Это правда ты?

Рейтинг: G
Жанр: экшн, романс, юмор, в чем-то фантастика.

Содержание:
Фразу, вынесенную в название, произнесет не один герой и не однажды. Это ночь совпадений и концентрат нереальных встреч.

Предупреждение: Достоверность деталей политической жизни не присутствует (реалия возрастного ценза намеренно нарушена).

От автора: Читать после "Колледжбоя" - вы будете знать, кто такой Вэнн Мартинсон, что не вредно для понимания данной повести. После "Порожденного огнем" - персонаж Криса Райдера отзовется тоже. После событий, описанных в "Порознь и вместе" - почему Зона должна Вэнну, там объяснено.



***

Просторный зал Дворца Конгресса забит до отказа. На триумфальную пресс-конференцию только что избранного президента Соединенных Штатов Америки пытались пробиться тысячи журналистов, но повезло лишь самым юрким и настырным.
Результаты голосования стали известны не более суток назад, официальные подтверждения были свежими, как новорожденный, но в команде победителей царило законное ликование: цифры в бюллетенях стояли недвусмысленные, не допускавшие неожиданностей. Вполне определенным большинством уставший от иезуитских интриг народ избрал на пост №1 политика весьма молодого, но перспективного, сумевшего понравиться своим энтузиазмом, в равной степени смешанным с осмотрительной расчетливостью.
Со всех плакатов в зале, со значков, с растяжек смотрело его открытое, улыбчивое, мужественное лицо. Он прошел на контрасте с умудренными седовласыми конкурентами, юный безупречный идеал амбициозной американской мечты.
На нескольких линиях агитационных материалов он изображен в одном кадре с пожилым, всем известным политиком, который вместе с крепким мужским рукопожатием отдавал молодому символическую эстафету ответственности. Они были похожи, только умелый фотограф сделал так, чтобы старший из мужчин был словно придавлен неким грузом былых ошибок, в то время как молодой – свободен от него и устремлен в будущее. Под фотографией надпись: «Я горжусь тобой, сынок».
Пенсионер, сенатор штата Нью-Йорк Эллиот Мартинсон обращался действительно к своему сыну.
Президенту США.
Вэнну Мартинсону.

Неожиданный, но вполне ощутимый дух неофициальности витал в огромном помещении, полном лезущих друг другу на головы журналистов.
Некая сдержанная церемонность, естественно, некуда не делась, присутствие президента очень дисциплинировало, но сам он не считал нужным скрывать счастливую улыбку и притворяться чопорным монархом. Изначально вся его команда – не сообщество тщательно отобранных деталей механизма, а довольно пестрая компания друзей, одноклассников, даже соседей, которые сейчас непритворно радовались за самого талантливого из них, того, кто увлек их за собой к вершине.
За столом президиума сидели как раз они, в основном ровесники молодого президента, и явственно пытались перестроиться в более официальную тональность, но ликование всё равно прорывалось, и у Вэнна уже болели плечи от бесконечных хлопков по ним и ладонь от рукопожатий.
Он глотнул воды и в который уже раз подошел к стойке с микрофонами, мужественно готовясь к очередному шквалу вопросов ненасытных газетчиков, телевизионщиков и ребят из сетевых агентств. Третий час встречи на исходе.
Гонг. Пятнадцатый раунд.
Тут же рука справа, вёрткий японец без признаков акцента:
– Мистер Мартинсон, что вы ощущаете в данный момент?
Вэнн оглядывается на стол, на сияющих помощников, улыбается:
– Если честно, я на седьмом небе!
Незамысловатый, искренний ответ нравится всем. Многие на его месте стали бы подыскивать красивые слова и умные формулировки, но имидж нового президента таков: не стесняться называть вещи своими именами, игнорировать шелуху ненужных звуков и действий.
По центру вскакивает бородатый молодой человек явно из электронных СМИ:
– Сэр, что вы собираетесь делать?
Вэнн уточняет:
– После инаугурации?
– Нет. После пресс-конференции.
– Ага. Что ж… – слегка замявшись, он пожимает плечами, но глаз не отводит. – Не знаю, насколько политически правильно, э-э, прозвучит такой ответ, но… – он заканчивает: – напиться.
Перекрывая смех в зале, Вэнн добавляет:
– Сожалею, если я обидел кого из поборников трезвенности, но… Не собираюсь скрывать, что сегодня чрезвычайно важный день в моей жизни. – Смущенно улыбается: –  И если это не повод, то что же?
Он чувствует одобрение. Люди ценят то, что он не проводит черту между собой и ими, не стыдится скользких тем и умеет обратить самую заковыристую подначку в свою пользу.
Если бы он сказал: «Я собираюсь помолиться Иисусу и Деве Марии» – да, его бы оценили набожные старушки, фанатеющие от телепроповедников, но все остальные хмыкнули бы и отвернулись от экранов: «Еще один лицемер…»
Невозможно угодить каждому, но честность при любом раскладе подкупает. Если президент не лжет, чтобы выглядеть лучше в мелочах, есть шанс, что он будет честным и в более крупном деле.
Вэнн поворачивается на приятный женский голос с левой стороны зала. Встала репортер новостного канала, аккуратная молодая негритянка с умными глазами. И ее вопрос был посложнее:
– Мистер Мартинсон, каким президентом вы хотели бы стать? Постарайтесь сформулировать определение, если не трудно.
Вэнн посерьёзнел, задумался.
– Вообще-то, вы не можете не понимать, что это как раз весьма трудно, но у меня есть ответ. – Он говорил негромко, медленно, видно было, что это не озвученная заготовка, а слова, идущие от души. – Я хочу, чтобы меня слышали. Я хочу видеть лица людей и главное – видеть на этих лицах понимание. Одобрение. Согласие. Каким я хочу быть президентом?
Вэнн обвел зал взглядом.
– Признанным. В моем понимании власть не должна основываться на всяких бюллетенях, бюрократических штучках, интригах, амбициях, обмане или принуждении. Нет. Власть должна стоять на доверии. На вере людей в того, кого они сами над собой вознесли. На их убеждении, что он достоин. Что он того стоит. Что он – прав. В каком-то смысле я уже получил доказательства подобного доверия, ведь страна выбрала меня сегодня, но я предпочитаю расценивать это как… как аванс. Моя работа только начинается. Даже нет, не работа – скорее, мое испытание. Я скажу это на инаугурации, но я могу сказать и сейчас – я клянусь, что отдам все силы, сделаю всё возможное, чтобы… чтобы никто не разочаровался.
В полной тишине репортер улыбнулась:
– Это достойный ответ, сэр. Спасибо.
И первая захлопала, вслед за ней зааплодировал весь зал.
Когда всё стихло, из задних рядов послышался вопрос, заданный слегка торопливо, будто спрашивающий спешил поймать минуту серьёзного откровения, только что прозвучавшего здесь, успеть, пока эффект не смазался.
– Сэр, кто ваш кумир? Или их несколько?
Вэнн еле заметно встряхнулся, переключаясь, почесал бровь:
– Ну, я восхищаюсь многими политиками. Черчилль, Вашингтон…  Александр Македонский, если хотите. Кроме того, я преклоняюсь перед талантом Рафаэля, Шекспира. Я считаю гением Леонардо да Винчи.
И вдруг он посмотрел в зал совсем иначе: жёстко, чуть насмешливо, с каким-то затаенным ироничным знанием, и произнес вполголоса, но очень чётко:
– …Но существует человек, который когда-то перевернул всю мою жизнь. Если кумир – это тот, на кого хочешь быть похожим, тот, кто в каком-то отношении для тебя идеален, то да, он мой кумир.
Закончил, как отрезал:
– Я не намерен называть его имя. Оно вам ни о чем не скажет.
Ропот прокатился по залу, заявление тянуло на сенсацию, многие затаили дух. Из первого ряда выкрикнули:
– Вы говорите о каком-либо персонаже?
– Нет.
– О реальном человеке?
– Да.
– О живущем? Вы его видели? Встречались? Общались?
Вопросы сыпались, как горох, и Вэнн поднял руку. В установившемся молчании взглянул в никуда, вернее, внутрь  себя, в глубину памяти.
– Он был особенным. Он умел говорить с толпой – и с каждым в отдельности. Он мог решать вопросы жизни и смерти, не только своей – чужой тоже. Он без колебаний брал на себя ответственность. Он был парадоксально одновременно жесток и благороден. Он всегда знал, что делает. Его руки не были стерильно чисты, нет! Но его цели были отлиты из высоких металлов. Он мог превратить врага в друга, мог разбудить в тебе нечто такое, о чем сам не подозреваешь. Он был уникален. И я безумно рад, что когда-то мне посчастливилось с ним пересечься. Он – один из великих.
Нарушить тишину осторожно выбранными словами осмелилась та самая темнокожая девушка, которая сумела вызвать президента на откровенность.
– Сэр, могу ли я предположить, что ваше определение власти как веры в чем-то связано с тем, о ком вы говорите?
Вэнн развернулся к ней, подтвердил:
– Да. Именно. Я был еще мальчишкой, когда увидел то, что запало мне в душу навсегда. Я увидел Власть: настоящую, непререкаемую, надежную. Честную. Не подчинение, не порабощение, нет… Знаете, кто-то из мудрецов сказал странную фразу: «Есть высшее счастье в том, чтобы покориться тому, кто этого действительно достоин». Не каждый это поймет, я – да. Я видел одного такого. Он управлял людьми естественно, никогда не стремился к этому специально, это выходило само собой, просто он – лучший, и это было настолько заметно… Я видел, как на него смотрят, как его уважают, как к нему тянутся. Как за ним идут. Поверьте, моя высшая мечта – увидеть когда-нибудь такие же чувства во взглядах людей, обращенных на меня. Если я смогу хотя бы приблизиться… – его голос прервался от волнения, – значит, я не зря рожден.
Вэнн наклонился к микрофонам.
– Всё. Пресс-конференция закончена. Оставшиеся вопросы зададите позже. Спасибо за внимание.
Он отошел от стойки, игнорируя волну возбуждения, крики, просьбы. Помощник и ближайший друг Брасс шагнул к нему, растерянно окликнул, но Вэнн сделал успокаивающий жест, отвернулся, пытаясь совладать с собой.
В толпе негритянка озадаченно проговорила, ни к кому не обращаясь:
– А ведь в этом есть что-то от религиозного фанатизма.
Ее услышал всегдашний конкурент из другого консорциума, сейчас ошарашенный настолько, чтобы забыть обо всех соревновательных распрях, просто ему тоже был нужен собеседник, чтобы осознать. Мужчина потер лоб:
– Ведь он говорил о ком-то из плоти и крови. О живущем. Господи, кто бы это мог быть?! В детстве… учитель? Тренер? Друг отца? Не сам же Эллиот, помилуйте…
Она отрицательно покачала головой.
– Ерунда. Не могло там быть никого подобного. Контакт был достаточно эпизодичен, могу поклясться.
– Почему? – заинтересованно спросил репортер.
– Вспомни, он употребил слово «пересечься». И прошедшее время глаголов… он кого-то идеализирует, кого-то, с кем общался недолго, но запомнил навсегда.
– Странно. Мартинсон не мистик и не истерик. У него очень крепкая нервная система, он не из тех, кто теряет голову, он аналитик! Субъективизм не в его стиле.
– Согласна. Остается предположить одно.
– Что?
Она пожала плечами.
– Это был объективно некто совершенно исключительный.

А Вэнн в последний раз скользнул по бурлящему залу взглядом, повернулся к выходу сбоку от сцены и… медленно-медленно снова посмотрел вниз, в толпу.
Он вынужден был взяться за стол, чтобы не пошатнуться.
Странный смутно знакомый звон в ушах заместил все звуки, туман заволок все лица, кроме одного. Словно некий тоннель соединил в пространстве два встретившихся взгляда: потрясенный, неверящий, принадлежащий Мартинсону, и другой, внимательный, хладнокровный, чуть ироничный.
Вэнн на долю секунды усомнился в своем психическом здоровье. Происходящее было слишком нереальным, призрак из прошлого не мог возникнуть, питаясь энергией его воспоминаний, сгуститься из его эмоций.
Но человек в толпе не исчезал. Он всё так же стоял единственным островком неподвижности в бушующем океане, и Вэнн, притягиваемый, как магнитом, двинулся вперед. Спрыгнул со сцены, шагнул в зал, не слыша криков Брасса, не видя суеты охраны, не замечая, что вокруг него расступаются ошеломленные журналисты. Словно окруженный неким магическим кольцом, не позволявшим приближаться, президент шел сквозь толпу, и только один человек не отступил в сторону. Кольцо вобрало его в себя, посередине моря непонимающих лиц в круге исключительности стояли друг напротив друга двое.
Тишина стала не субъективным ощущением Вэнна, а реальностью. Он не отдавал себе отчета в присутствии сотен затаивших дыхание людей, видел перед собой только одного: высокого темноволосого мужчину в обычной непримечательной одежде, широкоплечего, уверенно расслабленного.
Ошибки быть не могло, и Вэнн на миг почувствовал себя таким же восторженным парнишкой, как когда-то, почти увидел в пустой руке человека из прошлого тяжелый нагретый автомат…
Вэнн улыбнулся, хрипло от волнения произнес:
– … Как же я рад тебя видеть.
– Прими поздравления. – Тот смерил Вэнна насмешливым взглядом. – А ты неплохо там смотришься, колледжбой.
Оба игнорировали толпу, говорили так, словно находились наедине, а люди озирались: боже, для него президент страны – колледжбой? Большинство ловило каждый звук.
Парень с глазами цвета металла произнес нечто странное:
– Теперь-то ты понял, почему я в тот раз?..
Он осёкся, не договорив, но Мартинсон действительно понял и всё еще зачарованно кивнул:
– Да. Я и тогда, но… Спасибо.
Мужчина молчал, и президент уверенно чётко повторил:
– Спасибо тебе за всё. Если б не ты… – прервав сам себя, он махнул в сторону трибуны. – Но ты же сам всё слышал.
Улыбнулся смущенно, неловко.
– Поверь, я не знал…
Загадочный человек неожиданно как-то лукаво, исподлобья глянул на Мартинсона:
– Слушай, если ты не очень занят… может, отметим?
Президент замер на секунду, потом его лицо осветилось искренней радостью, и он по-мальчишески фыркнул:
– Да не вопрос! – И шагнул навстречу.
Сквозь толпу пробился Брасс, напряженно зашептал:
– Но сэр, ведь вы же не можете…
Мартинсон, стоя рядом с незнакомцем, оглянулся:
– Кто не может? Я не могу? Я – могу.
Он явно принял окончательное решение, и все возможные формальности значили для него неизмеримо меньше, чем прозвучавшее предложение.
Брасс красноречиво таращил растерянные глаза. Вербально он смог только повторить:
– Но…
Президент выставил указательный палец, со значительностью проговорил:
– Инаугурация через месяц. До того момента я всё еще принадлежу себе, рекомендую это помнить.
Брасс неизобретательно промямлил:
– Но… – и нашелся: – Ваша служба безопасности!
Тут вперед выступил тот парень, по одному слову которого президент мог бросить всё. Вытянул руку, сунул Брассу под нос какой-то документ. Негромко отрезал:
– Я – его служба безопасности.
Дав Брассу несколько секунд на вчитывание, по мере чего лицо помощника президента всё более вытягивалось, парень убрал свое удостоверение, и, не встретив более никакого сопротивления, Мартинсон в компании неизвестно кого вышел из здания и исчез в неопределенном направлении.

