Свободный пушкинский микрофон

Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
К нему не зарастет народная тропа,
Вознесся выше он главою непокорной
          Александрийского столпа.

Нет, весь я не умру - душа в заветной лире
Мой прах переживет и тленья убежит -
И славен буду я, доколь в подлунном мире
          Жив будет хоть один пиит.

Слух обо мне пройдет по всей Руси великой,
И назовет меня всяк сущий в ней язык,
И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой
          Тунгус, и друг степей калмык.

И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждая,
Что в мой жестокой век восславил я Свободу
          И милость к падшим призывал.

Веленью божию, о муза, будь послушна,
Обиды не страшась, не требуя венца,
Хвалу и клевету приемли равнодушно,
          И не оспоривай глупца.
А.С. Пушкин
1836

БЕССМЕРТИЕ
По-русски говорим мы с детства,
Но волшебство знакомых слов
Мы обретаем, как наследство,
В сиянье пушкинских стихов.

Поэт  не стал далекой тенью,
Святыней, отданной в музей.
Он шумно празднует рожденье
Среди бесчисленных друзей…

Как своды античного храма –
Души и материи сплав –
Пушкинской лирики мрамор
Строен и величав.
(С. Маршак)

             ***
Люблю тебя, русский язык!
В нем столько добра и силы,
В нем слышится русский мужик,
В нем слышится голос России.
Люблю тебя, русский язык!
Великое русское слово!
В нем вижу я Пушкина лик,
В нем вижу я лик Толстого.
Люблю тебя, русский язык!
Язык пониманья и мира:
На нем говорят и якут, и калмык,
И те, кто живет на Памире.
За то, что красив и могуч,
За то, что, как солнце, велик,
За слово, как солнечный луч,
Люблю тебя, русский язык!
(Яна Зимина, ученица 5 класса)

РУССКИЙ ЯЗЫК
Язык, великолепный наш язык.
Речное и степное в нем раздолье,
В нем клекоты орла и волчий рык,
Напев, и звон, и ладан богомолья.

В нем воркованье голубя весной,
Взлет жаворонка к солнцу – выше, выше.
Березовая роща. Свет сквозной.
Небесный дождь, просыпанный по крыше.

Журчание подземного ключа.
Весенний луч, играющий на дверце.
В нем Та, что приняла не взмах меча,
А семь мечей в провидящее сердце.

И снова ровный гул широких вод.
Кукушка. У колодца молодицы.
Зеленый луг. Веселый хоровод.
Канун на небе. В черном – бег зарницы.

Костер бродяг за лесом, на горе,
Про Соловья-разбойника былины.
«Ау!» в лесу. Светляк в ночной поре.
В саду осеннем красный грозд рябины.

Соха и серп с звенящею косой.
Сто зим в зиме. Проворные салазки.
Бежит савраска смирною рысцой.
Летит рысак конем крылатой сказки.

Пастуший рог. Жалейка до зари.
Родимый дом. Тоска острее стали.
Здесь хорошо. А там – смотри, смотри.
Бежим. Летим. Уйдем. Туда. За  дали.

Чу, рог другой. В нем бешеный разгул.
Ярит борзых и гончих доезжачий.
Баю-баю. Мой милый. Ты уснул?
Молюсь. Молись. Не вечно неудачи.

Я снаряжу тебя в далекий путь.
Из темноты идут вразброд дороги.
Как хорошо в чужих краях вздохнуть
О нем – там, в синем – о родном пороге.

Подснежник наш всегда прорвет свой снег.
В размах грозы сцепляются зарницы.
К Царь-граду не ходил ли наш Олег?
Не звал ли в полночь нас полет Жар-птицы?

И ты пойдешь дорогой Ермака,
Пред недругом вскричишь: «Теснее, други!»
Тебя потопит ледяная река,
Но ты в века в ней выплывешь в кольчуге.

Поняв, что речь речного серебра
Не удержать в окованном вертепе,
Пойдешь ты в путь дорогою Петра,
Чтоб брызг морских добросить в лес и в степи.

Гремучим сновиденьем наяву
Ты мысль и мощь сольешь в едином хоре,
Венчая полноводную Неву
С Янтарным морем в вечном договоре.

Ты клад найдешь, которого искал,
Зальешь и запоешь умы и страны.
Не твой ли он, колдующий Байкал,
Где в озере под дном не спят вулканы?

Добросил ты свой гулкий табор-стан,
Свой говор златозвонкий, среброкрылый,
До той черты, где Тихий океан
Заворожил подсолнечные силы.

