нужную отметку он бы получил, даже окажись вклеенным в его паспорте фото какого-нибудь Майкла Джексона.
На польской таможне покидать места в автобусе не пришлось. Водитель собрал паспорта и направился к стоящей на платформе будке с окошком.
Поляк, офицер пограничной стражи, просунул голову в окно у водительского сидения и огорошил пассажиров восклицанием:
– О! А як вы сюда попали?
Капитонову показалось, что за родным кордоном заявление Алексея об отсутствии чувства юмора у таможенников перестало отвечать истине, – поляк воздел горящие озорством глаза к люку в крыше салона и спросил:
– Оттуда?
От попутчиков своих Капитонов готов был ожидать чего угодно,  но их реакция на шкодливый вопрос поляка вызвала  у него лёгкий шок.
– Через дверь!..
– Вот дверь, посмотрите!
Тихая истерика, угодливо дрогнувшие голоса, пальцы, тычущие в совершенно очевидную дверцу…
«Боже, что это с ними! – Вадим зажмурился. – А ведь им и бояться-то нечего совершенно!»
А весёлый поляк на дверцу и не глянул. Автор, режиссёр и исполнитель этой маленькой репризы, он принял озабоченный вид, потянулся рукой к полке над водительским сидением и, отодвинув занавеску, поинтересовался:
– Китайцив нема?
Капитонов молниеносно решил, что если группа сейчас возопит: «Нема! Нема китайцев, товарищ поляк!», – то он выйдет из автобуса и отправится пешком к своему украинскому дому, потому что с такими людьми ни по каким заграницам ездить просто невозможно. Но любой из вероятных ответов уже повис в воздухе – пограничник исчез, не спросив даже про «вудку, коньяк», вопреки предсказаниям всезнающего Алексея.
Однако, всмотревшись в происходящее на польской таможне, нельзя было не отметить, что основные усилия пограничная стража направляла именно против контрабанды спиртного. От автобусов с «челноками», от легковых автомобилей и фур таможенники сносили конфискованную водку в больших полиэтиленовых бутылках и других, мало предназначенных для алкоголя ёмкостях. Весь отобранный животворный продукт безжалостно сливался в стоящие на платформе большие металлические бочки.
От повидавших мир людей Капитонов слышал, что в Польше водка стоит втрое дороже, чем на Украине, да и купить её можно не везде. Держава, обогнавшая на пути капиталистических реформ своего восточного соседа, решительно отказалась от спаивания собственного народа.
Вадим вспомнил, как, сев в троллейбус на рабочей окраине Сергеевска, увидел как-то в салоне десятка два выпивших муж¬чин. Именно выпивших, а не пьяных – никто не буянил,  не сквернословил  громко и  не валялся в проходе.  Ехали они тихо, лелея собственный кайф. Вадим посмотрел тогда на часы и  понял: в троллейбусе едет смена с ближайшего деревообрабатывающего комбината – отпахав рабочий день, мужички выпили граммов по сто и едут теперь по домам в полнейшем благодушии и ладу с собой. На их счёт ни малейших иллюзий ни у кого – разумеется, и у правительства тоже – не возникало: эти на баррикады не пойдут. И в том, что, несмотря на все неурядицы и дороговизну, сто граммов водки в наши дни стоят дешевле буханки хлеба, кроется особый стратегический, иезуитский расчёт…
«Интересно, что ж там за аперитивчик получается, в результате? – размышлял Вадим, видя, как таможенники сливают в одну бочку водку, коньяк и вино. – И куда его теперь? Наверное, снова по бутылкам, налепят этикеток и – на экспорт, в Украину…» 

В КРЕСЛЕ микроавтобуса спалось Капитонову плохо. То и дело просыпаясь, он приникал к стеклу, пытаясь рассмотреть в темноте места, которые они проезжали. Кроме дорожных указателей с надписями на польском языке, ничего примечательного увидеть не удалось. Мелькали километровые столбики, часто – аккуратные небольшие городки, раза два или три – просторные, с обилием огней, мегаполисы. Если не брать в расчёт язык рекламных щитов, – та же современная Украина. Хотя и не совсем так – бросалось в глаза множество костёлов, старинных и в стиле модерн, с неоново горящими в ночном небе крестами. Одолеваемый дрёмой Вадим задумался: зачем кресты светятся – чтобы не оказаться на пути случайного самолёта или чтобы и ночью не упустил из виду, не забыл Бог?..
Ближе к утру Польша осталась позади.
А на границе с Германией их ждала одна-единственная таможня. На её общей платформе мирно сосуществовали две одинаковые будки – польская и немецкая. Штамп в паспортах у одного окошка, штамп у другого – и микроавтобусы с воинствующими экологами миновали поднятый шлагбаум…
Езда по хвалёным немецким автобанам оказалась на редкость нудным занятием. Неукоснительно прямой, с идеальным – ни выбоины, ни трещины – покрытием, автобан создавал условия для комфортной езды, навевая при этом беспросветную скуку. Отсчитывать, глядя в окно, его километры было так же неинтересно, как общаться с безупречным в поведении и правильным, но не оригинальным во взглядах собеседником.
Привлекли внимание телефоны-автоматы вдоль дороги – без будок и навесов, с жёлтым заметным корпусом на короткой стойке. Казалось, что на обочинах их не меньше, чем километровых столбов. Да ещё граффити на опорах мостов – весёлый яркий мазок в скучном дорожном пейзаже – напоминали, что существуют в этих краях, живут всё-таки где-то люди.
 День, выпадая из череды последних, ненастных, выдался солнечным, и более-менее привлекательным зрелищем оказался хвойный лес, зеленеющий на солнце по обе стороны шоссе. Впрочем, среди елей и сосен обнаружилось немало ещё не вполне облетевших берёз, что дало Капитонову повод к умозаключениям. «Ага! Лопается ещё один миф, – не без злорадства отметил он. – На этот раз о российском национальном древе. То бишь – символе. Германия, стало быть, тоже – страна берёзового ситца. Хотя… может, Есенин о ней и писал? Всё-таки поездил по белу свету, видел кой-чего. А напиши он: не заманит меня Германия шляться босиком, – кто б его понял правильно?..»
А ещё Капитонов заметил, – тут, действительно, нужно было присмотреться, – что вдоль деревьев тянется невысокая сетчатая изгородь зелёного цвета. «А это что? Граница частного владения или чтобы звери не выбегали на трассу? Придумают же! Вот и попробуй здесь “девочки – налево, мальчики – направо”. Вот и мостись у этой рабицы со спущенными штанами! Хотя… может, фрицы для того и натянули сетку?..»
Бег деревьев вдоль автострады порой неожиданно прерывался, и глазу открывалась умеренно холмистая степная местность. И здесь – если уж говорить о дефиците впечатлений – туристам повезло: им довелось увидеть ветряные электростанции, о которых дома ещё только велись обильные и пустопорожние разговоры.
На иных косогорах угнездилось их до нескольких десятков. Хорошо заметные из-за белой окраски, тянулись они к небу – узкий конический шпиль венчал яйцевидный корпус с лопастями. Ни дать ни взять – гигантских размеров комнатный вентилятор. И – ни труб, ни дыма, ни железнодорожных цистерн с мазутом. Был бы ветер…
Наличие ветряков, по-видимому, свидетельствовало о близости заселённых мест – не стали бы ушлые немцы тянуть провода через всю страну. Капитонову не терпелось увидеть, как устроились в этих краях люди, но проект автобана любованья городскими пейзажами не предусматривал. В местах, где трасса пересекала населённые пункты, дорожное полотно с обеих сторон было огорожено высокими непроницаемыми для взглядов щитами – нечего, мол, глазеть по сторонам, езжай, не теряй скорость!..
Какую-никакую картинку местной жизни дали неизбежные на таком перегоне остановки. В автомобили принято заливать горючее; у людей возникают надобности несколько противоположного толка. Раза два останавливались на паркингах. Ничего особенного: заправка, кафе, магазин, туалет – таких сейчас и в отчем краю сколько хочешь.
И всё же одна такая остановка пришлась на небольшой городок. Капитонов вышел из автобуса, походил, разминая затёкшие ноги, закурил. Чистота как стиль всего окружающего бросалась в глаза сразу. Сора не было даже в стыках лежащей под ногами плитки. Вадим поймал себя на том, что здесь он вряд ли сможет, не задумываясь, швырнуть окурок куда попало.
После нехитрой разведки путешественники гуськом потянулись к туалету. Также гуськом и вернулись, умиротворения и расслабления обликом не выражая. Услуга оказалась платной.
– Что?! – закричал Алексей, узнав о неудачной попытке отправления нужды. – Кто деньги требовал? Мужик? Чёрный? Идите мимо него смело – это наш, сволочь, пристроился. В таких местах платных туалетов не бывает.
И тут же сменил тон:
– Вы это… погуляйте здесь минут двадцать. Вон, в супермаркет можете сходить. А нам надо смотаться тут по одному адресу, посылочку передать.
Водители сели в свои машины и укатили. Передавать «посылочку». Вдвоём.
В центре внимания оказался вдруг молодой мужчина, едущий в одном из двух автобусов, но – не их, не из группы. Попав в чужой коллектив, от самого Киева он молчал, но – сколько ж можно? – раскрыл всё ж таки рот, да и поведал, что возвращается из отпуска на работу – в украинское, ни много ни мало, посольство в Голландии. Все даже растерялись несколько – это кто же с ними пристроился рядом? Посол? Консул? Атташе?
– Я – рабочий посольства, – успокоил парень. – Лампочку вкрутить, мебель отремонтировать по пустякам, сантехнику…
«Устраиваются же люди!»
– А у посольства вообще работы много? – поинтересовался кто-то.
– Навалом, – просто ответил парень. – Идут и идут за визами – отбою нету.
«Так-с! Ещё одно открытие!»
– А… зачем? В гости едут?
– В гости – мало. По бизнесу, в основном.
– На Украину?!
– А почему бы и нет? Рабсила-то дешёвая, вот голландцы и едут – дела открывать…   
В супермаркет Капитонов не пошёл – не почувствовал ни надобности, ни желания. Безденежье, видимо, способно подавить проявления всякого любопытства. Стоял, глазел по сторонам, привыкая к ощущению себя за границей.
Непривычные силуэты домов и планировка улиц, водитель бензовоза, высокий и рыжий, с крупными золотыми серьгами в ушах, совершенно неестественная чистота… Заграница!..

ТРАССА не изменилась внешне. Заборов и шлагбаумов тоже заметно не было. Даже не сбавив скорость, водитель, кивнув на синий щит с белыми звёздочками по кругу и надписью в центре, процедил небрежно:
– Вот она, ваша Голландия!
И – то же шоссе и те же берёзы несутся навстречу. Если что и выглядело теперь по-другому, так это конфигурация телефонов-автоматов на обочине…
Оказалось, что водители, – даже многоопытный Алексей, – сделав не один рейс на Амстердам, в Гааге ни разу не были. Между тем, стемнело, и вновь пошёл дождь.
Пункт назначения, эту самую Гаагу, конечно, нашли, – при существующей дорожной разметке и обилии указателей, иного варианта и быть не могло, – но попали в неё не сразу. Капитонову показалось, что они в лучших традициях авиаторов сделали три круга перед посадкой. На подъезде к городу трасса освещалась галогенными светильниками. В сумерках трудно было понять принцип их крепления, но тянулись они ровной нескончаемой чередой прямо над разделительной полосой шоссе, заливая дорожное полотно ярким жёлтым светом. «И нет ведь ни одной перегоревшей лампочки! Ты видал!» – недоверчиво ухмыльнулся Капитонов.
Всякий ночной город смотрится впечатляюще, и способствуют тому огни. Неон рекламных щитов и вывесок, уличные лампионы и фары машин, залитые светом витрины и ступени парадных – всё это работало на первое, общее впечатление, ровным счётом ничего большего о городе не говоря.
Остановились на площади у железнодорожного вокзала – высокого многоэтажного здания со светящейся, издали заметной надписью CENTRAAL STATION.
Вадим Капитонов, как и остальные члены группы, выбрался из микроавтобуса, спеша вглядеться в открывшийся пейзаж – ну, и где это мы очутились?! Ровные ряды легковых автомобилей, ещё больше – один к одному – велосипедов. Огромная авто- и велостоянка.
Все – и водители автобусов, и недавние их пассажиры – оказались в замешательстве – на площади не наблюдалось восторженных толп местных борцов за улучшение мирового климата, встречающих своих украинских соратников. Ирина Тростинская решительно выдернула из кармана мобильный телефон…

ЕДИНСТВЕННЫМ человеком, которого в Гааге, похоже, ждали, оказался Алексей. С совершенно внятными украинскому уху приветствиями подошла к нему молодая особа в кожаных джинсах и короткой, чуть ниже подмышек, куртке, схваченной замысловатым узлом на крупной высокой груди. Подошла неспешно и с удовольствием – завидев Алексея с группой туристов, поняла, что тут же окажется в центре внимания. За её спиной маячил полноватый мужчина – судя по одежде и выражению лица, многозначительному и глуповатому, стопроцентный голландец.
– Экологов привёз, – объявил Алексей. – На конференцию.
– Угу, – кивнула особа – Что нового? Там, на Украине?
Вопрос прозвучал без тени озабоченности.
– А что там нового?! – отмахнулся Алексей. – Оно тебе надо? Или изболелась душой за родину-мать? На вот лучше, держи!
Он успел уже метнуться к автобусу и извлечь из тайника несколько блоков сигарет «Marlboro». Девица расплатилась с Алексеем, особой радости не выказав, – хотя бы уже потому, что с момента появления вид её и так выражал абсолютное довольство собой, ну и жизнью в целом, наверное.
«Надо же! – ухмыльнулся Капитонов. – Проехать всю Европу с благородной, так сказать, целью и первого, кого встретить, – эмигрантку или беженку, или невозвращенку, или хрен знает кого, но свою, русскую!»
Исподволь зазвучали вопросы: как разыскать Конгресс-центр, где поменять валюту… И др. и пр. Девица отвечала – хоть с ленцой и снисходительной усмешкой, но вполне исчерпывающе. Капитонов был готов к тому, что в разговор вклинится Гоша и поинтересуется, где находится ближайшая барахолка, но к девице протолкался Валерий Алексеевич Колобашкин.
– А скажите, пожалуйста, сколько здесь получает инженер?
Плечо девушки взмыло и коснулось серьги, уголок губ дрогнул.
– Откуда я знаю, сколько здесь получает инженер!
Капитонов, дёрнув сзади Колобашкина за рукав, прошипел в самое ухо:
– Нашёл у кого спрашивать! Ты что, «Интердевочку» не смотрел?!
Однако новоиспечённая поданная королевства Нидерландов – а может, никакая и не поданная – снизошла к любопытству бывшего соотечественника и, обернувшись, перевела вопрос своему спутнику. Тот, сдвинув брови и надув щёки, вытолкнул через оттопыренную нижнюю губу несколько коротких фраз.
Девица кивнула.
– Он говорит – пять тысяч гульденов. Полторы уходит на налоги. На остальные вполне можно жить…
– Я дозвонилась! – оборвала пресс-конференцию Ирина Тростинская. – Сейчас за нами приедут.
Действительно, не прошло и двух минут, как перед украинской делегацией появился парень, одетый в жёлтую безрукавку мусорщика, и призвал всех занять места в автобусах.
Ехали недолго, Эрик – так назвался парень – показывал дорогу.

ОСТАНОВИЛИСЬ у перекрёстка. Вновь вышли из машин, на этот раз с вещами, и оказались у каменного парапета, за которым плескалась вода. Канал! Вадим Капитонов возликовал: часу не пробыли в Гааге и сразу – достопримечательность!
Но, увы, любоваться красотами Нидерландов оказалось не с руки, хотя вовсе и не потому, что ночь не самое подходящее для подобных занятий время. Эрик весьма доброжелательно объяснил что-то Тростинской на английском и направился к подъезду расположенного на противоположной стороне улицы огромного дома.
Те, кто понимал английский, взялись за ручки сумок; Капитонов тупо последовал их примеру.
– Эй! Минутку! – крикнул Алексей вслед жёлтой спине. – Остановите его, – адресовал он уже Тростинской. – Нам сейчас нужно на Амстердам. Я отсюда дорогу не найду – пусть покажет, как вернуться к вокзалу, там пойдём по указателям.
– Так и езжайте, как сюда ехали.
– Не могу, как сюда, – движение одностороннее. Назад как-то по-другому надо. Пусть сядет и покажет.
Ирина перевела требования водителя Эрику, на что тот беспечно улыбнулся, обронил несколько слов и вновь направился к двери парадного, чтобы на этот раз исчезнуть за ней без следа.
– Что он сказал? – недоумённо спросил Алексей.
– Сказал, что ему некогда, – перевела Тростинская. – Сказал, что его ждут друзья и что ему нужно пить с ними пиво.
«Хорошенькое начало! – чуть было не присвистнул Капитонов. – Сначала – проститутка, теперь – ассенизатор этот отмороженный…»
– Короче, так, красавица, – отчеканил Алексей. – Мы вас сюда довезли как положено, а теперь нам нужно в Амстердам. Нас там ждут друзья – стол уже накрыли. В общем, делай что хочешь, но с нами тоже расстанься как положено – иди к своим коллегам, или кто они тебе, пусть проводят нас до вокзала. Пять минут делов…
– Не смейте на меня кричать! – нежданно взвизгнула Тростинская. – И не смейте ругаться! Вы знаете, с кем вы разговариваете?!
Капитонов поморщился и представил, как бы, окажись он на месте Алексея, укрыл бы сейчас эту ошалевшую в безобидной, в общем-то, ситуации вице-президентшу. Он ведь и голоса не повысил, Алексей, и не ругался вовсе, – проскочило разве что какое-нибудь маловразумительное «бля», – он, этот парень, провёл тридцать шесть часов без сна за рулём  и требовал сейчас к себе и напарнику элементарного человеческого участия.
– Ты запомни на будущее, – так и не повысил голоса Алексей, – водители матом не ругаются, водители матом разговаривают. И ещё запомни, кем бы ты там ни была, если ты сейчас не приведёшь нам кого-нибудь из местных, кто покажет дорогу, – я вас отсюда забирать не буду…
«Испугал», – уловил Капитонов негромкую реплику Гоши Рыбченко.
– …и никто вас не заберёт. Отвечаю! Есть такая штука – водительская солидарность. Решай.
Сначала вразнобой, потом всё уверенней, в перепалку вступили остальные члены группы. К тихой радости Капитонова, симпатии их склонились не в пользу своего руководителя. Ирина вспыхнула и почти бегом кинулась к двери, за которой до того скрылся Эрик.
– Вот так вот, – кивнул Алексей. И щёлкнул зажигалкой, закурил. – А вы – мотайте на ус, это только начало, насмотритесь ещё. Это дома у нас – «Ах, заграница! Ох, заграница!» А тут – жёстко всё. Никому вы тут не нужны, тут каждый – себе на уме, сопли перед вами пускать не будет.
Из дома появился любитель пива и мусорных нарядов. Ни говоря ни слова, уселся в «Мерседес», громко хлопнув дверцей. Заворчали моторы…