…Толпа безмолвствовала в крайней степени ошеломления, всё еще сохраняя опустевший круг, в котором теперь стоял один Брасс.
Первой очнулась расторопная негритянка. Сверкая глазами, подскочила к застывшему с нахмуренным лбом Брассу, требовательно выдохнула:
– Вы видели его документы! Кто он?! Говорите же!
Брасс поднял на решительно настроенную девушку странноватый взгляд человека, который понемногу отходит от нешуточного шока, сравнимого с контактом с призраком:
– Да, леди, я видел его документы… Этот парень действительно имеет право заменить собой весь корпус security президента США, он вообще имеет право на всё. И знаете, что я вам всем скажу?
Он обвел глазами сделавших стойку журналистов.
– Людей, у которых такие документы, надо забывать сразу же после того как они исчезли из поля вашего зрения. Не рекомендую копать в поисках информации на него, это абсолютно бесполезно. Это как пытаться с детским совком в руках пробиться на семикилометровую глубину сквозь базальтовый скальный монолит в бункер высшей радиационной защиты… У вас не выйдет, не тратьте сил и времени. Мудрые меня сейчас услышат, остальные расшибут носы в кровь. В лучшем случае, естественно, носы.
Он повернулся, чтобы уйти. Кто-то на его пути начал было:
– Мистер Брасс, этот человек…
Брасс непонимающе нахмурился:
– Простите, какой человек? Разве здесь кто-то был? Лично я не видел ни души.
Он еще раз оглядел толпу и ушел.
Перед тем, как людское море вскипело бурной пеной эмоций, порожденных сенсационной пресс-конференцией, в тот момент, когда все пока еще осмысливали произошедшее, темнокожая девушка в центре круга провернулась на каблуках, пристально всмотрелась в лица коллег и в умиравшей уже тишине спросила ни у кого в отдельности и у всех сразу:
– Я одна готова отдать голову на отсечение, что это и был тот самый парень, о котором сегодня говорил президент?!
И тут прорвало всех, поднялся жуткий гвалт и неразбериха, вихрь разбуженного и неудовлетворенного любопытства, а она, уже никем не слышимая, договорила себе под нос:
– … Mister Martinson’s personal god.
 Никто не заметил, как непостижимый парень, выходя через широкие двери Дворца Конгрессов, мимолетно коснулся стены, оставив там какую-то незаметную чешуйку, и одновременно активировал миниатюрный прибор в кармане. В тот же миг импульс необратимо разрушил всю информацию на цифровых носителях, а немногие старомодные фотографы, использующие пленку, и не подозревали, проходя сквозь дверной проём, что драгоценные кадры безнадежно засвечены.
Репортер, конкурент негритянки, ничего не понимая, недоуменно потыкал в кнопочки диктофона, медленно поднял глаза, встретившись взглядом с умной девушкой, которая уже успела убедиться в безвременной гибели своего собственного, и оба они одинаково понимающе кивнули друг другу. Мужчина признал:
– А похоже Брасс был абсолютно прав насчёт того парня.
Девушка усмехнулась.
– Какого парня? Ты о ком?


За последнее время с Вэнном Мартинсоном случилось уж как-то очень много. Длительный, изматывающий предвыборный марафон, нервная горячка ожидания, победа – и пресс-конференция, закончившаяся такой шокирующей встречей.
Теперь он считал себя в полном праве расслабиться.
Глубокая ночь, бар на Private-street. Типичная мужская вечеринка. То есть сначала она была вполне всеобщей, с президентом пришло знакомиться абсолютно всё население этого особого района, и он опять улыбался и пожимал руки. Лично, в лицо узнавал немногих, но общее ощущение, как дежа-вю, вернуло его в тот момент, когда он стоял на каменных ступеньках другого бара, над куда более обширным людским морем. Светлая, сильная энергия их признания не только оставила ему ярчайшее воспоминание, но и подарила мощный стимул стремиться к повторению чего-то подобного.
Троих он знал в лицо – попутчики в запоминающемся путешествии в Огайо и блондин, отбивший у него когда-то Энджелу… как ее… боже, как давно это было. Они заметили, что Вэнн уже едва держится на ногах, милосердно разогнали всех парой чётких распоряжений, дав измученному Мартинсону возможность упасть на стул в тишине закрытого бара и выполнить, наконец, обещанное журналистам – напиться.
Как же долго они говорили… Обо всем.
Начали с воспоминаний, далеких, но ничуть не потускневших, о гениальной идее обиженного парня отомстить чужими руками, причем на фоне общего хохота Рой припомнил, что Вэнн до сих пор не расплатился с ним и Дэреком, и настоятельно потребовал адекватные ситуации проценты.
Вспомнили о шикарном инциденте с чашей шампанского на выпускном. Когда Вэнн спросил, где Бэсс, парни на миг посерьёзнели, а Шон ответил, что сейчас она находится очень далеко, и слова его звучали так, что Вэнн понял – уточнять излишне.
Еще – о полетах, вертолетных и не очень, причем Дэрек ехидно поинтересовался, прошла ли у Вэнна аэрофобия, на что тот ответил, что, разумеется, прошла, ведь летать политику надо много и постоянно, и встречно переадресовал тот же вопрос самому Дэреку. Только Шон отговорил загоревшегося Смита от идеи «покатать» президента на суперсовременном истребителе, верно оценив азарт в глазах Смита, который за четыре месяца освоил курс высшего пилотажа с тем же упорством, с каким когда-то учился стрелять. Вэнна спасло от сверхэкстремального времяпрепровождения только вето, наложенное на идею Дэлмором как представителем на данный момент службы безопасности президента.
И еще, и еще… Да, о многом они говорили, и многое вспоминали.
В полутемном зале, где в воздухе висел сигаретный туман, а в нос шибал крепкий запах не менее крепких напитков, где в свободных позах за столом сидели люди, с улыбками воскрешавшие в памяти свою юность, Вэнну было по-настоящему, искренне, безумно хорошо и спокойно.
Он чувствовал себя уже почти забытым мальчишкой. Он был благодарен за то, что они смотрели на него без тени уже успевшего ему поднадоесть подобострастия. С этими парнями – и возможно, только с ними – Вэнн Мартинсон может еще быть самим собой.
– Слушайте!.. – пьяный Вэнн замер на полпути к очередной порции скотча. – Я, похоже, сегодня не видел, но… вы же знаете, наверное? Суарес Гарсия. Он где?
– Ого!
Парни удивленно переглянулись, Рой озвучил общую озадаченность:
– Ха, а его-то ты откуда знаешь? Суарес из гвардии Вентуры… ты чего, и на Канале отметился?
– Да мы б знали! – перебил Дэрек. – И вообще, хрен бы он там выжил, по-любому.
Шон прищурился, подтолкнул к Вэнну забытую бутылку.
– Похоже, тебе есть, о чем нам рассказать.
И Вэнн начал.



***

… Весной следующего года после того самого октября Вэнн и Брасс, новоиспеченные студенты-первокурсники, обкатывали подарок Эллиота Мартинсона сыну – новехонький блестящий «феррари» аквамарин-электра.
Оба парня наслаждались мощной тачкой, взглядами девушек на тротуарах, завистью соседей по дороге, музыкой в колонках и зверских сабвуферах, солнцем в лицо и ветром в волосах. Кабриолет несся по улицам, но скоро Брасс стал ныть, что его раздражают светофоры и ограничения скорости, что такой тачке нужна свобода…
Вэнн знал, что чем ближе к Северо-Западу, тем патрулей меньше, тем той самой свободы больше. Хоть он и видел те места в ночных кошмарах, но в тот день ничего плохого ну просто не могло случиться, да и кто говорит, что надо лезть в Зону? Достаточно просто погонять где-нибудь в окрестностях Полосы, это же еще город, а вот светофоры там можно поигнорировать.
Брасс слегка побаивался и нудел. Он всегда был перестраховщиком, ценил безопасность, но Вэнн заткнул ему рот предложением порулить, и тот забыл обо всем, заставляя машину-мечту визжать покрышками на поворотах пустынных грязных улиц.
В тот момент, когда гордый Вэнн выгнал друга из-за руля и вальяжно сообщил, что пора домой, из переулка резко вылетел грязный до потери цвета джип и затормозил прямо нос к носу с «феррари», едва не помяв бампер. Естественно, бампер машины Вэнна, поскольку таковая деталь у джипа отсутствовала, как и многое другое, вроде боковых стекол, зеркал, одного крыла. Зато присутствовало тоже нетипичное, например, явно пулевые пробоины в заднем стекле и дверцах, а еще переднюю часть джипа опоясывала толстая труба, самостоятельно наваренная для превращения машины в подобие мощного тарана.
Словом, с первого взгляда было ясно,  что это не прогулочная игрушка, а боевой транспорт.
И Вэнн вполне догадывался, откуда именно он взялся: всего миль пять отделяло их от границ Неподконтрольной Зоны.
Брасс не своим голосом выдавил:
– Вэнн…  ходу!
Это не нужно было повторять. Вэнн развернулся, не думая о царапинах через две двери от сбитого мусорного бака, и втопил в пол педаль газа.
Джип, естественно, рванул за ними.
Странная это была гонка. Всё-таки «феррари» есть «феррари», и на прямых отрезках раздолбанный джип оставался далеко позади, но то и дело вдруг выворачивал прямо перед носом из каких-то неприметных переулков и проходных дворов, как по волшебству сокращая путь посредством лазеек в досконально изученных лабиринтах окрестных районов. Вэнн нервничал, уворачивался, но не рисковал повторять тактику преследователей, он-то не мог похвастаться знанием местной топографии.
Брасс сидел с выпученными глазами и бледнел всё сильнее. Вэнн проорал, выкручивая руль на вираже:
– Звони!
– К-кому?..
– Кому – копам!
– А… да… щас…
Брасс трясущимися руками откопал мобильник, но от резкого торможения с заносом упустил его, и телефон улетел куда-то под колеса. Вэнн бессильно стиснул зубы.
… И еле успел ударить по тормозам. Потому что впереди было самое безрадостное зрелище из всех возможных.
Тупик.
Парни синхронно развернулись посмотреть – свободен ли обратный путь… Разумеется, нет.
Джип загонщиков, продуманно направивший их хаотичное бегство сюда, в слепую бетонную кишку без единой двери, мягко встал у въезда и затих.
Из него неторопливо вышли двое. Латиноамериканцы, как сказал бы политкорректный Эллиот, или:
 – Цветные!.. – как прошептал напуганный Брасс. – Господи, что делать-то?
Вэнн собрал всё свое мужество. Раньше он непременно запаниковал бы не хуже Брасса, но кое-какие события недавнего прошлого насильственным путем напрочь вышибли из него истеричность.
– Молчать, – выдавил парень сквозь зубы. – И молиться.
Он первым медленно вышел из машины, развел руки в стороны, показывая, что оружия нет. Те двое переглянулись и нарочно передернули затворы пистолетов, показывая, что оружие есть.
Приблизились. Один, вертлявый невысокий тип с неспокойными глазами, рявкнул на Брасса, замершего на переднем сиденье:
– Tu, maricon, fuera! – и перевел, видя, что эффекта нет: – Вон из моей тачки, обсосок!
Брасс очнулся и вылетел, чуть не сорвав дверцу.
Второй, повыше и посерьёзнее, с заплетенными в миллион тонких косичек черными длинными волосами, вроде бы тоже смотрел на некогда роскошную, теперь запыленную и обильно поцарапанную «феррари», однако, пистолет в его твердой руке был нацелен Вэнну в живот.
Молчание очень давило, но Вэнн не мог заставить себя разлепить губы. Тот, кто держал его на мушке, протянул презрительно и злобно:
– Дебил… и какого хрена ты подорвался? Думал, уйдешь? – Не дожидаясь ответа, скомандовал: – Ключи.
Вэнн беспрекословно вытащил их из замка зажигания и кинул на капот.
– Ramon, tomalo. [возьми]
Тот, что на вторых ролях, Рамон, сгреб ключи, кинул их старшему, добавил:
– И всё остальное, быстро, carajo! Деньги, пластик, сотовые!
Под прицелом двух стволов Вэнн и Брасс опустошили карманы. Всё их содержимое перекочевало на капот, а оттуда – к Рамону.
Нервный латино покрутился у «феррари», провел грязной ладонью по длинной царапине на борту, взвизгнул:
– Уроды долбаные, вы покоцали нашу тачку!
Брасс издал какой-то звук. Неизвестно, что именно он хотел: возразить Рамону, попросить о чем-то или просто нечаянно вылетело, несмотря на совет Вэнна молчать… но горячему латино этого звука вполне хватило, чтобы оскалиться и упереть ствол в лоб окаменевшему Брассу.
– Нет!
В последний миг Вэнн все-таки успел отбросить пистолет от головы друга. Тяжело дыша, он закрыл Брасса собой, переводил взгляд с опешившего от такой наглости Рамона на того серьёзного, с заплетенными волосами.
– Не надо! Тачку берите, деньги, карточки – всё у вас! Убивать-то зачем?! – Хоть и наивна была такая речь, но ничего другого ему просто не оставалось. – Мы ничего не скажем, ничего, ни слова! Да даже если… вам же всё равно ни хрена не будет! Вас не арестуют даже!
Рамон набрал воздуха, но вперед на полшага выступил высокий.
– Это почему ты так уверен, gringo?
Вэнн дрожал от напряжения.
– Ведь вы же Неподконтрольные, разве нет?!
– Joder! [бля] – встрял Рамон. – Какие слова знает этот chiquito dorado!  [золотой мальчик] Ты умрешь первым!
На этот раз его пистолет отвел в сторону старший.
– Ramоn, espera… [подожди] – Он приблизился к застывшему Вэнну, озадаченно нахмурился. – А ведь я тебя где-то видел, golden boy. Где?
– Б-без понятия! – пробормотал в ответ Вэнн, у которого голова уже кружилась от волнения.
– Точно видел… – парень вдруг резко потребовал: – Назовись!
Вэнн замотал головой и закусил губу. Он не слишком-то жаждал называть свою громкую фамилию представителю Дна. За этим могло последовать много неприятного: на месте этого сумрачного типа Вэнн себя запросто похитил бы и затребовал с отца пятьдесят «феррари»  в денежном эквиваленте.
Подобные мысли были прерваны довольно грубо: парень шваркнул Вэнна об стену так, что из легких улетучился весь наличный воздух, и знакомым жестом приставил ствол ко лбу. Повторил:
– Я сказал, назовись!
– Хорошо! – проорал доведенный до предела сын советника мэра. – Вэнн Мартинсон! Вэнн!
Он нарочно выделял свое имя, стараясь смазать фамилию. Кто бы мог подумать, что именно этот акцент на дважды выкрикнутое слово и решит ситуацию настолько нетривиальным образом…
Высокий латино отшатнулся.
С его лицом творилось что-то странное. Вэнн отстраненно подумал, что белые бледнеют, а вот смуглые становятся серыми.
Черные глаза расширились, наполнились неверящим потрясением, но на фоне не алчности, не злобы – скорее, испуга. Пистолет в руке задрожал. Парень вспомнил о нем и рывком отвел ствол вверх, словно боясь даже случайного выстрела, выставил обе руки вперед, убрав палец с курка, и выражение его лица было таким, как будто Вэнн в этот момент наставил на него как минимум огнемет или базуку.
Очень-очень медленно латино убрал оружие назад, за пояс, и снова выставил ладони вперед. За его поведением в ступоре наблюдали три пары глаз – все присутствующие.
На губах парня появилась странная улыбка – робкая, смазанная, неуверенная. Было полное впечатление, что для него ситуация провернулась неожиданным боком, что Неподконтрольный резко осознал порочность своих действий и теперь не знает, куда деваться и как бы еще продемонстрировать свою абсолютную лояльность.
Он в растерянности пробормотал:
– Por quе no has dicho antes, hombre… [ну что ж ты раньше-то не сказал, парень] – И аккуратно выложил на капот ключи, свою добычу.
Рамон очнулся, прошипел, сжигая босса диким взглядом:
– Quе pasa?! [что творится]
Тот чуть повернулся к нему, не выпуская из поля зрения надежно одеревеневшего городского, выдавил:
– Т-ты слышал? Он же – Вэнн…
По Рамону было видно, что хоть он и слышал, но благоговения старшего перед носителем вышеназванного имени отнюдь не разделяет.
– И что?!
Парень посмотрел на него, как на идиота.
– Тот. Самый. Вэнн. Дошло?!
… И до Рамона – дошло.
У него перехватило дыхание, руки опустились, глаза сделались отчетливо квадратными.
– Тот самый?! Joder, estаs seguro? [бля, ты уверен?] Я… я был там, но… д-далеко, я не видел!
– А я видел. С Ногейрой стоял, близко к ним.
При упоминании непонятных «их» Рамон схватился за голову, застонал:
– Dios! Если бы… Fuck! Вентура бы нас на куски разорвал!
– … И это полбеды, – мертвенно отреагировал второй.
– Да?! – Рамон был близок к истерике.
– Потому что «если бы»… – парень понизил голос, – на куски нас с тобой разорвал бы не наш Рамирес, а сам Дэлмор.
Рамон обессиленно прислонился плечом к стене… Потом вдруг встрепенулся, выгреб из карманов всё отобранное и тоже осторожно положил на капот, сделав вид, что он вообще ни к чему не прикасался, что тут так и лежало и он не при делах.
За всем этим действом Брасс наблюдал в полной уверенности, что все сошли с ума. Сперва он еще мог себе что-то объяснить, хотя бы так: бандит узнал, что его друг – сын видного человека, и очень испугался всяких санкций со стороны закона.
Дальнейшая информация опрокинула версию: при чем здесь далеко и близко? Кто стоял и где – там? Две странные фамилии не похожи на полицейских чинов. И вообще, степень ужаса бандитов как-то не соответствует их образу Неподконтрольных, словно и не полиции они так боялись, а чего-то еще.
Брасс посмотрел на друга, который, оказывается, является «тем самым Вэнном», что бы это ни значило, и с удивлением осознал, что тот вовсе не так уж и растерян. Судя по свободной позе и высоко поднятой голове, Мартинсон очень даже понимает, о чем речь.
Очевидно, безумие коллективное.
Да, Вэнн понимал, о чем говорят латинос. И кого они боятся, он тоже хорошо представлял. Теперь он чувствовал себя, как окруженный неким силовым полем, и действительно ругал себя за то, что не сообразил раньше.
Пришибленные грабители переглянулись. Высокий глубоко вздохнул, приблизился к Вэнну. Тот скрестил руки на груди и издевательски прищурился. Неподконтрольный нервно передернулся, голос его изменился разительно.
– Чёрт, парень… Ты это… чего ж ты сразу не сказал.
Вэнн скривился, дернул плечом, промолчал. Латино посмотрел на него исподлобья.
– Ну это… вроде обошлось же. В-всё нормально, да?
Он с надеждой ждал ответа. Вэнн мстительно переспросил:
– Нормально? Нормально! Подсекли. Гоняли по всему району. Машину из-за вас поцарапал. Орали. Оскорбляли. Ограбили. Чуть не убили на хрен. …Нормально?!
– Но мы ж не знали! Я думал, это городские золотые мальчики развлекаются не там, где надо.
– А я и есть городской! – нахально прервал его Вэнн. – Я и есть золотой мальчик с собственной «феррари»!
– Не-ет, – покачал головой латино. – «Феррари» это ясно, но… ты – наш, Вэнн.
– Что? – опешил тот. А парень был совершенно серьёзен.
– У нас каждый ребенок тебя знает. Все знают, что ты сделал. Ты – легенда, Мартинсон. Я сам видел тебя в ту ночь на Triple Cross, рядом с Шоном. так что ты теперь один из нас, что б ты там ни говорил.
Вэнн снова утратил невозмутимость. Парень вдруг достал из кармана сотовый и протянул ему.
– Вот, возьми. Я – Суарес Гарсия с Канала. И если у тебя будут проблемы, дай мне знать.
Вэнн усмехнулся, брать не стал.
– Знаешь, Суарес Гарсия с Канала, у меня есть к кому обратиться в случае проблем.
– Знаю. Всё равно возьми. Дэлмор прогнул под тебя всю Зону, мы все у тебя в долгу. Да, если честно, и без него это ясно, мог бы он и не уточнять…  И сегодня хреново получилось. Я не знал. – Суарес продолжал держать телефон в протянутой руке. – Дай мне шанс что-то для тебя сделать. Возьми.
Вэнн еще секунду смотрел в черные глаза и кивнул. Спрятал трубку в карман, передернулся, с кривой улыбкой нервно взъерошил волосы. Честно признался:
– Как я рад, Суарес Гарсия, что ты тогда рядом стоял!.. И что память у тебя хорошая.
Суарес тоже улыбнулся.
– Поверь, я тоже этому рад. Бля… подумать страшно.
– Ладно. Обошлось. Всё нормально. Мы это… можем ехать?
– Разумеется! – Канальский рявкнул: – Рамон, убери тачку!
Тот кинулся выполнять. А Гарсия еще сказал:
– В следующий раз ты сразу говори, кто ты такой. Понял? Чтоб не было такого больше.
– Хорошо. Я сделаю на лбу татуировку: «Я – тот самый Вэнн».
Повизгивающий от любопытства Брасс уже сидел в машине, два мотора взревели, и от проулка в Полосе «феррари» и джип окраин разъехались в разные стороны.


