ПЛЕН

Произошло это около шести лет назад…

У меня случилась командировка в Чечню. С «гуманитарной» миссией. А если точнее, то просто везли подарки к празднику для наших местных ментов, которые там правопорядок охраняли. Скажу честно – лично мне, работники внутренних органов, откомандированные из наших северных краёв в Чечню, были безразличны. У них своя работа, у меня  своя. Ещё неизвестно чей труд легче…Моё же задание заключалась в том, чтобы в рамках предвыборной компании создать положительный имидж одной политической партии, функционером которой я являлся. Поздравление воинов – обычная пиар-акция, одна из многих, с помощью которых мы должны были завоевать симпатии и голоса избирателей.
 

*   *   *

Честно отработав  на вручении подарков и отсняв красивый сюжет,  мы возвращаемся домой после вчерашних  обильных возлияний. Мы – это я и  Женя, оператор телевидения.  Вместе с ним  трясёмся на заднем сиденье УАЗика, тщетно пытаясь поудобнее пристроить наши больные и многострадальные  головы на спинках кресел. На душе, как всегда с похмелья, очень паскудно…
С омерзением вспоминаю профессиональные разговоры и пьяное бахвальство вчерашних собутыльников. Менты, они и есть менты,  пусть даже в Чечне…

Посталкогольный транс прерывается истеричными автомобильными гудками. Отчаянно сигналя, нас обгоняет заляпанная грязью «Нива» и картинно, как в кино, разворачивается поперёк дороги. Резко тормозим. Водитель с охранником,  чеченцы по национальности из местных стражей порядка,  на происходящее никак не реагируют.    Ничего не понимая, недоуменно смотрю на Женьку. Тот, обняв свой кофр с драгоценной аппаратурой, с не меньшим удивлением смотрит на меня. Моё сердце ёкает и проваливается куда-то вниз от самых дурных предчувствий…

Из неопрятной «Нивы», не спеша, выходит молодой человек. В глаза бросается нелепый голубенький джинсовый костюмчик, и черные волосы, очень аккуратно уложенные в  причёску. Вид у юноши настолько мирный, что я на секунду расслабляюсь. Но, только на секунду. Торчащая из-за пояса рукоятка пистолета, вновь повергает меня в ступор. Мельком отмечаю про себя то,  что профессионалы так оружие не носят. Такие дурацкие манеры пришли из западных боевиков и говорят о том, что  джинсовый незнакомец, скорее всего, дилетант.

Однако, торчащий из открытого окна «Нивы» ствол автомата подтверждает самые худшие опасения.

 В минуты страха, почему-то, мелкие и незначительные детали навек врезаются в память. В кошмарных снах  мне до сих пор снится этот ствол «калаша». Старый, местами вытертый до зеркального блеска металл. Обшарпанное дерево цевья, грязная рука с толстыми пальцами, сжимающая автомат…

Между тем молодой человек уверенно открыл  дверь нашей машины и вежливо предложил выйти. У Женьки, попытавшегося возразить, с неожиданной силой вырвал из рук его кофр с видеокамерой и швырнул на дорогу. Испуганно охнув, мой оператор метнулся  следом за ним, но ловким ударом ноги был сбит на землю. Без команды подняв руки вверх, я неловко выполз из машины. Жуткий ствол АКМа следил за моими телодвижениями  внимательным и страшным черным зрачком.

 В глубине души была надежда на то, что автомат не выстрелит прямо сейчас, но почему-то беспокоила мысль о том, какая будет боль, когда пули вонзятся в меня. Казалось, что если очередь попадет в грудь,  то будет менее больно, чем в голову. Кроме того, мне приходилось видеть трупы с простреленными головами и я не хотел представлять из себя такое жуткое зрелище…

Кто-то неизвестный неслышно подошёл сзади и, приказав не оглядываться, с силой завел мои руки за спину, ловко замотав их чем-то крепким и липким, вероятно скотчем. Плечам сразу стало больно и неловко. Пиджак зачем-то стянули с плеч и он болтался на уровне пояса.

