Волчий яр. левит-1. бамлаг

ГЛАВА 1   Расправа


   Мела поземка... Колючий ноябрьский ветер пронизывал подранный бушлат насквозь. Колонна БАМлаговцев брела устало, подневольно. Конвой то и дело покрикивал команды: «А ну, живее!... Бегом ма-а-рш! Направляющий, шире шаг!»
  Уже вечерело. В этих местах темень наступает быстро, а до бараков еще далековато. На этот раз заключенные с выполнением дневного задания явно опоздали. Кроме того, участок лесоповала располагался на большом удалении, и путь пролегал через буераки. Охрана нервничала... Возможны побеги. Ведь условия для этого самые подходящие. Правда, в последнее время попытки «досрочного освобождения», особенно в зимнее время, не наблюдались. Зэки понимали, что долго находиться в бегах им не придется... лучше уже отсидеть положенный срок без добавок. Если кому-то и хотелось убежать, то он далеко не уходил. Буераки кишели стаями тундровых волков. Это самые кровожадные хищни-ки. Были случаи, когда они нападали на конвоируемые колонны, выхватывали ослабленную жертву и легко ее уносили на себе, вскинув на спину. Охрана не пыталась вести с ними борьбу. С обессиленными людьми много было мороки, а тут удобный случай избавиться от них. Бывало так, что специально отбирали потенциальных смертников, заводили их в глубокий буерак, делали привал, а сами охранники занимали безопасные позиции... Списывали погибших по статье «Несчастный случай» или «Трагическая смерть».

  Во время таких мероприятий существовала возможность побега. Она расценивалась как спасительная, и срок добавлялся в случае поимки минимальный.
Щербаков сидел у костра, грел озябшие руки и ожидал своей участи. Его товарищи по нарам, вконец обессиленные от непосильного труда и туберкулеза, закрыв в болезненной дремоте глаза, размышляли каждый о своем. Они понимали, что дни их сочтены, но умирать жесточайшим образом не хотелось, хотя смерти они не боялись, а наоборот, желали ее. Жизнь в лагере невыносимо тяжелая, а главное, никто не знал окончания своего срока. Им говорили, им обещали, что вот, мол, достроится участок желез¬ной дороги через болота, и вас освободят досрочно.

  Заведомо устанавливался невыполнимый план, с непосильным объемом работ, с тем, чтобы не выполнить обещания. Затем давали другое задание, и вновь нереальное. Заключенные уже не верили и не отсчитывали дни своего срока с могйента осуждения. Когда срок подходил к концу, то находились причины для надбавок от полугода до двух лет. И так бесконечно. В этой системе царил беспредел. Заключенных не хотели выпускать из-за боязни нарушить спокой¬ствие в населенных пунктах. Судебные органы «молились Богу», чтобы держали осужденных вплоть до естественной смерти. Режим лагерей ожесточался, медицинская помощь оказывалась тому, кто был более здоров физически, чтобы не потерять рабочую силу.
В эту группу обреченных, что сидели у костра, Щербаков проник по стечению обстоятельств умышленно и це-ленаправленно. Он был физически здоров. Когда брали мок¬роту для анализа на туберкулезную палочку, он воспользо¬вался материалом для анализа своего товарища, перед самой его смертью.

  В обыденной лагерной жизни Щербаков старался ничем не выделяться, чтобы не обращать на себя внимание охранников. Он избегал стычек с ними, не отказывался от любых работ, занижал свои физические возможности, прикидываясь ослабевшим, особо не заводил дружбу, никому ничего не доверял. Он жил одной мыслью: освободиться любыми путями, и не ради свободы. Им руководила ...месть. Сидя у костра, он обдумывал план побега.
Заподозрил его в намерении убежать только один зэк - Архипов. Пододвинувшись к Щербакову, он произнес едва слышно:
  -Я с тобой, паря...
  -Куда? - возмутился Щербаков. - На тот свет?
В голосе Щербакова явно прослушивался отказ и возмущение по поводу пронырливости Архипова. Он даже поразился наглости этого человека, которого знал мало, да видел всего раза два. Доверять ему нельзя. В среде зэков есть «шестерки» (доносчики), подсадные и прочие гнусные твари. А потом побег, как правило, совершают в одиночку: меньше риска и статья другая.
 - Я с тобой, Щербаков, - назойливо повторил Архипов, - я могила... можешь мне верить.
В подтверждение своего клятвенного заверения, он грязным длинным ногтем большого пальца ковырнул передний, наполовину сгнивший зуб, при этом добавил:
  -Гадом буду!