***

– Эх, ну ничего себе! – Дэрек от избытка эмоций даже треснул по столу кулаком. – Оборзели эти Канальские ну просто до предела!
Шон спокойно пожал плечами.
– Они охотились. Что тут такого.
Но Дэрек не успокоился:
– Знал бы я, где этот урод, я б ему лично башку вскрыл!
Он явно забыл, что сто раз угрожал примерно тем же самым тому, за кого сейчас возмущался. Вэнн уловил, что Дэрек не в курсе местонахождения Суареса, посмотрел на Шона.
– А ты тоже не знаешь?
– Нет. За судьбами Canal nation я практически не слежу.
Тут с недоумевающим видом встрял Рой:
– Э, а в чем проблема? У тебя же его контакт, возьми да свяжись! Или потерял?
Вэнн покачал головой:
– Не потерял, нет… – оглядел заинтересованных парней и признал: – Я его использовал. Тогда, давно.


***

Дом Эллиота Мартинсона напоминал гудящий растревоженный улей. Повсюду сновали люди в форме и в штатском, в холле громоздились горы сложной аппаратуры, подключенной к единственному телефону, вокруг Эллиота вились агенты, полицейские, психологи и еще чёрт знает кто.
Час назад советнику мэра позвонили неизвестные и посоветовали поделиться с ними некой чисто символической суммой, миллионов пять-шесть, в обмен на неповрежденного сына. Эллиот захлебнулся вопросами, но ему выдали стандартные инструкции о конфиденциальности и пообещали перезвонить насчёт места и времени обмена ценностями, на том трубку и бросили.
 Теперь Эллиот во всеоружии ждал второго звонка в центре развернутого в его доме антитеррористического штаба PD. От нервов советник то принимался орать на всех без разбора, то впадал в тоскливый ступор. Вопреки мнению Вэнна по данному вопросу, отец сыном всё-таки дорожил.
Его секретарь, помощник и друг Палмер устал варить шефу кофе и просто сунул ему плоскую бутылку коньяка, на что тот не возразил. Эллиот полулежал в кресле, потерянно бормотал с остановившимся взглядом:
– Они могут его убить… они могут его убить…
– Нет, сэр, все обойдется, посмотрите, тут лучшие люди, звонок отследят, и его найдут.
– … Они могут его убить…
Наконец ножом по натянутым нервам присутствующих полоснул долгожданный звонок. Техники, как коршуны, нацелились на добычу, подключили всё, что можно было подключить, и Эллиот в гробовой тишине взял трубку.
Коротко, сжато издевательский голос поведал ему, где и как нужно разместить выкуп, и явно намеревался пропасть. Техники панически семафорили, что времени на пеленг не хватило, и Эллиот проорал в динамик:
– Не будет ни цента, пока я не услышу его голос!
Видимо, это прозвучало убедительно, несколько секунд драгоценного времени похитители глухо и неразборчиво переругивались, потом раздался какой-то треск, шорох и стук, отрывистое:
– Говори, ублюдок!
Все напрягли слух…

Вэнн практически сразу понял, что его убьют. Последний кадр, который он помнил – обычный городской пейзаж знакомого района в центре, середина дня, подружка уговаривает его на вечер в недешевом ресторане. И вдруг – взрыв боли в голове, обвал темноты и затухающий вдали визг девчонки.
Очнулся он привязанным к стулу широкими лентами скотча. Тот же скотч не давал говорить и почти не давал дышать. Глаза тоже сперва были заклеены, но эту ленту с лица сорвали, и Вэнн догадался о двух вещах.
Во-первых, его привезли в какой-то захламленный барак рядом с океаном, что-то вроде сарая в доках. Значит, это Ист-Вэй. Значит, до Зоны далеко…
И во-вторых. Отцу его не вернут ни за какие деньги. В этих доках он и останется. Потому что похитители, банда мрачных парней с неприятными лицами, эти самые лица от него не прятали. И беседовали они в открытую, и именами своими перебрасывались, не шифруясь – верный признак изначально вынесенного приговора.
Пришпоренный ужасом разум Вэнна работал не хуже мощного компьютера. Моментальный порыв прикрыться именем Дэлмора и заступничеством Зоны натолкнулся на невозможность говорить из-за скотча, а потом и на разумную мысль о том, что ситуация-то посложнее, и открыто причислить себя к Неподконтрольным, скорее всего, ошибка… Насколько Вэнну было известно, два района не ладили, и это мягко сказано. То, о чем говорил Суарес – назвать себя сразу – здесь вряд ли сработает, даже если сработает, то с обратным эффектом…
Стоп.
Суарес.
Стоп.
Вэнн, погруженный в размышления, не сразу понял, что происходит, почему с него сорвали скотч чуть ли не вместе с губами, и зачем суют в лицо телефон…
Стоп.
Телефон.
…И Вэнн, в диком озарении и в не менее дикой надежде, что на том конце эфира отец, проорал как можно громче и четче:
– Скажи Брассу – пусть найдет телефон Суареса Гарсии! Тот мобильник!
Связь тут же разорвали и снова двинули Вэнна по голове чем-то немягким и нелегким…

– …Что?! Что он сказал?
Этим логичным вопросом озадачился, как оказалось, один Палмер. Эллиот заковыристо выругался на техников, которые виновато бормотали оправдания, закрыл лицо руками:
– Боже, это правда он. Я надеялся, может, ошибка… – и как-то вслепую осел на диван.
Палмер потормошил шефа:
– О чем он говорил? Кто этот Брасс?
– А? – Эллиот ничего не воспринимал. – А… Брасс его друг.
– И что? Надо что-то ему передать… насчёт какого-то мобильника… Эллиот!
Тот бессильно отмахнулся.
– Да какого дьявола… какие-то детские штучки. Буду я разбираться, мне есть о чем думать…
– Нет, это не детские штучки. Твой сын не дурак. Он знал, что это единственная возможность передать что-то важное, другой не будет. Я думаю, с этим очень надо разобраться…
 Но Эллиот не слушал, устремившись навстречу подъехавшему шефу PD Карпентеру. А Палмер озадаченно нахмурился.
Тут его внимание привлек шум у входа, где стояло оцепление, за которое пытался попасть взъерошенный парнишка с очень взволнованным лицом. Полицейские не пускали, он им что-то доказывал, и Палмер уловил знакомое имя.
– Брасс – это ты? – Секретарь вышел на улицу, раздвинул плечистых патрульных.
– Да! – с надеждой вскинулся парень. – Я друг Вэнна, мы с ним… где он?! Что тут такое?!
– Пойдем со мной.
Уже в доме Палмер усадил его на диван и в двух словах рассказал о похищении Вэнна неизвестными, о странном звонке.
– …Итак, тебе эта информация о чем-то говорит? Что еще за мобильник?
– Н-не знаю, – растерянно пробормотал Брасс.
– Подожди. – Палмер собрал все свое терпение. – Послушай меня. У твоего друга был один шанс донести до нас что-то, и он его использовал на эту фразу. На просьбу к тебе найти сотовый какого-то парня. Его имя никто толком не расслышал, но я уверен, по звучанию это что-то латиноамериканское. Санчес… Геррера… не знаю. Но ты должен вспомнить, Вэнн был уверен, что ты знаешь, о чем речь. Кто этот латино? Где вы виделись? Почему его телефон у вас? Или не у вас, но ты можешь его найти. И зачем?  Как это поможет Вэнну?
Резко, мгновенно, будто лампочку зажгли, лицо Брасса озарилось восторженным пониманием.
– Точно! Суарес! Ч-чёрт!..
Парень вскочил на ноги и бросился наверх, в комнату Вэнна, игнорируя выкрик Палмера вслед:
– Стой! Да объясни же…
Брасс перевернул все шкафы, все ящики стола, залез под кровать, учинил форменный разгром и наконец откопал давно погасший, намертво разряженный недешевый мобильник. Выпрямился с горящими глазами, развернулся, чуть не сшиб Палмера с ног, выдохнул:
– Вот! Он сел, я заряжу, дома у меня есть… - и исчез, ссыпавшись по лестнице и растолкав копов в оцеплении.
 Палмер огорченно вздохнул, оставшись без малейших разъяснений.
– Да, детские штучки.
За первым же углом Брасс трясущимися руками разобрал найденный телефон, выудил из него драгоценную sim’ку, проделал то же самое со своим, упустив свою собственную sim’ку в водосток и даже не проводив ее взглядом. А потом осознал себя перед чудовищной проблемой: кому из десятков абсолютно незнакомых, по-чужому называющихся контактов звонить?
В ступоре перебирая список сверху донизу, Брасс сперва наивно искал нечто вроде «Suаrez», но не нашел. Пролистал кверху, «Garcia» тоже не обнаружил. Выругался, допёр, что самого себя хозяин sim’ки вряд ли в нее внесет наравне с друзьями.
Друзья… кто у Суареса друзья? Хрен знает!
Нет, Брасс тоже знал. Одного.
Контакт «Ramоn-Imbеcil» нашелся…
Брасс облегченно выдохнул и поднес телефон к уху.
– ;Quе? – изрек кто-то в динамике недовольным голосом на фоне воплей, звона и хохота.
– Э-э-э… Рамон? – выдавил Брасс.
– Si. ;Y tu?
Догадываясь, что его собственное имя ничего не скажет нервному Рамону, Брасс предпочел назвать другое, вожделенное:
– Суарес?
В трубке долго и непонятно ругались. Несколькими разными голосами. Брасс различал обрывки:
– Tomalo… [возьми]
– Vete a la mierda!..  [пошел к чёрту]
– No se quien… [не пойми кто]
– Dejame en paz!.. [отвали от меня]
– Una copa mas, hey, chiquita!.. [еще порцию, крошка]
– Tu numero, pero viejo… [номер твой, но старый]
– Que demonios… [какого хрена]
Наконец, Брасс получил в свое распоряжение конкретного собеседника, которого, к тому же, сразу узнал по интонациям.
– Carajo, ;eres quien? [ты, бля, кто]
Кроме интонаций, ничего знакомого.
– Я… не говорю по-испански.
Голос в трубке выругался вполне по-английски, и Брасс, уже почти услышав гудки отбоя, прокричал изо всех сил, пугая прохожих:
– Нет! Стой! Вэнн! – магическое слово… – Ты помнишь Вэнна?! Вэнна Мартинсона?
– Да. Помню. – Голос изменился кардинально.
Брасс непроизвольно прислонился к фонарю, вытер холодный пот.
– Ты – тот парень из «феррари»? – определил Суарес.
– Ну да…
– Говори.
– У Вэнна проблемы. Его кто-то kidnapp’нул, требуют с отца деньги.
– Кто?
– Никто не знает.
– Давно? Ай, нахер… – Суарес не стал дожидаться ответа. – Так, gringo, двигай в тот тупик в Полосе, ну, где тогда… найдешь?
– Ага.
– И быстро.
Суарес отключился, а Брасс сел на корточки у столба, восстанавливая дыхание. Такой собеседник… в дурном сне не приснится. Вот так запросто поболтать с Неподконтрольным… а тот еще и встречу назначил… 
Fuck! Он же сказал быстро!
И Брасс припустил по улице с низкого старта.