ЧТОБЫ описать странный этот дом, потребовалось бы немало времени и хотя бы толику беллетристических способностей. «Сюда бы Гюго – уж тот бы смог, уж тот бы расстарался», – не раз позднее думал Капитонов, бродя по этажам, по идеально запутанным коридорам и лестничным маршам.
Этот дом имел в городе имя собственное, ни уху славянскому, ни языку с ходу не поддающееся.
На перекрёстке он располагался прямым углом, имея в две стороны приблизительно равное продолжение. На пересечении улиц дом не закруглялся, но имел плоский срез, который и являлся, пожалуй, непосредственно его фасадом. Во всяком случае, именно здесь находился парадный вход с парой широких каменных ступеней и высокой дверью под козырьком. Плакат над входом сообщал, что в доме находится резиденция «WASE» – Всемирной аналитической службы по энергетике.
Строгость линий фасада, отсутствие в его решении архитектурных изысков с лихвой компенсировала настенная роспись – стены, от фундамента до крыши, покрывали абстрактные, чтоб не сказать уродливые, изображения людей и животных, а также отдельных их частей. В своё время дом разрисовали художники из Чехии, расплатившись таким образом за пребывание в гостях у местной богемы.
Здесь действительно проживала богема, хотя в чей собственности находился дом, муниципальной или частной, – для украинцев так и осталось не выясненным обстоятельством.
В двухэтажном флигеле с тыльной стороны дома проживал Аарт – довольно молодой человек, тоже не чуравшийся жёлтой безрукавки уборщика улиц. Именно он, а не мешковатый Эрик, расставлял здесь акценты, и все, посещавшие этот странный дом, считались его гостями.
Стрельнув у вновь прибывших сигарету Прилуцкой фабрики и внимательно рассмотрев её после первой же затяжки, Аарт объяснил, что подходящая комната освободится завтра, а до утра можно устроиться на кухне первого этажа флигеля.
Кухня – а вернее, то, что было этим словом велеречиво поименовано – представляла собой довольно просторное и в меру обшарпанное помещение. По одну сторону располагалась непосредственно кухня: пара газовых плит, рукомойник с горячей водой, туалет, душевая кабинка, длинный и широкий стол со стульями, бельевые верёвки с прищепками; по другую – за тряпичной шторой, свободное пространство без малейшего намёка на какую-либо мебель. Впрочем, не таким уж свободным оказалось это пространство – на полу, застеленном войлочными матами, вплотную друг к дружке спали китайцы.
Капитонов здоровым сном в обществе азиатов вроде бы и не побрезговал, но достаточно подходящего угла для этого занятия не обнаружил. На помощь пришёл Гоша Рыбченко.
– Пошли в дом, я там классное место нашёл.
– Так этот… как его… Аарт сказал – здесь располагаться.
– Что ты его слушаешь! Видишь, какой здесь бардак, чёрт ногу сломит. Пошли.
Через невообразимо захламленный двор – позже, при дневном свете хлам распался на составляющие: сломанные велосипеды, пустые бутылки, впрок наколотые дрова – вернулись в дом, где Гоша по-хозяйски толкнул дверь в какую-то комнату.
Щёлкнув выключателем, путешественники обнаружили, что на этот раз оказались на кухне самой настоящей. Привычные для помещения этого назначения размеры, кафель на стенах, стол, шкаф с посудой, та же газовая плита.
– А тебе не кажется, что у этой спальни есть хозяин? – тоном сомневающегося интеллигента спросил Капитонов у Гоши.
– Какая разница! – отмахнулся Рыбченко. – Сейчас же его нет. А утром Аарт нас куда-нибудь поселит.
– Мы ж ничего здесь трогать не собираемся, – ввернул увязавшийся за сергеевцами Валерий Алексеевич Колобашкин.
– Действительно, – поддакнул Гоша, одновременно изучая внутренность посудного шкафа, роясь в выдвижном ящике стола и распечатывая бумажную коробку с кофе.
Кофе оказался дрянным на вкус, но действие возымел.
– Спать что-то не хочется, – прислушавшись к своим ощущениям, объявил Гоша.
– Так, а чего мы сюда ехали? Сидеть в этой шурше? Гаага – где? – оглядел кафельные стены Капитонов.
– Идём в город?
– Два часа ночи…
– А, ладно… Идём!..

НЕТ, не ошеломила она, ночная Гаага. Строгая геометрия кварталов, стоящие вплотную один к одному дома, опущенные жалюзи витрин, размытое облачностью лунное пятно…
– Интересно, а в такое время марихуану у них продают? – спросил – а похоже было, подумал вслух – Вова.
Вова вызвался идти на ночную прогулку по городу четвёртым. В делегации он представлял природозащитную организацию Ивано-Франковска и выделялся молодостью, нескладной долговязой фигурой и добрыми, не замутнёнными ни единой мыслью глазами среднестатистического тинэйджера.
– Я здесь типа левый, – заявил Вова при знакомстве, в корне пресекая любые попытки обсуждать с ним проблемы мирового климата в частности и грядущую судьбу человечества в целом.
«Не много ли тут собралось левых на одну делегацию? – думал Капитонов. – Так Владу окажется не с кем и позицию вырабатывать. Но молодцы всё же ребята в этом Ивано-Франковске! Бездельники, уверен, такие же, как наш Дубинский, но, смотри ты, изловили где-то это дитя подворотни. Заметили, что у пацана душонка незлобивая. Поварится в этой каше – глядишь, особого толку из него и не выйдет, но зато, может, лишнюю голову арматурным прутом не провалит».
– Ты что, за марихуаной сюда приехал? – спросил, нехорошо покосившись, старший научный сотрудник Колобашкин.
– Да, – ответил Вова просто. И вздохнул: – Дома я бы уже нашёл на косяк…
Навстречу им шли какие-то люди. Расстояние сокращалось, и вскоре удалось всмотреться и ахнуть – тоже вчетвером, навстречу двигались негры! Было в этом что-то от низкопробного «видика»: расхлябанные походки, куртки нараспашку, бейсболки… Тут же пригрезились ножи и цепи в руках. По законам жанра.
Но в руках у негров ничего не оказалось. Мало того, на узком тротуаре они разминулись с украинцами, не коснувшись никого плечом, не удостоив и взглядом, привнеся своим появлением лишь недоумение – что делают эти чернокожие парни на далёком от африканских широт европейском севере?
Капитонов тут же представил себе карту Европы и содрогнулся от внезапного наваждения. В атласе кружок Гааги обозначался на самом краю континента, и непрочным и опасным показалось вдруг Вадиму это положение. Вдруг, в один миг, обломится край Европы подобно коржу и рухнет в тартары. «Тьфу ты, придёт же такое в голову! Сказывается, видно, куриный сон в автобусе…»
А навстречу по улице, мигая огнями, уже спешила полицейская машина. «Ну, уж эти по нашу душу точно!..»
Однако снова обошлось. Машина пронеслась мимо, даже не сбавив скорость. «И никому-то мы здесь не нужны, получается…»
К месту ночлега вернулись без приключений. Если не считать таковым Гошину находку. В кустах у трамвайной линии он обнаружил яркую жестяную коробку, наполовину полную шоколадом в небольших круглых плитках.
– Во! А здесь-то, оказывается, жить можно! Еда прямо на улицах валяется, – обрадовался Гоша.

«ПРОБУЖДЕНИЕ его было ужасным», – отметил Капитонов, выбираясь из спального мешка.
Выспаться не удалось. И вовсе не потому, что легли поздно. Остаток ночи незадачливые экологи немилосердно страдали от холода – дом, в котором им дали приют, не отапливался. Пришлось вставать и ворошить обнаруженную в углу кухни кипу тряпья, отдалённо напоминающего туристское снаряжение. Поверх спальника Капитонов приспособил найденный в куче грязный немецкий плед – так до утра и перекантовался.
Завтракали на другой кухне – на той, в Аартовом флигеле, большой и общей. Стол – в том виде, в котором его обнаружили утром, – подсказал сергеевцам, что привезенную из дому тушёнку доставать пока рано.
Кое-что из продуктов на столе – в упаковке особенно – узнаванию не поддавалось, но были хлеб и печёночный паштет, йогурт и кофе, а также десерт – печенье, бананы и чёрный виноград с ягодами никак не меньше теннисного шарика. К завтраку стянулась вся группа. Тростинская объявила: необходимо явиться в Конгресс-центр для получения аккредитации.

ДО КОНГРЕСС-ЦЕНТРА добирались пешком. При дневном свете город выглядел несколько иначе, чем ночью, хотя и идти, правда, пришлось совсем по другому району. Дома здесь, как и во всей Гааге, стояли двух- и трёхэтажные, но в целом эта часть города выглядела посолидней, позажиточней.
Маршрут порой лежал вдоль канала, и теперь можно было видеть, что вода в нём не прозрачная, а неприятно бурого цвета. «Как из стиральной машины в детском доме. После стирки подгузников для младшей группы», – язвительно хмыкнул про себя Капитонов.
Но больше, нежели цвет воды, поражало в устройстве канала отсутствие какого-либо ограждения – парапета или решётки. «Неужто голландцы в него не падают? – удивился Вадим. – У нас бы в хороший праздник полгорода там бы побывало. Да никто бы и не позволил таких вольностей. Явилась бы комиссия из архитектуры, и – для блага народа! – воздвигли бы бетонный забор на метр, а выше – кованую решётку из прутьев толщиной в руку…»
Приближение к Конгресс-центру ознаменовалось в первую очередь тем, что на улице стало встречаться всё больше и больше полицейских, одетых в строгую чёрную форму и увешанных дубинками, рациями, наручниками и другими правоохранительными причиндалами.
– Ты смотри! – забеспокоился почему-то Вова. – Скоко на них всего понацепляно, больше, чем на наших ментах, а, блин, не страшно.
Действительно – ни страха, ни смятения голландская полиция не вызывала.
– А ты внимательней глянь, – посоветовал Капитонов. – Лица у них – человеческие, вот тебе и всё объяснение. Это нашего, и голого, в одной фуражке, перепугаться можно.
Цокнули копыта.
– Hello! – откликнулась полицейский-девушка в ответ на любопытные взгляды, но ручкой не сделала – не выпустила из рук поводьев чёрного, под стать форме, коня.
«И без нагайки почему-то», – только и отметил, глядя ей вслед Капитонов.
Миновали цилиндрическое кирпичное здание музея, за ним – отель «Dorint» и, пройдя вдоль целой шеренги полисменов, оказались у цели – у входа в Конгресс-центр королевства Нидерландов.
Здание производило впечатление не только количеством стянутых к нему представителей охранных служб. Значительно уступая в этажности высотному «Dorint’у», оно уходило перпен-дикулярно улице вглубь квартала, делая поворот и гранича с другими зданиями административной Гааги. В одном из них обосновался Международный трибунал ООН. Весь комплекс, построенный в 1969 году, занимал четыре с половиной гектара.
Капитонову показалось лестным очутиться в столь популярном у всего человечества месте. Оставалось только осмыслить, какое он, Вадим Капитонов, имеет к этому всему отношение. Конгресс-центр Нидерландов, Международный суд ООН и… Капитонов. Нет, не вязалось! Пасьянс не сходился, цепочка рвалась, пирамидка из картонных кубиков безнадёжно разваливалась…

ВПРОЧЕМ, план работы конференции не предусматривал времени для досужих размышлений её участников. Через цен-тральный ход их не впустили, но к входу другому, служебному, уже был проложен длинный рукав из палаточной ткани – ви¬димо, для того, чтобы многочисленные делегаты – на форум должно было съехаться около пяти тысяч человек – не оказа¬лись в очереди под открытым, щедрым на осадки небом.
Регистрация прошла без осложнений. Участникам конфе¬ренции выдали бейджи, удостоверяющие аккредитацию. Но¬сить такое украшение можно было на лацкане пиджака, а, при жела¬нии, на шее – на этот случай к бейджику прилагалась длинная цепочка. Кроме того, каждый получил белый матерча¬тый порт¬фель, две тетради для записей, миниатюрный значок с анти¬ядерной символикой, бре¬лок с телефонным номером полиции, а также – самое ценное! – трамвайный проездной би¬лет на все двенадцать дней конферен¬ции.
Но не бывает такого, чтобы всё обстояло гладко, да к тому же – у всех!
Эти двое присоединились к группе перед самым отъез¬дом из Киева. Муж и жена, молодые люди лет двадцати-два¬дцати двух, художники. Влад Тарасенко упоминал о них ещё в офисе: появятся художники – принесут транспарант для уча¬стия в де¬монстрации. Так и случилось, к автобусу они пришли с транспа¬рантом – свёрнутым вокруг двух древков белым по¬лотнищем, на ли¬цевой стороне которого угадывались надписи и рисунки.
Его звали Богданом; фамилия упоминалась тоже, но в па¬мяти Капитонова не запечатлелась. Она – Аня, Анна Малик.
Супруги, они носили разные фамилии, но ни одной из них не оказалось в списках приглашённых на конференцию.
– А я здесь причём? – отреагировала на неувязку Тростин¬ская. – Ищите Влада, пусть он разбирается.
– Где его найдёшь, в таком столпотворении?
– Ну… я не знаю. Если увижу его там, – последовал неоп-ределённый жест, – я скажу. А вы, это… погуляйте пока на улице.
И художники направились к выходу. «Повезло, – позави¬довал им Вадим Капитонов, – а тут парься, терпи эту тягомо¬тину». Позавидовал и тут же осёкся, глянув сквозь стеклянную стену. Погода испортилась окончательно. Дождь усилился, ве¬тер нещадно трепал флаги государств, представители которых регистрировались в этот час в Конгресс-центре. «А здесь, того… всё-таки теплее, чем на улице, – смирился с новой ро¬лью Вадим. – Делать нечего, осмотримся в этой богадельне».

КОНГРЕСС-ЦЕНТР в интерьере оказался просторным, в меру помпезным и, как всякое административное учреждение, навевающим беспросветную скуку и уныние.
Верхнюю одежду пришлось снять. В гардеробе на не¬сколько тысяч номерков управлялись пять-шесть женщин, оде¬тых в одинаковую униформу. Красавиц среди них не наблюда¬лось, и вообще смотрелись они на своих рабочих местах до¬вольно типично. Так и казалось, что вот-вот раздастся громо¬гласное: «Шапок не берём! С собой – шапки!» Но нет, прини¬мали они и головные уборы, и зонты, и портфели и приговари¬вали что-то вежливо, и улыбались не по-русски.
В обширном холле первого этажа находилось несколько сотен представителей всех рас и национальностей, все дейст¬вия и передвижения которых лишены были, казалось, малей¬шей осмыс-ленности. Капитонов вдруг обнаружил, что не видит рядом с со-бой никого из группы, но беспокойства не испытал. Всё равно кто-нибудь да найдётся, зато и за рукав никто не дёргает, ходи и глазей по сторонам в своё удовольствие.
Вот, на колонне, – афиша. Элтон Джон. Судя по числам, уже отгастролировал, а, возможно, и уехал. А вот – другая. Рафинированная не¬бритость и смазанный блудливый взгляд. Надо же – Борис Моисеев! Этот, судя опять же по числам, со дня на день приезжает. «Что бы это значило? Совпадение или… или в этой Гааге концертируют ис¬ключительно педера¬сты?»
Что возбуждало неподдельный интерес, так это точки, ко¬торые на былой советский манер можно было бы назвать буфе¬тами. Во всяком случае, скопление народа в этих местах легко поддавалось объяснению. Сидя за столиками, люди ели бутер¬броды и пили кофе из крохотных чашечек. Капитонов вы¬пил бы кофе с удовольствием, но даже со своим убогим анг¬лийским сумел прочитать объявление – здесь обслужи¬вали по талонам, которые продавались где-то у входа, и за кофе в пластиковом напёрстке и субтильный бутерброд следо¬вало заплатить десять-пятнадцать гульденов.
Зато возрадовался Капитонов новому открытию: в Кон¬гресс-центре разрешалось курить. Нет, не расхаживать, ко¬нечно, по холлу с сигаретой в зубах, но зато можно присесть вполне ци-вильно на спе¬циальный диванчик и задымить, стряхи¬вая пепел на белый пе¬сочек в высокой пепельнице. За этим за¬нятием и застал его Гоша.
– Как идёт процесс адаптации?
– Да как сказать? Без тушёнки что-то не очень. Ты не за¬хватил с собой баночку?
– Сюда?! Нет, не додумался как-то.
– Жаль. А может, того… рванём отсюда? Хорошего понем-ножку. Ты Влада не видел?
– Влада сегодня не будет, – мне Ирина сказала. – Он в гостинице, в Делфте.
– А это ещё что?
– Пригород Гааги. Туда автобусом нужно ехать.
– Нормально. Он в гостинице, а мы, стало быть… на кухне. Тем более, пошли отсюда…
ЗВУЧИТ это довольно прискорбно, но, видимо, и ноги обывателя устроены так, что даже в незнакомом городе сами собой приносят своего хозяина к рынку.
– А куда ещё? – одобрил маршрут Гоша. – К принцу Клаусу на коктейль рановато вроде. 
– Ну если рановато, тогда конечно, – вздохнул Капитонов.
Оказалось, что ночью они не дошли до рынка совсем не¬много. Случайно ли, но в этом районе среди прохожих встре¬чалось много негров и китайцев, а также людей вида вроде бы и европейского, но при взгляде на которых тут же вспомина¬лось славное прошлое королевства Нидерландов по части открытия новых земель и безраздельного колониального влады¬чества.
Рынок оказался настолько мал размерами, что у сергеев¬цев тут же возникло предположение о существовании в Гааге другого, более крупного торжища. Гоша вступил в контакт с ме¬стным населением и выяснил, что эти три ряда палаток с двумя проходами между ними – в Гааге рынок, как первый, так и един-ственный.
«Что ж вы, ребята, так слабенько? – воззвал Капитонов к голландской нации. – С такими потугами вам и до одесского Привоза не дотянуться, а сравнить вас с харьковской Бараба-шовкой, так вообще… выездной буфет на избирательном уча¬стке и не больше. Впрочем… может быть, мал золотник, да дорог. Товар-то здесь должен быть куда круче, чем у нас. По¬смотрим…»
Капитонов так и поступил, причём буквально: посмотрел вперёд и увидел перед собой турка. Ничего, вроде бы, особен¬ного – турок как турок. Капитонов уже укрепился во мнении, что в этническом отношении в Гааге что-то нечисто, изумление вы-зывало другое – турок шёл в чалме. Причём не в гипертрофи-рованном цирковом тюрбане, а в небольшой, аккуратно повя-занной чалме правоверно зелёного цвета.
Если не брать в расчёт фильмы вроде «Белого солнца пустыни» или чего-то там про Алладина, такое зрелище Капито¬нов видел впервые. Ради этого стоило, конечно, заехать на край географии. Но турок – «а может, и не турок, может, ма¬рокканец какой-нибудь» – остался позади, и куда большего внимания требовал сейчас от Вадима устремившийся на¬встречу прелес¬тям свободной торговли Гоша Рыбченко.
Передвижение Гоши по гаагскому рынку напоминало вы-школенную поступь церемониймейстера и, одновременно, огол-телую гонку овчарки по горячему следу мужика  в ватной фуфайке. Ни одну из лавок не обошел он вниманием, несколько дольше задерживаясь в местах торговли изделиями из кожи и бытовой электронной техникой.
Здесь же и постигло его безнадёжное разочарование, ибо не могло оно, разочарование, не постичь здесь всякого мало-мальски наблюдательного человека. Как оказалось, рынок Гааги полнился товарами китайского и турецкого производства, то есть ассортиментом своим мало чем отличался от того же Сер-геевского базара.
Там, дома, Капитонов давно заметил: если  идёшь по рынку просто так, без намерений что-либо приобрести, то – по¬жалуйста! – складывается впечатление, что на прилавках есть всё, что только способна пожелать душа. Но если пришёл ты на базар с целью что-нибудь купить, то – вот тут и начинается! – изобьёшь ноги в поисках необходимых размера и качества, фа¬сона и  цвета, комплектности и цены.
«Здесь, наверное, всё по-другому», – подумал Капитонов и вспомнил, что в Киеве так и не купил батареек к фотоаппа¬рату-«мыльнице». Фотографировать он не умел и не любил, «мыль-ницу» в последний момент ему всучил Дубинский, как всегда сэ-кономив на мелочи – отнеся к обязанностям Вадима покупку эле-ментов питания.
Капитонов забеспокоился, чуть не потерял Гошу, но, при¬ходя в безмолвный ужас, батареек на Гаагском рынке не обна¬ружил. А вернее, обнаружил их в комплекте с тремя дрянными фонариками – весь набор был запаян в пластик и стоил около шести гульденов.
Впервые в жизни Капитонову предстояло расплачиваться валютой, и знаменательный этот миг не сулил ему ни радости, ни удовлетворения. Рассмотрел напоследок сине-белую бу¬мажку в десять гульденов. Нарисованный пожилой голландец в шляпе – «Про¬сти, дядя, не знаю, кто ты!» – восторгом тоже не полыхал. Огрёб на сдачу никелевую мелочь - пару монет, впрочем, дали крупными - и оказался владельцем набора тай¬ванских фонариков. На серге¬евском базаре за такие деньги таких фонарей можно было бы купить ведро. Зато исчезли те¬перь  проблемы с фотографированием.  Турок ты  или не турок, спасибо тебе, добрый человек в чалме!

