В танце орла. Эпилог

ЭПИЛОГ.
24 февраля 2005 года.
Город Стокгольм, Швеция.

Из недорогого трехзвездочного отеля на улице Карлбергсваген вышел ничем неприметный молодой человек небольшого роста с очень задумчивым лицом. Его скромное одеяние нисколько не отличалось от внешнего вида непритязательных шведов. Он не стал заходить на станцию метро «Оденплан» под вывеску с большой синей буквой «Т» (по-шведски метрополитен – ти-централен), а решил прогуляться по шведской столице, что совершал уже неоднократно за последние несколько месяцев, но все не мог надышаться местной спокойной атмосферой. Задумчивый человек шел по району Васастан и наивно думал, что именно здесь происходило действие сказки про «в меру упитанного мужчину в самом расцвете сил», а зловредная Фрекенбок жила в двух шагах отсюда на улице Фрейгатан. Он прошел мимо собора Васа, продолжил свой путь по Оденгатан, недалеко от супермаркета «Охленс» повернул направо и переулками вышел на длинную пешеходную улицу Дротнинггатан со всевозможными магазинчиками и кафешками, по которой очень любил гулять, попутно перекусив и закупив необходимое.

Почти всегда в этом месте у него в голове появлялся сакраментальный вопрос: что делать дальше? Но никакого чувства безысходности, внутреннего напряжения и страха не возникало. Волшебная умиротворенная атмосфера Стокгольма заботливо уберегала от всяческих волнений. «Спокойствие, только спокойствие, дело житейское!» Ведь на самом деле, как жить здесь дальше – вариантов масса. Не то, что в стремной обстановке Улан-Батора, где он уже кожей чувствовал преследование. Этот ужасный тип Поздняков постоянно «подъезжал» к нему с предложением выгодно продать «продукт». Непонятно, откуда он вообще узнал про программу?! Пришлось разыграть спектакль, чтобы незаметно скрыться. Подговорить за деньги одного из «постоянно проживающих русских», влачившего жалкое существование в монгольской столице и очень похожего по комплекции на него самого, загримироваться и отправиться на встречу с «купцами» «продукта». Покупатели эти его в глаза не видели, а у Позднякова зрение очень слабое. Вместо ключей к программе на заранее приготовленных электронных носителях была записана «пустышка», но так искусно сымитированная, что даже опытный компьютерщик не сразу разберется, тем более что на самом деле программа – уникальная, не каждый ее поймет. «Соотечественник на этом несложном деле заработает, а я выиграю время, чтобы незаметно исчезнуть», - считал тогда Добровольский, совершенно не задумываясь о смертельной опасности, которой он подвергал своего двойника.
 
Именно Вадим сейчас гулял по Стокгольму. Несколько месяцев назад он через несколько перевалочных пунктов прибыл сюда – из беспокойной Азии в умиротворенную Европу. Выбор пал на Швецию совершенно случайно. Просто Добровольский где-то что-то читал об этой стране…

…Вадиму вспомнилось, как Рейзин пригласил его в свой кабинет и заговорщицким полушепотом сообщил, что полностью осведомлен о его «преступной хакерской деятельности» с созданной программой, но пока об этом никому не сигнализировал. Владлен Львович предложил сделку – «инцидент» с программой он замнет, но Добровольский должен оказать ему услугу – съездить в монгольский Улан-Батор и доставить некий золотой гвоздь. Рейзин даже пошутил, что просит все-таки не жар-птицу, и долго распространялся о своем страстном увлечении антиквариатом. Действительно, в этот момент Вадим заметил, как заблестели его глаза. Бывший «кэгэбист» подробно рассказал, с кем Добровольский должен связаться в Улан-Баторе, но уточнил, что особого доверия к этим людям он не имеет, поэтому Вадим должен скрытно получить подтверждение в подлинности раритетного гвоздя у известного монгольского антиквара Наранбата. А в конце разговора Рейвин прозрачно намекнул, что руки у него длинные и ему ничего не стоит найти человека в любой точке мира, даже не прибегая к помощи «Интерпола»…

…Вначале в Улан-Баторе у Вадима все складывалось благополучно. Встретившие его Ганзул и Поздняков отнеслись к нему очень хорошо, во всем старались угодить ему, знакомили с местными достопримечательностями. Почти сразу они вручили ему обещанный Рейзину золотой гвоздь и после этого стали активно торопить Добровольского с отъездом. Однако Вадим должен был еще встретиться с Наранбатом, но тайно от Ганзула и Позднякова.

