Побег. Часть 1

Вообще-то Цыля была человеком добрым и отзывчивым, и даже сентиментальным и романтичным в некоторых вещах.
Одно только коробило ее саму и некоторых окружающих – она всегда была чем-то недовольна.
В детстве она могла надуть губы, из-за того, что ее обделили пельменями за праздничным столом, что отобрали любимый совочек для песка и отдали другому ребенку.
В ранней юности она была недовольна неровностями своего лица и неуклюжестью фигуры, что она не могла танцевать, стеснялась заговорить с симпатичным мальчиком и что на нее, как ей казалось, никто не обращал внимания.
Позднее, лет этак в 25, она сетовала, что все в ее жизни идет как-то вяло и скучно, и что ее окружают такие же вялые и скучные люди.
В какой-то момент она окончательно решила, что так жить нельзя и мечтала совершить побег.
Это не был бы побег в классическом смысле слова. Собственно она не жила ни в тюрьме, ни в одной квартире с родителями. Вовсе нет. В этом смысле она была абсолютно свободна.
Но она мечтала убежать от своей жизни и, что лучше всего, от себя самой.
Она понимала, что ее мечта – безнадежная утопия. Но тем не менее держалась за нее, как тонущие моряки за останки своего корабля.
Приближалось ее 27-летие. Цыля не хотела видеть уже надоевшие лица и решила с кем-нибудь познакомиться, ну и соответственно отменить наступающий день рождения.
Дикая идея блеснула в голове, но которую она, к своему удивлению, не прогнала прочь, а даже реализовала.
Она написала объявление в газету, что так мол и так, девушка желает познакомиться.
При этом она не стала описывать все свои достоинства, а наоборот, все свои недостатки и уязвимые места.
Это был в какой-то степени шаг самоистязания, но это соответствовало ее душевному состоянию, и она решилась на эту экзекуцию добровольно.
Через неделю ее задушили многочисленные звонки молодых людей. Но Цыля желала чего-то особенного, поэтому каждый «первый», после короткого разговора, тут же получал отказ.
Это длилось еще около одной недели, после чего наступило долгожданное молчание. Цыля уже успокоилась и подумала, что все это было глупой затеей и ее прежнее состояние навалилось с новой силой.
Где-то через месяц, вечером, раздался звонок. Цыля подумала, что это родители и непринужденно ответила: «Да, ма, алё», но из трубки раздался тихий мужской голос, слегка с кортавинкой.
- Здравствуйте, это Цыля? – спросил голос.
- Да, - ответила Цыля, оторопев от неожиданности.
- Я по поводу объявления.
- А как Вас зовут? – вежливо поинтересовалась Цыля.
- Юрочка, - ответил голос ответно вежливо.
Цыля чуть ли не прыснула в трубку от смеха, но сдержалась.
- Здравствуйте, Юрочка, - сказала она, - а чем вы занимаетесь? Ну, то есть не сейчас, в данный момент, а вообще, по жизни – уже менее вежливо спросила Цыля.
- Я собственно компьютерщик. Но сейчас ничем не занимаюсь, я скоро уезжаю.
- Куда? – выпалила Цыля, но тут же споткнулась. Все-таки это было уже совсем не вежливо.
- В Израиль, - словно ожидая этого вопроса, ответил Юрочка, - Думаю переехать к родителям, но вот все не решаюсь.
- А зачем Вы тогда мне позвонили, решили поразвлечься немного перед отъездом? – съязвила Цыля.
- Ну, видите ли, - невозмутимо продолжал парень, - я подумал, вернее, я увидел Ваше имя, и было не сложно догадаться, что Вы еврейка. Ну, я и подумал, что если у нас что-то получится, то мы могли бы вместе уехать в Израиль.
«Ах, шлимазов», - подумала Цыля, «Да и я-то, дура, надо ж было имя поменять. Точно, он прав, я сама себя выдала. Теперь вот выкручивайся.»
- Ну что ж, - выдавила из себя Цыля с двойственным чувством, с одной стороны ей было любопытно взглянуть на этого шлимазова, с другой стороны, она уже представила себе его тщедушное телосложение или наоборот грузную фигуру, очки, близорукие глаза и большие губы, которыми он неповоротливо пытался, почетче выговаривать неподатливые русские слова.