ДОЖДЬ шёл почти беспрерывно, но раздражения не вы¬зывал – может быть, из-за отсутствия грязи под ногами.
К вечеру группу переселили. Аарт отвёл украинцам ком¬нату на третьем этаже, предупредив, что и её нужно будет ос¬вободить до девятнадцатого ноября. «Девятнадцатого к нам приедет много друзей», – сказал Аарт, одной-единственной фразой омрачив украинским неформалам перспективы даль¬нейшего существования и напрочь отмежевав их от круга лю¬дей, которым рады и которых ждут.
В поступке его прослеживалась, впрочем, определённая логика. Одним из первых вопросов, который задал гостям ещё Эрик, был вопрос: привезли ли они с собой водку? Получив от¬рицательный ответ, голландцы поскучнели и интерес к украин¬ским собратьям утратили. Узнав о происшедшем разговоре, Капитонов лишь сплюнул досадливо. Не распространи он в своём понима¬нии убогость привычек язвенника Дубинского на всё мировое зелёное движение, водки он бы, конечно, привёз и теперь, гля¬дишь, жил бы в приличных условиях, а так…с кого спрашивать?
Кроме того, неожиданно выяснилось, что продукты, кото¬рые не без удовольствия вкушала украинская делегация за ши¬роким кухонным столом, были вовсе не ничейные, а при¬надле¬жали спящим за ширмой китайцам. Выяснилось, короче, что дармовщины не предусматривает даже самый продвину¬тый ка-питализм.
К счастью, сами азиаты на демарш против Украины по по¬воду потравы не решились, ограничившись лишь косыми – а ка¬кими они могут быть у китайцев? – взглядами. Их терпимость, ви¬димо, и позволила Гоше Рыбченко продолжать столоваться в том же месте вплоть до дня, когда группа покинула наконец ре¬зиденцию «WASE’а».
Человек, впервые назвавший коридоры этого дома «лаби-ринтами», вряд ли отличался особой наблюдательностью или остроумием. Чтобы отыскать нужную комнату, мало было под-няться на нужный этаж,  –  необходимо было проделать не короткий путь, совершая неожиданные повороты и открывая, в основном наугад, бесчисленные двери.
Комнату, выделенную группе под жильё, освещала одна-единственная лампочка. Стены выглядели так, будто застали их накануне капремонта. Причём все они – кроме несущей, с ок¬нами – были сколочены из листов толстой фанеры. Мебель отсутствовала в принципе. Но гвоздём номера, вне сомнения, являлась печка-«буржуйка», стоящая в цен¬тре комнаты, с косо уходящей от неё в окно дымовой трубой.
Капитонов уважительно осмотрел ворох дров рядом с «буржуйкой», похлопал ладонью по трубе. «Портянки сушить – вещь незаменимая!»
Вышло так, что Вадим с Гошей на рынке задержались дольше, чем их спутники в Конгресс-центре. Поэтому и спаль¬ные места на новом месте им пришлось занимать по остаточ¬ному принципу: подальше, то есть, от печки и поближе к вход¬ной двери.
– Нормально! – оценил ситуацию Гоша. – За дровами хо¬дить не будем. Пусть ходят – кто возле печки.
– Угу, – согласился Капитонов. – И кто пришёл-вышел, хо¬рошо видно. Классно устроились!
Оставалось только забрать вещи с места прошлого ноч¬лега.
Прихватив сумку запропастившегося где-то Колобашкина, они уже покидали с вещами кухню, когда из соседней комнаты вышел и обратился к ним мужчина – невысокого роста корена¬стый курд. Гоша ответил что-то на английском, и Капитонов по¬нял, что перед ними хозяин кухни и выпитого почти сутки тому назад кофе. В речи курда звучали, тем не менее, дружелюб¬ные нотки, и Капитонов, успокоившись, попытался рассмотреть сквозь рас-пахнутую дверь интерьер комнаты, откуда появился Гошин со-беседник. Получилось это у него, в общем-то, не про¬извольно, так как сам собой в глаза бросился красный цвет внутренности помещения. Капитонов вгляделся пристальней... Все стены жи-лища курда были увешаны красными знамёнами и вымпелами с бахромой и кистями, золотыми звёздами, сер¬пами-молотами и силуэтами Владимира Ильича Ленина. Бросились в глаза порт¬реты Карла Маркса, Льва Троцкого и Че Гевары… Почти в живую затянули что-то патетическое фан¬фары и грянули дробь пионерские барабаны…
– Нормальный мужик, – передал Гоша Капитонову суть бе¬седы с курдом. – Предлагает не уходить, оставаться у него на кухне…
–  Gracias! – улыбнулся Капитонов курду. Видимо, потря¬се¬ние, вызванное портретом легендарного команданте, заста¬вило его память вы¬дать на-гора испанское словцо. –  Patria o muerte1 !..
– Ты с ума со¬шёл! – было адресовано уже Гоше. – Бы¬стро уходим отсюда. Я лучше там, на полу… Я лучше за дро¬вами ходить буду!
На третий этаж дрова следовало носить со двора, где хранились они под открытым небом – под непрекращающимся дождём то есть…

ТЕПЛА от «буржуйки» до утра, до подъёма, хватило вна¬тяжку. Капитонов с вечера влез в спальник в джинсах и сви¬тере и теперь снисходительно посмеивался над Колобашки¬ным, наблюдая как тот, балансируя на одной ноге, пытается вдеть в брюки второю. Утюг, нагладивший на брюках стрелки, остался далеко в Харькове, и благополучное их – утюга с брю¬ками – воссоединение представлялось пока делом не самого определённого будущего.
Двадцать человек разного пола, возраста и привычек проснулись в этом странном помещении – им предстоял не простой день.
Капитонов вышел покурить в коридор, к нему присоеди¬нился ивано-франковский тинэйджер Вова.
– Там это… короче… Ирина понты колотит, чтоб сегодня все были на конференции – Влад должен нарисоваться.
– Ясно. Спасибо, что предупредил.
Капитонов вздохнул. Он намеревался уговорить Гошу изменить сегодняшний маршрут в противоположную от рынка сторону и посмотреть наконец, что же представляет собой Гаага, но… В конце концов, он уже привык к тому, что, куда бы он ни попал, у него тотчас появляются обязанности. Другое дело, нужны ли эти обязанности ему, Вадиму Капитонову, но вот как раз об этом его зачастую и не спрашивают. Обстоятель¬ства!..
В Конгресс-центр ехать решили трамваем – благо, теперь у всех имелись проездные. Неподалёку от места их бивака об-наружилась трамвайная остановка. Сооружение не ахти какое эффектное, – не павильон даже, а, скорее, вытянутый и узкий навес, – зато выполненное сплошь из толстого стекла и нержа-веющей стали.
«Ё-о, нержавейки сколько! – отметил про себя Капитонов. – Сюда бы двух наших умель¬цев с одной отвёрткой, гаагцы б на утро и места не нашли, где была остановка». И тут же сму¬тился: «О чём я думаю, Бог ты мой! Неужели только так можно на всё смотреть, с таким подхо¬дом. Может, это и есть совковое мышление. Не люблю этого слова – «совок». Ну, живут люди достойно. Нормально живут. И что из этого? Я же у них ничего отвинчивать-откручивать не со¬бираюсь».
Пристыдив себя, Капитонов обратил внимание на другое. На стеклянной стене глянцевито поблескивало расписание движения, и время появления трамвая на остановке простав¬лено было в нём с ка¬кой-то запредельной точностью. 9.47 … 13.19. … 21.34. В даль-нейшем Капитонов убедился, что движе¬ние вполне отвечает графику, – по трамваям Гааги можно све¬рять часы.
Состав подошёл классически двухвагонный, с гофриро¬ванным переходом. У каждой двери – кнопка. Нажал её – створки разъеха-лись; если никто трамвая не ждал, – нечего попусту и дверьми хлопать. В са¬лоне на табло высвечивается название следующей остановки. И никакого звона и дребезжа¬ния – никакой архаики и толчеи никакой.
…Богдана и Аню, киевских художников, вновь не пустили – вновь в канцеля¬рии форума не оказалось нужных бумаг. И вновь они вынуж¬дены были уйти. Вадим даже поёжился,  глянув им вслед. По¬года окончательно разладилась. Дождь не прекращался, по¬рывы колючего ветра швыряли в прохожих мелкое льдистое крошево; а эти двое, в лёгких куртках, ухо¬дили прочь, и те, кто оставался, хорошо знали, что в этом го¬роде податься им про¬сто-напросто некуда.
Капитонов даже испугался той решительности, с которой Влад ринулся ему навстречу. Потом сообразил: в многолюдье холла он снова «потерялся» и оказался первым и единствен¬ным из группы, кого заметил руководитель.
– Ну, как дела, Вадим? Как впечатления? – с ходу поинте-ресовался Влад Тарасенко, освятив встречу энергичным но-менклатурным рукопожатием.
«Молчать нельзя!»
– Гм-м! Уровень, собственно говоря… более, нежели чем, надо отме¬тить… толерантно если… концептуально, так ска¬зать…
Влад кивал, сосредоточенно внимая.
– …адекватно, скажем откровенно…
– Понимаю, понимаю! Вы бы только знали, как я с вами согласен! Хотя нам предстоит ответственная работа по выра¬ботке позиции. Вы бы поговорили с людьми, Вадим Андреевич. Мне кажется, к вам должны обязательно прислушаться. Ведь с вашим-то опытом...
– Ну, позиция – это конечно! Как же без позиции? Сделаю всё возможное…
Капитонов устроился на мягком диване и закурил, удовле-творённо вспомнив, что куревом запасся впрок на всю поездку. Как выяснилось, стоимость пачки сигарет в Голландии равня¬лась в среднем семи гульденам. «То есть… трём с половиной баксам. Это выходит… фью-ю!.. гривен семнадцать». Взяв с со¬бой на двенадцать дней три блока «Прилуки», он мог не че¬сать теперь в затылке при виде табачного автомата. (Будущее пока¬зало, что расчёт он сделал почти инженерный и послед¬нюю си¬гарету выкурил за час до прибытия в Киев.)
Достав пачку «Marlboro» и золочёную зажигалку, рядом уселся высокий негр. Дорогой, европейского покроя костюм си¬дел  на  нём безупречно.  Ворот белоснежной рубашки плотно облегал иссиня-чёрную шею. Галстук с заколкой, модные лако¬вые полуботинки… Выдохнув фирменный дымок, негр вытянул ноги, и выше модельных штиблет обнаружились шерстяные грубой вязки носки. Ядовито-зелёного цвета.
Скомкав в пепельнице сигарету, Капитонов вскочил. «А под рубахой у него – бусы из тигровых зубов! Сто процентов!»
Чтобы не помереть со скуки, следовало что-нибудь при¬думать. В Конгресс-центре оставались, правда, ещё не иссле¬дованные закоулки, но Капитонов не надеялся увидать в них что-либо выдающееся. Решение зайти в конференц-зал вы¬зрело, таким образом, не от хорошей жизни.
В зале с рядами кресел, расположенными амфитеатром, сидели люди, много людей. Капитонов, извечный приверженец галёрок, пробрался наверх и занял свободное место, обрадо¬вавшись удобству и мягкости сидения. Там, внизу и в центре, за длинным столом тоже заседали какие-то люди – кто-то из них неспешно говорил что-то в микрофон. Говорил на англий¬ском языке. У многих сидящих в зале Капитонов заметил науш¬ники. Синхронный перевод.
«Пора бы и вникнуть, что здесь происходит. В чём про¬блема, из-за чего сыр-бор? Голландцы вроде не дураки, не ста¬нут же по пустякам собирать такую прорву народа. Позицию ещё какую-то нужно вырабатывать… Вот и не мешало бы ра¬зобраться, чтоб не ляпнуть чего невпопад…»
Потом к Капитонову подошли мужики из бригады. Они смеялись как-то загадочно и кивали Вадиму – пойдём, мол… Потом откуда-то взялась Эдик. «Беда, коль пироги начнёт печи сапожник…» – сказала Эдик и…
…и Капитонов очнулся от падения собственной головы на собственную грудь. «Хороший зальчик, но что-то в нём жарко-вато», – отме¬тил он, выходя в холл. Глянув на часы, выяснил, что в конфе¬ренции он проучаствовал ровно пятнадцать минут. Забегая вперёд, следует отметить, что этой четвертью часа и ог¬раничи-лось всё время непосредственного участия Вадима Андреевича Ка¬питонова в знаменательном международном фо¬руме.
Оставаться в Конгресс-центре дольше,  показалось со¬всем уж невмоготу, но, прежде чем уйти, требовалось разы¬скать Гошу. «Гоша – толмач! Без него – никак».
Поиски земляка привели Капитонова в пресс-центр. Уст¬роители побеспокоились и в отдельном зале установили де¬сятка четыре компьютеров с плоскими, на жидких кристаллах, мониторами. Любой из участников конференции мог наве¬даться сюда и, отыскав свободное место, воспользоваться «интернетом» и электронной почтой.
Капитонов отыскал взглядом Гошу. Тот сидел в дальнем углу, уставясь в экран, и появления Вадима не заметил. «Вот! Человек, не мне чета, делом занялся. Похоже, электронку от¬правляет Дубинскому. Внедрились, мол, ждём дальнейших ука¬заний». Пытаясь ступать бесшумно, – свободных мест в зале не осталось, люди работали, – Капитонов пробрался к Гоше. Полу¬раскрыв рот, что – как уяснил Вадим позже – явля¬лось у него знаком глубочайшего внимания и заинтересован¬ности, Гоша рассматривал порнофотки на сайте «Playboy’я».
На избытке деликатности и любопытства Капитонов сде¬лал вид, будто и не заметил, что там – на экране.
– Отрапортовал Дубинскому?
– Угу, – деловито кивнул Гоша.
– И что теперь? Идём в город?
– Нечего там делать. Мы ж уже были.
– Где?! На рынке?
– Ну. Я ж и говорю – были.
– Ну ты даёшь! А… остальное? Идём, посмотрим.
– А погода?
– Я выходил на крыльцо – наладилась.
– Ладно… – Гоша нехотя щёлкнул мышкой компьютера.