Ты вскликнул: «Пушкин!» Вот он, светлый бог,
Как радуга над нашим водоемом.
Ты в черный час вместишься в малый вздох.
Но Завтра – встанет! С молнией и громом!
(Константин Бальмонт)
         ***
«О, Пушкин, Пушкин! Кто тебя
Учил пленять в стихах чудесных?
     …..
Судьбы и времени седого
Не бойся, молодой певец!
Следы исчезнут поколений,
Но жив талант, бессмертен гений!...»
(Ф. Глинка. 1819 г.)
         ***
«Мой образ – друг минувших лет
Да оживет перед тобою!
Тебя приветствую, Поэт!
       …..
Я молод пламенной душой;
Во мне не гаснет вдохновенье,
И по нему, товарищ мой,
Когда средь бурь мятежной жизни
В святой мы встретимся отчизне.
Пусть буду узнан я тобой».
(В. Кюхельбекер. 1822 г.)
         ***
«Известно мне: доступен гений
Для гласа искренних сердец.
К тебе, возвышенный певец,
Взываю с жаром песнопений».
(Д. Веневитинов. 1827 г)
           ***
«Племянник и поэт! Позволь, чтоб дядя твой
На старости в стихах поговорил с тобой.
Хоть модный романтизм подчас я осуждаю,
Но истинный талант люблю и уважаю.
  ……..
Беседуй с музами, пиши стихотворенья,
Словесность русскую, язык обогащай,
И вечно с миртами ты лавры съединяй!»
(В. Пушкин. 1830 г.)
          ***
«Пушкин! …..
Пой, как поешь ты, родной соловей!
Байрона гений иль Гете, Шекспира –
Гений их неба, их нравов, их стран,
Ты же, постигнувший таинство
русского духа и мира,
Пой нам по-своему, русский Баян!
Небом родным вдохновенный,
Будь на Руси ты певец несравненный!»
(Н. Гнедич.1832 г.)
           ***
«Пушкин! Ты в своих созданьях
Первый нам самим открыл,
Что таится в духе русском
Глубины и свежих сил!»
(А. Майков. 1883 г.)
           ***
«В созвучьях песни твоей вдохновенной,
Поэт незабвенный, живи!»
(Л. Пальмин. 1887 г.)
          ***
Поклон тебе, поэт! А было время, гнали
Тебя за речи смелые твои,
За песни, полные тревоги и печали,
За проповедь свободы и любви.
Прошли года. Спокойным, ясным взором
История, взглянув в былые времена,
Ниц пала пред тобой, покрыв навек позором
Гонителей суровых имена…»
(В. Гиляровский. 1889 г.)
            ***
Поэт нам дорог тем, что он
О счастье нам напоминает
И сумрак жизни озаряет,
Как солнце хмурый небосклон.

Дни славы Пушкина – желанный
И светлый праздник. Сколько раз
Его мечты во мгле туманной
Как солнце, радовали нас!

И этот миг, когда венчает
Его вся Русь, - еще тесней
С его душою нас сближает
И в жизнь, и в счастье, и в людей
Нам веру гордую вселяет.
(И.А. Бунин)

К ПОРТРЕТУ ПУШКИНА
Земля, рождавшая когда-то
Богатырей в глухом селе,
Земля, которая богата
Всем, что бывает на земле;

Земля, хранившая веками
Заветы вольности лихой,
Земля, что столькими сынами
Горда передо всей землей…

Земля, где песни так живучи,
Где их слагает и поет
Сам неподкупный, сам могучий,
Сам первый песенник – народ, -

Земля такая не могла ведь,
Восстав из долгой тьмы времен,
Родить и ныне гордо славить
Поэта меньшего, чем он…
(А. Твардовский)
          ***
Расписан в радостные краски,
К нам Пушкин с детства входит в дом.
Мы с материнским молоком
В себя впитали его сказки.
Вскочив на взмыленных коней,
Мы по тропе воображенья
В «дела давно минувших дней»
Одним стремительным движеньем
Врываемся. Горят глаза.
И все так красочно, так ново!
Мы на любые чудеса,
Любые подвиги готовы…

Идут года, мы вырастаем.
И Пушкин вновь приходит к нам.
Мы с восхищением внимаем
Его чарующим стихам.
«Лесов таинственная сень…» -
И средь унылой суеты
Родятся дивные мечты
И необычное волненье.
Как гармоничны эти строки,
И в них ни тени фальши нет!
Ведь Пушкин сам писал в «Пророке»,
Что должен управлять Поэт
Тем звуком, что в природе слышим,
И воплощать его в словах.
Вот как об этом Пушкин пишет
В своих магических стихах:
«И внял я неба содроганье,
И горний ангелов полет,
И гад морских подводный ход,
И дольней лозы прозябанье…»
Вот в чем призвание поэта:
Не просто строчки рифмовать,
Не просто сочинять куплеты,
А из стихий слова рождать.
Тогда неведомая сила
Вдохнет в слова огонь и свет;
Тогда посередине мира
Останется лишь он, Поэт.
И «лишь божественный глагол
До уха чуткого коснется,
Душа поэта встрепенется,
Как пробудившийся орел».
Поэт услышит и поймет
И человеческие слезы,
И прозябанье дольней лозы,
И горний ангелов полет.

