И это всё - Пушкин

К 210-летию со дня рождения А.С. Пушкина

Творчество Пушкина – не только предмет традиционного почитания. Оно, вопреки расхожему мнению, и сегодня остается актуальным,  остросоциальным и предельно политизированным. Надо только чуть отойти от школьного восприятия Пушкина, взглянуть на его творения современным взглядом, и сразу найдешь много интересного.
Несмотря на то, что у каждого свой Пушкин, он был и остается целостной фигурой и заслуживает того, чтобы и восприятие его творческого наследия было целостным, не разбитым на составные части в угоду существующей идеологии или ввиду ее отсутствия.
Возьмем ранние стихотворения Пушкина. В них Пушкин – это самый что ни на есть экстремист, загремевший бы сегодня по печально известной 282-ой статьи.  Не будем цитировать всем известные и запомнившиеся на всю жизнь со школьной скамьи: «…И на обломках самовластья напишут наши имена» или «Темницы рухнут, и свобода…». Откроем хотя бы «Сказку о мертвой царевне». Помните такие строки:

Перед утренней зарею
Братья дружною толпою
Выезжают погулять,
Серых уток пострелять...

А вот дальше самое интересное:

Руку правую потешить,
Сорочина в поле спешить,
Иль башку с широких плеч
У татарина отсечь,
Или вытравить из леса
Пятигорского черкеса…

Разжигание межнациональной розни, ни больше, ни меньше.
Или хрестоматийное:

Самовластительный Злодей!
Тебя, твой трон я ненавижу,
Твою погибель, смерть детей
С жестокой радостию вижу.

Это, конечно, не о русском царе, а о французском императоре, но тон предельно жесткий. В наше «свободное» время, даже опасный. Существуют и стихи эпохи Французской революции в переводе, приписываемом Пушкину. Здесь все гораздо круче:

Мы добрых граждан позабавим,
И у позорного столба
Кишкой последнего попа
Последнего царя удавим!
Макашов и Лимонов отдыхают.
А вот так, по-пушкински, можно охарактеризовать и совсем недавнюю «эпоху» 2000-2008 гг.:

Властитель слабый и лукавый,
Плешивый щеголь, враг труда,
Нечаянно пригретый славой,
Над нами царствовал тогда.

И кто бы мог подумать, что это написано о царе Александре, а не о великом и ужасном Пу.
Но и эти строки Пушкина не могут не быть искренними:

Нет, я не льстец, когда царю
Хвалу свободную слагаю:
Я смело чувства выражаю,
Языком сердца говорю.
Его я просто полюбил:
Он бодро, честно правит нами;
Россию вдруг он оживил
Войной, надеждами, трудами.

Тот же Пушкин превращается позднее, как это обычно бывает, из революционера в охранителя. Пишет свои знаменитые «Клеветникам России» и «Бородинская годовщина», склоняет колени перед покорителем польского восстания Паскевичем, обличает лицемерие и вероломство Запада, засылающего на русскую землю своих «кумиров».
И это все тот же Пушкин, который писал когда-то «Во глубине сибирских руд…». Как был все тем же Шолохов, писавший крамольный «Тихий Дон» и Шолохов, обличавший диссидентов Синявского и Даниэля, видевший в их деятельности опасность для советского общества. Именно в этом и выражается целостность натуры, а не в раз и навсегда выбранной позиции. И именно целостности восприятия творчества Пушкина, да всей русской литературы,  не хватает сегодня всем нам.