  На языке заключенных такой жест - наивысшая клятва порядочности, нарушение которой приводит к трагическим последствиям.
Щербаков промолчал. Он поймал себя на мысли о том, что, возможно, вдвоем будет веселее совершать побег и, потом, напарник может пригодиться ему в деле. Архипов, хотя и хилый на вид, но, видимо, крепкой силы воли.
  -Хорошо... - одобрительно ответил Щербаков, глядя в упор на немигающие глаза своего новоиспеченного соучастника побега, - но, смотри... чуть чего - задушу, как суку! Силенок то хватит? Теперь слушай внимательно, как только волчья стая бросится на нас, беги вон туда...
Щербаков осторожно кивнул головой в сторону грота и сопроводил свой жест твердым орлиным взглядом.

  Этот грот Щербаков готовил долго, когда брали глину для нужд лагеря в течение почти года. Охранники не подозревали готовящегося убежища, хотя можно было догадаться, что выборка глины делалась в виде лабиринта. Там, внутри, были приготовлены орудия защиты от волков: лом и черенок, от сломанной умышленно лопаты. Но до обороны, по расчетам Щербакова, дело не должно дойти, так как для своры волков хватит и без него поживы. Требовалось только выбрать наиболее удачный момент. Если бы он был один, это можно сделать просто, а вот вдвоем?.. «Ладно, не буду паниковать», - успокаивал себя Щербаков.
Темнело. В буерак сползал сверху густой туман, словно водопад. Потянуло холодом. Стаи не было видно. Но вот послышался отдаленный вой. Он был настолько пронзительным и душераздирающим, что даже охранники, находившиеся в оцеплении наверху, засуетились, задергались в предчувствии кровавой бойни.
  Заключенные бросились наутек, в рассыпную, предпочитая пулю, чем волчьи клыки. Но выбраться из котлована можно было только с одной стороны: со стороны волчьей стаи... Это знали все. Инстинкт самосохранения гнал людей неведомо куда. Некоторые устремились в сторону хищников, в надежде прорваться сквозь опасность. Другого выхода не было. Всеобщая паника, беспорядочная суета наполняли буерак ужасом. В этой толчее и нырнули в грот: первым Щербаков, за ним - Архипов. Они едва успели скрыться в убежище, как оголтелая волчья стая вихрем пронеслась мимо них. Началась жесточай¬шая расправа над беззащитными людьми. Кровь лилась рекой...
Щербаков осторожно выглянул из своего убежища. Ви¬севший на одних корнях куст удачно прикрывал вход. Пря¬мо перед ним, на расстоянии пятидесяти-шестидесяти мет-