Идут года, в пространстве тая.
Мы входим в XXI век.
И мы, конечно, понимаем,
Что время не замедлит бег.
Но лира Пушкина златая
Способна временем владеть
И к нам через века взывая,
«Глаголом жечь сердца людей».
(Н. Карпова )

1. СПУТНИКИ ЖИЗНИ
Неподкупна,
Безжалостна память…
Строго спросится с нас все
Потом –
Что содеяно было,
С годами
Оставляет лишь
Малым числом.
Не способный
В других повториться,
Не померкнет
В грядущих веках
Самородок,
Таланта крупица…

Превратится все бренное
В прах,
Лишь один
Всеобъемлющий гений,
Продолжая
Во времени жить,
Нам,
Идущим во след
Поколеньям,
Будет верой
И правдой
Служить.

Леонардо да Винчи,
Наш Пушкин,
Дионисий,
Рублев…
Навои.
Разве мало
Вокруг их,
Живущих  -
Это спутники жизни
Твои.

2. СУЙДА
Здесь нет надгробий, нет могил…
Он в Воскресенском долго жил,
Крестьян оброками душил,
Петра наместник-генерал,
Поэта прадед Ганнибал.
Вздыхал один среди аллей
О знойной Африке своей.

Стою у памятной плиты.
Сурепки желтые цветы
Заполонили все поля…

Здесь Надя, внученька твоя,
С поэта будущим отцом
Стояла в церкви под венцом.

С замесом суйдинских кровей
В Москве родился соловей.

Россия Пушкина дала –
С ним гордо в вечность поплыла.

3. ЦАРСКОЕ СЕЛО.
Всегда я при встрече радуюсь,
Гуляя в этих местах,
Белопенным статуям
В Царскосельских садах.

И в палевых дюнах Балтики,
Среди Черноморских скал
Лицейские мнились мальчики –
Я много о них читал.
Средь них арапчонок Пушкин,
Курчавый и быстроглаз.
 К нему вылечивать душу
Я обращаюсь не раз.

4. ПОЭТАМ - ОДНОФАМИЛЬЦАМ.
Знал Шевелеву я
               Екатерину,
И лично –
      Александра знал,
И вот недавно я Ирину
В журнале модном повстречал.

Есть два Толстых – два корифея,
Но Пушкин –
                Он всегда один.
Поэт с годами не стареет,
Мой Бог,
               Судья,
                Дум Властелин.
        ***
                5.  «Вступаю в XXI век,
                Осмысливая век XX-ый.

                Сойди, дух Божьей
                Благодати
                К нам в души…

Культуры не хватает нам,
Чтоб о здоровье нации
Могли судить не по дельцам
Всесильной черной мафии –
По знанью Пушкина судить,
Чайковского, Бетховена…
Необходимо возродить
Жизнь наперво духовную.
Известно –
                Легче разрушать
Без совести зазрения.
Ждала забитая душа,
Как света,
                Воскресения.
Я слышу
               Возрожденья глас
Всевышнего Учителя –

Вновь на Сенной увижу Спас
И храм в Москве Спасителя».
(Петербургский поэт Константин Шевелев)

ПОСЛЕ «ОНЕГИНА»
Сегодня утром после чая,
Воспользовавшись мерзлым днем,
«Онегина» я, не скучая,
Читал с подъемом и огнем.

О, читанные многократно
Страницы, юности друзья!
Вы, как бывало, ароматны!
Взволнован так же вами я!

Здесь что ни строчка – то эпиграф!
О, века прошлого простор!
Я современности, как тигров,
Уже боюсь с недавних пор.

И если в пушкинское время
Немало было разных «но»,
То уж теперь сплошное бремя
Нам, современникам, дано…

Конечно, век экспериментов
Над нами – интересный век…
Но от щелкочущих моментов
Устал культурный человек.

Мы извращеньем обуяны,
Как там, читатель, ни грози.
И духу вечному Татьяны
Мы предпочтем «душок» Зизи!
(Игорь Северянин, 1918)

               ***
Я помню… Маленькие руки,
Смешные, и мои притом,
Раскрыли очень старый том.
«Москва… как много в этом звуке…» -
Ребенок прочитал, дивясь, -
Он слов не понял в этот час.

«Москва…как много в этом звуке
Для сердца русского…» Опять
Поет старинная печать.
Тут слово первое науки,
Но мне неведомой. Тут – знак,
А смысл понять нельзя никак.

Зачем Москва? Но я в деревне,
В моей, рожден, люблю ее.
В ней мать, отец, в ней все мое.
Подобна сказочной царевне
Любая бабочка в саду.
Здесь всю Россию я найду.

