Мина без порока

В.П. и Б.

***

- Друг мой, почему вы нищий?

С этим вопросом, обратился к обитателю паперти человек, на вид словно учёный и как будто проницательный.

Попрошайка, нисколько не смутившись остатками продымленных резцов, ловко, словно фокусник, выхватил из смятой пачки сигарету без фильтра и ...

 В кашле, выплёвывая остатки лёгких, меж приступов чахли, поймал паузу и жадно затянулся.

 Наконец ответил, растягивая слова и медленно их, роняя на гулкую булыжную мостовую:

- Я всего лишь собирал милостыню, в то время как женщины её дарующую послушно раздвигали ноги.

Ученого человека, который на вид упрямо казался еще болеее проницательным, чем ранее, в виду самого заданного вопроса, именовали как никак Кукель, и со стороны, можно было наблюдать странную, однако, сцену.

Кукель обратил внимание, на золотую зажигалку у попрошайки, мало того, впился в бриллиант, к тому же достаточно серьёзный, который, кстати был втоплен в масло золота перстня и сиял на мизинце, довольно внушительно.

- Я, вообще, всяких засранцев, которые задают тупые вопросы, всячески не понимаю. Ну, во-первых, что вам дались эти деньги? Для таких, как вы нет свободы... Да! А я, взгляни на меня! Я свободен... Вот! На! Купи себе...

Попрошайка, не договорив, снял со своей руки перстень, и вызывающе сгриммастничал, кинув  под ноги Кукеля  драгоценность.

Перстень подпрыгнув несколько раз, остановился на асфальте прям под ногами затрясшегося от желания схватить его Кукеля.

- И кто теперь попрошайка?.. А?.. Давай-давай!.. Бери!.. И дуй дальше!

С этими словами,"нищий" отвернулся, и Кукель нелепо рухнул на булыжники, застыв на секунду в позе «алаваш», что с французкого переводится как «корова».

Нищий, не оборачиваясь на собеседника, презрительно сделал рукой «Фи», и удалился в глубь старого храма...

Остатки разума быстро сжевали стыд Кукеля - он старательно нахлобучивал перстенёк на средний палец, отдувал нежным дыханьем бриллиант и дивился, и дивился странному дару лженищего.

И вдруг!

В секунду другую!

Превратился в дряхлого, затоптанного, дряблого человечка, точь-в-точь, как две капли лжи, похожего на того, ушедшего только что в храм.

"Не может быть? - Продул чрез ноздри Кукель. - Нет! Этого не может быть".

Кукель было обмяк, принялся звать того нищего, истошно реветь, но тщетно...

Только звон медяков звенящий, к его ногам горками, из-за беспощадной жалости, наблюдателей таковой картины, более менее утихомирил Кукеля.

Кукель "повесил голову и закрыл оба глаза" - всё угасло.

Прошло время: может годы, может даже десяток сровни лет, пока к нищему Кукелю, также как, когда-то он, не подошёл довольно проницательный на вид человек, и не обратился.

Человек задал вопрос, от которого у Кукеля загорелось внутри, воспламенилось внутри зардевшееся в ожидании, то самое желание подать человеку, в тайне,  на заданный, заговоренный, страшный вопрос: "Друг мой, почему вы нищий?"; и избавиться от перстня на совсем - навсегда.

Он было, начал беседу, подвел всё к прострации и тому шагу, который означает выдти из этого образа и стать обычным человеком, тем которым он до этого был, но...

Но, нет!

Он пожалел!

Не перстень, нет!

Не бриллиант!

Нет!

Он пожелел первый раз, в своей нищей жизни, что хочет сделать худо, обращая поступок в светлое подаяние, и делая из этого добро.

Вспышка!

Тут же!

К нему вернулось то время, и чехарда морских волн, обдала его с ног и до головы, будя его посветлевшее сознание в крепкий дух и четкое стремление к назначенной верфи.

***