Он еще только свернул на знакомую грязную улочку, а навстречу уже мчался джип, не тот, но похожий, а за рулем сидел тот самый парень с плетенками в черной шевелюре. За первым джипом двигалась колонна машин из семи, и Брасс инстинктивно вжался в стену, но Суарес тормознул около и рявкнул:
– Давай внутрь!
В салоне бандитской машины Брассу стало еще страшнее: на заднем сиденье лязгали затворами двое неулыбчивых парней, трещавших между собой на каком-то диком сленге, а пахло чем-то горьким, вроде оружейной смазки, и четко узнаваемым ароматом травки.
Суарес зыркнул исподлобья, вписываясь в поворот так, что левые колеса оторвались от дороги.
– Копы, значит, не знают, кто его взял?
– Н-нет…
– А мы знаем, – ухмыльнулся Гарсия.
– Кто? – Брасс забыл про свой страх. – Откуда знаете?
– У нас своя сеть. Одна команда с Ист-Вэя. Мы давно с ними на ножах, всё повода не было. – Суарес оскалился. – …Теперь есть.
Сзади один из его людей недобро согласился:
– Muertos. Ya estаn muertos. [трупы. Они уже трупы]
Студент юридического факультета передернулся и похолодел от таких «практических занятий по специальности».
– Уже близко. – Машины мчались по шоссе вдоль океана. Суарес, не отрываясь от дороги, инструктировал Брасса: – Сиди здесь и не думай вылезать. Там будет жарко.
– Но я хочу участвовать! Я не хочу сидеть в машине!
Брасса захватила нереальность вихря событий, он чувствовал себя, как на экране боевика или в виртуальном игровом пространстве, он действительно намеревался задать жару похитителям друга. Как любой мальчишка на его месте, он был опьянен гонкой и жаждой действия… Брасс развернулся к Суаресу:
– Дай мне пистолет.
– Что?! Тебе?! Да ты…
– Он мой друг!
– При чем здесь это! Ты сосунок городской, ты курок не найдешь, а найдешь – себя подстрелишь!
– Да?! Тогда зачем ты меня взял?!
Брасс будто со стороны наблюдал за тем, как он орет на бандита из гетто, требуя у него оружие, чтобы принять участие в перестрелке с другими бандитами… Чего только в жизни не бывает.
– Даже не знаю! Думал, ты чего дельное скажешь, да я без тебя всё просёк! Высажу щас на хрен!
– Попробуй!
Неизвестно, чем бы завершилась перебранка, но колонна прибыла к месту назначения. Суарес выскользнул из джипа, крича на своих, которые окружили ангар с массивными дверями. Брасс заметался, хотел тоже вылезти, но Канальский сильно захлопнул дверь с его стороны и прошипел:
– Сказал же, не дергайся, necio. Я сюда приехал ради Вэнна, а на тебя мне реально плевать. Тебя я ниоткуда доставать не буду, пальцем не пошевелю, понял? И не зли меня, а то пристукну сам.
И латино исчез в лабиринтах строений дока.
А потом началось.
К стенам ангара подкатились с разных сторон гранаты, череда взрывов хлестнула по ушам. Взрывы смели двери, добавили строению дополнительные входы. В эти проломы устремились смуглые бойцы Суареса, и внутри заполыхала настоящая перестрелка.
Несмотря на жёсткие предупреждения, Брасс не смог усидеть на месте. Конечно, было страшно, и даже очень, но там, в этом аду, был Вэнн, если он еще жив, и его друг не мог просто сидеть и ждать.  Адреналиновый вихрь в крови заглушил на время голос осторожной благопристойной трусости, и Брасс, пригибаясь, выскользнул из джипа, подбежал к уже практически полуобрушившемуся зданию, пробрался внутрь.
Там была очень необычная атмосфера.
 Оглушающая трескотня автоматных очередей, вопли, ругань на нескольких языках. В воздухе белая удушающая взвесь из раздробленного взрывами бетона, вонь гари и бензина, под ногами горы обломков и мешанина неопределимого мусора, хаос и – трупы.
Брасс на миг оглох и ослеп от всего этого, тут же споткнулся о какой-то фрагмент бывшей стены, полетел на пол, и очень вовремя – над ним прошла траектория чьей-то очереди. Но он даже не заметил, поскольку в падении оказался прямо нос к носу с лежащим на полу парнем, и у того в голове была большая дыра…
Несколько долгих секунд потрясенный городской «золотой мальчик» созерцал труп, впервые так близко, так реально… В кино, в новостях, даже на улице жертвы автоаварии – это совсем другое. Неизвестно, сколько бы еще Брасс провел в ступоре, но вдруг сквозь всю какофонию пальбы он различил свое имя.
Вскинул голову, пытаясь разглядеть что-то сквозь пылевую завесу, и уперся взглядом в того, за кем они все сюда пришли.
Вэнн всё еще был примотан к стулу, только этот стул, видимо, был отброшен взрывами и сейчас лежал на боку, а Вэнн дергался, извивался, стараясь освободиться, но тщетно, и звал Брасса помочь, оставив на потом все объяснения и разговоры, которые могут подождать.
Брасс видел, но не двигался. Потому что он видел что-то еще, чего не видел Вэнн.
Из насыщенного смертью тумана возникла фигура – белый, не латино. Тот со злобным оскалом остановился над бесполезным уже заложником. Заложником, который навлек на них всех большие проблемы. И жестом отчаянной, обреченной мстительности человек прицелился лежащему у его ног Вэнну в висок…
А Вэнн даже ничего не замечал, лежал к нему спиной. Он только наблюдал, не веря своим глазам, как Брасс, не отводя взгляда от какой-то точки за ним и над ним, нашаривает на полу пистолет, выпавший из руки убитого с дырой во лбу.
И, не раздумывая, стреляет.
Он успел, попал в плечо, убийца дернулся, теряя оружие, заорал от боли. Его крик тут же прервался, потому что выпущенные кем-то еще пули впились ему в грудь и горло. Он упал и тут же пропал из виду в мутном воздухе.
Брасс в этот момент вряд ли до конца осознавал, что только что стрелял в живого человека, пусть его выстрел и оказался несмертельным. Все раздумья и рефлексии будут позже, пока парень действовал чётко и разумно – нашел осколок стекла, подполз к другу, пилил ленты скотча, обрезая себе пальцы, и мужественно игнорировал последний факт. Потом помог Вэнну выбраться из опасного  пространства, и кое-как, где ползком, где на четвереньках, они вдвоем добрались до машин Неподконтрольных. Обессиленно замерли под прикрытием мощных колес, ни о чем не разговаривая, просто дышали и смотрели в небо, на кусочек океана.
Живые…

Стрельба стихла.
Значит, кто-то победил, а кого-то перебили.
К машинам со стороны ангара приближались незнакомые голоса. Брасс нервно улыбнулся, потому что никогда еще он не был так рад слышать испанскую речь.
Джип, за которым прятались Вэнн и Брасс, обогнул Суарес. Мокрый, разгоряченный боем, он перекинул автомат за плечо, присел на корточки перед сидящими на земле парнями.
– Да-а, потрепало вас, городские, – беззлобно усмехнулся опытный файтер.
Двое действительно представляли собой жалкое зрелище: неописуемо грязные, в драной одежде, растрепанные, с дикими глазами и неровным дыханием. Вэнн еще и окровавленный, по щеке из рассеченной ударами брови бегут красные струйки, у Брасса с порезанных ладоней тоже капает.
Гарсия вгляделся:
– Ты как, Мартинсон?
– Порядок, Суарес…  спасибо, – растянул тот опухшие губы в улыбке. Добавил: – Я теперь твой должник.
– Не морозь ерунду. Это я свой долг отдал. Причем, – в голосе гордость, – …первым! Кстати, Вэнн, имей в виду,  таких как я, еще тысячи три минимум, так что живи на всю катушку, не тушуйся – наши тебя из любого дерьма вытащат.
Суарес перевел взгляд на Брасса.
– А ты, оказывается, не такой уж рохля, golden boy. Я видел, как ты успокоил того урода. Я хоть и стрелял, но явно б не успел. Не зря я тебя сюда привез, факт.
Он встал, протянул Вэнну руку для опоры.
– Так, подъем. Наш фейерверк наверняка далеко было слышно.
Парни с трудом поднялись на ноги, а Суарес уже о другом:
– Из Ист-Вэя мы вас вывезем, а вот до дома не доставим, тут уж без обид, сами должны понимать. Можете взять любую тачку, запросто, потом в Полосу отгоните, мы подберем…
Вдруг Суарес прислушался к тихому, далекому еще звуку и заорал что-то своим. Те по команде исчезли в машинах и стартовали, а сам Канальский сказал:
– Обойдетесь без нашего транспорта. Вас копы подкинут, это для вас лучший вариант. Воют уже километрах в семи, идиоты… Хотя быстро сообразили. Ладно, хрен с ними. Отойди.
Суарес оттолкнул Брасса от дверцы и запрыгнул за руль. Махнул Вэнну:
– Бывай, Мартинсон! – и газанул вслед своим.

А двое друзей остались на опустевшей площадке перед грудой развалин. Только переглянулись с потерянными улыбками, начиная возвращаться из другой реальности.
– Ух-ты… к-круто, да? – глуповато протянул Брасс, вряд ли пока чётко осознававший, что это было взаправду, а не в компьютерной стрелялке.
– Да уж, слов нет. Круто, – согласился Вэнн, который, в принципе, видел побольше Брасса и был несколько более подготовлен к  подобным вещам, да и в роли заложника выступал не впервые.
– Слушай, а это правда насчёт т-трех тысяч? – в голосе Брасса звучало благоговение.
– Я ж тебе рассказывал, – устало ответил Вэнн. – Неподконтрольных много. Я, если честно, не думал даже, что они так всё воспримут, так… всерьёз. Но, похоже, правда. Если Суарес говорит.
– Н-да-а, нехило.
– Ага. Только я не горю желанием вляпываться в дерьмо три тысячи раз, чтоб дать им всем повод.
Подъехавший штурмовой отряд застал интересную картину. Дымящееся, раскуроченное чуть не артиллерией здание, набитое кучами трупов ист-вэйских бандитов, нашпигованных сотнями пуль, и на фоне всего этого масштабного разгрома в свободных гордых позах стоят двое студентов, явно потрепанные жестоким боем, и криво ухмыляются.
Командир S.W.A.T. Питер Ингл обозрел поле побоища и в порыве искреннего недоумения изрек:
– Это вы, что ли, их так покосили?!
Парни переглянулись, борясь с искушением согласиться. Но Вэнн разумно расстался с заманчивой идеей, толкнул Инглу телегу о том, что похитители перессорились между собой при дележке еще не отданного выкупа и друг друга переколошматили.
Ингл пересказал эту версию Карпентеру, который лично курировал операцию. Тот покачал головой:
– Ой, что-то мне не верится.
– Мне тоже. Но придется принять так, ведь Мартинсон сына допрашивать не даст.
– Придется. Но всё равно что-то тут не то…
– Не забивай голову, Джон. Тебе везде и всюду мерещится Зона. А ведь это Ист-Вэй!
– Да можно подумать, у Дэлмора не хватит наглости…
– Джон! Какой Дэлмор! Ну при чем здесь может быть Дэлмор? Сам подумай, ну какая связь может быть между этим типом и сыном сенатора?!
Карпентер промолчал.
Он не знал ничего. Просто чувствовал, что чуть ли не в любом странном инциденте, если копнуть поглубже, обнаружится связь с этим не менее странным типом.

…Эллиот Мартинсон был на десятом небе от счастья, что Вэнн в порядке, трясся над ним, как над ребенком, приставил к нему кучу психологов для реабилитации после перенесенного стресса.
Вэнн же, ранее обижавшийся на отца за невнимание, теперь выл на луну от гиперопеки. Доведенный до ручки всякими новейшими психотехниками, он чуть ли не всерьёз обдумывал идею выложить в один прекрасный момент отцу всё.
Про то, как отец его одноклассника в Оуверсимз нанял сыну телохранителем Дэлмора.
Как Вэнн повздорил с лидером Хоста, как последний идиот.
Как в качестве уж совсем распоследнего олигофрена Вэнн поперся в Зону нанимать громил для разборок.
Как он нанял Роя Картера и Дэрека Смита.
Тут Эллиот, по мнению Вэнна, получил бы первый инфаркт.
Отец бы, наверное, слегка отошел, узнав, что сыну повезло выпутаться из милого недоразумения. Но дальше Вэнн рассказал бы еще одну историю.
Про то, как на своем выпускном вечере он снял не кого-нибудь, а Бэсс Флэйм.
А после выпускного сперва покатался со Смитом на угнанном Дэлмором вертолете. Затем полетал и на самолете в той же веселой компании.
Проехался на рокерских байках по Огайо, Пенсильвании и еще какому-то штату. В той же компании.
Показал бы отцу этот байк в гараже. Подарок на память о приключении от всё тех же парней.
Вероятно, воспоследовал бы второй инфаркт. Но Вэнн успокоил бы отца, объяснив, что Смит, конечно, дикий варвар, но Шон Дэлмор – вполне адекватный парень, не кровожадный и очень умный. Не факт, что отец бы успокоился, но у Вэнна наготове была и третья история…
О том, почему не увенчалась успехом скоординированная акция против Неподконтрольных.
 По какой причине исчез фактор внезапности.
И где именно провел ту ночь сын сенатора Мартинсона. С кем рядом он стоял в сердце Зоны, в центре Triple Cross.
«Да, папа. Это я их предупредил. Пока они дрались с федералами, пересидел в штабе Хоста. Целовался с Флэйм. Поболтал с Картером, мы с ним вообще неплохо сконтачили, пили на выпускном… А когда они сделали твоих федералов, папа, как настырных детей, они вернулись, и Смит сказал, что уважает меня, а Дэлмор сказал мне спасибо. А я попросил его принять меня в Хост. Да, папа. Я этого хотел. И хочу. Но он меня не взял, а я почему-то не в обиде. Такое ощущение, что он отказал не назло мне, а ради меня…
А потом мы с ними пошли отмечать победу – нашу победу, папа, а твой, извини, облом – прямо к «Дэну», в тот бар на площади в центре Underworld. И бара круче я в жизни не видел, папа, а я много баров видел. И в ту ночь Шон сделал так, что теперь по Закону улиц у меня в долгу каждый, слышишь, папа, каждый Неподконтрольный. И это работает…
Неужели, папа, ты думаешь, что после всех этих невинных авантюр меня хоть на полпроцента колышет какое-то занюханное похищение отстойными ист-вэйскими придурками? Ведь я просто дал знать одному знакомому outlaw, ну, Суаресу, он с Канала, папа, ты его не знаешь… И всё. Проблема исчезла. И приблизительно тысячи три проблем тоже будут иметь простое и быстрое решение.
Так что, папа, если ты не прикажешь всем этим своим Фрейдам, Хаббардам и прочим Карнеги исчезнуть с глаз моих, я, пожалуй, попрошу лидера Хоста о небольшой услуге, и ты увидишь эти ненавистные мне рожи на отрубленных головах, коими будут украшены стальные прутья ограды нашего парка…»
Где-то на этом этапе отрадно-приятных размышлений Вэнн, уставившись в стенку пустым взглядом, начинал сдавленно ржать до слез, а наблюдавшие за ним из-за угла психологи переглядывались, цокали языками и неслись к Эллиоту убеждать его в необходимости продления терапии и повышения гонораров.