Так я шептал, - внемлите, внуки
Мои, от дочери моей, -
Дивясь, шептал на утре дней:
«Москва! Так много в этом звуке?»
А ею жил. И ей живу.
Люблю, как лучший звук, Москву!
(К. Бальмонт)
           ***
О ты, чья дружба мне дороже
Приветов ласковой молвы,
Милее девицы пригожей,
Святее царской головы!
Огнем стихов ознаменую
Те достохвальные края
И ту годину золотую,
Где и когда мы: ты да я,
Два сына Руси православной,
Два первенца полночных Муз, -
Постановили своенравно
Наш поэтический союз.
Пророк изящного! забуду ль,
Как волновалася во мне,
На самой сердца глубине,
Восторгов пламенная удаль,
Когда могущественный ром,
С плодами сладостной Мессины,
С немного сахара, с вином,
Переработанный огнем, -
Лился в стаканы-исполины? -
И мы, бывало, пьем да пьем,
Творим обеты нашей Гебе,
Зовем свободу в нашу Русь,
И я на вече, я на небе -
И славой прадедов горжусь?
Мне утешительно доселе,
Мне весело воспоминать -
Сию Поэзию во хмеле,
Ума и сердца благодать.
Теперь, - когда Парнаса воды
Хвостовы черпают на оды,
И простодушная Москва,
Полна святого упованья,
Приготовляет торжества
На светлый день царевенчанья, -
С челом возвышенным стою,
Перед скрижалью вдохновений, (44)
И вольность наших наслаждений
И берег Сороти пою.
                …..
(Н. Языков.  1826. Дерпт  Августа 19.)
                ***
В дни соловья, во дни утех и цвета,
Когда с небес слетают счастья сны,
Есть празднество - великое для света:
Как торжество, как лучший день весны,
Мы празднуем рождение Поэта,
Чьей жизнию мы все оживлены!
Сей день богам в хвалу и честь мы ставим -
Так! Гения сошествие мы славим!

Давно ль еще, таинственный как рок,
С уставами ничтожной жизни в ссоре,
По областям Поэзии он влек
Сомненья век, блистательное горе!
Как грозный дух, как бедствия пророк,
Давно ль блуждал в эфирном неба море,
Неведомым, причудливым путем -
Полночное светило с бунчуком!

Но разлился живой рассвет с востока...
Мадоны лик, как солнце, восходил -
И веяли горе туманы рока
В дыхании светила из светил!
Сей чудный лик, для нашего пророка
Игрой лучей весь мир преобразил...
И ценит жизнь Поэт - уста Мемнона
Теперь звучат напевами Сиона!
 (Барон Розен, С.-Петербург. 1831 год.)

1. СЧАСТЛИВЧИК ПУШКИН.
Александру Сергеичу хорошо!
Ему прекрасно!
Гудит мельничное колесо,
боль угасла.

баба щурится из избы
в небе – жаворонки,
только десять минут езды
до ближней ярмарки.

У него ремесло первый сорт
И перо остро.
Он губаст и учен как черт,
И ему все просто:

Жил в Одессе, бывал в Крыму,
ездил в карете,
деньги в долг давали ему
до самой смерти.

Очень вежливы и тихи,
делами замученные,
жандармы его стихи
на память заучивали!

Даже царь приглашал его в дом,
желая при этом
потрепаться о том о сем
с таким поэтом.

Он красивых женщин любил
любовью не  чинной,
и даже убит он был
красивым мужчиной.

Он умел бумагу марать
под треск свечки!
Ему было за что умирать
у Черной речки.

2. АЛЕКСАНДР СЕРГЕИЧ.
                С.П. Щипачеву
Не представляю Пушкина без падающего снега,
бронзового Пушкина, что в плащ укрыт.
Когда снежинки белые посыплются с неба,
кажется, что бронза тихо звенит.

Не представляю родины без этого звона.
В сердце ее он успел врасти,
как его поношенный сюртук зеленый,
железная трость и перо – в горсти.

Звени, звени, бронза. Вот так и согреешься.
Падайте, снежинки, на плечи ему…
У тех – все утехи, у этих – все зрелища,
а Александра Сергеича ждут в том дому.

И пока, на славу устав надеяться,
мы к благополучию спешим нелегко,
там гулять готовятся господа гвардейцы,
к столу скликает «Вдова Клико»,
 
там напропалую, как перед всем светом,
как перед любовью – всегда правы…
Что ж мы осторожничаем? Мудрость не в этом.
Со своим веком можно ль на «вы»?

По Пушкинской площади плещут страсти,
трамвайные жаворонки, грех и смех…
Да не суетитесь вы! Не в этом счастье…
Александр Сергеич помнит про всех.
                ***
3.
Былое нельзя воротить, и печалиться не о чем,
у каждой эпохи свои подрастают леса…
А все-таки жаль, что нельзя с Александром Сергеичем
поужинать в «Яр» заскочить хоть на четверть часа.

Теперь нам не надо по улицам мыкаться ощупью.
Машины нас ждут, и ракеты уносят нас вдаль…
А все-таки жаль, что в Москве больше нету извозчиков,
хотя б одного, и не будет отныне… А жаль.

Я кланяюсь низко познанию моря безбрежному,
разумный свой век, многоопытный век свой любя…
А все-таки жаль, что кумиры нам снятся по-прежнему,
и мы до сих пор все холопами числим себя.