Благодаря своему интеллекту, прекрасному знанию компьютерных технологий, Интернета и английского языка, Добровольский неплохо ориентировался в монгольской столице и в деле, связанном с золотым гвоздем. Он понял, что предварительно ему обязательно нужно встретиться со старым другом Наранбата Тэмуджином, которого можно найти в столичном краеведческом музее. Еще в советские времена Тэмуджин окончил истфак МГУ, после работал в Улан-Баторе директором музея, а сейчас на пенсии торгует всякими безделушками в музейной антикварной лавке.

При входе в вестибюль музея Вадим повернул направо и увидел вход в небольшую комнатку, заставленную старьем, а в ее дальнем углу – невзрачного маленького старого монгола в круглых очках, который, ни от кого не таясь, постоянно понемногу отпивал из горлышка початой бутылки дешевой «архи». Тэмуджин (а это был он) вполне откровенно поведал Добровольскому, поставившему перед ним еще две такие же бутылки, что сейчас по Монголии (а, может, и по всему миру) гуляет множество подделок золотого гвоздя. Где найти оригинал, он не знает. Но на подлиннике должна быть уникальная микроскопическая надпись вязью старомонгольской письменности, выполненная великими мастерами в далекие времена Гуюк-хана безо всяких микроскопов и специальных аппаратов для гравировки. А содержание надписи указывает на местонахождение могилы Чингисхана, которое согласно его завещанию хранится в строжайшей тайне. Ведь тогда были казнены все, участвовавшие в захоронении Чингисхана, потом казнены эти палачи, потом палачи палачей… В могиле же рядом с Великим ханом покоятся его несметные богатства. И все охотятся за ними. Кто и как сделал эту надпись, доподлинно неизвестно, но хороший историк смог бы ее расшифровать.

На вопрос Добровольского, как же отличить подделки от оригинала, Тэмуджин ответил, что наиболее точно – только с помощью современных методов, например, спектрального анализа. Причем ими надо исследовать возраст не только гвоздя, его состава, но и самой надписи. Потому что найти любой гвоздь из шатра Гуюк-хана проще, чем тот самый – уникальный.

Осмотрев же только в лупу гвоздь, принесенный Вадимом, Тэмуджин вынес вердикт – грубая подделка. На прощание изрядно захмелевший старик произнес любимую пословицу своего друга Наранбата: «Гадагшаа явах хун амаа хичээ, гэрт байх хун галаа хичээ» («Уезжающему далеко надо следить за языком, остающемуся дома – за огнем в очаге»). Но Тэмуджин признался, что сам ей не следует, потому что жить ему осталось недолго…

Вадим готовил визит к Наранбату и одновременно свой отъезд. Он отчетливо понял, что Поздняков откуда-то узнал про его программу и проявляет к ней большой интерес. Добровольский все просчитал и предусмотрел разные пути своего исчезновения…

В тот день, когда на встречу с Поздняковым пошел подставной продавец имитации программы в обличии под-Вадима, сам Добровольский отправился на встречу с Наранбатом, четко понимая, что сегодня же должен покинуть «страну вечно голубого неба».

Поздним вечером Вадим был у нужной панельной пятиэтажки в районе рынка «Барс». Здесь он неожиданно почти столкнулся с Ганзулом и Поздняковым, выходившими из подъезда Наранбата, и еле-еле успел отскочить в теневую часть дороги у территории крытого рынка. Потом, выждав некоторое время, Добровольский осторожно зашел в тот самый подъезд и замер у одной из входных дверей на первом этаже, заметив, что она немного приоткрыта. По номеру Вадим понял – это квартира Наранбата.
 