Они договорились о встрече. Это произошло через пару дней, в пятницу вечером. Стрелка была назначена на 19.00 на станции «Площадь Ногина» у выхода к памятнику героям Плевны. Юрочка обещал быть с белыми гвоздиками  в руках, в синей тканной куртке, и белом шарфе. Брюки и ботинки темные. Цыля пофантазировала слегка, что же ей одеть, и решительно сказала:
- Я не знаю, в чем приду, я Вас сама узнаю.
Юрочка не мог скрыть своего огорчения и тихонько вздохнул. Цылина фраза означала, что она может и не придти, или просто не подойти, если он ей не понравится. Но видимо парень был готов на все, даже на такое унижение, и он согласился.
В пятницу вечером Цыля пришла на 5 минут раньше, она прошлась вдоль киосков, разглядывая всякие безделушки.
- Здравствуйте, - раздалось у нее над ухом. Цыля вздрогнула от неожиданности и обернулась. На нее смотрел довольно симпатичный молодой человек, с огромными карими глазами и по-детски длинными ресницами. У взрослых мужчин Цыля таких никогда не видела.
Молодой человек улыбнулся, и Цыля почувствовала, что эта улыбка проникла куда-то глубоко в нее, а может быть его взгляд … она точно не могла еще понять.
- Вы Цыля? – спросил он, - Я Вас сразу узнал.
Цыля покраснела. «Неужели это так заметно?» - ужаснулась она. Никто, никогда не давал ей так явно понять, что она еврейка.
 - И что? Это так заметно? – удивленно спросила она.
- Нет, вы не подумайте, что по внешности. Вернее по внешности конечно. Ну, то есть, Вы очень похожи на одну мою сестру, двоюродную, она сейчас в Америке, но когда я был маленький, она еще жила в Москве  и часто сидела со мной, потому что мои родители постоянно были заняты, ездили по командировкам. Сейчас она замужем, и вообще, ей не до меня. Впрочем, мы оба повзрослели, и что-то общее исчезло.
Цыля вдруг перестала замечать, как он картавит. Его речь показалась ей какой-то давно знакомой, будто они знали друг друга с самого детства.
- Знаете, Юрочка, я, предположим, поехала бы с Вами в Израиль, только это все как-то странно, ведь мы едва знакомы. Хотя… какое-никакое приключение, - и она широко и светло улыбнулась.
- Знаете, Цыля, не смейтесь только. Я загадал, что если узнаю Вас первый, то Вы согласитесь. Так и случилось, значит, все будет хорошо. Вы верите?
Его лицо тоже кого-то напоминало. Да, точно, лицо с иконы, которую она видела в Киевской лавре.
«Все-таки он – типичный еврей», подумала она, «а я? Неужели я тоже? Почему мне никто об этом не говорил раньше? Ладно».
Они долго гуляли по парку, потом спустились к Москва - реке, потом снова вернулись в парк.
Неожиданно Юрочка спросил: «А Вы были в синагоге? Тут недалеко. Пешком минут пять, ну семь. На Архипова.»
Цыля прекрасно знала этот адрес, но ни разу там не была.
- Вы знаете правила? – спросил Юрочка.
- Мальчики налево, девочки направо? – сострила Цыля.
- Почти. Нам действительно придется ненадолго разлучиться. Я пойду вниз, а ты наверх, - тут он осекся, - Ничего, что я на ты?
- Валяй, - ответила Цыля дружелюбно.
Юрочка достал белую кипу с вышитыми золотыми ивритскими буквами.
«Значит он все знал», подумала Цыля, «специально предложил встретиться на Ногина, чтобы затащить меня в синагогу. Ай да, Юрочка! Не такой уж он и шлимазов. Может быть, это и к лучшему. Вроде бы он неплохой парень. Только странно это все как-то, как игра. Он и вправду собирается жениться на первой встречной - поперечной?»
Все эти мысли крутились в Цылиной голове, когда она уже сидела на балконе.
Юрочка со знанием дела прошел вниз, нашел кантора, о чем-то с ним пошептался и минут через пять в зал вошли еще несколько человек. Всего их было шестеро. Потом мужчины как-то замялись. Юрочка посмотрел на Цылю и сделал знак рукой, мол – иди вниз.
Цыля спустилась, Юрочка подошел и объяснил, что не хватает людей, нужно минимум 10 мужчин, т.е миньян, тогда получилась бы чудесная шаббатняя молитва.