***

… Парни долго еще не могли успокоиться, представляя реакцию Эллиота Мартинсона на подобные откровения сына, которые, впрочем, не погрешили бы против истины ничуть.
Потом Шон, все еще улыбаясь, спросил:
– Так ты с этим Суаресом просто повидаться хочешь, да?
Вэнн кивнул. Тогда Шон взялся за коммер.
– … Рэм? Спишь? Ладно, не помрешь. Слушай, напрягись и вспомни: где сейчас один тип из твоих бывших, Суарес Гарсия? Да, мне надо знать. Зачем? Не вникай. … Ясно. Давай, я жду.
Отключился и пояснил Вэнну:
– Сам он не в курсе, разделились-то довольно давно. Но он сейчас поднимет старые связи, хоть кто-нибудь, да знает.
Почти тут же сработал вызов. Шон слушал, и лицо его мрачнело.
– Сидит твой Суарес. Давно и прочно. За грабеж, тяжкие телесные и другие невинные развлечения.
– Н-ну да… – растерянно протянул Вэнн. – В принципе, логично. Но… чёрт, как-то это… он же ловкий. Меня из такого дерьма вытащил! Как же он попался?
– Бывает, – пожал плечами Дэрек. – Удача отвернулась, и всё. Подстраховать было некому, или просто много на себя взял.
– Нет! – Глаза Вэнна сверкнули. – Я этого так не оставлю. Может, он и вправду сделал всё, в чем его обвинили…
– Да раз в десять больше, будь уверен, – вставил Рой.
– … Но я хочу, чтобы он вышел! Он же мне помог, а теперь я могу помочь ему. Так. – Вэнн, воодушевленный принятым решением, лихорадочно соображал. – Ага… есть у меня пара адвокатов, просто звери, они отмажут кого угодно от чего угодно. Найдут какие-нибудь процессуальные зацепки, это их дело. Только времени займет порядочно, но уж явно меньше, чем его срок.
– Эй, подожди! – прервал его Дэрек. – Я так понял, ты парня хочешь из тюряги достать? Похвально, не спорю, но какие еще, к дьяволу, адвокаты? Дела не так делаются, на хрена всякие бумажки?
– Понимаю я, но такие методы вряд ли подойдут. Дэрек, вспомни, я ведь теперь лицо официальное, а через несколько дней стану еще официальнее. Я не могу взять тюрьму штурмом, как бы мне этого ни хотелось.
– Какой штурм, Мартинсон, ты о чем? – притворно ужаснулся Дэрек. – Ну и президент у нас, просто воинственный маньяк! С этим вон к Шону.
Вэнн вопросительно уставился на обоих, а Дэлмор, покосившись на Дэрека, согласился:
– В принципе, сделать можно. Легко. Впрямую, без возни, и объяснять даже не придется. «В интересах национальной безопасности», и всё.
– Ага, – улыбнулся Дэрек. – Мы служебным положением в личных целях злоупотребляем постоянно, систематически и с удовольствием. А уж теперь, когда у нас такая крыша в твоем лице, Ма-артинсон…
Шон оборвал:
– Вэнну-президенту я подчиняюсь не больше, чем в то время Вэнну-колледжбою. – Повернулся к нему: – Ты серьёзно насчёт Суареса?
– Да!
– Тогда без проблем. Поехали. Тюрьма Лоу-Спрингз не так уж далеко, через пару часов доберемся.
Вэнн встал, и Дэрек тоже.
– А ты-то куда?
– С вами! Хоть мне на Гарсию плевать, но ведь ты там будешь с начальством общаться, а я такие моменты наблюдать люблю, сам знаешь.
За столом остался только Рой, пробормотавший:
– Да-а-а, Суарес, сегодня, чёрт возьми, твоя ночь, парень!.. С таким везением родиться надо.


Машину они взяли серьёзную: большой шестиместный джип. На этом настоял Дэрек, вознамерившийся посвятить время в дороге безмятежному сну. Привычный за столько лет недомашней жизни еще и не к таким условиям, парень преспокойно растянулся на сиденье и отрубился, в то время как Вэнн на адреналине дергался и ёрзал под ироничным взглядом Шона.
Где-то за полчаса до прибытия Дэлмор кому-то позвонил. Последствия были следующими: ворота Лоу-Спрингз распахнулись моментально, лишь только номера машины попали в поле зрения камер наблюдения. Шон даже толком не тормозил.
Все последующие двери тоже мгновенно открывались перед  троицей уверенных молчаливых парней, шагавших, как хозяева, по залитым ярким светом, несмотря на послеполуночный час, коридорам.
Вэнн был собран и сосредоточен, но в глубине глаз сияла крошечная сумасшедшинка, искорка наглого бесшабашного веселья. Под всем своим благопристойным, политкорректным, вынужденно солидным обличьем он оставался тем же мальчишкой, который несся по далекому шоссе чужого штата на чужом байке, дыша тугим ветром чужой свободы, и ловил кайф.
 Остальные двое держались чуть позади него, Шон – как всегда невозмутимо, Дэрек – с затаенным издевательским превосходством в уголках искривившихся в усмешке губ. Тот, кто когда-то рос в страхе перед этими стенами, но повзрослел, и теперь защищен и неуязвим, а его прищур означает: «Обломитесь. Поздно. Вам отныне меня ни за что не достать».
Начальник тюрьмы Маркус Дживз, поднятый с постели среди ночи каким-то слабо соотносящимся с реальностью звонком, сперва чуть не послал звонившего подальше за дебильные розыгрыши: ну какой к чертям визит президента, помилуйте? Теперь Дживз ни жив ни мертв вскочил с кресла в своем кабинете, больно ударившись запястьем, и с глупой заискивающей улыбкой протянул еще ноющую руку через стол, заваленный бумагами, тому самому президенту, в которого он поверил полчаса назад не больше, чем в Санту.
– Э-э-э… – хрипло промямлил: – Рад приветствовать, сэр. Мистер Мартинсон… такая честь для нас.
Напористый, искрящийся энергией молодой человек ответно встряхнул его потную ладонь.
– Мистер… – скосил глаза на табличку, – … Дживз. Я здесь по делу.
– Проверка? – прошептал начальник вконец изменившим голосом, озвучив худший свой кошмар.
– Нет! – досадливо отмахнулся тот. – Меня интересует один из ваших подопечных.
Дживз тупо хлопал ресницами, и Вэнн уточнил, кивнув на монитор на столе:
– Будьте любезны вывести данные по заключенному. Имя: Суарес Гарсия.
Дживз автоматически повиновался. Побарабанив по кнопкам, зачитал с экрана:
– Да. Есть. Суарес Алонсо Гарсия. Тридцать лет. Обвинения… много. Отсидел четыре года, осталось восемь. Поведение конфликтное. Уровень 2, камера 79.
– Отлично. – Мартинсон улыбался, будто слыша нечто приятное. – Вот он-то мне и нужен.
Дживз благоразумно проглотил логичный, в общем-то, вопрос «зачем», догадавшись, что вряд ли получит ответ, и потянулся к трубке внутренней связи.
– Я распоряжусь, через пять минут он будет отконвоирован в зал для посещений.
– Нет, – резко прервал его Вэнн. – Никаких залов. Я пойду в семьдесят девятую камеру второго уровня. Сам. Сейчас.
– Что?! – задохнулся Дживз. – Это исключено, нет, это совершенно невозможно!
Тут вперед выступил один из тех двоих, кто сопровождал президента и до сего момента хранил молчание – странный парень с бесстрастным лицом и внимательными серыми глазами. Он взглянул на Дживза так, что тот почувствовал себя одновременно насекомым под микроскопом, обнаженным перед сотнями телекамер и приговоренным под прицелом.
– В данном разговоре, – произнес парень холодно и чётко, – я не рекомендовал бы употреблять слово «нет».
Дживз собрал остатки самообладания и выдавил:
– А кем вы, собственно…
Тот не дал ему договорить, подержав пару секунд перед лицом побледневшего начальника удостоверение.
– Служба безопасности президента.
Второй, зеленоглазый, почему-то фыркнул и сунул руки в карманы.
Дживз на самом деле ничего не успел разглядеть в документах, но общее впечатление осталось очень серьёзное, да и Мартинсона эти двое сопровождают вовсе не случайно. Он попытался снова:
– Но поймите меня правильно. Общий блок! Это опасно!
В разговор вступил третий из прибывших. Он в глазах много лет проработавшего в системе Дживза ну никак не ассоциировался с той ее частью, что носила имя «Закон». Скорее, наоборот – с теми, кто этому закону противостоял, с теми, кто населял камеры «Лоу Спрингз». И заговорил тот соответственно:
– Ты будешь еще рассуждать тут, что опасно, а что нет, огрызок занюханный?! Сказано ясно, что делать, а он еще выёживается! Без тебя никак не сообразим, перестраховщик хренов… 
Остальные двое незаметно для офонаревшего Дживза весело переглянулись, и Шон вмешался, посчитав нужным перевести:
– Мой коллега с негодованием отмечает тот факт, что вы поставили под сомнение наш профессионализм. – Затем он приблизился к неподвижному начальнику, понизил голос. – Ты не о том волнуешься, Маркус Дживз. Свое дело мы знаем, а вот ты, похоже, не очень. Поволнуйся лучше за свое кресло. Его должен занимать кто-то порасторопнее и попонятливее.
Шон помолчал немного, давая Дживзу время на осознание, и скомандовал:
– Открыть общий блок. Немедленно.
Массивная решетка с натужным лязгом отъехала в сторону. На втором ярусе многоэтажного пространства основного здания Лоу-Спрингз появились несколько фигур.
Блок был погружен в желтоватую полутьму. В тюрьмах никогда не бывает по-настоящему темно, ночные создания не имеют права на родную стихию. Шаги гулко прокатывались в тишине, в некоторых камерах началось смутное шевеление потревоженного любопытства: ведь обход – это один, максимум двое, обыск – яркий свет и десятки бесцеремонных охранников, а здесь непонятно что.
Трое… Новички? Но без конвоя. Ха, да за ними сам Дживз с «псами», неужели такие важные новенькие, что сам начальник показывает им апартаменты?
Но чего-то они не смахивают на не свободных… А Дживз бледнее простыни, да и «псы» чуть не скулят от растерянности. Интересные дела.
Тюрьма проснулась и затаилась в ожидании.
Вэнн остановился перед решеткой, над которой значилось «79», а внутри угадывался обычный интерьер казенного жилища: двухъярусная кровать у стены, раковина, толчок в глубине и ничего больше.
Шон остановился не доходя, вне поля зрения обитателей нужного отсека, оставив Вэнна в одиночестве. Дэрек прислонился к перилам рядом с другом, предварительно рявкнув на Дживза с охранниками:
– Дистанция пять метров! Открыть семьдесят девятую!
Молодой охранник метнулся к пульту на стене, не дожидаясь, когда приказ будет подтвержден его непосредственным начальством, поскольку это самое начальство, осознавая унизительное бессилие, пребывало в странном состоянии злобно-ошеломленного ступора и скрежетало зубами.
Решетка откатилась. Тот же охранник по уставу прокричал, оставаясь на заявленной пятиметровой дистанции:
- Гарсия! Встать! Руки за спину!