КОГДА-ТО, очень давно, голландский граф Флорис V по¬строил на берегу лесного озера охотничий домик. Окрестности понравились Флорису настолько, что он до конца дней практически не покидал своей новой резиденции. Его сын, Вильгельм II, провозглашённый германским королём, унаследо¬вал от родителя привязанность к лесным пейзажам, но воздвиг –  положение обязывало  –  на месте домика замок Бинненхоф, который и стал в дальнейшем административным центром графства. Случилось это во второй половине XIII веке, а позд¬нее в Гааге обосновалось правительство Голлан¬дии, самой развитой из семи провинций, входивших в Респуб¬лику Соеди¬ненных штатов Нидерландов. Статус города, тем не менее, Гаага обрела только при Наполеоне, когда Нидерланды вхо¬дили в состав Французской империи, а самое название – Den Haag – означает ничто иное как «Усадьба».
…«Очень даже ничего себе – усадьба!» Впрочем, и в цен¬тре город не возрастал – те же в три-четыре этажа дома по¬темневшей кирпичной кладки.
Гаага вообще оказалась сплошь кирпичной. Разных форм и размеров лежал кирпич и под ногами, выстилая на улицах три полосы движения: проезжую часть для автотранспорта, тротуар и, между ними, дорожку для велосипедистов. Впрочем, такую трёхполосицу можно было видеть лишь на центральных магистралях. В многочисленных переулках тянулись – особенно ближе к ночи – вереницы автомобилей, оставленных там хозяевами без всякого присмотра. За стёклами  некоторых белели объявления – продаётся!
– Значится, машины у них не воруют, – грустно отметил Капитонов.
– Завидно? – поинтересовался Гоша Рыбченко.
– С чего бы! Я потомственный пешеход.
– Ну… гордиться тут особенно нечем, – подпустил шпильку Гоша и продолжил: – Выходит, что не воруют. Ну и что? В конце концов, это нормально.
– Спору нет – что нормально, то нормально. Я о другом: как же они без гаражей, бедные?
– Так не воруют же! – не разделил Рыбченко обеспокоен¬ности земляка. – А ремонтируются в автосервисе. Или, если что, сразу новые покупают.
– А водку они где пьют? – не внял утешениям Капитонов. – А девушек знакомых куда водят?
– Ну, разве что… девушек, – Гоша, уже потерял нить раз¬говора и, расслабив нижнюю губу, сосредоточенно всматри¬вался  в  автомобили,  предлагаемые  к продаже.   –  А  цена? – бормотал он. – Почему не пишут цену?
Капитонов же, забыв о машинах, всматривался в общий вид улицы, пытался полюбоваться архитектурой стоящих на ней домов. Любование давалось плохо – не хватало простора отойти на нужное расстояние и, чтобы рассмотреть декор вто¬рых и третьих этажей, приходилось неестественно высоко зади¬рать голову. Вадим лишь отметил, что и здесь, в центре, дома с парадными, выходящими прямо на тротуар,  лепятся друг к другу так, что квартал предстаёт своеобразной крепо¬стью с редкими наглухо закрытыми подворотнями.
«Интересно всё же, что у них там, во дворах? Такой же по¬ря-док, или бардак и хлам всякий, типа поломанных велоси¬педов?»         
И всё же в центре не обошлось без небоскрёбов, если можно поименовать таковыми здания в двенадцать-четырна¬дцать этажей. В них, выполненных в непрозрачно стеклянном дизайне, обосновались в основном министерства и прочий ис¬теблишмент современной Графской Усадьбы.
Притягивало взор здание нового культурного центра. На¬рядное, цвета вымытой моркови, с двойной шатровой крышей, оно выигрышно выделялось из ряда строений администра¬тивно-мо-дерново-безликого ансамбля.
Мрачные, устремлённые к небу костёлы не подавали при¬знаков жизни. Запертые тяжёлые двери, непрозрачные узорча¬тые стёкла, равнодушно спешащие мимо горожане… «И ника¬кого тебе благовеста! Никаких, опять же, нищих на папертях! Изверились, похоже, господа нидер¬ландцы. Хотя… по-хоро¬шему изверились», – заключил Капито¬нов, давно обретший убеждение, что лишь бедно и недостойно живущие народы ле¬леют в душах либо религиозные, либо ком¬мунистические идеи.   
Памятники не отличались помпезностью – конные и пе¬шие, они поднимались над мостовой не выше двух-трёх чело¬веческих ростов. Зеленовато-белесая патина столетий, трога¬тельная аляповатость, взгляды, устремлённые вдаль и в веч¬ность… «Чёрт его и знает, что это за мужик на коне? Надпись не прочтёшь – голландского даже Гоша не знает. Был бы гид… Вон улица называется: Anna Paulownastraat!  Поди  разберись, что за Анна Павловна такая! Хотя, если вспомнить… Дочь на¬шего Павла I, ка-жется. Потом её, кажется, выдали замуж за голландского принца Виль¬гельма… как его… Оранского. Точно! Королева Нидерландов русского происхождения! Пом¬нят! Вот гид об этом и рассказал бы… Да какой уж тут гид, если и ночевать негде!..»
Но что воистину порадовало славянское сердце – в коро-левстве, похоже, не культивировалась та чистота, которая при¬вела Капитонова в полнейшее смятение в Германии. Сору здесь под ногами оказалось не меньше, чем в родном Серге¬евске. Впрочем, нет, не много было сору. Так и в Сергеевске его не много. О своём городе что ни говори, но то, что ба¬бульки там славно машут мёт-лами, не отметить нельзя.
В Гааге тоже убирали мусор и тоже по утрам. Позднее Ка-питонову довелось видеть бригаду в жёлтых, как у Аарта с Эри-ком, куртках с ранцевыми пылесосами за плечами. И только против размазанной по кирпичной мостовой жеватель¬ной резинки пылесосы оказались бессильны. В наиболее оживлённых местах кирпич от этой самой жвачки, при поверх¬ностном взгляде, выглядел отделанным в игривую крапинку. В этом отно¬шении Сергеевск стопроцентно выигрывал. «Жуют у нас меньше, что ли? – подивился феномену Капитонов. – Или… ле¬пят за уши, да так потом там и забывают?..»   
– Устал? – поинтересовался Капитонов у заметно поскуч-невшего Гоши.
– Да не то чтоб…
Гоша имел вид рассеянный и, одновременно, сосредото¬ченный, как это свойственно человеку, которому досужие разго¬воры мешают сосредоточиться на мудрой, внезапно при¬шедшей мысли. Рассеянность целенаправленно адресовалась Вадиму, а сосредоточенность… Капитонов проследил за его взглядом и увидел косо уходящую улицу, с двух сторон кото¬рой тянулись – дверь к двери – магазины.
– Понял, идём, – кивнул Капитонов и вобрал в грудь воз¬духа, как перед глубоководным нырком.
…Попади Капитонов – впрочем, как и любой другой его со-отечественник  –  сюда лет десять назад, не исключено, что дело закончилось бы шоком и тяжкой психической трав¬мой. Те¬перь же, когда брошенный государством на произвол судьбы украинский народ сам себя накормил, обул и одел, по¬лучив от правительства вместо признательности безрассудный налоговый прессинг и целую ар¬мию мздоимцев, удивляться в капиталистическом магазине особо было нечему. Или, разве что, – ценам. Как не удивляться, если клетчатая, на каждый день, рубашонка стоит здесь три¬дцать долларов. Дома за та¬кие деньги можно купить четыре-пять турецких. Пошив здесь, ясное дело, европейский, и нитки из пуговиц не торчат, но ведь и Турция – если не Европа, то рядом. По крайней мере, гео¬графически.
Запомнился магазин спортивной одежды, в котором под потолком свободно летали два попугая. Не те, которых можно увидеть чуть ли ни в каждой квартире, – похожие на крашеных воробьев и с обязательным именем Кеша, – а огромные, клюва-стые, с ярким роскошным оперением. Забавное зрелище – если б ещё не втягивать голову в плечи, когда оказывается она, то есть голова, в какой-то миг под самой птицей, и неиз¬вестно, что в этот самый миг ей, то есть птице, неотложно за¬хочется.
В одном из магазинов пьяный на грани невменяемости голландец напялил на Гошу кожаную куртку, рассчитывая, ви-димо, безотлагательно получить за неё деньги. Не тут-то было…
Улочку в четыре-пять кварталов они прошли, шныряя из двери в дверь. В многоэтажных, с эскалаторами, супермарке¬тах понрави-лось больше – бродя по секциям, посетитель чув¬ство¬вал себя здесь вольготно, так как не привлекал к себе ничьего любезного внимания. Иначе обстояло дело с посеще¬нием не¬больших магазинов. Сначала приходилось сражаться с неверо¬ятно тугими – по так и не уяснённой причине – дверьми, потом… потом звучало равнодушно-любезное «Hello» и далее следовал вопрос на нидерландском языке, который, видимо, на русском звучал бы как «Что бы вы хотели?» или «Чего из¬волите?». Гоша отвечал что-то по-английски, скользя рассеян¬ным взглядом по полкам, а Капитонов, по-английски умеющий только уходить, терялся в таких случаях совершенно. Как объяснить, что за ду¬шой у тебя ни цента и что зашёл ты поглазеть на тысячекратно хвалёное западное изобилие.
Лет десять-пятнадцать назад Капитонов всерьёз утвер¬ждал, что, если ему и суждено умереть, это обязательно слу¬чится с ним в очереди. Теперь очередей, слава Богу, не стало, и Капитонов, знающий добрую половину жителей своего го¬родка в лицо, лишь удивлялся переменам, коснувшимся ра¬ботниц прилавка, которых помнил он в этой роли ещё с досто¬славных деньков развитого социализма. Разгорячённые горла¬стые фурии, почём зря лающие покупателей, – а вернее, ту плотную, безликую и бесправную их массу, которую и принято было называть очере¬дью, – неожиданно превратились в урав¬новешенных и, в част¬ных случаях, симпатичных женщин, в ус¬тах которых вопрос «Что бы вы хотели?» перестал вызывать подозрения в очеред¬ной торгашеской каверзе.
Человека нельзя искушать, – к этому убеждению Капито¬нов шёл долго, а потому и стоял теперь на нём непоколебимо. Нельзя загонять людей в хлев, а потом упрекать в скотском поведении. Конечно, исчезновению очередей во многом спо¬собствовала дороговизна, и всё же… Всё же лучше не пре¬вращать прилавок в баррикаду, тогда и с продавщицами можно общаться вполне непринуждённо, на нормальном чело¬веческом языке. Витя Гриненко, тот вообще на вопрос «Что бы вы хотели?» подпускает в голос томности и отвечает, поту¬пившись: «Тепла, ласки…»
…А тут, в Гааге этой, попробуй в магазине выдавить из себя что-нибудь человеческое! Попробуй расскажи им про те¬пло и ласку! А в кармане, опять же, – ни цента!

В КОМНАТЕ с «буржуйкой» группа собралась полным со-ставом часам к одиннадцати вечера. Перво-наперво расто¬пи¬ли печку.
Надменно поглядывая по сторонам, перебирала какие-то бу-маги Ирина Тростинская. Сбившись в кружок негромко щебе¬тали о чём-то оксанки-марийки. Тинэйджер Вова сооружал из купленных табака и папиросной бумаги очередную самокрутку.
Позже всех явились две девицы – корреспондентки сто¬личных газет. Они, проникшись, судя по всему, ответственно¬стью поставленного Родиной задания, держались особняком от группы, все силы и время тратя на сбор необходимого мате¬риала. Видимо, поэтому ночевать приходили поздно и на¬ве¬селе.
Когда в печке исчезли последние щепки и раздались не-стройные предложения выключить свет, в комнате по¬явился Валерий Алексеевич Колобашкин. Трудно было пове¬рить, но вернулся старший научный сотрудник в этот час не откуда-нибудь, а из Конгресс-центра. Тяжело опустив дарёный паруси-новый портфель, Валерий Алексеевич бросился к до¬рожной сумке и, выхватив оттуда кольцо колбасы, впился в него зу¬бами.
Гоша поинтересовался:
– Ты что, подрядился там влажную уборку делать?
Колобашкин невозмутимо вытряхивал в рот кетчуп из бу¬тылки.
– Контакты! – маловразумительно донеслось сквозь не-прожёванную колбасу. – Главное – контакты!
В харьковском НИИ Валерий Алексеевич работал над про-блемами лесных хозяйств. Будучи аспирантом, три года прожил в заповеднике под Яремчей. Спал он там, по его заве¬рениям,  на столе. На конференцию приехал с целью наладить связи с иностранными коллегами. Целыми днями носился он по Кон¬гресс-центру, отыскивая специалистов и собирая про¬спекты за¬рубежных компаний с информацией о новейших раз¬работках в области сохранения и восстановления лесных мас¬сивов. Вер¬нувшись в Киев, нанял двух дюжих носильщиков, которые с превеликим напряжением перенесли к харьковскому поезду че¬тыре клетчатые базарные сумки с собранной им до¬кументацией.
– Леса! – возвестил Колобашкин, утолив голод. – Леса – это будущее человечества! Надежда его и спасение!..
– А что ты ел целый день? – Капитонов попытался охла¬дить лесозащитнический пыл харьковчанина и перевести разго¬вор на более приемлемую для этого часа тему.
– А! – беспечно отмахнулся Колобашкин. – Я там поел, в буфете… Если человечество не одумается и не займётся вплотную своими зелёными, так сказать, лёгкими…
– Подожди, подожди! Там же какие-то талоны нужны. Они ж бешеные деньги стоят! Ты их покупал?
– Не-а, – дёрнул плечами Колобашкин. – Я подошёл, пока¬зал на бутерброд и говорю: «Please give me…» Короче: «Дайте мне вот это».
– И что дали? – встрепенулся Гоша.
– Ну да.
«Боже! – Капитонова бросило в краску так, как будто это он сегодня выклянчил дармовой кусок у принимающей сто¬роны. – Специа¬лист по лесам! Вот так, наверняка и Вовка Ду¬бинский в своих Чехиях-Моравиях. Ничего себе – радетели за будущее челове¬чества!»
– Да выключите вы свет, в конце концов?! – выкрикнули с привилегированной, возле печки, стороны. По голосу Капито¬нов узнал Тараса.
– Никаких «выключите»! – неожиданно и властно отчека¬нила Тро¬стинская. – У меня завтра важная встреча, я должна подгото-виться.
С деланным шумом она перевернула дочитанную стра¬ницу.
Стало слышно, как трещат, прогорая, дрова в «бур¬жуйке». Потом исподволь возникло:
– А нам что, при свете спать?..
– Читать можно и в коридоре…
– Дня было мало…
– Хороша старшая! Заботится о подчинённых, нечего ска¬зать!
Ирина с треском отбросила папку.
– Ой, да выключайте, ладно! Уже и пошутить нельзя… И вообще – старшей я была в дороге. А теперь никакая я вам не старшая. Не маленькие, сами разбирайтесь.
«И то слава Богу!» – подумал Капитонов, упаковываясь в спальный мешок.
НА РАССВЕТЕ Вадима разбудили позывы естественного характера. Прогоняя сон, он поморщился от мысли, что туалет находится в оккупированном китайцами флигеле, а значит – нужно спуститься с третьего этажа и пересечь, балансируя ме¬жду лужами, промёрзший тёмный двор. Волевым усилием за¬ставив себя встать, Капитонов охнул – немилосердно болели колени.
«Вот тебе и на – обезножел! А всё эта идиотская беготня по магазинам! И климат – разве это климат?! Мерзость запад-ноевропейская!»
Проковыляв к двери, он выбрался в коридор. «Не лежа¬лось вам, Вадим Андреевич, дома на лебяжьих перинах! У Эдика под крылышком не лежалось, – вот и по¬лучайте! В Ев¬ропу вам схотелось, – вот и хромайте теперь по этому дому терпимости!»
Лестницу он преодолел на руках – поджав ноги и скользя ладонями по гладким деревянным перилам.
Когда вернулся, Валерий Алексеевич Колобашкин де¬лал зарядку. Группа пребывала в состоянии неорганизованного подъёма. Дрова в печке сгорели дотла.
Узнав, что случилось с Капитоновым, Колобашкин достал захваченную из дому противоревматическую мазь. Боль не от-ступила, но позволила ходить, почти не хромая.
…У входа в Конгресс-центр – вернее, напротив, на травя¬ном газоне – что-то происходило. Оказалось, что здесь прово¬дит акцию китайская делегация. На металлических бочках, пре-вращённых в постаменты, стояли две фигурки – два ледя¬ных пингвина. Среди толпящихся рядом китайцев выделялся – воз-растом и какой-то значительностью в жестах – мужчина, кото¬рый привлёк внимание Капитонова ещё там, на кухне во дворе странноприимного дома. Теперь же выяснилось, что этот немо-лодой китаец – известный скульптор, приехавший в Гаагу выра-зить личную озабоченность потеплением мирового климата. Плакат в руках азиатов можно было не читать – пин¬гвины пла¬кали и таяли на глазах тысяч спешащих на заседа¬ния людей. Пингвины взывали к состраданию...      
Пройдя в вестибюле сквозь рамку-металлоиска¬тель, Капи¬тонов растерялся – что дальше? Чем занять себя в этом досто¬славном заведении сегодня?
Однако проблема времяпрепровождения решилась сама собой – оказалось, что Влад Тарасенко назначил собрание.
Устроились в холле, на трёх выставленных буквой «П» мяг¬ких диванах. Закурить никто не решился.
Суть беседы свелась к тому, что пора бы украинским не-формалам внести более значительную лепту в мировое анти-ядерное движение, а для этого необходимо распределить обя-занности. Капитонов внутренне напрягся.
Речь снова зашла о выработке позиции, а значит, соответ-ственно, концепции. Снова Капитонов не понял и поло¬вины того, о чём говорилось. Рядом сосредоточенно помалки¬вал Гоша Рыбченко.
Однако для сергеевцев раздача поручений ознаменова¬лась благополучным исходом. Группа делегировала им сотруд-ничество с организацией «WASE». Потом вспомнили о тинэй-джере Вове и без колебаний добавили его фамилию в список, в котором теперь значились Капитонов и Рыбченко.
В обязанности вновь сформированного спецподразделе¬ния входило участие в демонстрациях, а также покраска бочек для крупномасштабной акции – той, с постройкой дамбы, о чём информировал ещё предусмотрительно оставшийся дома Во¬лодя Дубинский.
Бочки нужно было выкрасить в жёлтый цвет и чёрной крас¬кой нанести трилистник, символизирующий необузданную ра¬диацию. Освещая художественную сторону задачи, Влад вспомнил о художниках, Богдане и Ане. Те вновь не нашли себя в списках аккредитованных и вновь обозначали своё уча¬стие в конференции где-то за стенами Конгресс-центра, разгу¬ливая, то есть, не один битый час по промозглым улицам Графской Усадьбы.
Узнав о постигшей киевлян неприятности, Влад сделал пометку в блокноте и волевым решением присовокупил их к Ка¬питонову, Рыбченко и Вове. Таким образом, список будущих де¬монстрантов увеличился на две фамилии.