Добровольский слегка толкнул плечом стальную створку. Дверь подалась, и он очутился в темном коридоре с дальними проблесками света. В конце коридора Вадим обнаружил комнату, являющуюся, скорее всего, кабинетом, заставленным стеллажами с книгами и всевозможными приборами, среди которых выделялось несколько дорогих электронных микроскопов. У письменного стола в кресле в растрепанном домашнем халате полулежало тучное тело пожилого монгола с бесчисленными рваными ранами и кровоподтеками. Добровольский узнал этого человека по фото из Интернета – Наранбат. Он был мертв. На полу беспорядочно валялись утюг с распластанным шнуром, окровавленные молоток и клещи, еще какие-то слесарные инструменты. В комнате стоял запах паленого и свежей крови. Один из книжных стеллажей был отодвинут, и в стене за ним зиял своей пустотой металлический сейф с настежь открытой дверцей.

Охвативший Добровольского ужас прошел не сразу, но он взял себя в руки, все понял и оценил ситуацию. В его голове что-то само собой сработало. Из глубин памяти автоматически всплыла любимая пословица Наранбата, произнесенная Тэмуджином: «Уезжающему далеко надо следить за языком, остающемуся дома – за огнем в очаге». Взгляд Вадима застыл на декоративном камине у одной из стен кабинета, а руки как бы сами по себе стали ощупывать его по внутреннему периметру. Пальцы периодически натыкались на какие-то выемки, заканчивающиеся гладкими выступами. При нажатии на один из этих выступов послышался легкий щелчок, и в ладонь упала небольшая капсула, в которой лежал… золотой гвоздь.
 
Добровольскому казалось, что прошла целая вечность, на самом деле - не более четверти часа. Он выскочил из подъезда и по пустынной улице добежал до освещенной площади у цирка, где без особого труда поймал такси, водитель которого несказанно обрадовался в столь поздний час выгодному дальнему маршруту с конечным пунктом у аэропорта…

  … Три финских летчика, прекрасно говорящие на английском, русском и монгольском языках, сменяя друг друга, попарно управляли американским легким одномоторным турбовинтовым самолетом «Сессна», имеющим всего девять пассажирских кресел. Три раза приходилось садиться на частных небольших аэродромах для дозаправки. В общей сложности летели около суток. Документы у летчиков были в идеальном порядке – раз в год они обязательно совершали такой перелет на свою родину.

По просьбе Добровольского, заплатившего огромную сумму денег, завершили полет не в Хельсинки, а в полусотне километров от финской столицы на частном аэродроме с взлетно-посадочной полосой длиной менее километра у старинного маленького городка Порвоо. В местной кафешке на берегу речки среди стилизованных под старину деревянных домишек, прощаясь с Вадимом, разгоряченные пивом летчики советовали ему задержаться здесь, осмотреть городок, где когда-то бывал российский император Александр Первый, снималась известная комедия «За спичками». Они даже обещали затем доставить его на саму Красную Площадь, ведь совершил же это немец Руст на самолете такого типа, только спортивном…

Но Добровольский, не теряя времени, намеренно проскочил финскую столицу и направился в город Турку. А из Турку на пароме – в Стокгольм.

Уже потом один из доверенных шведских антикваров, получивший от Вадима немало денежных купюр, компетентно подтвердил несколькими исследованиями 1246 год изготовления и золотого гвоздя, и надписи на нем...

«Как жить дальше?» - этот вопрос все-таки периодически вставал перед Добровольским. Вообще-то, денег хватало. Программа позволяла «потрошить закрома» практически всех банков мира – был бы доступ к Интернету. Добровольский быстро понял, что нельзя зацикливаться на одном банке – так будет легче его вычислить. Конечно, на своем банке он несколько задержался – «обкатывал» программу. Вадим по-прежнему придерживался благородного принципа – изымать со счетов только собственную банковскую прибыль, хотя природная интеллигентность постоянно «сверлила» его сознание, что все равно он занимается преступной деятельностью, и это его очень тяготило.

 «Работать честно? Кем? Квалифицированные программисты, конечно, везде нарасхват…» - продолжал размышлять Добровольский. А как Вадиму понравилось в городке Упсала в 80 километрах отсюда, где он был на экскурсии! Там спокойней, даже чем в Стокгольме. До сих пор у него перед глазами скопление велосипедов преподавателей и студентов перед зданием местного университета – одного из старейших в мире, с мощнейшей научной базой. А ведь у него ученая степень… Все это хорошо. Но как легализоваться? Он жил здесь по «липовым» документам и совершенно не знал шведского языка. В такой ситуации устроиться на работу в Швеции очень сложно. Как-то Вадим встретил у своего отеля русского. Очень обрадовался ему, как родному. Оказывается, тот живет здесь бомжем уже 15 лет, зарабатывая на перепродаже спиртного, которое в Швеции очень дорого, приобретая его у запасливых и предприимчивых туристов (в основном из России).