- Это надо слышать, - сказал он восхищенно, - пойду, поищу еще людей.
- Где? – спросила Цыля.
- Да тут типа яшивы с оборотной стороны дома. Дети, правда еще, но если найду кого 14-15 лет, то пойдёт, они уже мужчинами считаются.
Цыля кивнула, хотя ей такая Юрочкина осведомленность показалась странной. Он вовсе не был похож на ортодоксального еврея. Во всяком случае, не был похож ни на одного из тех хасидов, которых она в достаточном количестве видела по телевизору.
- Юра, - сказала она, – это надолго?
Ей вовсе не хотелось сидеть на этом одиноком балконе, тем более, что кроме нее там не было ни души. Но Юрочка ее явно чем-то зацепил. Ей очень не хотелось больше оставаться одной, без него. Что-то теплое заполняло все ее существо. Она и сама не могла это точно понять, может это любовь? – блеснуло где-то в подсознании, - нет, это просто любопытство, и просто он очень славный. Это же не значит, что сразу любовь. Нет, он просто хороший парень. И все.
От скуки и затяжного ожидания Цыля стала осматривать зал. На главной стене, которая открывалась сразу же напротив входа, она увидела белые таблицы. Цыля не умела читать на иврите, но знала пару букв. Год назад ее приятели решили учить иврит и она начала было с ними, но потом они уехали в Израиль и учить было не с кем. Кроме того, язык ей давался с трудом. Она выучила всего пару букв, среди них «ламед» и производное от нее слово «лё», что означало «не» или «нет». Теперь эта буква черной змейкой, как бы встала на дыбы, и всем своим видом уже означала какие-то запреты. Цыля догадалась : «А, это вероятно Моисеевы скрижали, а на них 10 заповедей. Ну, хоть что-то я усвоила.»
Вдруг внизу завозились, мужчины стали растекаться по залу. На кафедре стоял непонятный для Цыли предмет, что-то типа балдахина, как в средневековье, но только маленький. «А это наверное ковчег завета», - подумала она, что-то такое она слышала от дедушки, но тогда она понятия не имела о чем речь. На кафедру взошел юноша лет 17-ти, 18-ти. Он открыл толстую черную книгу и начал петь.
Цыля удивилась, «Это что, молитва?»
Мужчины внизу начали раскачиваться, стоя на своих местах, Юрочка тоже стоял и тоже раскачивался. Он тоже держал в руках толстую черную книгу и как будто пел со всеми.
Цыля закатила глаза, «ну всё, я попала. Не, это не мой вариант.»
Она тут же припомнила какую-то передачу из телевизора, про Израиль.
Какого-то еврея, хасида, спросили: «А в чем суть иудаизма?» Тот ответил, что суть в том, что человек постоянно должен себя в чем-то ограничивать.
«Ну и зачем?» - мысленно спросила его Цыля. Понятно было, что он ей  не ответит. А если бы даже и ответил, то Цыля была уверена, ничего умного он бы не сказал. «Ограничение ради ограничения», подумала Цыля, - «Тупицы. Какое-то самоистязание. Никому это не надо. Вон, христиане, они хотя бы считают, что Бог- это любовь. Вот именно, - любовь, а не самоистязания. А мучения и страдания взял на себя Иисус. И теперь все имеют право жить хорошо и счастливо и не страдать. Это я понимаю. Это вера. Хотя… Это же тоже просто выдумка. Человек просто хочет во что-то верить, иначе он не может. Ведь не все же сильные личности. Сильным личностям Бог не нужен, они его и не выдумывают. А слабому человеку, куда без Бога? Никуда. Хотя … Нет. Юрочка видимо тоже слабак. Хотя слабаки мне почему-то более симпатичны. Парадокс какой-то. Может потому, что я сама всегда любила верховодить?»
Цыля вдруг очнулась от своих мыслей, Юрочка взошел на кафедру.
«Вот это да… Это чё это он? Петь собрался?»
Больше Цыля не могла думать. Нежный бархатный баритон заполнял ее уши. От этого голоса что-то сжалось в груди, а в воздухе повисла легкая вуаль звуков. Она поднималась все выше и выше, до самого балкона, к Цыле.
Слезы сами покатились по щекам. Цыля не знала, что это. Было просто как-то трогательно хорошо, тепло. Она вдруг почувствовала себя дома.