БРЕДЯ по аллее вблизи Конгресс-центра, они обсуждали итоги прошедшего собрания.
– Снова бочки! – вспомнив пьедесталы под китайскими скульптурами, подивился Капито¬нов. – У пролетариата – бу-лыжник, а у зелёных, выходит, бочки?
– Да какая тебе разница? – отозвался Гоша. – Бочки так бочки. Надо – покрасим. Или ты хотел концепцию вырабаты¬вать?
– Ну уж нет! – замотал головой Капитонов. И напрягся, на-прочь забыв о полученном задании.
Навстречу им шли двое полицейских – двое рослых ребят в форме, щедро увешанных всяческими жутковатыми побря-кушками...               
Улица, на которой оказались Капитонов с Гошей, в пол¬ном смысле этого и улицей-то именоваться не могла. Узкий проход между административными зданиями – и только. Сер¬геевцы шли наугад – извилисто проложенная дорожка откры¬валась пе¬ред ними не более, чем на двадцать шагов. По обе стороны – высокий, из ажурно выкованных прутьев, забор. И – ни души во¬круг! И – два полисмена навстречу!
«Запретная зона! – бесшумным взрывом отозвалось в го¬лове Капитонова. – Конгресс-центр, трибунал… людей нет, кроме этих… Точно! В какой-то служебный ход попали. Всё! Счас повяжут!»
И тут же толкнул Гошу в плечо:
– Спроси у них: можно здесь ходить?
Гоша, – а такое случается и с неглупыми людьми, – не ус¬пев вникнуть в суть вводной, решительно шагнул навстречу по-лицейским.
Вадим даже усомнился в Гошином знании языка, видя, как недоумённо вытягиваются лица голландских правоохрани¬телей.
Один из полисменов разродился наконец отрывистой реп¬ликой. С деланной осторожностью они обошли Гошу и про¬дол¬жили дви-жение.
– Что они сказали? – потребовал Капитонов доклада у обескураженного толмача.
– Сказали: да идите куда хотите!
«Твою ж мать!  Предупреждал же папа  –  в свободную страну едешь! Бедные мусорята таких вопросов отродясь не слыхивали. Да-а… Нет у вас, Вадим Андреич, совкового мента¬литета, как же!»
Капитонов не знал, что нечто подобное ему придётся вновь гово¬рить себе уже несколько часов спустя. Но произой¬дёт это уже в Схевенингене.

СХЕВЕНИНГЕН. Пригород Гааги и морской порт. Вернее, пор-тов в наличии даже несколько: один пассажирский и два рыболовецких.
Капитонов, разумеется, и не ожидал увидеть здесь ар¬маду  флибустьерских бригантин с их фор-брам-реями и «ве¬сёлыми роджерами». Что ушло, то ушло. Но не оказалось здесь и трансатлантических лайнеров, – многопалубных, с кру¬тыми бор-тами и короткими мощными трубами, – лелеющих память о кру-госвет¬ных странствиях, далёких землях и шумных южных гава¬нях.
А оказались здесь несколько рыбацких судёнышек на рейде, тяжёлое белесое море, чайки и простор…
В Схевенинген ехали трамваем. Ещё у Конгресс-центра к Вадиму с Гошей присоединились художники, Богдан и Аня.
Трамвай выглядел забавной нарядной игрушкой. Выкра¬шен так, что гармошка между вагонами предстала как бы ме¬хами ак-кордеона, а по обеим сторонам поблескивали искусно нарисованные кнопки и кла¬виши.
Два квартала по узкой пригородной улочке, и перед гла¬зами – Северное море. От каменного парапета набережной до воды – полоса белесого песка с ракушками. Неширокая – пройди метров пятьдесят песочком, и вот они у ног, экзотиче¬ские воды.
Капитонов не прослыл бы большим оригиналом, расска¬зав попутчикам, что коллекционирует в памяти реки и моря, в которых прихо¬дилось купаться. Не морской волк к тому же, хвастаться осо¬бенно и нечем. Из рек набирались – Днепр и Дон, Днестр и Десна; а ещё – Псёл, Самара, Северский Донец, Ахтуба да род¬ная Кобылья. С морями дело обстояло и того хуже. Чёрное да Азов¬ское… А тут, вот оно, рядом – самое на¬стоящее Северное море!
«Искупаться бы надо, – привычно оживился Капитонов  и тут же содрогнулся: – Ноябрь…»
Но море притягивало. Нужно, очень нужно было сделать эти пятьдесят шагов, преодолеть эти последние метры Европы и ощутить себя на самом краю, на последнем мыслимом ру¬беже, – необъяснимое чутьё подсказывало Вадиму, что побы¬вать где-либо западнее в жизни ему уже не придётся и находится он сейчас у конечной черты собственной географии.
Сходные мысли овладели, похоже, и его спутниками – вразнобой зазвучало:
– Море…
– Поближе бы надо…
– Подойдём!
Гоша уже стоял на парапете. И вновь Капитонов, окинув взглядом береговую полосу и не увидев там ни души, поддался малодушным сомнениям.
– Там же нет никого, гляньте. Может… там и ходить нельзя.
Громогласное советское – а что изменилось позже? – «та¬щить и не пущать» глубоко въелось в сознание Вадима и за¬стряло там навсегда. Полицейское государство приложило все силы, чтобы превратить дерзкого и строптивого парня в покор¬ного, вздрагивающего от всякого окрика, неопасного для власти обывателя.
И всё же с развалом Союза произошли какие-то измене¬ния, и спутники Капитонова взрослели уже в другой стране. Не¬даром как-то позже Гоша спросил: «Почему тех, кто попадал в вытрезвитель, отодвигали в очереди на квартиру? Человек вы¬пил, но ему при этом негде жить – какая связь?» Капитонов в ответ не смог сказать чего-либо вразумительного.
– Так это ж пляж, – пожала плечами Аня.
Капитонов ещё пытался осмыслить, причём здесь «пляж», но Богдан, демонстрируя умение понимать, если не женщин в целом, то по крайней мере собственную жену, под¬хватил:
– Ясное дело, ноябрь-месяц на дворе, вот и нет никого. Пошли! Какой дурак здесь сейчас окажется!
– Кроме нас, разумеется, – буркнул Капитонов, спрыгивая с каменного парапета на прибрежный песок вслед за своими соотечественниками, за племенем младым, незнакомым.
В десяти метрах сумерки уже сливались с морем в еди¬ную непроглядную темень, но в ногах вполне зримо плеска¬лось Се-верное море, вылизывая лёгкой волной песок крайнего берега Европы.
– Интересно, а днём, в хорошую погоду, отсюда Англию видно? – непонятно у кого спросил Гоша. – Она как раз напро¬тив сейчас, если по прямой, Англия.
– Вряд ли, – снизошла к нему единственно Аня.
– Здесь «Комсомолец» лежит где-то.
Это сказал Богдан.
– Какой комсомолец? – не понял его даже Капитонов.
– Лодка подводная. «Комсомолец». Атомная.
«А не простой он парнишка, художник этот киевский», – отметил про себя Вадим. Он присел на корточки и зачерпнул пригоршню морской воды. «Ну, вот и отметились. На новом, так сказать, рубеже…»

В КОМНАТЕ с фанерными стенами кроме оксанок-мариек никого не оказалось. От них вернувшиеся и узнали, что группа разбрелась кто куда, а им, Капитонову и Рыбченко, надлежит участвовать в совещании местных неформалов по поводу за¬плани-рованной на завтрашний день антиатомной акции. Внизу вроде бы их уже ждал провожатый. Едва ковырнув вилками во вспоро¬той банке тушёнки, («Жаль, у китайцев на столе еды ещё много оставалось», – сокрушался Гоша), сергеевцы и суп¬руги-худож-ники поспешили к выходу.
На крыльце их действительно ждал молодой человек, оде¬тый с вызывающей несуразностью и неаккуратностью. Ре¬бята этого типа не жили в доме, но посещали его постоянно и уже примелькались Капитонову. Рваные штаны и куртки-вет¬ровки, грубой вязки свитера, засаленные неухоженные волосы, пир¬синг, раскованное, на грани эпатажа, поведение… «Гопники ка¬кие-то», – без восторгов отме¬тил Капитонов. Накануне, на об¬щей кухне, опередив его, девица из их компании проверила стоящий на плите кофейник – окунула в воду и пополоскала со¬мнительной чистоты указательный палец. Пить кофе Вадим пе¬редумал…
Шли недолго и, едва свернув с центральной магистрали, оказались в странном квартале. Тот же, уже привычный облик гаагских улиц, те же двухэтажные дома, но… наглухо заложен¬ные кирпичом окна, заколоченные подворотни и совершенное безлюдье вокруг.
В конце второй мировой Гааге изрядно досталось от анг-лийской авиации – бомбили береговые укрепления немцев, ну и разнесли из усердия несколько жилых районов, на то и война. Градостроительный бум, пришедшийся на послевоен¬ные годы, пошёл на убыль в середине шестидесятых. Вполне возможно, что именно до восстановления этого квартала и не дошли руки у городских властей, но, в любом случае, в благо¬чинном запад-ноевропейском городе выглядел он дико, внушая случайному путнику, если не страх, то вполне понятное недо¬умение. На Ук-раине подобное место облюбовали бы бродяги и уголовники; здесь этой привилегией воспользовались зелёные.   
У одной из подворотен их проводник остановился. На ус-ловный стук в воротах открылась дверь. Их впустили. В узком проходе обнаружились караульные. Устроившись полулёжа на каких-то ящиках и закутавшись в брезентовые плащи, двое пар¬ней слушали портативную рацию, настроенную на поли¬цейскую волну.
Открылся просторный, в треть футбольного поля, не мо¬щёный двор. Вполне приличное освещение позволило рассмот¬реть постройки, по виду напоминающие заурядные русские са¬раи. В один из таких сараев пригласили войти укра¬инских гос¬тей.
Дальнейшее напомнило Капитонову низкопошибный за¬падный видеофильм. Помещение, которому суждено было стать местом международного совещания, имело в интерьере преоб-шарпанейший вид. Следы стеллажей и полок на стенах, гнёзда от вывороченных балок – всё говорило о том, что неко¬гда здесь располагался какой-то склад. Теперь на стенах кра¬совались ло-зунги на голландском языке, о содержании которых Капитонов мог лишь догадываться.
Пол сарая устилали циновки. Мебель и любое её подобие отсутствовали напрочь. «Бои без правил они здесь устраи¬вают, что ли?» Совершенно неожиданно, не в духе царящих здесь нравов, вошедшим предложили разуться. После чего все, а на-бралось человек двадцать-тридцать, уселись прямо на циновки, образовав тесный круг.
«А ведь маскарад, бля, маскарадом, – осенила вдруг Ка¬пи-тонова вероломная мысль. – Ребятня эта ходит сюда бомже¬вать, как на работу. Наверняка все из добропорядочных се¬мейств. Днём куролесят во благо человечества, а ночевать при¬ходят в тёплые дома. Снимают с себя всю эту рвань-срань, чис¬тят зубы и целуют мам перед сном… Вот и в доме их босяцком – сплошная разруха, а сантехника в идеальном состоянии. Ни одной течи и трубы медные. Тоже маскарад… Но пора бы и выяс¬нить, что здесь, собственно говоря, происходит».
Интерес к происходящему возник у Капитонова не слу¬чайно – совет неформалов давно уже шёл на повышенных то¬нах, в кругу определился лидер. Сидящего по-турецки моло¬дого человека с колючим взглядом и волевой нижней челю¬стью при¬сутствующие, похоже, побаивались. Фразы с его уст слетали отрывистые и резкие, ответы он выслушивал с видом недовольным и требовательным.
Капитонов толкнул в бок Гошу, тот в свою очередь – их не-давнего проводника, после чего, наморщив лоб, принялся пере-водить.
– Дело, короче, такое. Завтра к Конгресс-центру подадут автобус, повезут экскурсию на атомную станцию. Атомщики хо¬тят доказать, что всё у них там красиво – никакой радиации! А эти… хотят поездку бойкотировать. Вот теперь решают – как! Предлагают придти всем и лечь под колёса…
– Ни хрена себе акция! Ну Влад нас и подставил! Ты пой¬дёшь?
– Не знаю, – почему-то развеселился Гоша. – Подожди, дай послушать!
«Во, попали! И что ж это получается? С одной стороны, мы участвуем в миролюбивой, в общем-то, конференции;  а  с дру-гой… мы будем чинить этой конференции, нормальным её уча-стникам, всяческие гадости вместе с этими люмпенами! Люди там на атомных станциях всё ж таки делом занимаются, а эти кло¬уны только и умеют что глотки драть. А нам ради чего такое двурушни¬чество? Ради их сомнительного гостеприим¬ства? Высоко нас здесь ценят! Устроил, од¬нако, Дубинский, поездочку», – размышлял Вадим, уже пред¬ставляя себя ва¬ляющимся на гаагской мостовой под колёсами автобуса. К пу¬щей его досаде автобус в воображении рисо¬вался большим и красивым, двух-этажным.
– Ага, у них новая идея! – зашептал Гоша. – Они хотят во-рваться в автобус, выбросить на улицу водителя и приковать себя к рулю.
– Все вместе?
– Ну, не знаю. Выберут кого-то, наверное.
– Может, нас?
– Может, – снова обрадовался Гоша.
Новый план, вне всякого сомнения, понравился всем. Не-описуемое оживление вызвало появление специнвентаря для наме-ченной акции – кто-то принёс и бросил в круг замыслова¬тые струбцины, крючья и цепи, довольно нарядно поблески¬вающие. Борцы с атомной энергией, опережая друг дружку, расхватали стальные вериги, с удовольствием примеряя их себе на руки.
У лидера от долгого сидения затекли, похоже, ноги. Он вытянул их перед со¬бой, продемонстрировав почтенному об-ществу разные носки. Разные, причём, принципиально: один – ярко-голубой, второй – ослепительно-красный.
– Всё! – не выдержал Капитонов. – Я больше не могу! По¬шли отсюда!..

ПРИСНИЛОСЬ ночью Вадиму Капитонову, что впал он в великую тоску. Приснилось, что выбрался он утром из своего спальника и так опечалился, так пригорюнился, что на ноги встать не смог, а так и остался сидеть под стенкой в беспо¬мощном состоянии. Группа всполошилась – совсем беда, если из-за тоски своей великой  не сможет теперь сергеевский по¬сланец, соратник самого Дубинского, Вадим Андреевич Капи¬тонов участвовать ни в акциях, ни в конференциях.
Посовещалась группа и приняла единственно верное ре¬шение: какими-то путями – как бывает это только во снах – доставила к нему Эдика. Воспрянул Капитонов, увидев доро¬гую ему женщину, и – опять же, нет невозможного в сновиде¬ниях – оказался не в жутковатой голландской ночлежке, а на тёплой и чистой Эдиковой кухне. И сидит он, припав боком к столу, и рассказывает о чём-то негромко, поглядывая в такие знакомые, такие понимающие и смеющиеся глаза. «Ну и как, нашёл, где оскорблённому есть чувству уголок?» – спрашивает у него Эдик. А за окном – поздний вечер и непогода, и не нужно никуда спешить, потому что впереди – целая ночь, и всё ещё у них будет…
Но повернулась вдруг Эдик, – в окно глянула, что ли, – и оборвалось сердце у Капитонова. Не узнал он Эдика в про¬филь – «Нос! Это не её нос! Где он, самый мой любимый, са¬мый лучший на всём белом свете и самый большой носик?! Обманули меня, левую какую-то девку подставили вместо Эдика!»
И заметил тут Капитонов на её запястье под рукавом ха¬лата сверкнувший браслет наручников, от которого уходила куда-то под стол тонкая стальная цепь, и забился в беззвучных рыданиях. «Приковали девку, экстремисты хреновы! И её… обманули…»

НЕПРИКАЯННО бродя по Конгресс-центру, Капитонов из-вёлся за день. Как назло куда-то запропастился Гоша. В обще¬стве членов официальной, министерской, делегации Украины засветилась Ирина Тростинская; несколько раз пронеслась мимо стайка мариек-оксанок; бормоча «Контакты, контакты…», устремился куда-то Валерий Алексеевич Колобашкин. Гоши не было. «Может, с художниками где-то гуляет, в городе? Снова ребят не пустили. Жалко их, а никому и дела нет», – размыш¬лял Капитонов, несуетно покуривая у роскошной пепельницы.
Гоша появился за полдень, необычайно взволнованный.
– В Харлем ехать надо, я узнал, – вместо приветствия ого-рошил он Капитонова.
– Это в Нью-Йорк, что ли? К неграм? – не выказал  удив-ле¬ния Вадим.
– Да не в Гарлем, а в Харлем, – поморщился Гоша. – Го¬род такой, здесь неподалёку. Там чёрный рынок, мне сказали, кожа, обувь… А здесь мы ничего не купим!
– Да я, собственно… – пустился было в объяснения Капи-тонов, но вдруг заинтересовался: – А кто тебе сказал про Хар¬лем? У кого узнал?
– Звонил по тому телефону, что Лёха дал, водитель. Нор-мальный там мужик оказался. Минут десять с ним трепался. Всё рассказал, где и что. Потом, правда…
Гоша замялся, чего Капитонов ещё ни разу не видел за всё время их знакомства.
– Ну?! – почти выкрикнул он заинтересованный не столько ин-формацией Гошиного осведомителя, сколько причи¬нами его неожиданного смущения. – Послал тебя, как Алексей обещал?
– Нет, спросил просто, как я сюда попал?
– Ну и что?
– На конференцию, говорю, приехал. Эколог я, говорю. А он: «А-а, – говорит. – А я думал, – говорит, – ты из труппы Бо¬риса Моисеева». Тьфу!..
…Происшествие, имевшее место у выхода из Конгресс-цен-тра, по всем признакам можно было бы отнести к разряду мел¬ких. Во всяком случае, в сравнении с всемирным форумом оно бледнело, но вдруг показало, что живущие здесь люди – всего лишь люди, и им так же свойственно ошибаться, как всему их роду-племени, какое бы захолустье планеты оно не заселяло.
Болтая с Гошей, Вадим отдал гардеробщице номерок и мгновенье спустя с недоумением рассматривал выданную вместе с его курткой небольшую холщовую сумку. Капитонов перевёл взгляд, но увидел лишь удаляющийся, обтянутый униформовой юбкой, не самый лучший в королевстве Нидер¬ландов зад. И вновь сказалось пресловутое языковое невеже¬ство – не кричать же было «Э-эй!» в столь почтенном заведе¬нии.
– Бери! – яростно прошипел Гоша.
В ответ Вадим лишь пожал плечами. Тогда Гоша молние-носно смёл сумку с прилавка и, не дожидаясь Капитонова, уст-ремился  к выходу.  Кляня себя  за безволие,  Вадим поплёлся следом.
В сумке, которую Гоша без малейших душевных терзаний посчитал своей добычей, оказались пара чистых рубах и складной зонтик тайванского производства. Результатом про¬исшествия явились: гадливое, большой частью по отношению к себе, чувство – у Капитонова и дерзкий, но достойный мел¬кого мошенника, план – у Гоши. К счастью, претворять его в жизнь Рыбченко вознамерился самостоятельно.