Вэнн, стоявший почти на линии дверного проема, увидел, как с нижней койки заполошно сорвался, путаясь в простыне, полуголый смуглый человек, явно выдернутый криком из глубокого сна. Кое-как высвободился, автоматически принял вбитую в него за годы позу повиновения.
Его чуть шатнуло вбок. Тело сопротивлялось, неотдохнувшее и онемевшее, но стена в тесной камере всегда рядом, он просто оттолкнулся плечом и восстановил равновесие. Помотал головой, отгоняя остатки сна. Его волосы, раньше доходившие до плеч даже в плетенках, теперь только встопорщились непокорными короткими прядями и упали на глаза.
По телу парня можно было прочесть его насыщенную болью, долгую историю борьбы за право выжить, написанную рубцами и шрамами.
И вот наконец он поднял голову, щурясь и отворачиваясь даже от тусклого ночного света, и попытался рассмотреть, что это за силуэт на пороге его конуры. Кого это такого молчаливого принесли черти, и к добру ли это.
– … Здравствуй, Суарес.
Вэнн сделал шаг вперед и с улыбкой наблюдал за тем, как смуглый парень замирает в недоумении, хмурится и напрягается, вглядываясь в темный на фоне освещенного коридора контур человека с таким странно знакомым голосом.
Суарес потряс головой, отгоняя дурноту, и, продолжая ничего не понимать, оскалился:
– Ты еще кто такой?!
В другое время он, может, и вел бы себя повежливее с человеком, для которого среди ночи открывают его камеру. Но никакие логичные мысли не лезли в его мутное со сна сознание, которое к тому же настойчиво сигнализировало, что голос чертовски знакомый, и вообще, стоит глазам еще хоть чуть-чуть привыкнуть к свету, и он узнает…
Тут сверху, со второго яруса кровати, свесился сокамерник Суареса, балагуристого нрава тип лет сорока. Такой же встрепанный и оторопевший, он, как ни странно, понимал на данный момент в происходящем немного больше. Он не стал слезать, места было и так мало, но выдвинулся в проход чуть не по пояс и шикнул:
– Да тихо ты! Боже, до чего ты дремучий, латино! Как ты говоришь с президентом!
Суарес тупо перевел взгляд на приятеля:
– Президентом… чего?
– Президентом страны, тупица.
Более знакомый с политической жизнью зэк с благоговением обратился к Вэнну:
– Сэр, поверить не могу! Боже, поздравляю Вас с победой! Клянусь, я голосовал за Вас!
Он вдруг подвинулся, поёрзал и высвободил правую руку. Вытер после критического осмотра о простыню и несмело, но с надеждой протянул сверху вниз ладонь:
– Прошу Вас, господин президент! Окажите честь пожать Вам руку, не побрезгуйте! Я всю жизнь мечтал, такой случай! Внукам буду рассказывать, мистер Мартинсон, пожалуйста!
Вэнн с теплой улыбкой крепко сжал ладонь своего избирателя, и тот со счастливой физиономией убрался наверх, бормоча благодарности.
А Суарес…
Суарес наконец вспомнил, где он слышал этот голос.
И глаза его наконец привыкли к свету.
И фамилию эту он тоже знал прекрасно, но не из новостей или газет, что парню из гетто всегда были до лампочки, а из воспоминаний о свободных веселых днях юности…
Вот только всё это никак не хотело уложиться в единую картину, уж слишком невероятной она выходила. Суарес, как зомби, шагнул вперед и еле слышно прошептал:
– What the fuck. Вэнн? No creo… [не верю]
– Ну наконец-то! Господи, парень, до чего я рад встрече!
Вэнн порывисто обнял вконец офигевшего латино, радостно встряхнул, отстранился.
– Ты практически не изменился, только волосы.
– К дьяволу в-волосы, – на грани помешательства выдавил Суарес. – Ты… н-нет, ты же не… ты не можешь быть… – Парень взмолился: – Чёрт, да не молчи! Это правда ты?
– Ага, – подтвердил тот. – Хоть татуировку на лбу я не сделал, но всё ж поверь – я Вэнн Мартинсон. Тот самый.
Суарес с усилием сглотнул.
Да, без сомнений. Тот самый тип, который пацаном еще, тогда, «У Дэна», и в Полосе, и в Ист-Вэе… колледжбой… а сейчас?
У Суареса вышло как-то очень тихо и хрипло:
– …П-президент?!
Вэнн совершенно искренне отмахнулся.
– Да ну! Прекрати, не парь мозги хоть ты.
– Но…
– Суарес! – Вэнн пристально вгляделся в застывшие от перегрузки и непонимания черные глаза. – Суарес! Тебе вроде еще тут восемь лет, так?
Тот еле заметно кивнул. Тогда Вэнн с затаенным торжеством предложил:
– Я, конечно, могу ошибаться, но… Мне кажется, ты был бы не против сократить этот срок, а?
Суарес нахмурился. До него всё доходило с ощутимой задержкой, словно издалека или сквозь вату.
– С-сократить?
Вэнн понял, что осторожные фигуры речи не для этого случая, и конкретизировал:
– Так. Короче. Мы уходим отсюда. Прямо сейчас. Ясно?
– Что? – трудно воспринимать такие фантастические фокусы реальности всерьёз.
– Ты свободен, Суарес.
Ага. В семьдесят девятую камеру зашел Президент и сказал: «Ты свободен». Ха-ха. Смешно. Давайте я теперь проснусь.
Вэнн уловил отстраненную зарождающуюся бредовость в глазах Суареса и сильно его встряхнул.
– Пошли, парень. Я здесь из-за тебя. Пришел за тобой. Я действительно президент, и будь я проклят, если это не означает, что я теперь кое-что могу.
Голова у Суареса шла не просто кругом, а каким-то причудливым замкнутым изломанным контуром. Он не своим голосом выговорил:
– Но – почему?
– Потому что я так хочу, – твердо ответил Вэнн. – Потому что я тебя помню. Потому что я тебе обязан за Ист-Вэй.
Суарес нахмурился, замедленно покачал головой:
– Нет, нет, подожди. Какой нахер Ист-Вэй, о чем ты. Это же я тогда… общий долг.
– Нет, с теми уродами в ангаре мне помог лично ты. Ты тогда пришел за мной, парень. Мне проще думать так, Суарес, и… теперь моя очередь. – Вэнн заставил его поднять взгляд. – Ну что? Готов?
Суарес несколько долгих секунд всматривался в лицо тому белому парнишке – gringo на «феррари». Колледжбою.
Который стал президентом. Но почему-то не забыл ни давнюю случайную встречу с человеком других кровей, нищим бандитом с Канала, ни Закон долга тех мест.
– Я?.. – голос тихий, но твердый. – Готов? Да не вопрос, golden boy.
И он улыбнулся.
Вэнн ему в ответ – тоже, и на секунду кажется, что в мире бывает и так: люди, разные во всем, что ни возьми, заплетены судьбой в полотно совсем рядом.
Обитатель верхней койки в семьдесят девятой камере впился зубами в подушку и несколько раз дернул себя за волосы, провожая глазами сокамерника, за которым никто бы не заподозрил таких знакомств.
За миг до того, как Суарес, уговорив себя, что если это сон, то безумно увлекательный, перешагнул порог опостылевшей камеры, Вэнн шепнул ему:
– Кстати, тут ведь еще кое-кто из твоих знакомых.
Если бы он таким образом, пусть минимально, не подготовил Суареса, тот вполне серьёзно мог бы и глупо опозориться, например, вскрикнуть или финишировать на полу из-за подогнувшихся ног. А так он всего лишь замер, побледнел и открыл рот.
Ну да. Почему бы и нет.
Если в коридорах Лоу-Спрингз по ночам можно встретить президента, который на поверку к тому же оказывается Вэнном Мартинсоном, то  почему бы там же не стоять в свободных расслабленных позах двоим, которых не узнать или спутать не мог ни при каких обстоятельствах ни один из тех, кто когда-то называл себя Неподконтрольным.
Нет, Суарес сегодня уже пережил одну встряску, поэтому со второй справился не в пример достойнее. Непослушными губами произнес полувопросом, полуутверждением:
– … Дэлмор? Смит?
И благоразумно очень постарался не задать себе вопроса типа – а что, собственно, они здесь делают. Странностей было вполне достаточно.
Дэрек с легким презрением оглядел чужого парня с головы до ног, а Дэлмор прищурился и ответил в том же тоне:
– Гарсия?
Но потом оттолкнулся от перил, сделал шаг к непроизвольно, инстинктивно напрягшемуся латино, у которого в крови было запечатлено опасение перед этим человеком, как и у всех, кто не входил в узкий круг его близких. Шон почти незаметно улыбнулся, его взгляд вдруг потеплел, в тихом голосе проскользнуло сочувствие:
– Ничего, парень. Сейчас ты выйдешь за ворота, а там будет уже легче. Не торопись, понемногу ты во всё въедешь, просто молчи и держись нас. Мы тебя вытащим.
Суарес молча кивнул.
Ладно. Без проблем. Если удалось поверить в существование президента Мартинсона, то вполне можно смириться с благосклонным одобрением Дэлмора, который вытащит его из Лоу-Спрингз. Ну да. Почему бы и нет.
Сногсшибательный сон.


Вэнн крепко взял Суареса за плечо и потащил, угадав его временную неспособность к активным действиям. Тот отрешенно подчинился.
За сценой на втором ярусе, затаив дыхание, следила вся тюрьма. До странности знакомый многим человек, почему-то ассоциирующийся с телевидением и микрофонами, за плечами которого стояли двое серьёзных парней, зачем-то вывел из семьдесят девятой камеры тамошнего жителя, латино, и подтолкнул его прямо под нос Дживзу, окруженному эскортом из охранников. Заявил:
– Суарес Алонсо Гарсия. Я его забираю.
– Что? – проблеял Дживз. – Вы шутите?
– Отнюдь, – отрезал тот, о ком по камерам пронесся невероятнейший слух. – И немедленно. Все необходимые формальности вы оформите самостоятельно и в соответствии с личным вкусом.
Дживз явственно не верил тому, что слышал.
– Но это же… это… – Он спохватился: – Но документы! П-процедуры!
Тут выступили вперед те двое, похожие на VIP-security. Один переспросил:
– Документы? – И снова остановил перед лицом начальника тюрьмы руку с удостоверением, теперь на подольше, и по мере вчитывания Дживз стремительно терял цвет лица и мышечный тонус. – Такие подойдут?
А второй ядовито ухмыльнулся:
– Насчет п-п-процедур – пройдешь у своего проктолога.
Первый парень убрал документы, холодно осведомился:
– Вопросы есть? – подождал, но Дживз, абсолютно деморализованный и напуганный происходящим, не совладал со спазмом в горле, и аэнбэшник ответил сам себе: – Вопросов нет.
Трое посетителей и Гарсия из семьдесят девятой проследовали мимо безмолвных охранников в направлении лестницы. У некоторых из сотен наблюдателей мелькнула было мысль: во что же вляпался этот несчастный латино, если за ним пришли такие люди?
Но странный жест того типа, который заходил в его камеру, заставил всех сменить сочувствие или злорадство – в зависимости от того, как они относились к Суаресу – на совершенно иную эмоцию.
Зависть.
Потому что человек, до безобразия напоминавший политика Вэнна Мартинсона, толкнул уголовника Гарсию локтем, улыбнулся, выставил перед собой ладонь вертикально. Тот помотал головой, пожал плечами и вдруг звонко шлепнул по протянутой руке в жесте «Ух ты, круто у нас вышло!» А потом первый взъерошил второму волосы, уж совсем как старый знакомый…
Дживз стоял под взглядами всех обитателей общего блока посреди коридора, как оплеванный, и смотрел в спины уходящим. Пространство многоэтажного здания понемногу заполнялось постепенно нарастающим гулом обмена мнениями. Люди переглядывались и не могли молчать. Происходило то, что войдет в анналы местных легенд, происходило на глазах...
На четверых свободных смотрели жадно, вжимаясь в решетки, завидуя тем, кто ближе, мимо чьих камер пролегает их путь наружу – этих троих всемогущих и одного счастливого.
А они шли спокойно, не глядя по сторонам, не обращая внимания на сфокусированность всеобщего интереса: троим это было профессионально привычно, а одному было не до этого в вихре собственных эмоций.


И вдруг среди приглушенного, сливающегося шума резко, громко, ярко прозвучало одно слово, и всё стихло.
Это слово резануло своей потрясенностью, оно явно просто вырвалось у того, кто его произнес, и все снова затаили дыхание.
Это слово донеслось из темной камеры, которую уходящие только что миновали, почти у самой лестницы, за несколько ячеек до выхода.
Это слово выдохнул человек, застывший у решетки, впившийся глазами в спину одного из них.
В этом слове прозвенело настолько неверящее удивление, что будь у человека хоть доля секунды на размышление, он бы промолчал. Но он не сдержался, и в этом слове прорвалась еще и надежда.
Это слово было:
– Дэлмор?!
Названный остановился. Остальные тоже.
Обернулся. Вернулся на два шага, встал напротив камеры, где обеими руками за прутья держался тот, кто позвал. Секунд десять они оба смотрели друг на друга в абсолютной тишине. Сбросив наконец оцепенение, Шон констатировал факт, хотя по интонации было ясно, до какой степени он удивлен этой встречей:
– Райдер?
Тот не ответил. Не пошевелился. Вряд ли он даже дышал в тот момент.
А Дэлмор вдруг шагнул вперед, почти вплотную к решетке, и его лицо осветилось искренней улыбкой. Он повторил вопрос узнавания, но чуть иначе, не кличку, не road-name, а имя настоящее:
– Крис?
Парень внутри камеры со странным выражением лица кивнул.
Нет, он не сомневался в том, что перед ним сейчас тот самый человек, с которым он когда-то впервые столкнулся на далеком ночном пустом шоссе, за сотню миль и лет отсюда. Раз увидев, его уже не забудешь, даже если б и не было остального. Но всё это было так далеко, огромных усилий воли стоило просто верить своим глазам и совмещать в сознании парня из Нью-Йорка и реальность Лоу-Спрингз.
Шон тоже казался слегка оглушенным. Отрывисто проговорил:
– Чёрт, почему ты здесь?
– Свобода капризная вещь, – криво усмехнулся Крис. – Ее или так, что захлебнись, или нет совсем. Кстати, а ты?
Шон отмахнулся:
– Долгая история.
Он протянул руку к магнитному замку камеры, и решетка вдруг отъехала в сторону, словно повинуясь простому жесту его ладони. Собственно, никто не обратил внимания на Дэрека, вовремя оказавшегося у пульта на стене.  Охранник даже не дернулся в его сторону, угадывая, за кем тут в данный момент сила. Для остальных этот эпизод остался просто еще одним чудом дикого ночного визита.
Крис the Rider, прирожденный байкер, создание вольных пространств и вечных дорожных ветров, с первого дня, нет, часа заключения явственно чувствовал, как стены его убивают. Давят. Лишают воздуха.
Он жил в камере, если это  можно назвать жизнью, и спрашивал себя, не ослеп ли он уже в этом душном замкнутом бункере, где взгляд просто не в состоянии устремиться вдаль. Он пытался вдохнуть полной грудью, как раньше на пустынных равнинах страны, но не мог. Решетки сдавливали его ребра.
Заберите у дельфина воду. Лишите птицу крыльев. Отнимите у байкера дорогу…
Поэтому он сразу же инстинктивно рванулся из тесной клетки в хоть чуть большее пространство, словно вынырнул за глотком воздуха, не рассуждая, но тут же остановился в растерянности, ожидая окрика охраны или удара.
Ничего. Группа людей в синих мундирах стояла на значительном расстоянии и почему-то не вмешивалась. Крис отвернулся от них к Шону и вдруг за его спиной увидел двоих. Был еще третий, латино из семьдесят девятой, но чёрт с ним, ведь эти двое...
Крис поперхнулся.
Глаза его расширились, он медленно поднял дрожащую руку и ткнул пальцем в сторону безумно знакомых парней.
Они выглядели не менее ошарашенными. Вэнн молча мотал головой, на лице его сменялись недоверие, сомнение и узнавание. А Дэрек не стал глушить эмоции, крутнулся вокруг своей оси и шлепнул себя ладонями по бедрам:
– Чтоб я сдох! Да это ж тот блондин мазутный! Эй, Мартинсон, да ты ж его не знаешь… Хотя чёрта с два! Огайо!
Вэнн кивнул, вспоминая огромную кавалькаду ревущих машин на шоссе чужого штата и этого самого парня с бьющимися на ветру волосами во главе стальной блестящей змеи. Только вот почему он «мазутный»?
А Крис сглотнул, отогнал дурноту, еще раз оглядел троих перед собой: один чуть впереди, двое за ним, прямо как тогда, в последний раз, на дороге, по которой эти трое в силу загадочных причин шли пешком.
Слегка окрепшим голосом Крис уверенно заявил:
– Между прочим, вы должны мне три байка!
Это было так сказано, так необычно прозвучало здесь и сейчас, что все четверо не сдержались и удивили тюрьму так редко звучащим в ее стенах смехом.
 Шон посерьёзнел первым. Кивнул, подтверждая:
– Верно. Должны, факт. Вот только, пожалуй, тут они тебе ни к чему.
Улыбка Криса завяла. Он вспомнил, где он и кто он. Но Дэлмор продолжил, не сводя с него прищуренных глаз:
– Это означает только одно, парень. Ты уходишь с нами. Отсюда. Навсегда. Сейчас. – Он сделал паузу, давая Крису время осознать. – Согласен?
Тот не двигался, всматриваясь Шону в лицо, словно ища подвох или издевку. У него получилось только прошептать:
– Что ты сказал?
– Ты слышал.
Крис видел перед собой абсолютно уверенного, жёсткого, властного человека, который не произносит лишних слов и готов ответить за любое из них в любой момент. Как кадр из прошлого мелькнула картина: нагромождение бочек, десятки автоматчиков, и этот парень – более юный, но такой же серьёзный и контролирующий всё. А потом еще одна: его прицел, дыхание смерти… но опущенное оружие и купленная на его деньги еда. И наконец – баснословно щедрый, фантастический подарок…
Шон сломал тишину.
– Райдер. Я плачу свои долги. Да что там, я и без долга бы тебя здесь не оставил. Понимаю, мы практически не знакомы…
Крис издал какой-то звук, но Шон продолжил:
– Поверь мне, это не ловушка, это не шутка, это не издевательство. Когда «свободы нет совсем» – это не для тебя. Так мне кажется, и вряд ли я ошибаюсь, так что – идем, Крис. Дороги ждут тебя.
И тот шагнул вперед, зачарованно, в глухой ватной тишине, не веря. Прямо как тогда, на рассвете новой эры своей жизни, когда его руки легли на руль байка-легенды, и впереди была дорога, была свобода, была жизнь.
Прямо как сейчас. Еще одна новая эра.
И оба раза – этот парень. Эти глаза. Эта улыбка. Кто же ты такой?..
Но Крис оставил вопросы на потом.
Странная ночь.