 Мне, вдруг, стало стыдно: в машине, я, для того чтобы легче дышалось, незаметно расстегнул давящие на мой приличный животик ремень и пояс брюк. Теперь застёжка-молния расползлась и они начали спадать вниз.  Опухший с похмелья, с  тяжёлым перегаром, в несвежей расстегнувшейся рубашке, с мятым и заляпанным во время вчерашней пьянки галстуком, в расстегнутых штанах я, вероятно, представлял жалкое зрелище… Почему-то меньше всего хотелось принять смерть в таком непрезентабельном виде. Странные мысли приходят в голову в последние минуты.

Накинутый на голову мешок погрузил меня в темноту.  Стало душно.  Неожиданно для себя я успокоился. Плотная мешковина уютно, по-домашнему пахло хлебом и карамелью. На ум пришло сравнение со страусом, у которого голова спрятана в песок, и я нашел в себе силы горько усмехнуться. Сейчас стало понятно, зачем перед казнью одевают на осужденных мешки или повязки на глаза. Оказывается, тонкая ткань  отделяет тебя от ужасов внешнего мира и создаёт иллюзию спокойствия. Несомненно,  находясь в этом маленьком, душном и черном мирке, принадлежащем только тебе, встретить ужас смерти гораздо легче. За этот мешок  у меня в душе появилось что-то вроде благодарности к бандитам… 

Жёсткие руки почти бегом повели куда-то в сторону и, больно согнув шею, втолкнули в салон  неизвестной машины… Хлопнула дверца. Со связанными за спиной руками  полулежать на полу было больно и неловко. Я зашевелился, пытаясь устроиться поудобнее, но увесистый удар по голове заставил прекратить всякие движения.

Так… Если меня не убили сразу, то, значит, впереди плен. Я содрогнулся, вспомнив леденящие душу рассказы об отрезанных пальцах, о смрадных ямах для пленников, ужасающих пытках, и азиатской жестокости… Жуткие кадры многочисленных художественных и документальных фильмов про чеченскую войну ярко высветились у меня перед глазами в темноте мешка.  Страх, осязаемый и материальный, липкий от моего пота, пронзил всё тело насквозь. Я почувствовал его мерзкий тошнотворный запах.  Захотелось громко, изо всех сил, истерично заорать: - «Нет!!! Неет!!! НЕЕЕТ!!!».
 С огромным трудом подавив в себе это желание, попытался думать о чем-нибудь другом…

*   *   *

На ум ничего хорошего не приходило. Все мои мысли можно было сформировать в одну фразу: - «Блин, влип! Что теперь со мной будет?»

Ехали долго. Руки и плечи сильно затекли и  от этого страшно болели. При попытках изменить неудобную позу я получал неизменный полновесный удар по голове…

Наконец машина остановилась. Хлопнули двери, послышались голоса на незнакомом гортанном языке.  Весь в напряжении я вслушивался в звуки чужой речи, пытаясь услышать хоть какие-то знакомые слова. Увы, никакой информации…

Неожиданно меня грубо выволокли из машины и поставили на ноги. Куда-то ведут…
Чьи-то цепкие пальцы  больно держат за предплечье.  Идём очень долго, поворачивая во все стороны. Я уже давно потерял ощущение времени и пространства  и потому только слепо повиновался чужой воле.

Вот стали. Чем-то острым перерезали скотч, сковывавший руки и они бессильно повисли вдоль тела. С блаженством я ощущал как кровь медленно начала поступать в задеревеневшие мышцы. Для счастья не так уж много надо. Оказывается, находиться просто связанным само по себе очень мучительно. А это даже не пытки. Это цветочки… Что ещё ждёт впереди? От этих мыслей закололо в висках, и я впервые пожалел о том, что меня не застрелили сразу.