Победы свои мы ковали не зря и вынашивали,
Мы все обрели: и надежную пристань и свет…
А все-таки жаль – иногда над победами нашими
встают пьедесталы, которые выше побед.

Москва, ты не веришь слезам – это время проверило.
Железное мужество, сила и стойкость во всем…
Но если бы ты в наши слезы поверила,
ни нам, ни тебе не пришлось бы грустить о былом.

Былое нельзя воротить…Выхожу я на улицу.
И вдруг замечаю: у самых Арбатских ворот
извозчик стоит, Александр Сергеич прогуливается.
Ах, нынче, наверное, что-нибудь произойдет.

4. ПРИЕЗЖАЯ СЕМЬЯ ФОГОРАФИРУЕТСЯ У ПАМЯТНИКА ПУШКИНУ 
                А. Цибулевскому
На фоне Пушкина снимается семейство.
Фотограф щелкает, и птичка вылетает.
Фотограф щелкает, но вот что интересно:
на фоне Пушкина! И птичка вылетает.

Все счеты кончены, и кончены в се споры.
Тверская улица течет, куда, не знает.
Какие женщины на нас кидают взоры
и улыбаются...И птичка вылетает.

На фоне Пушкина снимается семейство.
Как обаятельны (для тех, кто понимает)
все наши глупости и мелкие злодейства
на фоне Пушкина! И птичка вылетает.

Мы будем счастливы (благодаренье снимку!).
Пусть жизнь короткая проносится и тает.
На веки вечные мы все теперь в обнимку
на фоне Пушкина! И птичка вылетает.

Я загадал лишь на войну - да не исполнилось.
Жизнь загадала навсегда - сошлось с ответом...
Поплачьте, девочки мои, о том, что вспомнилось,
не уходите со двора: нет счастья в этом!
(Булат Окуджава)

ВЕЧЕР В МИХАЙЛОВСКОМ
               ***
На наших собраньях нетрудно
заметить не раз и не два,
что в речи грохочуще-трубной
слышнее пустые слова.
И если тепло человечье
не вложено в долгую речь,
то просто крикливою речью
людей невозможно зажечь.
Как зерна осыпавший колос
роняет и шелест и звон,
грохочет наигранный голос,
но сердца не трогает он.
И паузы в старом спектакле,
они оглушают, тихи,
они потрясают.
Не так ли
мы Пушкина ценим стихи?
Он ведал народную душу,
а это побольше, чем зал.
Как точно он видел и слушал,
как цепко слова отбирал!..
Но трижды бездарно искусство,
но трижды бездарен поэт,
когда всенародному чувству
в словах соответствия нет!
Владимир Гордейчев
          ***
Хороши мои собачки,
Нарты звонки, как струна,
За щекой - табачной жвачки
Горьковатая слюна.

Много снега.
Горя мало,
Лют мороз,
Хрустящий льдом.
Лисьи зори над Ямалом
Заметает след хвостом.

Но в пути мне душу греет
Свет родного очага.
Длинной палкою-хореем
Погоняю вожака.

Я спешу дорогой трудной
Через ветер-снеговей,
И звучит над лысой тундрой
Гибкий пушкинский хорей:

"Мчатся тучи, вьются тучи;
Невидимкою луна
Освещает снег летучий;
Мутно небо, ночь мутна".

И заслушалась природа,
Даже встречный ветер стих.
В душу нашего народа
Западает этот стих.

Западает,
Согревает,
Сердце делает добрей
И дорогу сокращает
Звонкий пушкинский хорей.
(Леонид Лапцуй
вольный перевод с ненецкого Владимира Кострова)

АЛЕКСАНДРУ ПУШКИНУ
Родная степь. Весенний хоровод
Тюльпанов с удивительной окраской
Слетает ветер-дирижер с высот,
Легко и властно управляет пляской
Цветов и трав.
И сам я подчинен
Мелодии, звучащей дальним эхом...
Вдруг стук колес и колокольцев звон
Почудились!
"Не Пушкин ли проехал?" -
Подумал я, не зная, почему.
Вскочил с земли и в даль глядел, волнуясь, -
Мираж, виденье...
Но вослед ему
Невольно тотчас мысли потянулись!
Ах, если б Пушкин мог
Хотя б на миг
Прийти в наш день, который чист и светел,
Его узнал бы "друг степей калмык",
Как своего родного брата встретил!
И рассказал бы Пушкину потом,
Как светится строка его живая
В кварталах городских,
На месте том,
Где ежилась кибитка кочевая;
Как, вкладывая в чтенье юный пыл,
Завидуя своей прабабке милой,
Стихи, что он калмычке посвятил,
Студентки повторяют с нежной силой!
Вот замер пионер, стихи шепча,
Над сказочною пушкинской страницей.
В просторном доме
Лампа Ильича
Не кажется чудесною жар-птицей!
Мы называем именем его
Мальчишек
В знак признательности нашей -
Замечу к слову, сына своего
Назвал я тоже Александром,
Сашей!
...Танцует май, цветами шевеля, -
Искусник ветер славно знает дело!
Пускай мираж, виденье...
Счастлив я.
Звон колокольцев.
Тройка пролетела.
(Санджи Каляев
Перевод с калмыцкого Олега Дмитриева)