Маркус Дживз потерянно дернулся следом, но натолкнулся на колючий взгляд грубого типа и его злобное шипение:
– Что, вопросы появились, ты, самоубийца? До тебя еще не всё дошло?
И тот отступил, дергая головой в судорожном отрицании. Вопросы у него, конечно, были, миллион, но инстинкт самосохранения и здравый смысл – тоже.
Дэрек отвернулся от начальника тюрьмы, не интересуясь им более, притворно скривился, глядя на четверых парней перед собой.
– Ну ни хрена себе штучки тут у вас. Колледжбой из Овального кабинета откопал себе своего латино, это ладно, вроде за ним и шли. Но, Шон – откуда здесь этот гонщик-поджигатель? Вот, бля, совпадение, просто флэшбэк какой-то!.. Ты серьёзно его возьмешь?
Шон не ответил, но Дэрек выставил ладони вперед.
– О-кей, всё-всё, дошло, не дурак, один одного, другой другого… – Он улыбнулся и вдруг громко заявил: – Ха! Ну вроде только я не при делах! – оглянулся и вопросил: – Кого бы забрать мне?!
Долю секунды было тихо.
А потом в соседней камере к решетке метнулся молодой паренек, почти мальчишка, с горящими азартом и самозабвенной порывистостью глазами удивительного оттенка сочной зелени. Он выдохнул:
– Меня! Забери меня!
В его взгляде была настолько отчаянная смелость, что Дэрек непроизвольно присмотрелся внимательнее к напряженному силуэту за железными прутьями. Нахмурился удивленно:
– Тебя? А ты еще кто такой?
Худой, взъерошенный, но мускулистый и цепкий узник с готовностью ответил, вжимаясь грудью в решетку:
– Талли, Талли Престон.
– Отлично, – хмыкнул Дэрек. – Талли Престон. И что?
– Ты же сам сказал. Забери меня отсюда. Ты можешь.
В голосе парня слышалась какая-то странная, фанатичная убежденность и надежда на чудо, которое, собственно, и вершилось в эту ночь здесь, в коридоре общего блока, на глазах у всех. На не самые осторожные и обдуманные слова, сказанные, скорее, в качестве шутки, он успел отреагировать первым и во всю силу своей юной, дерзкой искренности.
Дэрек прищурился. Отвернуться и уйти он не мог. Что делать дальше, не знал.
– За что ты здесь, Талли Престон? – спросил он, чтобы дать себе время.
– За угон.
– Один? – Недоверчивая усмешка.
– … Много. – Чуть смущенно, но с тайной гордостью.
– Угонщик, значит.
Дэрек окинул взглядом всю фигурку Талли в синей тюремной одежде и вдруг прошептал, тихо и хрипло, изменившись в лице:
– Шрам. Твой шрам… на ладони – откуда?
Талли изумленно отпустил решетку, словно впервые вгляделся в широкую белую полосу, не замечая, что мужчина напротив, такой же зеленоглазый, почему-то резко сжал в кулак свою опущенную, подрагивающую руку.
– Это от ножа. Насквозь. Давно случилось, года три назад, мне пятнадцать было… – растерянно объяснил паренек, не понимая смысла вопроса, и спохватился: – Но вообще-то я найфер, и неплохой.
У Дэрека расширились зрачки.
– Найфер? – вполголоса повторил он. – Найфер-угонщик со шрамом на ладони?
Смит резко вскинул голову, впился в парня таким взглядом, что тот чуть не отшатнулся, но сказал негромко и медленно:
– Послушай, Талли Престон, а брата-близнеца у тебя нет?
Тот был уже серьёзно напуган странностью разговора.
– Н-нет.
Дэрек слегка расслабился, но Талли договорил:
– То есть, ну, насколько я знаю. – От следующих его слов Смит отшатнулся сам. – Я ведь приютский. Может, и есть.
Дэрек побледнел. Тяжело дыша, словно пропустив удар, он повернулся направо, к Шону, нашел его взгляд, и во всем облике немой вопрос: «Ты это слышал?!»
Тот еле заметно кивнул, покачал головой. Ему тоже не по себе, но Дэрек… Он снова с неопределимым выражением посмотрел на замершего в клетке мальчика, долго изучал его, потом сбросил оцепенение, нервно усмехнулся:
– Ладно, Талли Престон. Ты мне вот что скажи. Ты… машины любишь? А если да, то какие?
Дэрек ждал ответа, словно это было реально важно, словно он мог расставить всё на свои места, подтвердить или опровергнуть, помог бы решить окончательно. А Талли Престон не думал ни секунды:
– Тачки? Конечно, быстрые. Чтоб дух захватывало.
Он не знал, за каким дьяволом понадобилась такая небанальная информация о нем этому дико странному типу, но ошарашенно наблюдал за результатом. Дэрек со свистом втянул воздух сквозь зубы, невнятно произнес пару ругательств и решительно заявил:
– Всё. Хватит. Я его действительно забираю. Будь я проклят, Талли Престон, ты свободен.
Решетка камеры послушно отъехала в сторону, повинуясь нажатой Шоном кнопке пульта. Дэрек практически насильно вытащил хлопавшего глазами парнишку наружу, не обращая внимания на запоздалые заверения его соседа о неземной страстной любви к гоночным болидам. Толкнул взъерошенного смельчака к остальным, так неожиданно обретшим свободу в эту ночь Суаресу с Канала и Крису по прозвищу Райдер.
Над ухом у Талли Престона освободитель выговорил непонятную фразу:
– Ну уж нет, чёрта с два. Таким, как мы с тобой, в тюряге не место.
С улыбкой наблюдавший за происходящим Вэнн вполголоса обратился к Шону:
– Охренеть можно! Давай распустим всю эту богадельню нафиг, если уж на то пошло.
Шон ответил серьёзно:
– В принципе, это реально, но бессмысленно. – Оглядел этажи, ряды камер, лица. – И неразумно. Сволочей и ублюдков здесь гораздо больше, чем таких, как эти.
Трое бывших заключенных стоят растерянные, озадаченные, заторможенно осторожные в движениях, будто резким звуком, взмахом руки боятся спугнуть удачу или красивый сон.
Маркус Дживз уже ни во что не вмешивается. У него нет вопросов.  Только всепоглощающее желание надраться в стельку и забыть об этих кошмарных типах, один из которых злобный сумасшедший, другой сотрудник спецслужб с заоблачными полномочиями, а третий – вообще президент страны.
Зато общий блок стонет и гудит, стены содрогаются от какофонии воплей, возбуждение хлещет через край. Сверху, сбоку, отовсюду сыплется плотный дождь из обрывков бумаги – как еще эти люди могут выразить свое потрясение и восторг перед невиданным зрелищем?
Нисхождением в ад троих небожителей и вознесением троих избранных.
А эти шестеро шли молча, оставляя позади беснующуюся тюрьму, двери раздвигались перед ними беспрекословно, пропуская всё дальше отсюда, всё ближе к воле.
И настал момент, когда последние ворота захлопнулись за их спинами.
Всё.


До рассвета полчаса-час, не больше.
Их, уже пересекших границу тюрьмы, всё еще освещали её прожектора. Переплетения сетчатого железа, колючая проволока, мощные высоченные ворота – это рядом. Но уже за спиной.
Темное небо. Моросит мелкий, почти незаметный дождь, легкие уколы прохладной влаги – единственное, что мешало Суаресу облегченно отказаться от чересчур неправдоподобной реальности. Он полуголый, в одних брюках, зябко поёжился, обхватил себя руками. Мелкая дрожь волнами прокатывалась по телу – то ли холод предутренней сырости, то ли нервное напряжение.
Все освобожденные стояли молча, в слегка неестественных позах, и оглядывались. Шарили взглядами по далекому горизонту, от которого успели отвыкнуть, излишне глубоко дышали, втягивая иной воздух, воздух воли. Остальные не мешали, не отвлекали. Не торопили. Стояли в стороне. Ждали.
Крис инстинктивно нацелился на машину шагах в двадцати: она пахнет железом, бензином, горячей пылью и резиной – до чего же чудесный запах.
А Суаресу вдруг изменили силы. Он внезапно упал на колени, уперся ладонями в землю перед собой и низко опустил голову, сгорбившись. Вэнн тут же кинулся к нему, не заботясь о погубленных светлых брюках, потряс за плечи, что-то встревоженно говорил… Но латино не слушал. Он так же резко распрямился, и Вэнн увидел на его грязном лице гримасу дикого, безудержного веселья.
Суарес откинулся назад, раскинул руки в стороны, поднял лицо к небу, к дождю, и начал хохотать, как сумасшедший, искренне и настолько заразительно, что Вэнн тоже не смог удержаться. Они оба сидели в грязи и смеялись…
Другие смотрели на них, и у всех было хорошо на душе.
Наконец Вэнн встряхнулся, встал, все еще фыркая, и потряс латино за плечо:
– Хватит, хватит. Поднимайся. Не изображай невменяемость, всё равно не поверю. Ничего особенного и не случилось, тоже мне.
Суарес одним движением оказался на ногах, сунул руки в карманы, оглядел всех с теми же искорками безумноватого смеха в глазах.
– Ага. Верно. Совершенно ничего особенного. И ты президент. И те двое – Смит и Дэлмор. И мне не сидеть еще восемь лет. Всё о-кей. Я в порядке. В полнейшем. Порядке. Я.
Он так яростно взъерошил себе волосы, что с пальцев посыпались выдранные прядки.
– Кстати, Мартинсон. И вы, Шон, Дэрек… будь я проклят, если понимаю, что вы здесь делаете и кто вы теперь. Отмазали вы меня, то есть нас – красиво. Не спорю.
Парень развел руки в стороны, показывая пустые ладони, демонстрируя, что вот он – здесь, весь, и ничего за душой у него нет, абсолютно ничего.
– И что теперь?   
Дэрек хмыкнул, дернув плечом:
– Нет, я всегда говорил, что эти с Канала – наглые до безобразия, все поголовно. Вечно всё не так. Его из-за решетки достали, нет бы радоваться и благодарить! Ха, ему еще чего-то подавай, требования предъявляет, «что теперь»… По башке бы тебе теперь дать, Гарсия, вот мое мнение. Только хрен меня тут кто послушает.
Дэрек хмуро замолчал, скрестив руки на груди, а Вэнн проиллюстрировал его прозорливость: повернулся к Суаресу с таким видом, словно у него родилась некая идея.
– Слушай… не знаю, чем ты там занимался, но за четыре года вполне можно отвыкнуть и попробовать переключиться. Ты же не помрешь, если попытаешься пожить честной жизнью, а?
Тот не ответил, замерев в той же позе с разведенными руками, только глаза непонимающе расширились. Вэнн размышлял вслух:
– Н-да, учиться тебе слегка поздновато, факт, но… Уж что-нибудь я найду! Во, хоть к Брассу пойдешь, в службу безопасности, чем не работа? На гособеспечении.
Побледневший Суарес тихо выговорил:
– Что?
Вэнн хмыкнул, думая, что понимает причину замешательства:
– А, тебя корёжит, что к Брассу? Да ладно, чего тут такого, не надо прошлое вспоминать. Придурок он был, да, но теперь – профи, увидишь, и как начальник он вполне ничего.
– Мартинсон, у тебя совесть есть? – вмешался Шон. – Парень десять минут на свободе, а ты его опять в систему запихать хочешь.
– Но я же, – стал оправдываться тот, – хочу ему работу, чтоб стабильность, всё такое.
– Да подождет это, никуда не денется! И потом, ты у него самого спросил, хочет ли он нашего участия? Может, Гарсия, тебя тянет к тому, как ты жил? Я не знаю, что там было, может, тебя всё устраивало, и ты просто вернешься?
Шон ждал ответа на серьёзно заданный вопрос. Суарес с трудом выдавил, глядя ему в глаза исподлобья:
– Издеваешься, да? С-смешно, Дэлмор.
– Ладно. – Шон не собирался обидеть и не оскорбился сам. – Тогда так. Никаких решений от тебя никто не требует прямо сейчас. Тебе явно нужно время, чтобы прийти в себя, просто отоспаться и отъесться, а уж напиться в первую очередь, это мы хорошо понимаем. И я знаю место, где ты всё это получишь в достатке.
Дэрек обреченно покивал, а Шон добавил:
– Между прочим, там тебя ждет один тип, которого ты должен помнить. Рамирес Вентура. Не забыл?
Он наблюдал за лицом Суареса, опасаясь увидеть страх или тень ненависти – слишком мало он знал об их отношениях – но увидел метнувшуюся радость.
– Рамирес?! Ты с ним контачишь? Вы вместе? – ляпнул Суарес и прикусил язык.
Что за дикость, лидер Канала и Дэлмор?
– Именно, – спокойно подтвердил Шон. – Постоянно. С некоторых пор. После небольшого перерыва.
– Так он… – у Суареса перехватило дыхание. – Он тогда исчез, всё бросил, говорили, что тебя видели, но… Он с тобой тогда ушел?!
– Долгий разговор. Сам у него спросишь, он расскажет. И ещё, Суарес, чтобы у тебя был выбор – работать на президента это здорово, но ты можешь вспомнить старые времена и поработать на Вентуру.
Суарес жестом крайней растерянности прижал ладонь ко рту. Не услышал, как Дэрек буркнул:
– Ну да, Шон, ты ещё ему объяснить забыл, что Вентура теперь работает на тебя.
– Всё потом, – отмахнулся Дэлмор. – Суарес, иди в машину, ты вибрируешь, как отбойный молоток. Вэнн, позаботься о нем.
Мартинсон послушно потянул Суареса к джипу. Но латино, сделав пару сомнамбулических шагов, вдруг вырвался и оглянулся. Обвел взглядом всех троих, задержался на Вэнне и Шоне.
И тихо-тихо сказал:
– Вообще-то я имел в виду не «что теперь вы ещё для меня сделаете», а «чем теперь мне вам на это ответить».
Вэнн толкнул его в плечо, досадливо хмыкнул.
– Прекрати. Всё, что надо, у нас есть, и у меня, и у него.
Шон подтверждающе кивнул. Вот только Дэрек не удержался, ехидно вставил:
– А если всё-таки что-то понадобится, ты узнаешь первым, Гарсия, и не надейся увильнуть.
И Вэнн, наконец, затолкал в машину впавшего в прострацию Суареса.