ЗАЯВЛЕНИЕ Аарта не оказалось большой неожиданно¬стью – последние два-три дня он то и дело напоминал о том, что украинцы злоупотребляют его гостеприимством. Теперь во¬прос стал ребром – им надлежало собрать вещи и отпра¬виться искать церковь, о ночлеге в которой Дубинский преду¬преждал Капитонова ещё в Сергеевске.
Церковь, а вернее – бывший, не действующий то есть по назначению, костёл отыскать удалось довольно быстро. Нахо-дился костёл гораздо ближе к центру города, чем апартаменты Аарта, хотя фасадом на улицу не выходил, и, чтобы попасть в него, нужно было миновать подворотню и углубиться внутрь квартала.
На первом этаже нового пристанища украинской делега¬ции располагался «Second hand». Хотя, вполне возможно, что этой ставшей столь привычной для славянского уха идиомы гол¬ландцы и слыхом не слыхивали. И не магазин обосновался в костёле, а скорее – организация. Люди несли сюда поношен¬ную одежду, обувь, отслужившие срок детские игрушки и книги. По¬сле сортировки всё это добро находило новых хозяев – бла¬го¬получное королевство, имея всё, могло себе позволить иметь и малоимущие слои населения…
– …Ё-о! – остановился как вкопанный Капитонов. – А ак¬ция? Нам же утром нужно было на акцию! К автобусу себя при-вязывать… Неудобно как-то перед западными коллегами, и Владу что-то говорить надо.
– Угомонись, – отмахнулся Гоша. – Не было ни какой ак¬ции.
– Как не было?
– А так и не было. Я узнавал. Проспали, деятели. Трени-ровались долго, как себя приковывать, а утром проспали. Ав¬тобус, ко¬роче, благополучно отчалил без них. И все дела!
– Сильны ребята! – покачал головой Капитонов…
…Второй этаж, на который вела широкая деревянная ле-стница, имел обширный зал, напрочь лишённый культовой ат-рибутики и просторную кухню, оборудованную холодильни¬ком, большим агрегатом для варки кофе-эспрессо и газовой колон¬кой над раковиной из нержавейки. Тут же обнаружился и хозяин здания, Феликс, мужчина не старше тридцати лет с двумя, не меньше, десятками серёг, окаймлявших правое ухо. «Этому в Конгресс-центре ловить нечего, – позавидовал Капи¬тонов. – Металлоискатель сгорит, если он сунется в него со своим арми-рованным ухом». Сам Вадим испытывал нелов¬кость на грани унижения, каждое утро выворачивая карманы и швыряя на транспортёрную ленту у грозной рамки фотоаппа¬рат, перочин¬ный нож, связку ключей…
Условия проживания оказались просты. Спать в зале на полу, убирать за собой на кухне, уходить в восемь утра и воз¬вращаться не раньше одиннадцати вечера, выключать на ночь отопление и исправно оплачивать вышеперечисленные услуги. В сравнении с ночлежкой Аарта здесь сервис предоставлялся не без изыска!
Ушлый парень Феликс в лучших коммунистических тра-дициях сдавал помещение Храма Божьего клубам по интере¬сам. Висевшее на стене расписание говорило о том, что с утра до вечера зал поочерёдно оккупируют танцевальный ан¬самбль, любительский хор, общество спиритов etc. Этим об¬стоятельст¬вом и объяснялось условие – уходить чуть свет и возвращаться ближе к полуночи. На всех группа получила один-единственный ключ от входной двери.
Дорожные сумки и спальники громоздились в углу зала, Феликс любовно пересчитывал аванс, делая пометки в запис¬ной книжке.
– А до  одиннадцати-то  ещё  далеко,  –  заметил  Гоша. – Мо-жет, сходим в город?
– По магазинам? – обречённо вздохнул Капитонов.
– Зачем по магазинам? – проявил великодушие Гоша – не до конца, похоже, выветрился Божий дух в поруганном храме. – Поздновато уже по магазинам, пойдём в кафе-шоп.
Брошенное щедрой рукой семя пало в благодатную почву. Посетить кафе-шоп вызвались Богдан с Аней и, с наи¬большим энтузиазмом, тинэйджер Вова.

ТАКИЕ вывески уже встречались ему в городе, но до по-следнего момента Капитонов и понятия не имел, куда попадёт на самом деле. Кафе-шопом оказалось кафе не самого изы¬сканного класса, в котором продавалась марихуана. Здесь же посетители её и курили.
Прогрессивное королевство, не зная, как ещё преуспеть в развращении своих поданных всевозможными свободами, – во всяком случае, так виделась суть вещей с восточно-европей¬ских окраин, – легализировало употребление наркотиков есте¬ствен¬ного происхождения. Не вполне, надо заметить, легали¬зиро¬вало, но кокетливо прикрыло глаза, дабы не замечать, на¬сколько популярны в народе галлюциногенные грибы и различ¬ные производные от индийской и мексиканской конопли. В ко-ролевстве открылись кафе-шопы и специализированные мага-зины…
– …Курить марихуану у нас можно везде, – ответил Аарт на Гошин вопрос. – Кроме случаев, если вы окажитесь в част¬ных владениях и ваше курение не понравится хозяину. Тогда он подойдёт и скажет об этом…
Слушая Аарта, Гоша кивал, повторяя: «Е… е… е…», – как делал он это всегда, внимая английской речи.
Капитонов, дождавшись перевода, задумался. «А если пыхнуть в Конгресс-центре? – размышлял равнодушный, в об¬щем-то, к траве Капитонов. – Хозяином его несомненно явля¬ется государство. А государство на эти шалости, смотрит сквозь пальцы. Это, чтоб не сказать – поощряет. И что же вы¬ходит? Выходит – в Конгресс-центре курить дурь вполне по¬зволи¬тельно. Надо же! Хоть возьми да попробуй!»
За несколько дней пребывания в Голландии случилось им с Гошей посетить пару магазинов, разнящихся один от другого в интерьере, но абсолютно сходных по специализации. В од¬ном из них, узнав, что посетители живут на Украине, им обра¬дова¬лись – идеальные климатические условия для выращива¬ния конопли! – и подарили брошюру, пособие как эту самую коно¬плю выращивать. В другом их внимания привлекли вит¬рины. За стеклом экспонировались пакеты с травой, снабжён¬ные аннота¬циями, – как данный сорт действует на организм, на какие глу¬бинные сферы сознания влияет. Прочитав один из ярлыков, Гоша широко распахнул обычно полуоткрытый рот. И перевёл восторженно Капитонову: «Не рекомендуется смеши¬вать с та¬баком, потому что курение табака может вызвать за¬висимость». Заботливость королевства о своих свободолюби¬вых подданных, достойная зависти иезуитов!
Нельзя было не отметить одного: кроме Капитонова и Рыбченко ни в одном из магазинов – по крайней мере, на тот час – не было ни единого посетителя.
Статистики, извечные виртуозы натяжек и их заложники, вывели цифирь – в Голландии лёгкие наркотики употребляет семь тысяч человек. Посланникам природолюбивой Украины довелось видеть одну-единственную негритянку, бессозна¬тельно стоящую на улице, уткнувшись лбом в стену дома.
– Во обдолбилась! – завистливо обрадовался тинэйджер Вова.
Богдан подошёл вплотную и щёлкнул фотоаппаратом.
– Они у нас и не такие мерзости фотографируют.
– Почему «обдолбилась»? Как что, так сразу «обдолби¬лась»! Может, у женщины – это… любовь несчастная! – всту¬пился за невменяемую даму харьковский джентльмен Валерий Алексеевич Колобашкин.
…Нет, не произвёл он впечатления, этот самый кафе-шоп. На видном месте красовался прейскурант – цены на паке¬тик анаши в зависимости от сорта и веса колебались от два¬дцати пяти до пятидесяти гульденов. Молодые спутники Капи¬тонова устроили складчину.
В отличие от кафе обычного, алкогольного, здесь отмеча¬лось больше движения. Голландцы, в большинстве моло¬дёжь, болтались по залу, толпились у телевизора, и явившейся компа¬нии без труда удалось отыскать незанятый столик. При¬выкая к ощущению вседозволенности, надорвали купленный пакет и соорудили по сигарете. Закурили…
– Что-то, я смотрю, шмаль у них совсем беспонтовая, – недовольно скривился Вова.
Остальные пока молчали, прислушиваясь к возникающим ощущениям. Капитонов рассматривал внутренность заведе¬ния, но ничего отрадного взору не находил. По лестнице, ве¬дущей на второй этаж, то и дело сновали люди. Капитонов вышел из-за стола и, стараясь держаться беспечно, поднялся наверх.
Здесь, при большом скоплении зрителей, двое голланд¬цев играли в настольный футбол. Раньше такое доводилось видеть только в кино: фигурки игроков, насаженные на стержни по¬добно кускам мяса на шампуре, крики болеющих сторон, не¬по¬нятные эмоции... Смотреть здесь было абсолютно нечего.
Зрелище поинтересней ждало Капитонова по возвраще¬нии к столику. Ещё спускаясь по лестнице, он заметил, что его ком-панию обступили голландцы. Скандалом, впрочем, не пахло – напротив, у стола звучали непонятные, но одобри¬тельные по тону возгласы.
В центре внимания посетителей кафе-шопа оказался ти-нэйджер Вова. С помощью перочинного ножа и зажигалки он смастерил из пластиковой бутылки из-под «Колы» так называе¬мый «сухой бульбулятор» и сидел теперь, присасываясь гу¬бами к отверстию, вдыхая чудоточивый дым и пропуская мимо ушей восхищённые реплики зрителей. Гоша и художники погля¬дывали на голландцев с плохо скрываемой гордостью – знайте, мол, наших, нерусские!
Само по себе курение кальяна, чем являлась по сути Во¬вина поделка, голландцам, разумеется, было известно. Каж¬дый из них, вволю избалованный благами цивилизации, мог бы по¬ходя купить такую безделицу, изящную и фирменную, в мага¬зине, но соорудить нечто подобное из подручных мате¬риалов… Подобную сметку мог продемонстрировать им, что он и сделал, только Вова, неприхотливое и практичное дитя ивано-франков¬ской подворотни.
Подсевшему к столу Капитонову Вова протянул свой замечательный кальян, кивнув в сторону зевак:
– А то роятся тут, типа, а дупля не отбить не могут! В на¬туре, блин, лохи …
Возвращаясь в костёл, Капитонов то отставал от своих молодых спутников, то опережал их шагов на пять-десять. Чувствовал, что не по пути ему с их наносным весельем.
«Вот ведь собрались всей своей забегаловкой поглазеть на Вовины художества, стояли, ахали, и – никакого контакта. Живут – никого не трогают, и их – не трогай! В любой толпе плечом никто не толкнёт, как только и удаётся? А если кто и коснётся ласково, сразу – «Sorry1 » или «Excuse me please2 », и поминай как звали. Стена! Прозрачная стена между нами и ими! Хотя… устроили себе люди какую-то жизнь, уютную и приличную с виду, проблемы, ясное дело, есть, – у кого их нету? – но живут. И тут приезжаем мы – здравствуйте, вот они мы, хорошие, принимайте! И на кой хрен, вдуматься, мы им сдались?.. А Гоша вчера заикался – «остаться здесь, ос¬таться!» Ему проще, конечно, он из кустов шоколад добывает. А мне что здесь делать, на стройку идти подсобником? Вряд ли получится – я ж привык к другим тех-процессам в строитель¬стве. Так что… походить, посмотреть можно, конечно… Кра¬сиво здесь, слов нет. Без показухи красиво, по-настоящему».
Высоко в ночном небе горели стрелки на башенных ча¬сах, тонкая нить огней очертила парапет моста, в кронах де¬ревьев засели весёлые разноцветные светлячки – беспечное и сытое королевство готовилось к Рождеству…¬

– …НЕТ, ну ладно – ты, тебе там покупать что-то надо, но я-то чего поеду?
– За компанию.
– Я понимаю, что за компанию. Но ты же экономист по ди-плому, вот и вдумайся: скупишься там, а проезд ляжет в транс-портные расходы и растворится в общей сумме, – пустяки для тебя, короче. А я чего ради по¬трачу эти, сколько там, гульденов?
– Так а мы бесплатно поедем.
– Не понял.
– А что тут понимать! Я в Италии всё время без билета ез¬дил.
– И что, не проверяли?
– Ходили, проверяли. Кто показывал билет, у того и смот-рели, а я уставился в окно – ноль на них внимания, и ничего. Как так и надо. Порядки здесь такие. Ну что, едем?
И поддался Капитонов Гошиным уговорам, и полчаса спустя катили они в электричке на Харлем.
Вернее, не совсем на Харлем. Нужный поезд отправ¬лялся нескоро, и пришлось остановиться на варианте с пере¬садкой в Лейдене.
Гаага закончилась быстро, в окне замелькали поля, разде-лённые узкими каналами на аккуратные квадраты, по¬сёлки, на-поминающие выброшенные в степь городские квар¬талы, ста-ринные каменные мельницы, ажурные фермы мос¬тов, полу-станки…
В Лейден прибыли без приключений. Новая электричка, в Хар-лем, ждать себя не заставила.
Он появился неожиданно. В форме, огромный и рыжий, с глуповатыми выпученными глазами. Капитонов понял, у них спрашивают билеты, и отвернулся к окну – с его лингвистиче-скими возможностями делать в этой ситуации было нечего.
В переговоры вступил Гоша. Вымучив на физиономии гри-масу скорби, Гоша поведал контролёру, – детальный пере¬вод той замечательной беседы Капитонов получил позже, – что они участники очень прогрессивной конференции, но, – вот надо же! – у них украли деньги. «Где проходит ваша чудная конферен¬ция?» – поинтересовался блюститель железнодо¬рожных нра¬вов. «В Гааге», – ответил Гоша. «Не понимаю, – замотал голо¬вой контролёр. – Гаага – там, а вы куда едете?» – «В Харлем, – как само собой разумеющееся, сообщил Гоша. – Там живёт наш менеджер, мы едем к нему за деньгами». – «Если у вас украли деньги, вам нужно обратиться в поли¬цию…»
Слово «полиция» Капитонов  уловил и съёжился от нехо-роших предчувствий.
«А можно заплатить сейчас?» – перевёл Гоша разговор в более устраивающее голландца русло. «Пожалуйста!» – отве¬тил пучеглазый и, вынув калькулятор, принялся тыкать в кла¬виши авторучкой. Сумма, которую он огласил, превышала стои¬мость двух билетов не только от Лейдена до Харлема, но и за¬траты на поездку, если отправной точкой её считать Гаагу.
Гоша наскрёб в кармане горсть мелочи – «Вот!» Голлан¬дец поморщился – денег явно не хватало. «Вам придётся выйти из вагона!» – прозвучал безапелляционный вердикт.
Замедляя ход, электричка приближалась к станции. По¬следний вопрос своего спутника понял даже Капитонов.
– It’s possible?1  – спросил сама наивность Гоша.
– Possible2 , – облегчённо пожал могучими плечами голлан¬дец.
Место, в котором они оказались, с железнодорожной стан¬цией имело мало общего. Навес сродни трамвайному, не¬сколько доми-шек метрах в пятистах и уходящие в две стороны рельсы, и насыпь, и сельскохозяйственные угодья, и перелески до самого горизонта.
– Ну, Гоша, ну удружил! – кипятился Вадим. – Чувство¬вала моя душа, не надо ехать! Что делать прикажешь, коман¬дир?
– Выдвигаться в сторону Харлема.
– Хватит! Насрать я хотел на твой Харлем! Как ехать, снова зайцем?
– Ну а что? Опыт есть.
– Вот с меня его и хватит! Ты, как хочешь, а я поехал на¬зад, в Гааговку.

ДО ЛЕЙДЕНА Капитонов доехал, не проходя в салон. Про-стоял у двери – благо, путь недолгий, а того гляди, снова выго¬нят.
На вокзале изучил расписание – электричка в Гаагу отбы¬вала нескоро. Он вышел на привокзальную площадь и углу¬бился в город.
Лейден показался Капитонову совсем уж маленьким горо-дишкой, но именно здесь, чуть ли не физически, почувствовал он окружившую его старинность этих мест. В двух шагах от тро¬туара развесила крылья средневековая мельница. Времена донкихотов, понятное дело, миновали бесследно, и в камен¬ном чреве ветряка обосновался теперь вполне современный ресто¬ран – закономерные и обескураживающие метаморфозы.
«…И банка! – вспомнил Капитонов. – Лейденская банка! Господи, как надоели с ней в школе! А ведь это здесь, отсюда началось триумфальное её шествие по школьным учебникам! Вот – отметился я на родине достопочтенной банки! Надо же…»
Дождь усиливался, и Вадим решился зайти в кафе. Вспом¬нив пресловутое «give me», попросил кофе. По жестам бармена понял, что нужно сесть за столик. Других посетителей в кафе не оказалось, что расценил он как неожиданно достав¬шееся удоб-ство.
Кофе принесли в микроскопической чашке, к нему прила-гались сахар и сливки в пакетиках, кругляшек печенья, напоми-нающий кальсонную пуговицу. Всё удовольствие – три с поло-виной гульдена.
С не зажжённой сигаретой в губах, Капитонов вернулся к стойке, приготовив мелочь, попросил спичек. Как уже случа¬лось в других местах, спички ему дали бесплатно – скромный пре¬зент от заведения.
Тыльная стена кафе отвесно уходила в канал. Капитонов устроился у окна и неспешно прихлёбывал теперь кофе, вгля-дываясь в размытые дождём силуэты зданий на другом берегу, в пенную рябь бегущей мимо воды. «Жаль, нет Эдика! Посидеть бы здесь с ней… молча посидеть. На всю жизнь бы хватило».
Пора было возвращаться в Гаагу.
На вокзале он испытал некоторое замешательство. О по¬ездке зайцем он уже и не помышлял, но в кассах билетов не продавали. В окошке следовало лишь разменять бумажные деньги на монеты, после чего пассажира ждал автомат.
Обилие кнопок ясности в обращении с механизированной кассой не добавляло. Капитонов застыл у жёлтого ящика, вни¬кая в принцип капиталистического обилечивания. Нажимать клавиши нужно было, как бы отвечая на вопросы: куда со¬брался ехать, в каком классе вагона, намерен ли вернуться в тот же день обратно. Не без труда проделав нужные манипу¬ляции, он нажал последнюю кнопку, и на табло высветилась цена билета – 5.20.
Капитонов нашёл у себя три крупных монеты по два с по-ловиной гульдена. «А вдруг что-то не так понял, – малодушно замешкался Вадим. – Сейчас брошу, а падла эта железная деньги схряцает, и… хорошо ещё, если билет выдаст. При¬дётся обращаться за помощью к сочувствующему нидерланд¬скому обывателю…»
– Excuse me, – обратился он к молодой некрасивой жен¬щине.
Обнаружить свою беспомощность перед женщиной краси¬вой, он не смог бы и в более пиковой ситуации – убеждения-с, манеры-с!
И добавил, как был уверен, на голландском:
– Den Haag1 .
Женщина легко коснулась пальцами клавиатуры. Резуль¬тат сошёлся – 5.20!
И тогда, досадливо ощущая нелепость своего поведения, Капитонов протянул голландке открытую ладонь и пролепетал фразу, передавать которую в английском написании было бы по меньшей мере бестактно по отношению к основному языку ме-ждународного общения:
– Ай кэннот юз аутомат2 .
Женщина бесстрастно выбрала нужные монеты. Автомат утробно фыркнул и вышвырнул в лоток билет и сдачу – с точно-стью до цента…