             ***
...Когда мы вышли из дома, в предвечерье сквозил
(хотя и не было солнца) какой-то волшебный свет -
странный свет, отраженный гладью озерной воды.
Вся округа светилась, и над полями царил
величественный покой, всеобъемлющее безмолвье,
пронизанное сияньем, которое навсегда
врезалось в память. Как будто каждый пушкинский стих
стал безмолвным сияньем. И даже голос, который
переводил для нас его стихи, доносился
как тишина и свет...Когда же пришла пора
отъезда, из-за деревьев тихо вытекла ночь.
тени деревьев сплелись в одну огромную тень,
которая облекла все пространство вокруг,
и мы покинули с грустью этот ласковый дом -
этот приют, наполненный гулкою тишиной.

Хоть я его и не видел, он находился там:
во всем, к чему прикоснулись чувства мои и кровь,
слух и глаза, - во всем Пушкин мой обитал!
(Анхель Аухьер (Куба)
Перевод с испанского Павла Грушко)

ПЕСНЯ
Разве можно быть в Москве
и не петь?
В Москве я написал
более ста песен.
Только в Москве
я почувствовал себя поэтом.
Три года назад
я не знал
ни одного русского слова.
Я благодарен Москве
за то, что теперь
могу говорить,
писать,
думать
на языке Пушкина,
на языке Ленина,
на языке завтрашнего дня.
Стоит жить и бороться,
потому что
есть в мире Москва,
есть на кого равняться.
(Роберто Барбоза (Бразилия)
Перевод с португальского Виктора Урина)

КАРУНАВИТЕ* ЧИТАЕТ ПУШКИНА
Стихи я в жизни слышал всякие,
И где б я ни был - как пример
Являлся он в Чехословакии,
В Болгарии и в ГДР.

Его поэзию вы славите,
Так знайте, что в моей стране
Она в обличье Карунавите
Однажды подошла ко мне.

Вот девочка пришла с подружками.
Она стоит передо мной,
Читает по-сингальски Пушкина
Не голосом, а всей душой.

Ну что ж, вниманьем не обойдена,
Как вешний ветерок, легка,
Его поэзия из Болдино
Летит в предгорьях Шри Ланка.

Как не любить его за истину,
За то, что рифмы вроде почек
Привольно распустились листьями
На ветках гениальных строчек.

Я знаю: бедные обижены,
Но с удивленьем слышит санго**
Как раздается где-то в хижине
Российская строка-веснянка.

Хочу, чтобы читали Пушкина
И в сельской школе, и в бунгало***
И чтобы девочка с подружками
Ко мне из года в год вбегала.
(Гунасена Витана (Шри Ланка)
Перевод с сингальского Виктора Урина)

* Женское имя, означающее: добрая, благородная, чистая
**буддийский священник
***дом богатого человека

ЛИЦЕЙСКИЕ СТИХИ
Я проживал в Москве всего три дня,
и ясно, что узнал не очень много,
но на одной из шумных площадей
поэт великий
Александр С. Пушкин
снял шляпу и раскланялся со мной.
(Как трогательно:
первые стихи
он поместил в лицейском альманахе.)
В те дни я жил в гостинице "Россия"
и, глядя на Москву-реку,
подумал:
неужто и она разъединяет
людей, как наблюдается в Нью-Йорке,
где мрачными ударами трех рек,
как будто бы кинжалами стальными,
разделены товарищи мои?
В студенческих журналах начинали
и мы, американские поэты.
Не смею сравнивать, но я подумал,
что кто-то из моих друзей,
надеюсь,
сняв кепку на одной из площадей,
с приветом поглядит на наших внуков,
на будущего гостя из Москвы,
которая (по правде говоря)
мне показалась лучше, чем Нью-Йорк,
где памятников нет на площадях
тем, кто свои первичные стихи
публиковал в студенческих журналах...
(Роджер В. Гасс (США)
Перевод с английского Виктора Урина)
         ***
Когда мне выпала эта удача
и я приехал в Советский Союз,
я прежде всего решил повидаться
с моим земляком,
с Александром Пушкиным,
стихи которого
"Ода вольности"
специально написаны для Зимбабве.

Тот, кто смотрит на карту мира,
обратит внимание на страну,
окрашенную зеленой краской,
 с надписью для меня противной,
ибо я не в Южной Родезии
жить хочу, а в родной Зимбабве.

Когда земляк земляка встречает,
по нашим обычаям прежде всего
друг другу они говорят о родине.
Вот почему расскажу я Пушкину,
что на его африканской родине
(на континенте пушкинских предков)
еще не все обрели свободу.
......
А Пушкин, наш земляк знаменитый,
недаром прозванный "африканцем"
своими товарищами из колледжа,
через годы и расстоянья,
словно бы зная о нашем несчастье,
вдруг пробьется лучом в зените,
певец поверженной судьбы:
"Тираны мира! трепещите!
А вы мужайтесь  внемлите,
Восстаньте, падшие рабы!"