Получив лёгкий толчок  в спину, по инерции сделал несколько шагов вперёд и остановился. Сзади слегка хлопнула дверь, раздался металлический скрежет какого-то запора . Затем всё стихло. Осторожно стянув мешок с головы, в первую очередь подтянул и застегнул брюки, надел пиджак, огляделся.

Вместо ожидаемой классической темницы с решетками, я находился в обычном сарае, почти полностью заполненном разнокалиберными кусками дерева. Сквозь неплотную дощатую дверь пробивался дневной свет.  Сил у меня осталось только на то, чтобы прилечь на жёсткую поленницу и, не обращая внимания на острые углы, блаженно растянуться во весь рост. Навалившаяся смертельная усталость почти мгновенно превратилась в  крепкий сон…

*   *   *

… Пробуждение моё было ужасным. Я долго озирался, не в силах сообразить где нахожусь. Сознание отказывалось верить в то, что всё происходящее со мной не кошмарный сон.  Ощутимо болели шишки на голове. Во рту пересохло и очень хотелось пить.  Ощупав пиджак, с удивлением обнаружил, что деньги и документы при мне. Часы на руке показывали шестой час вечера.

 Страх мутной волной вновь накатился на меня. Плохо соображая что делаю, попытался открыть дверь.. Ничего не получилось. Схватив полено, ударил по доскам в надежде, что удастся  проломить их. Снаружи раздался  злобный гортанный крик и отборные маты на русском языке из чего я понял что мне советуют сидеть тихо.   Это, как ни странно, привело меня в чувство. Даже стало смешно. Куда я собираюсь бежать? В какую сторону? Наивно… Нет, графа Монте-Кристо из меня, к сожалению, ни получится! Надо готовиться к роли пленника.

Решив немного благоустроить свою тюрьму, я, подобрав ровные поленья, соорудил себе  приличное ложе и  застелил его мешковиной. Помочился в углу, присыпал лужу древесной трухой. Сел на импровизированную кровать и стал ждать… Ждать чего? Не знаю, но чего-то я ждал…

Бессвязные мысли хаотично бродили в моём мозгу:

 -  А жить-то как хочется1 Очень хочется…

-   Что я буду ощущать умирая? Моя несчастная душа  наверное будет кружиться над этой чужой землёй и смотреть на моё истерзанное тело…

 -  Какая душа? Будет жуткая боль и потом вечная тьма, которой я не буду ощущать…

- Не буду ощущать? Как это? Как не буду?...

-  А если мне, по чеченскому обычаю, отрежут голову? Какое-то время мои глаза будут видеть обезглавленное тело. Что я буду чувствовать в этот момент? Боль? Удивление новым ощущениям?...

-  Боже! Дай силы вынести всё это достойно… Страшно-то как…



*   *   *

Неожиданно дверь в сарай распахнулась и появился уже знакомый молодой человек в джинсовом костюмчике:

- Выходи на расстрел!

Ну вот, накаркал я себе… Совсем не таким представлял я своего ангела смерти. Впрочем, возможно это всё шутка. Взглянул на спокойное лицо своего чёрного вестника. Может все-таки он шутит? Пистолет в его руке снят с предохранителя. О, Боже!   

 Страшная слабость появилась во всём теле. С трудом заставляя себя переставлять ноги, нетвердой походкой вышел во двор, огороженный высоким глухим забором. В центре стояло несколько вооружённых мужчин зловещего вида.  Откуда-то сбоку вывели бледного Женьку. Мне, почему-то,  было стыдно на него смотреть, и я отвернулся.

К нам подошёл один из бандитов и жутко улыбаясь, буднично объявил:

-  Приговором шариатского суда, за помощь врагам, вы  приговорены к смерти.

Что я чувствовал и о чем думал в этот момент? Скажу честно, не помню… Очень болела голова и предательски тряслись колени. Напала зевота и я, еле сдерживая её, уставился в омерзительно серое, пасмурное небо. В глубине души я ещё надеялся, что всё это или шутка, или сейчас ворвутся омоновцы и освободят нас. Одновременно осознавал, что чудес не бывает. Жить нам осталось совсем немного…

- На, выпей перед смертью. Умирать легче будет! – раздался чей-то голос.

