О себе...

За витринным окном царил дождь: тяжелые серебряные капли летели на землю, разбивали тонкие зеркала луж, наказывали тех, у кого не было зонта. Они смешно ежились, втягивали голову в плечи как черепахи, но бежали быстрее любого зайца.
А я подпирала подбородок рукой и думала о том, что если бы вся планета превратилась в один огромный туманный Альбион, производителям зонтов это бы точно понравилось. А также производителям резиновых сапог, дождевиков и водостойкой косметики… Только нужен хороший рекламный слоган. Что-нибудь вроде «Настоящий дождевик для настоящего мужчины. Альсбрехт». Или «Погода была ужасная, принцесса была прекрасная. Пользуйтесь Шанель».
Я подпирала подбородок рукой и потягивала латте. Оно было почти белое, чересчур сладкое для некоторых и чуть горькое для меня. Латте обжигало язык, но нежно грело руки через кружку. Думаю, я бы смогла разрекламировать кофе. Слоган?  Хоть целую оду. Две! Роман!
Но почему так сложно придумать рекламу для себя?

Через одну шестую часа моя судьба решалась в одной из самых влиятельных корпораций мира, через 600 секунд состоится  мое собеседование с главой отдела Эч-Ар, и я должна решительно открыть дверь, и...
Я подпираю рукой подбородок и 40 минут решительно смотрю куда угодно, но только не в резюме с единственной незаполненной строкой - «о себе»…

Казалось, в моей жизни было слишком много, чтобы уложиться в пару строк (даже если использовать разворот);
 в ней было слишком много того, чего в не пишут резюме, но разве становится оно от этого менее важным;
 в ней было слишком много того, чего я бы упоминать не хотела, но разве от этого оно перестает быть частью меня.
Мы составляем рассказы о себе, тщательно игнорируя недостатки и нередко раздувая достоинства, забываем начало и указываем конец, украшаем себя и переливаемся стойко-нестойким блеском.
 А за праздничной шелухой остаемся мы настоящие:
 порой счастливые, порой несчастные;
скрытые шаблонами-ярлыками и щедро раздающие их другим;
сильные для других и слабые для себя, мы звеним цепями, которые сами на себя одели и расправляем крылья, которые сами себе придумали.
Мы видим общее и не обращаем внимания на нюансы.
Голубой – он и в Африке голубой, не лазурный и не небесный.
И мне было грустно и мне хотелось курить.

В огромные окна ветками стучали клены.
Он строго посмотрел на меня поверх очков в роговой оправе и укоризненно постучал пальцем по часам. Часам. Часы… Ни витых стрелок, ни расписанного циферблата, ни огромного лейбла на ремешке. Ни-че-го лишнего - как и в нем самом.
- Итак, Мария?
Я вздохнула (с облегчением, без надежды – нужное подчеркнуть), опустилась на стул и сказала:
- Здравствуйте.
Мы долго говорили: он задавал вопросы, я на них отвечала, он вскидывал брови, я показывала ямочки на щеках, он смеялся, я задорно хохотала. Ему нравился мой стиль общения, мне нравились его усы, и когда он произнес: «Думаю, вы нам подходите», а почти не удивилась.
Только если совсем немного.
Закрывая за собой дверь, я видела, как стучат в окна клены, как дождь рисует послания на стекле, и как он, откинувшись в мягком кожаном кресле и фыркая в пушистые седые усы, пробегает глазами снова и снова единственную строчку в моем резюме.
«О себе» - «настоящая».