А Дэлмор повернулся к Крису.
Тот уже немного отдышался, выглядел не так дико, даже былое достоинство вернулось в его облик: прямая спина, развернутые плечи, гордо приподнятый подбородок. Но на Шона байкер смотрел очень странным взглядом, как бы изучая, впитывая, стараясь понять, разгадать.
Вполголоса тот осведомился:
– Тот «харлей»… он цел?
– Разумеется! – вырвалось у Криса. – В надежном месте.
– Ага.
Шон кивнул, посмотрел в сторону розовеющего горизонта, за который уходила прямая стрела шоссе.
– Ты, значит, тоже – туда?
– Ну, в принципе, да. – Крис чуть замялся. – Но…
– Нет, мы тебя, естественно, подбросим, куда скажешь. Ходить ты любишь явно меньше, чем ездить.
– Да я о другом. – Крис глубоко вздохнул, собираясь с духом, и резко вскинул глаза: – Слушай, парень! Я тебя не понимаю!
– Почему это? – поинтересовался тот.
– Он ещё спрашивает! Да я тебя вижу четвертый раз в жизни, всего лишь четвертый! Причем в первый раз ты меня практически уничтожил.
– Ты заслужил.
– Не спорю. А во второй – ты отдал мне такую вещь… такую… что я до сих пор не всегда верю, что она у меня есть. Убей меня бог, если я понял тогда, зачем ты это сделал, и я продолжаю не понимать.
Шон перебил:
– В третий раз зато была твоя очередь отдать мне нужную вещь, и ты это сделал. В расчёте.
– Да как ты можешь сравнивать! – взвился Крис, но понизил голос. – И вот сейчас ты вытащил меня из этой клетки. А ведь у меня было пожизненное, и я уже придумывал способы. Проклятье…
Парень с тихим мучительным стоном сжал кулаки, зажмурился, простоял так несколько мгновений. Потом медленно поднял голову, и в его темных глазах горел странный огонь, а голос звучал хрипло.
– Вот что, Шон Дэлмор. Ты удивительный человек. Я сталкивался с тобой реже некуда, но ты трижды перевернул мою жизнь. Трижды! Это дико, мне даже думать об этом тяжело. Я считал, что я хозяин своей судьбы. Ха, как же! Я – щепка, пылинка, а вот ты… либо её орудие, либо она сама. И знаешь… – Крис поборолся с собой и попросил: – Позволь мне на этот раз остаться с тобой чуть дольше. У меня есть вопросы, я хочу узнать о тебе больше, я хочу понять, кто ты такой. Я. Хочу. С тобой. Поговорить. Пожалуйста.
И он ждал.
– Хорошо, Крис the Rider. Я постараюсь ответить на все твои вопросы. Если честно, я сам считаю, что на этот раз наши с тобой пути вполне могут пойти какое-то время параллельно.
Крис почувствовал, что на его губах появляется непривычная улыбка. Шон кивнул:
– Приглашаю тебя к себе, Крис. И мы обязательно поговорим.
Когда Райдер оказался внутри темного салона джипа, на одном из задних сидений уже раскинулся ощутимо пьяный и расслабленный Суарес с бутылкой виски. Вэнн напротив него углубился в разговоры по телефону, не обращая внимания на то, как посмотрели друг на друга двое в форменной одежде Лоу-Спрингз.
– Суарес? Гарсия? – вопросительно проговорил Крис, будто заново знакомясь с парнем, о существовании которого, естественно, знал, но чисто формально, безлично. Теперь же у них обнаружилось множество точек пересечения.
Тот в ответ тоже прищурился:
– А ты Крис. Вот только фамилия-то у тебя какая-то другая, нет? Не Райдер.
– К черту фамилию. Я по жизни Райдер. И у меня есть семнадцатая модель «Харлей-Дэвидсон».
– Чего? – чуть не прыснул фонтаном виски Суарес. – Врешь.
– Увидишь.
– Ни хрена себе! Покажешь. А, Крис, – подобрался на сиденье латино, – интересно мне, ты откуда Дэлмора знаешь? Да ещё настолько неплохо, что он тебя из камеры вынул, а?
– Ты готов, что я тебя спрошу о том же, но про Мартинсона?
Суарес хотел отбрить в стиле «не твое дело», но тогда бы и он не получил ответов, а интересно действительно было.
– Ладно, спроси… Но учти, история длинная, а у меня язык сейчас не в лучшей форме.
Суарес поскреб в затылке.
– А ведь ты не из наших. В смысле, в Зоне тебя не было нигде, даже на Фэктори. Всё-таки, Райдер, откуда ты взялся? А?
Парень с любопытством смотрел на загадочного типа, и тот не выдержал.
– Был я в вашей Зоне. Недолго, пару часов, давно-о… но тот, кто надо, меня запомнил.
– Да ну? – недоверчиво нахмурился Суарес. – За пару часов? Это чего ж ты такое сделал?
Крис обманчиво бесстрастно разглядывал потолок.
– Ты бар на площади помнишь? В центре Зоны. Ещё тот, старый? Как он там… «У Дана»? «У Дэна»?
– В смысле, старый? До пожара, что ли?
– Ага… – вкрадчиво покивал Крис. – До пожара. Ты хочешь знать, что я сделал? – Байкер подался вперед с бешеным сиянием в зрачках. – Я. Его. Сжёг.
Суарес с выпученными глазами всё-таки отправил виски не в то горло… Натужно раскашлялся, отплёвываясь и махая руками, потом с трудом восстановил дыхание, мельком взглянул на торжественного Криса и судорожно отвернулся.
– Вот бля… не, ты лучше молчи. До чего я идиот, что спросил! Будто мне не хватит на сегодня!
Крис проводил взглядом полупустую бутылку, забытую Суаресом, нагло поинтересовался:
– Ну, если тебе на сегодня хватит, то, может…
– На! Бери! – Суарес панически сунул ему в руки виски и запихал ладони себе под мышки, стараясь дрожать понезаметнее.
Откровение соседа вышибло почву из-под ног – ту, что там оставалась, и Суарес бездумно уставился в стенку, ожидая, что ещё на него свалится. А Крис задумчиво сделал пару глотков, убеждая себя, что на самом деле сидит бок о бок с президентом США в грязных брюках в машине того парня с зажигалкой, который крутил его жизнью, как хотел.


А снаружи в это время происходило следующее.
Дэрек уже собирался сесть в машину. Он даже не сразу понял, что негромкий, робкий голос шагах в пяти позади окликнул именно его.
– …Эй, мистер!
Талли Престон, забытый всеми, чужой, случайный… паренек как-то неловко дернул плечом, взглянул на Дэрека исподлобья.
– А мне что делать?
Опираясь на открытую пассажирскую дверь джипа, тот недоуменно поднял бровь:
– Откуда я знаю? Что хочешь, то и делай. Возвращайся.
– Куда? – задал Талли странный вопрос.
– В смысле? – раздраженно скривился Дэрек. – Это ты меня спрашиваешь? Откуда взялся, туда и иди. Домой.
Тот промолчал, отвел глаза, поёжился под холодным дождем. Дэрек нахмурился. Самое время было сесть в машину и ехать, но непонятное чувство не давало сдвинуться с места, и он зачем-то продолжил:
– Я говорю, домой иди. К семье. А, ну да… – Дэрек вспомнил: «я приютский». – Но есть же у тебя кто-то? Знакомые там, друзья. Девчонка, в конце концов. Ведь где-то ты обитал до тюряги, не в канаве же?
Что-то странное поднималось у Дэрека со дна души по мере того, как он говорил. Будто ощущение повтора какого-то давнего, но важного эпизода, вот только он не мог сообразить. Какая-то смещенность позиции, с другого угла зрения… У него даже голос изменился. Наполовину на автомате Дэрек договорил:
– Талли Престон, ведь должна же у тебя быть своя жизнь?
Он не утверждал, он спрашивал.
И Талли ответил. Напрягся до дрожи, сжал кулаки, оскалился, в потемневших глазах полыхнули злобное отчаяние и прорвавшаяся боль. Сквозь зубы парень выдавил:
– Нет у меня никого. Не осталось. – Горькая усмешка. – И жизни своей никакой у меня тоже нет, если не считать канаву... да ну и ладно.
Он резко отвернулся, махнул рукой, пробормотал:
– Спасибо, мистер, – словно уже раскаялся в нечаянной откровенности, и побрел в сторону города, к шоссе.
А Дэрек вцепился в железо дверцы, дышал тяжело, взгляд его слепо блуждал по земле… Слова мальчишки о том, чего у него нет, высветили наконец в памяти то, что было надежно скрыто и тщательно похоронено. Тот разговор в холодном пустом подвале заброшенного дома в Полосе ничейной земли, много лет назад…
Тот разговор, в котором Дэреку самому пришлось сознаться, что это у него нет ни родных, ни дома, ни надежды, ни жизни, ничего… Он вспомнил всё: пронизывающее жжение ледяного бетона, дурные волны обессиливающего жара болезни, тупую изматывающую боль от незаслуженных жестоких побоев. А ещё – зависть и ненависть к парню в недешевых неброских шмотках, парню с очень хорошим оружием, который сидел перед ним в том подвале, его будущей могиле, и предлагал подвезти куда-то. Словно было куда, будто была у тогдашнего юного Дэрека эта самая жизнь…
Да, зависть и ненависть. Ведь не мог тот человек с высоты своей стабильности и силы понимать, что у семнадцатилетнего Дэрека в низшей точке жизни действительно реально не было ничего, кроме больного вдребезги разбитого тела, которое скоро остынет.
«Некуда мне идти. Нигде я не живу». Те давние слова хинной горечью осели на языке, до рвотного спазма… Тот парень в подвале и умирающий гордый мальчишка. Ну какое этим двоим могло быть дело друг до друга?
Смит медленно поднял голову, повернулся, нашел взглядом Шона. Они вдвоем стояли под дождем, остальные были в машине и ничего не видели. По лицу друга Дэрек понял, что тот тоже вспомнил их самый первый разговор и не меньше поражен дикой невероятной параллелью.
Побледнев, одними губами Дэрек еле произнес:
– Ты слышал? В-ведь так не бывает.
История повторяется. Если ты что-то взял, сумей когда-нибудь и отдать. И если ты что-то даришь, будь уверен, оно вернётся.
Шон тихо ответил:
– Значит, бывает. Он как ты, ты как я… судьба умеет так шутить.
– И… что мне делать? – повторил Дэрек вопрос Талли, сам того не замечая. Дэлмор покачал головой.
– Решай сам. Ты ни от кого не зависишь, делай то, что считаешь нужным.
– Но…
– Дэрек. Это твое решение.
Тот ещё секунду постоял, потом сорвался с места и метнулся в темноту вслед Талли Престону. Мальчишке, в котором в эту необычную ночь кто-то или что-то с немалой долей иронии отзеркалил его самого, чтобы дать шанс заметить, обратить внимание, вернуть через незнакомца судьбе один из самых важных долгов.
– Стой!
Он догнал. То ли запыхавшись, то ли задыхаясь от волнения, развернул за плечо бледного, замерзшего Талли, закаменевшего от внутренней безнадежности.
– Стой. Тебе правда идти некуда?
– Да какая разница, – усмехнулся тот.
– Есть разница. Есть. – Дэрек, выше мальчишки на полголовы, потряс его за плечи. – Чёрт, слушай, парень. Да, ты меня не знаешь, я тебя не знаю, но тебе всё равно, куда податься, ведь так? … Давай с нами.
– Чего? – отшатнулся Талли с непониманием и даже страхом.
– Да ничего плохого с тобой не случится! – отмахнулся Смит. – Не бойся.
– Не боюсь я! – растерянно, но ершисто возразил Талли.
– Отлично, тогда идем.
– Куда?! – он не двинулся, оттолкнул руку Дэрека.
– Мать твою, тут в двух словах не объяснишь. И зачем – ты меня тоже ради бога не спрашивай. Смотри, те двое, что вместе с тобой вышли, они-то согласны! Так и ты…
– Ха! Те двое – вы их знаете, старые знакомые, видно же. А я? Да кто я вам такой? Никто!
– Никто, – согласился Дэрек. – Пока никто. Но ведь с чего-то всё должно начинаться, и, главное, именно с этого уже и начиналось…
– Хватит! – дернулся Талли, отступил. – Ни хрена я не понимаю и понимать не хочу! Сказал я уже – спасибо за то, что вытащили, всё! Я пошел.
То, что приоткрылось в его душе чуть раньше, уже захлопнулось и спряталось. Но Дэрек не сдался, загородил парню дорогу:
– Подожди. Я ведь знаю, что ты чувствуешь, я всё знаю! И что тебе гораздо проще меня сейчас послать, чем мне поверить – тоже понимаю. Я тоже был таким дураком, и я тоже послал, вот только после этого чуть не сдох, неужели ты тоже этого хочешь, Талли Престон?! Наверно, есть в жизни моменты, когда хуже быть уже не может, если всё не кончится – будет только лучше. Только надо выбрать, куда свернуть, к концу или к началу. Тебе ведь терять нечего, верно? Господи, парень, я был в твоей шкуре, и я выбрал смерть – будь умнее меня, выбери себе жизнь!
Талли потерянно качал головой. Он ничего не понимал и не мог сообразить, что делать дальше, доверять или нет этому странному человеку, который почему-то сильно волнуется и предлагает что-то неясное, но заманчивое, а поверить ему очень хочется…
Дэрек уловил колебания Талли.
– Знаешь, ведь никто ни к чему тебя не обязывает. Ты мне ничего не должен, запомни. Ты свободен сейчас и свободным останешься, уйдешь, когда захочешь, никто тебя не заставит, обещаю.
Он усмехнулся про себя:
– Вот только, судя по моему опыту, уходить-то не захочется, и свобода эта на хрен не понадобится. Ладно. Талли Престон, сколько тебе там, восемнадцать? Ха, у меня в твои годы было уже многое. Не могу сказать, что добился всего сам. Нет. Мне помогли. Один человек, который… которому я когда-то очень сильно поверил. И не ошибся. Теперь я и сам могу помочь кому-то подняться из грязи, и это вполне можешь быть ты. Так что? Идем?
– Но я же… – тот опустил голову. – Я ничего не умею.
– Ерунда. Так только кажется. А остальному научишься, я же смог.
– Почему вы всё время сравниваете? Меня с собой?
– Да потому что ты похож на меня до безобразия, неясно почему.
– Я н-не понимаю…
– Дьявол! Неужели я тоже такой упертый?! – Дэрек почесал в затылке, самокритично пробормотал: – Н-да, я в сто раз хуже… Шон, вот теперь я начинаю тебя понимать.
Талли в последней стадии нервного истощения как-то беспомощно всхлипнул, и Дэрек мягко, но настойчиво взял его за плечо и подтолкнул назад, к машине.
– Двигайся. Я могу и передумать, а такой шанс выпадает не просто раз в жизни, а гора-аздо реже. Через пару лет ты поймешь, что я прав, Талли Престон.
Дэрек сел вперед, глянул на Шона за рулем, и они улыбнулись друг другу без слов, как двое очень близких людей, которым эти самые слова для понимания давно не нужны, поскольку общего у них больше, чем можно себе представить. А Талли Престон, смущенный, растерянный и смертельно уставший, получил открытую бутылку виски из рук светловолосого парня из соседней камеры, сделал несколько глотков и облегченно отрубился в необъяснимой уверенности, что впереди что-то хорошее.

***

Утро на Прайвет-Стрит.
Вчерашние узники первым делом были накормлены и переодеты. Самого юного из них, ошалевшего от впечатлений, Дэрек поручил заботам Мэри-Ли, а остальным двоим пришлось выдержать многообразный спектр реакций на свое появление.
Крис оказался в положении, с одной точки зрения, крайне не выгодном, поскольку для всех, узнавших его, он так и остался «ублюдком, спалившим наш бар». Он даже успел струхнуть, видя напрягшихся парней и их сузившиеся глаза, но с другой-то стороны он как раз был тем человеком, которого сюда привез не кто иной, как сам Шон Дэлмор.
И осознания этого всем моментально хватило для изменения позиции. Значит, так надо. Шон знает, что делает. Этот тип здесь? Значит, он этого достоин.
Вскоре Крис уже живо обсуждал что-то с Ником на языке автомотознатоков, отмахиваясь от Ларри, вебстеровского помощника, который встревал не по делу и отвлекал двоих сразу оценивших друг друга профессионалов. Вскоре они о чем-то ритуально поспорили, заставили Ларри разбить их сцепленные ладони, и Крис подошел к Шону.
– Я тут смотаюсь в… ну, в то надежное место, понимаешь? Пригоню, продемонстрирую, а то кое-кто не верит.
Дэлмор кивнул, а Крис добавил:
– Я вернусь, можно? И мы поговорим. Ты обещал.
– Буду ждать тебя, Райдер. Рассчитываю на test-drive.
– Без проблем! Только тебе. Ну, может, еще Нику.
В отличие от Криса, Суарес Гарсия сразу ощутил себя среди своих. Он знал всех, все знали его, а Рамирес Вентура вообще был безумно рад своему «hermano moreno» среди «этих gringos». Они тут же оккупировали стол в баре и увлеченно обсуждали на родном языке накопившиеся за годы новости, хохоча и наслаждаясь обществом друг друга.
Вэнн Мартинсон наблюдал за ними издалека, задумчиво крутил в пальцах пустой бокал. Севшему с ним рядом Шону с ноткой грусти сказал:
– Не видать мне, похоже, нового человека в секьюрити.
– Да брось ты, Суарес не дурак.
– При чем здесь… посмотри на него. Он же здешний. А я… кто я для него? Случайный знакомый, и только. Я чужой.
- Нет, ты не прав. Да, скорее всего, Суарес останется тут, от системы его ещё долго будет тошнить, и в этом нет твоей вины. А вот насчёт того, что ты чужой… Вэнн, пойми, в этом месте, на этой улице чужих не бывает по определению. Так уж вышло.
– Но я, кроме тебя, здесь никого не знаю. Ну, Дэрека еще.
– И Роя, и Гарсию, да после той октябрьской ночи – всех.  Вот Крис, например, действительно только меня. Этого хватит для начала. А его сосед, тот пацан, только Дэрека, и то – так, что страннее некуда… Это неважно, поверь. Главное, ты не чужой. Да, Мартинсон, хоть ты и президент… будут трудности – обращайся. Не удивляйся. Ты всего лишь высший элемент системы, высший, но только элемент. А люди, находящиеся вне системы, имеют совсем другие возможности. Когда-нибудь поговорим об этом, колледжбой. Приезжай, не забывай нас, и мы о тебе не забудем тоже. Не надейся.