Давние записи

Расцвел багульник - сопка, стоявшая серо-желтой, вдруг окрасилась розоватым туманом. О какой сакуре вы вообще говорите?


Соседский кот научился открывать холодильник. Степа и его жена рады, всем рассказывают о чудесном котовом умении. Если б он еще туда научился еду приносить, я бы понял восторг.

Замкнули контакты на гирлянде, и елка, украшенная по бедности ватой, вспыхнула. Отец:
- Ишь ты, зажглась-таки, как и просили...

Впервые в жизни взял в руки спиннинг, неумело забросил блесну в реку. Кручу катушку, чувствую - какое-то сопротивление есть. Вытащил на берег щучку. Брат плюнул, сложил свои снасти, и в сердцах заявил:
- Вот сам ее потроши! Сам и ешь!
С утра ни одной рыбки не поймали, а он рыбак со стажем...


Занимать деньги все ходили к дяде Пете. Редко отдавали, а он и сам не помнил - кто и сколько ему должен. Умер в одиночестве. Хоронила вся улица. Родного человека потеряли. Я плакал.

На праздновании дня рождения Сереги Толстоногова (по прозвищу "Чуня"), я, провозглашая седьмой или восьмой тост, назвал присутствующих "господами". Отец Чуни, который до этого все больше молчал и выпивал, не закусывая, пересел ко мне поближе и прочувствованно сказал: "Я тебя хочу послушать, а то устал от "товарищей".
Вышли покурить на балкон. Серега Выломов и говорит: "Ты поменьше трепись с Чуниным папашкой. Он все ж таки в КГБ служит". А мне какое дело? Я же там не служу.

Сестра позвала меня помочь ей на работе. Трудилась она на фабрике сахаристых изделий. Конфеты, мармелад, щоколад - рай, короче, для советского мальчика. С собой я прихватил лучшего друга - Эрика Кривкина. По-быстрому управились мы с данным поручением, и принялись разбойничать. Первым делом набили рты начинкой для конфет "Птичье молоко", затем слепили себе из ирисочной массы (это такие здоровенные "ириски", по пуду, которые готовят к отправке в дозирующий автомат) ковшики и, черпая прямо из фляги сгущенное молоко, принялись пить горячий чай. Эрик витал в облаках. Я твердо стоял на липком фабричном полу.
Ко второму уроку следующего дня у меня был целый список из добровольцев-помощников.

Егор Леонтьевич, моя дядя, решил жениться. После двух неудачных браков, окончившихся полным крахом, он долгое время жил холостяком, терзая себя по утрам самодельной яичницей и магазинным холодцом на ужин. Наконец, решился в третий раз посетить ЗАГС. Личным ударом для меня стало то, что женой дяди согласилась стать Ирка. Разница в годах между будущими супругами составляла почти 30 лет.
День этот помню, как в тумане – выплыли из Дома бракосочетания улыбающийся во весь рот Егор Леонтьевич под руку со смущенной Иркой, лицо которой было едва заметно под пышной фатой. Ехали куда-то на десятке машин, пили шампанское. Затем оказались в заводской столовой, где все было накрыто. Начались тосты, замелькали вилки и ножи, с каждой рюмкой усиливался шум. Дядя Кеша Сизиков, безграмотный капитан запаса, расстегнув ворот рубашки, втолковывал пышнотелой блондинке:
- Да случись война, я ж первую пулю в замполита, вы****ка, пущу, потом грохну того, кто первый заорет «в атаку!», а потом уже начну спокойно крошить китайцев.
Сидящая рядом молодежь восторженно обсуждала концерт «Лед Зеппелин», привезенный братом Андреем из Владивостока.
Мой отец хмуро курил у кадки с чахлой пальмой, и отмахивался от назойливой соседки тети Клавы.
Тамада с фиолетовым носом в алых прожилках балагурил, не выпуская из руки бокала.
Невеста смотрела украдкой то на меня, то на мужа.
Возле входа в туалет началась драка, которую быстро утихомирил здоровяк Саша Кислицын – ранее десантник, а теперь десятник на прииске.
Мать невесты рыдала на плече какого-то испуганного мужика.
Александр Михайлович Носов расчехлил баян. Полились песни. Как водится, начали с веселых, современных. Затем перешли на лирику. После дружным хором исполняли старые: «Шел казак на побывку домой», «По диким степям Забайкалья».
Дядя Кеша, дождавшись тишины, повел очередную песню: «Хасбулат удалой...». Самозабвенно пели гости, им вторил Егор Леонтьевич, обнимая молодую одной рукой, а другой дирижируя вилкой с соленым рыжиком.
Никто не вдумывался в текст песни. Только мы с Иркой, глядя друг другу в глаза, слышали смысл: «... а за это за всё ты отдай мне жену...».

В самый романтический период своей жизни – 12 лет – я без памяти влюбился в соседку Милу. Она с мужем и двумя маленькими детьми жила в подвале соседнего дома. Я часто помогал Миле по хозяйству: таскал ей к печи дрова, спускал по обледеневшим ступенькам вниз ведра с водой, бегал в магазин за молоком или хлебом.
Мила, конечно, все видела, что творится со мной. И не упускала случая подразнить: то прижмет к себе, то погладит по голове, то поцелует в благодарность за услугу. Все мои ночи были полны Милой: красивое улыбчивое лицо, сережки в маленьких ушах, серые глаза, пушистые волосы – во снах являлась она мне краше, чем в обычной жизни...
Как-то раз, я сидел, по обыкновению, у нее на кухне (отгороженный занавеской угол у печи) и прихлебывал горячий чай. Мила собиралась в детский сад за своими сорванцами, и переодевалась. В открытую форточку ворвался ветерок, отбросил в сторону ситец занавески и я увидел её без одежды. Вспыхнул я мгновенно. Наверное, от горячего чая. Даже голова закружилась, а сердечко, ухватив кувалду, принялось взламывать грудину.
- Пойдем, Павлик! – позвала Мила.
Я выбрался из-за стола, и подошел к вешалке, где оставил пальтишко.
- А это у нас что такое?, – удивленно-радостно воскликнула Мила, глядя на вдруг вставшие дыбом мои штаны, - ну-ка, иди сюда!
Совсем не помня себя, я, спотыкаясь, приблизился к ней.
Проворно оттянув резинку теплых спортивных штанов, Мила запустила ладонь, жестковатую от домашних дел, прямо туда, куда еще не попадала чужая рука. Полминуты спустя шутница отмывала пальцы, постукивая ими по соску рукомойника. После бросила полотенце на гвоздь, подошла ко мне, взъерошила волосы и в ухо сказала:
- Подрастешь немного, научу тебя кое-чему поинтереснее! Только ты помалкивай, не болтай, - засмеялась серебряным своим смехом и подтолкнула меня к выходу.
Через полгода муж Милы – трезвенник Леша – вместе с орденом за ударный труд получил ордер на квартиру, и они съехали в дальний район новостроек.
Год шел за годом, я стал забывать Милу. И однажды встретил ее на улице – она куда-то спешила. Мне показалось, что она ни капли не изменилась. Сердце мое вновь рвалось из темной своей тюрьмы... Однако окликнуть ее я не посмел, а тут из-за угла вывернул высокий парень и кинулся к ней: они обнялись. Отвернувшись, я пошел своей дорогой. Так и терзаюсь до сих пор загадкой: чему она хотела меня научить?