ДО ОГОВОРЕННЫХ одиннадцати часов, оставалось ещё немало времени, но, вымотавшись за день, Капитонов решил наплевать на условия и идти в костёл. Там он застал Тараса, который тут же на него и набросился:
– Вы где были, Вадим Андреевич?
– Да так, путешествовал…
…Не рассказывать же было ему про контролёра, Лейден и занозой впившийся в память злосчастный вокзальный «ауто¬мат»…
– …А что, Влад искал?
– Причём здесь Влад? Банкет сегодня. Вы идёте? Наши уже там.
– Ка… какой банкет?
– Ян Пронк даёт, у себя в министерстве. Приглашены все участники конференции. Поехали!
Капитонов прислушался к гудению в ногах, потом – к ощу-щениям в желудке и, склоняясь в пользу интересов послед¬него, ответил:
– Поехали.
Добирались трамваем. Не дойдя сотни метров до мини¬стерства охраны окружающей среды, многоэтажного ультрасо¬временного здания, услыхали гул, который способна издавать лишь возбуждённая многочисленная толпа. У фасада министерства бесновались демонстранты. Заинтересованный развернув¬шимся действом Капитонов замедлил шаг.
В колонне, беспо¬рядочно выкрикивая требования, шли в основном молодые, вызывающе и неряшливо одетые люди. Не смотря на обилие пылающих факелов в руках толпы, Вадиму не удалось рассмотреть ни одного лица, но возникла уверен¬ность – сюда пришли и его знакомцы, незадачливые экстреми¬сты из заброшенного квартала.   
Вдоль пути демонстрантов выстроились полицейские. За их спинами, прижимаясь к стене, шли гуськом и исчезали во входных дверях другие люди – они спешили на организован¬ный Яном Пронком, министром экологии Нидерландов и пред¬седа¬телем конференции, банкет. Набралось их около пяти ты¬сяч че¬ловек.
Здание министерства, способное потягаться в высоте с ти¬повой двенадцатиэтажкой,  в интерьере  являло собой почти по¬лое сооружение. Внутри гигантского стеклянного параллеле¬пипеда на раз¬ных уровнях располагались две-три площадки, соединённые между собой лестницами-эскалаторами.
Ход банкета, как выяснилось, не определялся никаким регламентом. Другими словами, гости Пронка остались здесь предоставлены сами себе. Не звучали в тот вечер тосты и здравицы, не оказалось и распорядителя, что несказанно уди¬вило привыкшего к заорганизованности даже в пьянках Капи¬тонова. Не обнаруживая ни малейшей осмысленности дейст¬вий, люди бродили по зданию, поднимались и опускались эс¬калаторами, общались в стихийно образованных компаниях.
Тарас потерялся сразу, зато Капитонов встретил Вову. По блаженной улыбке на бледном лице и неуверенности в движе¬ниях стало ясно – ивано-франковский почитатель марихуаны не брезгует и спиртными напитками. Вова оказался абсолютно пьян.
– Вадим-м… Андреич! Здесь пойла – во! – ребром ладони тинэйджер чиркнул себя по горлу. – Я столько даже на помин¬ках не видел. Идём скорее.
– Угомонись, Володя. Куда идти?
Куда-либо ходить, чтобы выпить, здесь действительно представлялось совершенно излишним занятием. Повсюду, виртуозно лавируя в толпе, сновали юноши и девушки в уни-форме. Удерживать на артистически отставленной ладони поднос с фужерами и рюмками – в этом чувствовалась особая школа. Вино, виски, лимонад – кому что на душу ляжет! Никого из пяти тысяч гостей министра не обошли участием эти ребята.
Капитонов снял было фужер вина с назойливого подноса, но сделав глоток, скривился – кислятина! Хотя и чувствуется, что не из дешёвых. Виски не хотелось. И до алкогольных ли утех, если тушёнка уже с души воротит, а хлеб на этих долго¬тах – вкусный, но как-то по-особенному, не такой, как дома – стоит два с половиной доллара?
Колобашкин, то есть, подоспел как нельзя кстати.
– Идёмте, там сейчас всех кормить будут!
– Иисус Христос он, что ли, Пронк этот? – усомнился Ка-питонов.   – Пять тысяч человек тремя хлебами накормить хо¬чет?
– Идём, там видно будет…
На каждом ярусе стояли, интимно теснясь, столики, ме-стонахождения которых угадывались по плотному скоплению участников банкета. Каждую столешницу украшали нехитрые голландские символы: луковица тюльпана в миниатюрном де-ревянном башмачке, крохотная в декоративной плошке свеча.
Свободных  мест здесь не было. Люди сидели, объеди¬нившись в большие компании, разговаривали, споря и хохоча, по¬пивали любезно доставляемые гарсонами напитки. В одном застолье Капитонов заметил Аарта. Лидер гаагских неформа¬лов к банкету не переоделся – без тени смущения восседал за столом в жёлтой безрукавке мусорщика. В другом месте, бла¬годаря тому же наряду, засветился Эрик. Малейших признаков дармовой кормёжки и приготовлений к ней заметно не было. Капитонов воззрился на Колобашкина.
– Значит, надо искать, – заключил Валерий Алексеевич. – Мне точно сказали – будут кормить, такого я в жизни не пере¬путаю.
Поискам сопутствовал быстрый успех. В одну из просто¬рных ниш уже внесли и установили столы, выстроив их полу¬кругом. На первом высилась стопка широких тарелок, осталь¬ные были уставлены блюдами, полнящимися самой разнооб¬разной снедью.
Со шведским столом Капитонов имел дело впервые, но, пристроившись в хвост уже образовавшейся очереди, быстро вник в его нехитрые правила – вали в свою посуду чего и сколько душа пожелает. Поравнявшись с первым столом, он вооружился тарелкой, размерами напоминавшей десертное блюдо, и, неспешно продвигаясь вперёд, наполнял её до тех пор, пока дармовые буржуазные яства не обнаружили намере¬ний коварно вывалиться на пол. От министерской кухни Капи¬тонову предстояло вкусить: несколько сортов аккуратно наре¬занных колбасы и сыра, отварной рис и картофель фри, са¬латы и креветки, селёдку в филейном виде, опять же два или три сорта. Поверх всего легли, истекая соком, два ломтя жаре¬ного окорока.
Оставалось найти, где всё это можно съесть. Озираясь с тарелкой в руках, Капитонов заметил нечто странное в пове¬дении своих случайных сотрапезников. Все они устремлялись к подоконнику широкого, во всю стену, окна и тут же, будто по-лучив незримый удар, разворачивались и начинали есть, кто стоя, а  кто неудобно устроив блюдо на лестничных или балю¬страдных перилах. Кивнув Колобашкину – «Следуй за мной, Валерий Алексеевич!» – Вадим тоже направился к подокон¬нику. Поставил на него тарелку и… обомлел. За окном откры¬валась панорама ночной улицы, запруженной демонстрантами. Толстые стёкла почти не пропускали звуков, но и «картинка» достаточно выразительно передавала исступление и надрыв, овладевшие разгорячённой толпой. В облике полицейских  чи¬талось внимательное равнодушие.
– Порядок у них такой, – пояснил Колобашкин. – За че¬тыре дня нужно заявить в полицию, а потом – пожалуйста, ми¬тингуй сколько влезет! Но от маршрута – ни-ни!
В это миг особо разгулявшаяся группа демонстрантов сбила переносной парапет, нарушив демаркационную линию своей  демократии. Чёрный автобус с бойцами спецназа – или как это зовётся в Голландии? – появился будто вырос из-под земли. Крепкие ребята в чёрном, прикрывшись обтянутыми ко¬жей щитами и взяв на изготовку резиновые дубинки, вытяну¬лись ровной шеренгой, но, видя, что падение шаткого ограж¬дения в серьёзный инцидент не переросло, активных действий так и не предприняли.
Сомнений не было – ярость и негодование толпы адресо¬вались им, жующим и пьющим в тёплых и светлых холлах ми¬нистерства участникам банкета. Подхватив тарелки, Капитонов и Колобашкин ретировались вглубь помещения – открывшийся за окнами вид пищеварению не способствовал.
«Стало быть, здесь что-то не так. Что-то не то здесь про-исходит, и я принимаю в этом самое непосредственное уча¬стие. Хотя… такую никчемную карту, как я,  кто-то разыгрывает втёмную. А кто мне виноват? Давно пора было разобраться, что же здесь всё-таки происходит и, может быть, занять место среди тех, на улице. Или вообще не соваться в чужую драку…
Стоп! Ну ладно мы – а Эрик с Аартом что здесь делают? Сидят, разминаются аперитивчиками, генералы хреновы, а их голоштанная армия – там, на улице, под дождём. Это уже прямо как у нас получается – братки на стрелках мочат друг дружку, а их главари любезничают промеж собой в креслах Рад всяческих… Неужели и здесь – двойственные поступки, двой¬ственная мораль, двойная, чёрт её возьми, жизнь?..»
– А ты чего не ешь? – спросил Колобашкин у не покидав¬шего их всё это время Вовы.
– Некуда, – выдохнул тот и погладил себя по животу. – Шесть бокалов вина провалил… И виски ещё…
– А я, наверное, ещё раз очередь займу. Или это… пакет какой-нибудь есть?
– Не-а, но поискать можно.
– Так что ж ты стоишь, дурень? Тут такая халява, а ты… Иди, вали всё в пакет – в церкву заберём…
Покончив с ужином, Капитонов вволю напился кофе. Ав-томаты, способные выплеснуть в пластиковый стакан напиток в двенадцати вариантах приготовления, по случаю торжест¬венного приёма во всём здании настроены были на режим бесплат¬ного обслуживания.
В холле первого этажа что-то затевалось – слышались беспорядочные разрозненные звуки музыкальных инструмен¬тов, и Капитонов ступил на лестницу эскалатора.
Сладко попив и вкусив от министерских брашен, люди были уже не прочь развлечься, что, как оказалось, вполне со-ответствовало программе банкета. На установленном в центре зала подиуме настраивались музыканты.
Нет, устремились сюда, конечно, не все – большинство гостей так и остались где-то там, на верхних террасах, про¬должая в интимных беседах, с рюмкой виски и при свечах, ра¬деть за светлое будущее планеты и населяющего её челове¬чества.
А на авансцену вышла женщина с саксофоном и выдула первую ноту. Мелодия возникла и поплыла, воспаряя над эс¬калаторами и ярусами, над жующими гостями и предупреди¬тельными лакеями, над яростными спорами и пустопорожней болтовнёй, над легковерной тщетой человеческой.
На сцену их вышло пятеро. Четверо мужчин, одетых весьма за-урядно, ни намёка на шоу, – гитары, клавишные, ещё один сакс, – и она, маленькая и хрупкая, уверенная в праве стоять впереди всех.
Что это было – рок, джаз, нечто другое? Разбираясь в му¬зыке и любя её не больше д’Артаньяна, Капитонов не смог бы ответить на этот вопрос и приблизительно, но застыл потря¬сённо, чувствуя, что не в силах уйти, пока стоит на подиуме – в трёх-четырёх шагах всего-то – эта светловолосая женщина с саксофоном.
Как говорить о том, чему нет названия? Как пересказать музыку, если рождается она там, где становятся несостоя-тельными и умирают слова?..
Завершив блистательный сольный пассаж, саксофони¬стка отложила инструмент и запела.
Стоящий в двух шагах от Капитонова рослый негр, с на¬чала концерта вращающий бёдрами и плечами, всё увеличи¬вал и увеличивал амплитуду телодвижений.
Не понимая ни слова из того, о чём говорилось в песне, Капитонов слушал как завороженный – женский голос, видимо, пронял его на подсознательном уровне. Всё, с чем пришёл он сюда, поблекло и измельчало: жёсткий пол костёла, бездене¬жье, боль в коленках, тушёнка, чужая и нелепая роль эколога, бесконечная сырость, самоуверенная эта и равнодушная к не-званым гостям страна.
Негр во вращательных своих упражнениях преуспел на¬столько, что в радиусе трёх метров вокруг него образовалось свободное пространство.
Кэнди Далфер, так звали голландку, стоящую на подиуме, пела, скорее всего, о любви. Капитонов подхватил с проплывающего мимо подноса бокал с вином. «Нужно позвонить Эдику…»

РАССКАЗЫ о банкете Гоша слушал с плохо скрываемой завистью. Но справился с собой и даже сумел пренебрежи¬тельно оттопырить губу.
– Ну и что! Я зато в Харлем классно съездил. Вот, дейст-вительно, базар так базар. Отоварился по полной программе.
Не верить ему – впрочем, как и верить, – Вадим не нахо¬дил оснований. Странным показалось ему другое. Гоша – от¬части благодаря знанию языка, отчасти в силу непоседливого и предприимчивого характера – по поводу недоступности му¬зеев переживал не очень и целыми днями носился где-то, по¬свящая досуг мелкооптовому стяжательству. Ухищрения его, надо думать, не были безрезультатными, но где и как хранил он покупки – не знал никто. Домой он уехал не на купленной машине, как собирался, но уехал отдельно от группы, возже¬лав повидаться с какими-то друзьями в Германии. Капитонов Гошу не провожал и видеть его багаж не мог.
Он видел иное. В одной из секций крупного, в несколько этажей, супермаркета Гоша облюбовал брючный ремень. «Дрянь вещица, – покривился Вадим. – Не кожаный даже, а из какого-то говна прорезиненного. Ввек бы не надел».
– Это модно, – коротко объяснил Гоша изучая ценник.
Предусмотрительные голландцы указывали две цены: в гульденах – денежной единице существующей и в евро, до принятия которых оставалось ещё больше года. Обе цены Гошу смущали – дорого!
– Вообще я заметил, то, что нравится мне, не нравится тебе, и наоборот.
Поделившись с Капитоновым тонким своим наблюде¬нием, Гоша взял ремень модный и, прихватив другой, раза в полтора дешевле, направился к примерочной.
«Совсем у пацана крыша съехала, – запереживал Капи¬тонов. – Ремни мерить собрался. Пошлют его сейчас куда по¬дальше». Тем не менее, девушка в униформе любезно пока¬зала Гоша свободную кабинку. Она, привыкшая играть по дру¬гим правилам, не могла и представить, что покупатель в ка¬бинке ремни примерять не будет, а просто обменяет на них ценники. Модную вещь Гоша купил по цене вещи другой, вея¬ниями моды не обласканной.
В магазине парфюмерии и косметики Гоша обнаружил рекламный флакон с пульверизатором и ухитрился с головы до ног оросить себя дорогими духами.
– Как мне надоел этот шопинг! – злился Капитонов и не кривил душой.
Ежедневное хождение по магазинам раздражало его всё больше и больше, интерес к западным товарам – особенно без возможности что-либо приобрести – угас, возникая ненадолго лишь в лавках с табачными изделиями и охотничьим вооруже-нием. Но избежать этих походом в торговые районы Гааги уже не представлялось возможным – жёсткие условия проживания, выдвинутые Феликсом, обязывали до одиннадцати часов ве¬чера проводить время вне стен костёла.
Из трамвайных окон Капитонов заметил несколько круп¬ных парков. В отличие от родных отечественных ЦПКО с их асфальтовыми дорожками и аттракционами, скамейками и ур¬нами, пивом и мороженым гаагские парки представляли собой участки леса, чудом уцелевшего среди городских кварталов. Лишь яркие конструкции детских площадок нечастыми вкрап¬лениями оживляли унылый в это время года пейзаж.
К флоре своей голландцы вообще относились с остроум¬ной бережливостью. На одной из городских площадей Капито¬нов с Колобашкиным остановились, поражённые видом старых мощ¬ных  деревьев. Толстые ветви, перпендикулярно отходящие от ствола, вдруг изгибались под почти идеальным прямым углом и тянулись к небу. Что за порода такая? В безлистную пору ответ на во¬прос найти не удалось, но дошло, что крона формировалась ис-кусственно – деревьев рядом можно посадить больше, но они не бу¬дут мешать друг другу.
В парках ветки никто не загибал, деревья просто оста¬вили в покое. «Ну! Ну почему не случилось попасть сюда ле¬том? Забрался бы в кусты, вывалился на травке и – можно в костёл вообще не хо¬дить. А сейчас – попробуй! Да-а, невезуха сплошная. Шарься теперь почём зря в магазинах этих дурац¬ких!..»
…В одну из маркетинговых своих вылазок Гоша познако¬мился с Мишей. Точнее, впрочем, девятнадцатилетний армя¬нин сам подошёл к Гоше, услышав русскую речь. Каким обра¬зом добрался он из Закавказья до берегов Северного моря, так и осталось неясным. Очутившись в Голландии, явился в поли¬цию и заявил,  что домой возвращаться не может,  потому что там его хотят убить. На сердобольных голландцев довод подейст¬вовал, и Миша оказался в лагере для беженцев, чтобы ждать там обретения подданства. Время коротал в секции по кик-бок¬сингу и на курсах нидерландского языка. При этом получал по¬собие – триста восемьдесят пять гульденов.
– Ну и как? – спросил Капитонов, потому что нужно было о чём-то спросить. – Можно жить на такие деньги?
– Можно, – кивнул Миша и тут же посерьёзнел: – Но я не могу позволить себе хороших и дорогих вещей.
«Резонно, в общем! За какой хрен подавать тебе дорогие и хорошие вещи?! Кто ты такой? Сопляк, мальчишка… Я в твои годы… Стоп! Брюзжать начинаешь, Вадя. Возрастное это, что ли?..»
Пока Капитонов выяснял условия существования невоз-вращенца, Гоша страстно нашёптывал что-то ему в другое ухо. Долетали лишь отдельные слова: «Машина… ноутбук… мо-бильник…»
– Поговорю с ребятами, – уклончиво ответил армяно-гол-ландец. – Может, украдём где-нибудь. Хотя опасно, конечно…
– Что, много дадут?
– Не-ет. Просто, если поймают, заставят пару недель за больными ухаживать. В коляске инвалидной по городу во¬зить…
И всё же, при всех талантах, не чувствовалось в Гоше на-стоящего размаха, способностей к крупным махинациям. «Мелко-уголовный характер, – подытожил Капитонов. – Так себе. Нечто вроде фарцы, по-старому. Хотя… мне что? Я не из полиции нравов. Он, конечно, проныра, но зато держится здесь хорошо, не парализовало его, как некоторых. То есть и мне помогает выжить в этих каменных джунглях. И язык знает, и шоколадом подкармливает, из жестянки той, на улице найден¬ной».
Нелепый случай в гардеробе, о котором старался забыть Капитонов, вовсе не забыл Гоша и, мало того, сумел дать ему не лишённое логики продолжение. Трофея в виде мелочёвки в холщовой сумке ему показалось мало, и на следующий день, получая по номерку свою куртку, он небрежно напомнил гар-деробщице о том, что оставлял ей на хранение портфель, бит¬ком набитый всяческими ценными предметами личного поль¬зования. Поиски востребованной ручной клади к успехам, ра¬зумеется,  не привели.  Гоша потребовал вызвать  начальство, которое незамедлительно явилось. Угрожая международным скандалом, Гоша дал всё же понять, что ничего не имеет про¬тив компенсации пропавших вещей в любом валютном эквива¬ленте. Растерянное гардеробное начальство предложило ра¬зобиженной украинской стороне написать заявление со спи¬ском пропавших вещей, ука-занием их стоимости и общей суммы убытка. Гоша согласился и выставил королевству Ни¬дерландов счёт на пятьсот долларов США. Через несколько дней иск был удовлетворён. В группе об этом никто не узнал – самые ответственные партии Рыбченко исполнял сольно.