ров наверху обрыва, стояли охранники. Увлеченные кровавой расправой волков, они не заметили его, хотя шевеление веток могло бы насторожить кого-нибудь из оцепле¬ния.
Про себя Щербаков ругнулся: «Дурья башка... Жить надоело!» И тут же он услышал беспокойный вопрос Архи-пова.
  -Ну, что там?
  -Сиди тихо... ни звука! - огрызнулся Щербаков. -Замри!
В ответ напарник неожиданно зашелся кашлем. Грот наполнился звуками, походившими на звериный рев. Щербаков испугался, резко обернулся и массивной ладонью закрыл ему рот. Послышался храп, сродни лошадиному во время водопоя. Архипов вцепился костлявыми пальцами в руку Щербакова, пытаясь освободиться от удушья. Но ладонь прилипла к губам бедолаги, словно скотч и, только когда меж пальцев просочилось что-то вязкое и липкое, Щерба¬ков убрал руку. Тело Архипова конвульсивно вздрогнуло раз, другой, обмякло и безжизненно навалилось на сырую стену грота. Посыпался тонкий ручеек сухого песка на бледное лицо узника. Щербаков отпрянул, поняв, что его усилия оказались роковыми. Тут он подумал без сожаления, но с легкой завистью: «Ему повезло... отделался легкой смер¬тью... Извини, я не хотел». Из уголков рта Архипова струилась кровь, а открытые навыкат глаза выражали удивление неожиданной кончине.

  Щербакову недосуг было заниматься товарищем, его ожидала, быть может, подобная же участь, если не от волчьих клыков, то от пуль охранников. Они уж своего не упустят. Возня в гроте не могла не привлечь хищников, особенно запах крови усопшего. Он был настолько зловонным, что находиться в замкнутом пространстве грота было невыносимо. Щербаков высунулся с тем, чтобы сделать гло¬ток свежего воздуха. В этот момент вожак стаи насторо¬жился, поднял кверху оскалившуюся пасть и злобно про¬рычал. Ему, видимо, этот запах не понравился тоже.
  Прозвучал пронзительный вой, от которого Щербакову стало не по себе. По спине прокатилась холодная волна нервной дрожи и он весь оцепенел от страха и ужаса. Такого волчь¬его воя ему никогда не приходилось слышать за много лет своего заключения во время перехода на работу даже в сумеречное время.
 
  Волки в этих местах не редкость. Бывали случаи, когда хищники подходили близко к зоне, особенно во время метелей и пурги в надежде чем-нибудь полакомиться. В окрестности лагеря издавна вывозили и складывали в ямы ис¬порченные продукты, помои и прочие отходы кухни. Волки не боялись охраны и вели себя нагло.
Сейчас по зову вожака стая нехотя собиралась в кучу, на ходу дожевывая человечину. Вот она, соблюдая субординацию, устремилась восвояси, вначале рысцой, а затем бросилась в бег.
 
  У Щербакова отлегло от сердца. Он легко вздохнул всей грудью, сменил неудобную позу на корточках с тем, чтобы размять онемевшие ноги. Все это напряженное время он с затаенным дыханием пережидал опасность. Мысли застыли на одном: «Надо вытерпеть, надо отомстить!»
Нет, это еще не спасение от волчьей стаи. Нет! Щербаков знал, что сейчас сюда нагрянет другая стая, стая с автоматами, чтобы добить уцелевших, еще с остатками жизни. Конвой должен спуститься в буерак, пересчитать по останкам и другим предметам количество погибших, и если кого не досчитаются, произведут облаву. Будут загля¬дывать под каждый кустик, обшаривать местность на коле¬нях, рыть землю зубами, но найти недостающих обязаны. Это не прихоть, это улика против них, свидетель и обли-читель, в случае спасения. Так устроен режим и порядок на зоне.

  Грот-укрытие Щербакова не спасет. Он это осознавал, понимал и другое: в случае его поимки над ним охрана устроит такие издевательства, в сравнении с которыми волчьи покажутся куда терпимее. На нем сорвут всю свою злобу за поиск. Требовалось принимать решение. Щербаков напряг все свои умственные способности. В голове крутились в лихорадочном темпе все возможные варианты, но ни один из них не принимался для исполнения. На обдумывание отводилось совсем мало времени, считанные минуты: то время, которое понадобится охранникам для спуска вниз, что¬бы обойти крутые, почти отвесные стены оврага. А это, по подсчетам Щербакова, не более пяти минут.
Неожиданно возник дерзкий план спасения. Подсказал, висевший над его головой куст. «Эврика!» - воскликнул внутренний голос. Пока охрана будет искать место для спуска, он; благодаря кусту, должен выбраться наверх и там найти себе убежище, и, скорее всего, пуститься в бега.