Ничего не понимая, я дико отшатнулся от подошедшего боевика. Потом дошло, что от меня хотят и взял протянутый стакан. Поднеся его ко рту, ощутил запах водки. После вчерашней пьянки  желудок едва не вывернуло наизнанку. Неожиданно для себя, нагло и требовательно заявил:

-Закусить дайте что-нибудь! Это моё последнее желание перед смертью.

Бандиты, с интересом наблюдавшие за происходящим, расхохотались. Мне дали какой-то кусок, и я махом выпил налитый до краёв стакан водки. Зажевал, не чувствуя вкуса. Ничего, вроде хорошо пошла. Вновь посмотрел на гадкое чужое небо. Меня не оставляло чувство нереальности происходящего и того, что всё это  какой-то опереточный фарс.
Выпил второй, предложенный мне, стакан. Затем третий.

Алкоголь приятно затуманил голову и  всё происходящее со мной показалось нереальным. Сам себе, я, вдруг, показался легендарным героем гражданской войны и поэтому, рванув рубаху на груди, шагнул вперёд:

- Стреляйте суки, в комиссарское тело!

Рубашка не хотела картинно рваться, поэтому я двумя руками стал срывать с себя  намертво затянувшийся узел галстука.
Страшный удар в спину  опрокинул землю.    Она стремительно понеслась на меня  и с силой впечаталась в лоб.
«Сзади выстрелили…» - промелькнула последняя мысль….

*   *   *

Дальнейшее помню очень смутно…
Нас выбросили из машины в грязь на просёлочной дороге…
Вместе с Женькой мы шли по каким-то полям, не похожим на райские кущи, и радостно хохотали…
Что-то пытались объяснить каким-то чужим ментам…
Разливали водку и блевали в туалете какого-то вокзала…

Окончательно я пришёл в себя только дома. Как добрался  -  не помню. Всё  произошедшее до провала в памяти казалось нелепым и необъяснимым кошмаром. В произошедшее не верилось.
Позвонил Женьке. Он тоже всё последующее после расстрела помнил плохо.
 Единственное, что мы смогли предположить это то, что чеченцам, для каких-то своих чёрных дел понадобились наши видеозаписи.  Фарс с нашим  пьяным расстрелом, вероятно, при здравом рассуждении, был нужен для того, чтобы свалить на нас всю вину за потерянные отснятые материалы. Скорее всего, в водку было подмешано что-то наркотическое –  потому что таким пьяным, с непонятным беспамятством, я никогда не был.

 Жена не разговаривала со мной, что было не удивительным – приехал из командировки без вещей, смертельно пьяный, в дико-истерзанном виде…

*   *   *

Утром я был на ковре в кабинете партийного босса.

Вся его гневная получасовая речь свелась к нескольким тезисам:
 -  он совершенно не верит в сказки, которые мы с Женькой рассказываем.
- многочисленные свидетели подтверждают, что мы упросили сопровождающих, добропорядочных чеченских стажей порядка, свернуть в деревню, где, злоупотребляя гостеприимством местных жителей, устроили омерзительную пьянку;
- мы доставили много хлопот сотрудникам милиции, которые были вынуждены организовать поиски и нашли нас в совершенно непотребном виде;
- в пьяном виде мы потеряли весь отснятый материал и дорогостоящую аппаратуру;
- за всё это нас ждёт суровая кара и призрение наших партийных товарищей.


Когда за спиной захлопнулась дверь в кабинет партайгеноссе, неожиданно ко мне подошла всегда надменная секретарша и прошептала:

- А я вам верю. У вас, после этой поездки, голова совсем седой стала…

 И, нежно проведя холёной ручкой с птичьими коготками   по  моим волосам, она аккуратно, чтобы не испачкать губной помадой, поцеловала в щеку.


2007 г.