…Миновав небольшие мостики, оставив в стороне прекрасную площадь у оперного театра, Добровольский вышел на остров Гамла Стан к Королевскому Дворцу (он частенько наблюдал здесь церемонию смены караула, но сейчас время было уже не то), а затем – на красивую набережную и долго шел в задумчивости по ней, рассматривая различные суда, плывущие по водной глади. Вечерело. В окнах домов шведы по заведенной привычке вместо штор включали на подоконниках светильники.
 
Наконец он дошел до причала, откуда отправлялся в Хельсинки огромный паром «Викинг Лайн». Вадим уже побывал на нем в финской столице. Помимо магазинов «дьюти-фри», шведского стола и развлекухи, организованных на его борту, ему запомнилось посещение в Хельсинки тихого и очень чистого русского православного кладбища. Недалеко от огромной часовни над могилой известного мецената, владельца пивоварен Синебрюхова Добровольский увидел надгробье с надписью: «Иван Иванович Саволаин: Поэт Иван Савин. 1899 – 1927. Всех убиенных помяни, Россия, Егда приидеши во царствие Твое». Оказалось, как потом сообщила ему экскурсовод, похоронен здесь финн по происхождению, но русский по духу писатель – приверженец белого движения, который во время гражданской войны эмигрировал из любимой России в пасмурную Финляндию и умер в Хельсинки очень молодым, так и не осуществив из-за угрозы красного террора свою мечту - вернуться назад.

«И такой неустанною верой
Обожгла меня пленная Русь,
Что я к вашей унылости серой
Никогда, никогда не склонюсь!» - эти стихотворные строчки Савина врезались в память меланхоличного Вадима.
   
Добровольскому еще вспомнился сейчас эпизод из фильма «Интердевочка», снятый у этого причала. Правда, паром был там другой – «Сильвия Лайн». Это неважно. Все равно щемит сердце – ведь из Хельсинки рукой подать до Питера, а там и до родного города недалеко. Родина! «Как глубоко и волнующе это слово!» Пусть его там никто не ждет – все равно Вадима тянуло на Родину со страшной силой. Но он прекрасно понимал, что туда ему нельзя – там для него таится смертельная опасность. Дорога назад закрыта навсегда. Кто в этом виноват? Он сам? Почему так получилось? Вадим не знал точных ответов на эти вопросы.

Добровольский задумчиво глядел на водную гладь залива. Он достал из внутреннего кармана золотой гвоздь. Внимательно посмотрел на него. Вадиму вспомнилась еще одна монгольская пословица: «Алдсан хун арван тамтай, авсан хун нэг тамтай» («У потерявшего – десять кругов ада, у нашедшего (забравшего) – один круг ада»). Он принял решение и подумал: «Переезжаю в Упсалу. А там будь, что будет. Стокгольм я буду навещать… Сюда я еще вернусь…» Со стороны можно было подумать, что турист бросает с набережной традиционную монету. И только глаза самого Добровольского видели, как в последних лучах заходящего солнца блеснул желтым светом вытянутый мелкий предмет, совершая в воздухе дугообразный полет, и, вонзившись в воду, скрылся в глубине…

...И не знал Вадим, что в это самое время за много-много километров от него на берегу Черного моря в российском южном городке Дагомыс, где крупное шоссе, проходящее через весь город, уже начинает стремиться на выход мимо виноградников в сторону Сочи, под мостом через каменистую горную речку всего в нескольких десятках метров от многоэтажек местные бомжи нашли брошенное тело человека в респектабельном костюме и кожаном плаще. Они сняли с его руки дорогие часы, из карманов вынули золотой портсигар, бумажник с крупной суммой денег... Прибывшая позже на это место следственная бригада установила признаки насильственной смерти, а потом и личность убитого. Им оказался отставной полковник КГБ Владлен Львович Рейзин... 

Июль 2008 г.