  Щербаков, выждав момент, когда все уйдут с поля его видимости,попробовал «спасительную нить» на прочность, уцепившись за ствол, повиснув на нем. Куст слегка треснул, несколько подался вниз и твердо зафиксировал свое положение. На вид вроде бы деревцо хилое, но корневая система оказалась на редкость прочной. Оставалось только изловчиться, подтянуться остатками сил, два-три раза пере¬хватиться руками, закинуть ногу на бровку оврага и... Но куст, не выдержав его, с треском оборвался. Щербаков рухнул на землю, больно повредив ногу. «Это все!» - пронзили сознание жесточайшая мысль и обида. Что было больнее? Боль в ноге или в душе? Первая почувствовалась только вначале, а затем ее заглушила вторая. На рассуждение вре-мени не оставалось. Уже были слышны матерные слова конвоиров, их беспардонная брань, смех. Чувствовалось, что они были «навеселе». Во время этих акций им выдается по двести граммов спирта. У Щербакова оставался один шанс: выждать момент, чтобы обезоружить ближайшего к себе солдата и оказать сопротивление.
 
  «Погибнуть - так с честью!» - подумал он. Голоса приближались. Они были разбросаны по оврагу и, как показалось Щербакову, солдаты выстроились в цепь. «Это уже хорошо! - обрадовался Щербаков... - Есть надежда на успех». Собравшись с силами, напрягшись, как пружина, он ждал момента, чтобы набро¬ситься на охранника, вырвать у него автомат без особого шума. Благо, сопутствовали его намерениям сумерки. В самый последний момент, совершенно неожиданно, устано¬вившуюся тишину прорвал с грохотом обвалившийся по¬тревоженный куст. Щербаков замер. Вопреки его ожиданиям, послышался только чей-то настороженный возглас:
  -Эй, Петро, чего шумишь? Перебрал?!
  -Да нет, - ответил растерянно тот! -Что-то свалилось сверху.
И увидев у себя под ногами куст с глыбой глины, спокойно заметил с украинским говорком:
  -Це гилка рухнула... а, впрочем...

  Не успел окончить свои подозрения Петро, как получил мощный удар по голове увесистым ломом. Его зычный предсмертный стон потонул в глухом хлопке чьего-то одиночного пистолетного выстрела по, видимо, еще живой цели, оставшейся после волчьего пиршества. Звуки совпали, и это спасло на некоторое время Щербакова. Уже, будучи владельцем автомата, он предпринял попытку пробираться вдоль откоса оврага в тыл солдат, оставаясь неза¬меченным. Щербаков пробирался незаметно, не спеша, почти на ощупь, выбирая наиболее безопасный путь. Сердце билось учащенно от надежды выбраться на свободу: «Не¬ужели это она, свобода, долгожданная и желанная?!» - восклицала внутри каждая клетка его тела. - Оставались счи¬танные минуты до того места, откуда можно выбраться из  оврага... Позади себя он услышал истерический крик солдата, видимо, из числа старшего конвоя:

- Вы... твою мать! Олухи! Куда вы смотрели, гавнюки?! Петра замочили...
Щербакову пришла в голову мысль: «Если найдут в пещере напарника, то подумают, что убил солдата он... Во всяком случае, на установление истины, да еще в темноте, уйдет время... А это моё время... Надо торопиться, пока не сообразили, что к чему».

  Вот и долгожданная земля. На Щербакова дыхнул аромат залежалой осенней листвы, грибов и терпкий запах прелой травы. Силы утроились. Наслаждаться свободой надо на ходу... смаковать радость он будет потом - в безопасном месте. Пока еще существует угроза погони. А ее, ох как не хотелось! Было желательно выйти на свободу без «хвоста». В сознании Щербакова теснилась надежда на отсутствие слежки, но была она робкой и неуверенной. Впереди неизвестность.