СТРАННОПРИИМНЫЕ лабиринты Аарта, Капитонов по¬кинул с облегчением, без малейших намерений когда-либо ещё в них вернуться. Оказалось, – напрасно. Явился Влад и объя¬вил подготовку к демонстрации, то есть наконец-то пришло время красить бочки, о которых уже подзабыли те, кому это было поручено.
Пришлось вернуться на кухню в Аартовом флигеле, именно там дожидались невольных маляров предназначенные для участия в акции бочки. Выяснилось, что работа предстоит пустяковая, куда проще, чем предполагалось на собрании: шесть раздобытых местными экологами ёмкостей оказались вполне соответствующего замыслу жёлтого цвета. Оставалось лишь намалевать чёрной краской на их боках зловещие сим¬волы вездесущей радиации.
Краска затекала под трафарет, и, присев на корточки, Ка-питонов кистью доводил рисунок до шедевральных кондиций. По другую сторону бочки, закусив губу, корпела над трилистни¬ком Аня.
– Как работёнка, по теме? – спросил Капитонов без язви-тельной, впрочем, интонации.
Его давно подмывало спросить у неё или Богдана, почему в их делегации они именуются художниками. Что это значит – художники? Профессия, призвание или наскоро придуманное Владом Тарасенко общественное поручение?
– Да уж, – рассмеялась Аня.
Похоже, она не заметила колкости вопроса. «Смешливая девчонка. Хотя это, понятное дело, от молодости».
– Ради этого стоило в Голландию ехать, – ввернул Капи¬тонов, сам удивляясь возникшему желанию допечь собесед¬ницу.
– А почему и нет, – снова не смутилась Аня. – Бочки – это что, это ерунда. Зато мы с Богданом в Мауритсхёйсе были.
– Где? – насторожился Капитонов.
– В Мауритсхёйсе. Музей так называется. Семнадцатый век! Полотен немного, но какие! Вермер, Поттер... И Рембрандт, конечно! «Симеон во храме». Это что-то потрясающее! Впечат-лений – на всю жизнь!
Нехорошее тепло окатило Вадима Капитонова. «Вот, по-жалуйста! Люди времени даром не теряли. А я? Что я видел кроме магазинов этих долбаных?!»
– Так уж и на всю жизнь. Будут у тебя ещё впечатления. Это мне уже… – он оборвал фразу и крякнул, разгибая ною¬щие колени. – Старость не радость. Мне бы в музей пыток, есть такой, говорят, в Амстердаме. И то в качестве экспоната.
– Да ладно вам, Вадим Андреич, – она вновь засмеялась, но вдруг сделалась серьёзной. – А как он ощущается, возраст?
– Как тебе сказать?..
«Ничего себе вопросик! Ну ты и штучка, Аня! А ведь и глянуть не на что. Завитушки обесцвеченные, носик капель¬кой… Только и привлекательного, что, опять же, молодость…»
– …Как тебе сказать? Вроде и никак. Оно ведь не сразу всё приходит…
– Мудрость?
– Да какая к чёрту мудрость! На месте мудрости… Гм! Мудрость – производная от ума, а ум – категория вневозраст¬ная. Тут, скорее, опыт. Многое просчитываешь наперёд. И не просчитываешь даже, а просто знаешь уже, как оно что будет. Начинаешь бережнее относиться к тому, что нажил, к своему мирку.  Хотя  и  понимаешь,  что всё оно и гроша ломаного  не стоит, но пускать туда посторонних уже не хочется... Переста¬ёшь любить драки. Сначала перестаёшь любить, а там и разу¬чиваешься драться. Пойми, я говорю не о вульгарном разма¬хивании кулаками.
– Я понимаю.
– Ну что ещё? Здоровье подводит, но это не так и важно, здоровье. Просто, видимо, жить становиться не так интересно.
– Вот! – тряхнула кудрями Аня. – И не какой вы, значит, не старый, Вадим Андреич!
– Это ещё почему? – Капитонов принял обиженный вид.
– А потому что, были бы вы старый, сидели бы дома. А раз решились на такую поездку, значит всё с вами в порядке!
– Ну, спасибо, утешила, – на этот раз рассмеялся Капи¬тонов.
Она оттирала руки растворителем, выданным им вместе с трафаретами, краской и кистями. «Красивые пальцы», – ма-шинально отметил Капитонов.
– Вот и растворитель у них хороший, а вы переживаете.
– Хороший, – следуя её примеру, согласился Капитонов. – Жаль, нельзя целиком в нём помыться.
В группе об этом говорили ещё мало, но проблема назре¬вала и беспокоила всех. Ни в доме над каналом, ни в костёле не было условий для мытья и стирки. Принимающая сторона, видимо, решила, что украинцам вряд ли нужны, а то и вредны подобные излишества. Грязные носки со многими ухищре¬ниями Капитонову ещё удавалось простирнуть, а вот сменное бельё так и лежало нетронутым на дне сумки. Аня смолчала, но улыбнулась понимающе.

 В КОСТЁЛЕ их ждал сюрприз. Они укладывались спать, когда явился Феликс и напомнил, что оплата жилья просро¬чена на три дня.
– А завтра уплатить можно? – спросила группа.
– Можно, – отвечал Феликс, – но сейчас вы должны со¬брать вещи и уйти.
– Куда? – спросила группа. – Двенадцатый час ночи.
– Не знаю, – развёл руками Феликс. – Нужно было платить вовремя.
Группу охватила близкая к панике растерянность. Погля¬дывая друг на друга, все ждали – кто предложит выход из сло¬жившейся ситуации.
Капитонов налил себе кофе, денег у него не было уже ни¬каких, на следующий день Влад обещал компенсировать за¬траты на дорогу.
– А долларами возьмёте? – спросил кто-то у Феликса.
Хозяин  костёла  скривился так,  будто вместо изюмины раскусил по ошибке клопа.   
– Нет, нет, – замотал он головой. – Только гульдены. Идите в банк и меняйте.
– Ночью?! Какой банк?
– Тогда уходите.
Похоже было, что шутить он не намерен. Так же как и снисходить к постояльцам. Выручил всех Колобашкин.
– У меня есть гульдены, наменял сегодня.
Феликс кивнул и, усевшись за стол, раскрыл блокнот.
В центре внимания – и в буквальном смысле тоже, выйдя на середину кухни – оказался Гоша. Уточняя прожитые без оп¬латы дни, он якобы помогал Феликсу в бухгалтерии и физио¬номию скорчил самую разлюбезную. При этом, отпускал a part реплики на русском, на чём свет стоит костеря корыстолюби¬вого голландца.
– Пиши, пиши, мироед, – сладко улыбаясь говорил Гоша. – Бумага всё стерпит, сволочь ты недобитая. – (Далее следо¬вала фраза на английском с необходимыми Феликсу уточне¬ниями.)  – К нам бы тебя, там бы тебе быстро рога пообло¬мали, волчина ты позорный. (Фраза на английском…)
Пережившая лёгкий стресс группа теперь расслабилась и веселилась вовсю.
– Блокнотик он принёс, паскуда, – медоточиво частил Гоша…
…и переиграл, ввернув известное во всех языках сло¬вечко:
– Пиши, пиши, бюрократ!
Феликс оторвался от записей и возражающе покачал пальцем.
– Я не бюрократ. Я делаю всё, как нужно. Извините.
Угомонились за полночь.
– Спасибо, Валерий Алексеич, выручил. Завтра скинемся, рассчитаемся с тобой.
– Ладно, чего там. Давайте спать. Утром на демонстра¬цию.

АНТИАТОМНАЯ демонстрация в Гааге и отдалённо не напо-минала то бурное жизнеутверждающее действо, о кото¬ром идейно-ностальгически воздыхал составленный из двух поло¬винок Капитонов-старший. Хотя шуму тоже было немало.
Длинная и нестройная, двигалась по Гааге колонна бор¬цов за чистоту окружающей среды. Маршрут её опреде¬лялся переносными парапетами, вдоль всего пути выстроились по-лицейские. Грузовые машины подвозили мешки с песком, из которых предстояло соорудить вокруг Конгресс-центра симво-лическую дамбу в пику изменениям климата и разработкам нефтедобывающих компаний.
На демонстрацию пришло никак не меньше трёх тысяч человек. Неумолчно звучали музыкальные инструменты, если причислять к таковым барабаны, жестяные дудки, трещотки. Пестрели во множестве лозунги.
Богдан и Аня наконец-то обнародовали привезённое из Киева детище – огромный плакат на двух древках. На белом полотнище были намалёваны расхожие символы экологов: пе¬речёркнутая атомная бомба, голубое небо, трава и деревья. Не хватало голубя мира.
Гоша внимательно изучил плакат, почесал в затылке и выдал без запинки, остро напомнив Капитонову об Эдике:   
– Сучья лапа. Поручили бы оформление транспаранта мне. Я б его так сделал, что никакой Мейерхольд за мной бы не угнался.
Тарас и Валерий Алексеевич Колобашкин взялись за древки. Аня то и дело выбегала из колонны, щёлкая фотоап¬паратом. В общем гаме тонуло щебетание оксанок-мариек. Влад Тарасенко шествовал степенно, одобрительно погляды¬вая на своих подопечных.
Гоша успевал везде. Капитонов видел его сменившим Тараса у плаката – в этот миг украинская делегация попала в объектив телевизионщиков. Видел одетым вдруг в белый ком¬бинезон. В таком одеянии на демонстрацию вышло десятка два человек, у кого-то из них Гоша и одолжился. «Снежных че¬ловеков они изображают, что ли?» – подумал слабо разби¬рающийся в символике Капитонов. Гоша неожиданно вырос рядом с ним. Оставив где-то белые одежды, он колотил теперь палкой по бидончику из-под «chupa-chups’а».
– Свободу Юрию Деточкину! – что есть мочи орал Гоша.
– Соберитесь вместе, – забеспокоился Влад. – Сейчас нас будет снимать «1+1». Дома увидят…
«О Господи! Этого ещё не хватало». Капитонов почти вы¬рвал из рук Колобашкина древко плаката, за полотнище можно было спрятать голову.
И тут появились барабанщики. Им предшествовал звук – испод-воль нарастая, зазвучала слаженная и мощная барабан¬ная дробь. Они и шли красиво, шестеро чернокожих парней, ритмично пере-брасывая тела с ноги на ногу. Шли тремя па¬рами, у каждой – разные по величине и звучанию инструменты. Когда дробь ненадолго обрывалась, эстафету подхватывали фанфары, – процессию завершали духовики, тоже негры.
Капитонов негритянскую музыку не ставил и в грош, счи¬тая, что воспринимать её можно только на внесознательном, животном уровне, но тут…  тут заметил вдруг, что его ноги притопывают, что тело его уже живёт в полном согласии с этим зажигательным ритмом. Путь перед идущими, и одновременно пляшущими барабанщиками расчищался как бы сам собой, они продефилировали до перекрёстка и повернули обратно…
– Они сюда с Кюрасао приехали, надо же! – сообщил все-ведущий Гоша. – Профессиональные музыканты, выступают там у себя на фестивалях. Представляешь, что там творится?
– Не представляю! – округлил глаза Капитонов.
Демонстрация не заканчивалась, и он уже чувствовал приближение усталости. Мелькали летящие из рук в руки мешки, на мостовой перед Конгресс-центром вырастала дамба.
–  Может,  свалим  отсюда,  а?  –  обратился  он к Гоше. 
– Негров послушали, в телевиденье угодили, чего ещё? Хрено-тень эту они и без нас построят. А то, гляди, полиция разби¬рать заставит.
– Пошли.
Они свернули в ближайший переулок, за ними увязались художники и Валерий Алексеевич Колобашкин.
И тут же раздались окрики полицейских.
– Я ж говорил, нельзя у них от маршрута отклоняться, – застыл на месте Колобашкин.
– To home! – крикнул через плечо Гоша и зашвырнул в кусты расписной «chupa-chups».
– To home? – переспросили полицейские. – It’s OK!
Они отстали, потеряв всяческий интерес к ретировав¬шимся украинцам.
ОФИЦИАЛЬНУЮ делегацию Украины возглавлял лично Ми-нистр. Делегация неофициальная, от зелёных, три раза просила Министра о встрече. Трижды тот соглашался и три¬жды не являлся в назначенный час.
Наконец Влад Тарасенко собрал группу и объявил, что сегодня Министр обязательно явится в не самый шумный угол Конгресс-центра и ответит на все интересующие неформаль¬ных экологов вопросы.
В очередной раз решив, что пора разобраться в сути про-исходящего, Капитонов подступился с расспросами сначала к Тарасу, потом к Колобашкину. В результате блиц-интервью ка¬кая-то ясность наконец-то забрезжила.
Позднее, вернувшись домой, в статье, заказанной Дубин¬ским, он написал:

«Весь сыр-бор разгорелся из-за принятого в Киото прото-кола, согласно которому каждая страна получала свою квоту на выброс тепличных газов. При этом страны, недостаточно разви¬тые индустриально, т.е. газы по бедности не выбрасывающие, могли свои квоты продавать. С какими бы благими намерениями не явились участники представительного форума в Гаагу, финан¬совый вопрос для каждого из них занимал далеко не последнее место. И если бы цель конференции: принять соглашение о кон¬троле над тепличными газами – была достигнута, это неминуемо привело бы к сокращению доходов (к расходам) крупных компа¬ний индустриально развитых стран. Осмелюсь утверждать, что страны менее развитые интересовала схема торговли, предло¬женная в протоколе Киото и получившая название торговли кво¬тами, на сегодняшний день прецедента не имеющая».
…Собираясь утром на конференцию, Гоша прихватил с собой банку тушёнки, которую Капитонов, пачкаясь солидолом, вскрывал теперь перочинным ножом. В углу за какими-то стен-дами, где нашли они убежище от досужих глаз, проявляя неве-роятное чутьё, их разыскал Вова. Не отрывая взгляда от эти¬кетки со свиным рылом,  сообщил:
– Там этот… Жан Ширак приехал. Понто-ов, блин! А вы тут…
Вова проглотил слюну. Гоша расковырял вилкой слой бе¬лесого жира.
– И что теперь? Вчера Беатрикс приезжала, королева их¬няя. Шлялась тут. А нам что прикажешь, с голоду помирать?
Вове дали, куда его денешь, подержать единственную вилку. Набив рот тушёнкой, он добавил:
– А ещё встреча с Министром сегодня. Идёте? Влад ска¬зал, нужно всем быть.
– Ну, раз Влад сказал… Когда ещё доведётся посмотреть на живое правительство. Сходим, конечно.
Не являясь на встречу трижды, Министр поступил как на-стоящий профи – в четвёртый раз в оговоренное место не пришли, изверившись, многие из неформалов. Во всяком слу¬чае министерская свита на этом рандеву оказалась в безого¬ворочном большинстве. Увидев перед собой пять или шесть человек, – в том числе Капитонов, Рыбченко и Вова, плохо по¬нимающие куда они попали, – Министр поморщился, но встречу отменять не стал.
– Давайте поработаем конструктивно, – сказал Министр на единственном и достаточном государственном языке. – Се¬годня я выступаю на заседании. Позиция Украины будет под¬робно изложена, но я готов и сейчас ответить на любые ваши вопросы.
Стоит ли говорить о том, что вопросы не посыпались об¬вально, но звучали вяло, эпизодически и мало задиристо? Бла¬госклонно кивая, Министр слушал и, виртуозно владея игрой в пас, немедленно подключал к ответу кого-либо из сопровож¬дающих лиц.
– Григорий Дормидонтович, – не оборачиваясь, обра¬щался Ми-нистр, – люди интересуются, имеются ли у нас связи с общественностью. Пролейте свет, пожалуйста.
Почти явственно Капитонову слышался электронный щелчок – Григорий Дормидонтович принимал передачу с без¬отказностью японского робота.
– Конечно, имеются! В данном аспекте нами проделана колоссальная работа! Разработан и утверждён план мероприя¬тий! Все аспекты подвергаются глубокому и тщательному изучению! Проводятся семинары и слушания! Вот, значит, если касаться затронутого аспекта!
Министр посмотрел на часы, свита загремела стульями.
– Извините, мне пора. Рад был познакомиться…
Группа – к концу встречи подтянулись и остальные – растерянно молчала.
– Всё,  – скривившись, как от зубной боли, сказал Тарас. – Считайте, что Украина торгует квотами.
И тут вернулся Григорий Дормидонтович.
– Вы вот что, ребята, вы не расстраивайтесь, – быстро заговорил он совершенно нормальным, без электронных интонаций голосом. – Вы и его поймите. Он приехал сюда Министром и уехать отсюда он хочет тоже Министром. Даже если случится атомная война…
БОЛЕЕ занятной показалась Капитонову в тот день другая встреча, хотя и она до поры до времени проходила удручающе нудно. С украинской делегацией пожелала увидеться дама. Румынка, широкоизвестный в зелёных кругах лидер одноимён¬ного международного движения.
Разговор шёл о координации действий европейских орга-низаций. Говорили на английском – Капитонов боролся со сном. Когда дама захотела услышать  предложения по канди¬датуре всеевропейского координатора, Тарас молниеносно выбросил руку и выпалил:
– Предлагаю – меня!
Вряд ли кто смог бы изначально предположить, что ру¬мынка украсит беседу весьма эффектной концовкой. Вглядев¬шись в лица окруживших её украинцев, она заявила, что жерт¬вует на нужды делегации пятьсот гульденов. В обстановке всеобщей растроганности Капитонов проснулся.
Нежданно доставшиеся деньги решили поделить. Суммы, приходящейся на одного человека, хватало на билет до Ам-стердама и обратно, если возвращаться в тот же день.