Цыля еще раз взглянула вниз. Юрочка стоял на кафедре. Но тут она увидела неподалеку, в синей тканной куртке еще одного Юрочку.
-Э-э-э, - подумала она, - у меня что-то в глазах двоиться начало. Нет, что-то я совсем растеклась тут с их молитвами, аж крыша едет.
Цыля еще раз посмотрела вниз. Действительно, их было двое – один Юрочка на кафедре, другой – в зале.
Цыле вдруг очень захотелось уйти, она подняла с полу перчатки, которые случайно обронила, застегнула пальто и двинулась вниз.
Внизу, около лестницы, она немного задержалась. Юрочка стоял в зале, к ней спиной, он не мог ее видеть, не мог попрощаться.
Цыля грустно посмотрела на его спину и прошла к выходу.
На улице было по-весеннему тепло, но еще прохладно, перчатки были как раз кстати.
Цыля побродила по пустынным аллеям парка еще полчаса и поехала домой.
Все как будто приснилось. Юрочка больше не звонил. День рожденья она не отмечала.
В какой-то момент Цыля поймала себя на мысли, что скучает по нему и что ей очень необходим этот странный парень. Но только теперь она не знала, какой именно – тот, что стоял на кафедре, или тот, что стоял в зале.
Прошел примерно месяц, а может и все три. Приближалось лето.
Цыля уже, можно сказать, совсем забыла о том апрельском происшествии и продолжала мечтать о побеге.
Как-то вечером раздался звонок, она привычно произнесла «Да, ма, алё».
Из трубки раздался давно забытый, но знакомый голос:
- Цыля, ты…я… давай встретимся.
Она конечно же узнала его, но это было неожиданно и Цыля хрипло, как будто у нее что-то застряло в горле, ответила – Ну, давай.
- Ты где живешь?
- На Бабушкинской, давай встретимся у метро. Выходи из метро в сторону первого вагона из центра. Я тебя встречу.
- Ты меня приглашаешь в гости?
- Да что с тобой делать? Приходи. Хотя я на тебя сильно обижена.
- Я знаю.
- Тогда чего не звонил, почему не извинился?
- Я боялся… боялся, что ты меня пошлешь подальше. Думал, может ты через время передумаешь, и не будешь на меня злиться, и тогда все будет хорошо. Угадал?
- Угадал, угадал. Все вы, мужики, пользуетесь нашей женской добротой, - грозно ответила Цыля, но в душе ее расцветали фиалки. В ней зажглось наступающее лето, а глаза засияли озорным огоньком.
«Ну погоди у меня, Юрка», подумала она, «я тебе устрою».
- Так я заскачу около семи?
-Да, - буркнула Цыля и принялась перетряхивать свою квартиру в ожидании гостя.
Она быстро сгоняла в магазин за тортом, накрыла на стол и стала ждать.
Через полчаса она вышла из дома и направилась к метро.
Было уже семь. Цыля никого не видела, только на краю камня, у выхода из метро виднелся какой-то скрюченный силуэт, он курил. Цыля нерешительно подошла поближе.
- Юрочка?
Силуэт обернулся. На нее смотрели два больших карих глаза с длинными-предлинными ресницами. Но в них не было прежнего тепла, они были какие-то высохшие и потухшие, скрюченные, как и вся Юрочкина фигура.
- Здравствуй, Цыля – сказал он тихо – ты прости меня, я свинья, грязное, некашерное животное.
Цыля криво ухмыльнулась.
- Привет певцам, ответила она.
- Я так и думал. Это был мой брат, он хасид. А я так, я прихожу иногда в синагогу, просто мне нравится там бывать.
- Но ты же тоже молился, - сказала Цыля.
- Не, это я так, для виду. Вернее… я не знаю. Понимаешь, я еврей, я должен… Евреи не могут без Бога… понимаешь?
- Не понимаю, - резко ответила она, - я тоже еврейка, однако прекрасненько живу себе без всякого Бога и не умерла пока.
- Вот именно, не умерла пока.
Цыле вовсе не хотелось стоять на улице и спорить о Боге.
- Пойдем, - повелительно шикнула она и потащила Юрочку за рукав, как будто пьяного, - Пойдем, пойдем, дома разберемся с твоим Богом.
Юрочка повиновался.
Он боялся еще раз ее потерять.