И слышат этот могучий голос
на берегах моей нежной Саби,
слышит озерный простор Карибы,
слышат в Чирунду и Умгали;
сердцем слышат в моей Зимбабве
голос русского человека
и тем не менее нашего предка,
голос близкого чародея
и далекого земляка -
издалека...издалека...
(Саул Гвакуба Ндлоу (Зимбабве)
Перевод с английского Виктора Урина)

ПИК ПУШКИНА
...мне так хотелось бы давнюю дружбу воспеть.
Эта дружба возникла в одном альпинистском походе,
мы, студенты, приехали на Кавказ.
Как-то раз
(словно это была золотинка в породе)
кто-то Пушкина томик раскрыл и стихами порадовал нас.
...
Влюбленный в поэта, решил, что, покинув Москву,
когда-нибудь я наяву
подымусь на чилийские Анды
и пушкинским именем где-нибудь пик назову.
Пускай на засовах тюремные наши ворота,
пик Пушкина - это же вера сама,
это же освобожденье от гнета,
это: "Да здравствует солнце,
да скроется тьма!"
(Либерто Гонсалес (Чили)
Перевод с испанского Виктора Урина)

ВОСПОМИНАНИЕ В МИХАЙЛОВСКОМ
Приблизиться.
Благоговейным взглядом
Впитать простор михайловской земли
И вдруг услышать:
Пушкин где-то рядом
Внимает колокольчиком вдали.

Кто там?
Сосед тригорский или почта
С газетами на несколько недель?
Да нет,
К нему спешит в накидке-пончо
Чилиец Аулохио Хоэль.

Он с Пушкиным знакомится...
И вскоре,
Приветствием ответив на привет,
Венесуэльский бард Луис Пастори
Певцу России подарил сонет.

И вновь -
Коляска из-за поворота,
И, на ладонь ракушку положив,
Кубинский трубадур Фернандес Отто
Сюда привнес карибский свой мотив.

Встречание...
Очей очарование...
Ветвями хлопотливо шевеля.
Заботливо, как пушкинская няня,
Их привечала псковская земля.

Переплелись метафоры и краски.
Пленительная речь.
Чеканный ритм.
По-шведски, по-английски, по-испански
С заморским гостем Пушкин говорит.

И колосятся строки на рассвете,
И тем бессмертен он,
Тем и велик,
Что говорит сегодня на планете
По-пушкински
Всяк сущий в ней язык.
(Виктор Урин.
Альманах "Поэзия", Издательство ЦК ВЛКСМ "Молодая гвардия", 1974)

ПУШКИН И МИЦКЕВИЧ
Два юноши, одним плащом укрывшись,
Над вспененной Невой, под жестким небом
Внимали крику вольности гонимой,
Пылая юным и высоким гневом.

Над ними музыкой окаменевшей
Скакун Петра летел в закат багровый,
Пегас империи, подъятой дыбом,
Вихрь и подковы, холод и подковы.

Один певцом был русского народа,
Другой поэт - из края слез и дыма,
Что, как Эллада, лишь стихом сражался
Против железа северного Рима.

Стон этот - гибнущие в казематах,
Звон кандалов среди сибирской стужи,
Крик этот - бунт свободы побежденной
И меч, который выронил Бестужев.

И здесь, где глухо били барабаны,
Гуляла палка по спине солдата,
Над строем гладиаторов российских
Им снилась вольность грозно и крылато!

На мертвый и бесплодный невский камень
Два сеятеля с безнадежной верой
Зерно свободы сеяли - и все же
Взрастил свободу этот камень серый.

А братское объятье двух поэтов.
Пылавших юным и высоким гневом,
Сегодня Вислу вольную сближает
С Невой свободной и напев с напевом.
(Влодзимеж Слободник)

1. ПУШКИН
Зима. Сурово замер лес.
К барьеру, по опушке леса,
Шел, целясь на ходу, Дантес.
Так почему ты на Дантеса
Не вскинул меткий пистолет
И, все сомненья разрешая,
Не выстрелил, опережая, -
Скажи нам, первый наш поэт?

Но ты, внезапно загрустив,
Шел, как положено поэтам,
Небрежно руку опустив
Со справедливым пистолетом.
Барьер. Последние шаги.
И за шагами роковыми
Следим мучительно поныне
Под гром эпох, под свист пурги.

Шептали губы: "Натали,
Любовь моя, моя подруга,
Пусть Петербург застыл вдали,
Пусть сплетнями полна округа,
Но наше имя, нашу честь
Хранили мы - не ради света.
Спасибо, что навеки есть
Ты у опального поэта.
И пусть вокруг темным-темно,
Была ты нежною женою,
Слова твои всегда со мною, -
Другим их слышать не дано!
Хула стекалась ручейками.
И вот дуэль...Исход жесток...
Обласканный клеветниками,
Повеса, щеголь и игрок.
Убить его, чего бы проще, -
Ни сожаленья, ни вины.
Но этим только тень я брошу
На имя светлое жены..."

(Прицелясь, враг его идет,
Вот-вот курок горячий тронет...
Поэт, прославивший народ,
Высокой чести не уронит!)

"Как хорошо лететь сквозь дни,
Писать стихи под вьюгу злую.
Себя, родная, не вини,
Любимая моя, целую..."

Поэт, поэзию открывший,
Ты к нам пришел через года.
А тот, тебя опередивший,
Забрызган кровью навсегда!

2. ПУШКИН
Где-то Австрия... Где-то чужая страна...
Город музыки - милая Вена...
Он сидит, и душа его болью темна
От печали, немой, сокровенной.

В час раздумий ему так привычно грустить.
Вена, Австрия. Солнечный Моцарт.
Лишь припомнил - и музыки светлая нить
Полилась со сверкающей ноты.

Эта музыка летнему утру сродни -
Навевает счастливые грезы,
И безоблачной юности ранние дни
Снова видятся - ярко - сквозь слезы...

Только что это? Кто-то подходит к тебе,
Черен лик за улыбкой рябою.
Словно в чем-то причастен к высокой судьбе,
Он, как равный, садится с тобою.

И, наполнив янтарною влагой бокал,
Говорит о высоком доверье.
Ты потянешься взглядом к мерцанью зеркал, -
Яд в бокал высыпает Сальери...

В сотый раз этой низкой душе удивясь,
Ты печально вино выпиваешь...
Только то не Сальери! То, может быть, князь,
Чьи интриги теперь понимаешь.

Разве все они - даже писатель-собрат, -
Те, которым ты стал не по нраву,
Не всыпают подчас черной зависти яд
В твой бокал победительной славы?

Лицемерная дружба их ясно видна,
Их порода, увы, неизменна...

Где-то Австрия...Где-то чужая страна...
Город музыки - милая Вена...
(Николай Дамдинов
Бурятия,1975
Перевод В. Липатова)

ПУШКИНУ
К чему поэту пьедестал?
Не вечен камень пьедестала.
Суть в том, кем для России стал
Кудрявый правнук Ганнибала.

Вчитаемся в черновики
И письма перечтем, - и все же
Нас тайна пушкинской строки,
Как в детстве, дразнит и тревожит.

Лишь он мог так шутить хитро,
Влюбляться озорно и нежно,
Так лишь его могло перо
Грустить светло и безнадежно.

И на вопрос: "Кто ваш поэт? -
В строенье ль каменном,
                в избушке
Один у русского ответ, -
Он, улыбнувшись, скажет:
              "Пушкин!"
(Т. Кузовлева)

ПУШКИН
Он жив! У всех душа нетленна,
Но он особенно живет!
Благоговейно и блаженно
Вкушаем вечной жизни мед.
Пленительны и полнозвучны,
Текут родимые слова...
Как наши выдумки докучны
И новизна как не нова!
Но в совершенства хладный
                камень
Его черты нельзя замкнуть:
Бежит, горя, летучий пламень,
Взволнованно вздымая грудь,
Он - жрец и он веселый малый,
Пророк и страстный человек,
Но в смене чувства небывалой
К одной черте стремится бег,
Москва и лик Петра победный,
Деревня, Моцарт и Жуан,
И мрачный Германн,
         Всадник Медный
И наше солнце, наш туман!
Романтик, классик, старый,
                новый!
Он - Пушкин и бессмертен он!
К чему же школьные оковы
Тому, кто сам себе закон?
(М. Кузьмин)

ПУШКИН
К чему изобретать национальный
                гений?
Ведь Пушкин есть у нас: в нем
          сбылся русский дух,
Но образ родины он вывел
             не из двух
Нужд или принципов и не из
          трех суждений;

Не из пяти берез, одетых
         в майский пух,
И не из тысячи гремучих
            заверений;
Весь мир - весь белый свет! -
      в кольце его творений
Вместился целиком.
         И высказался вслух.

...Избушка и... Вольтер, казак...
                и нереида
Лишь легкой створкой здесь
        разделены для вида;
Кого - чего тут нет!
    Свирель из тростника

И вьюг полнощных рев;
  средневековый патер;
Золотокудрый Феб, коллежский
                регистратор,
Экспромт из Бормаше и -
                песня ямщика!
(Н. Матвеева)

КОМУ СУДЬБА
Кому судьба быть перепелкой,
Кому судьба дверной быть щелкой,
В которую - для духа снедь -
Влюбленных можно подсмотреть,
Кому - на лошади быть челкой
И знать, что можно крепость взять
И победительно сиять.
Кому - быть деловитой пчелкой
И в мед цветы пресуществлять.
Кому - к лесной прильнув опушке,
Свирелить стих полсотни лет
И в мире называться Фет.
Кому - быть солнцем.
       Имя - Пушкин.
(К. Бальмонт)