Парусники

     Ее разбудили отчаянные крики. В них вплетался шум двух раздраженных женских голосов. Злые голоса и пронзительные крики сливались во что-то тревожно непередаваемое. Она открыла глаза и села на постели, свесив исхудавшие ноги на пол. Когда-то эти крики до боли в сердце пугали ее. Теперь она привыкла и даже начала равнодушно относиться к этому и даже оправдывать этих злых двух здоровых женщин в белых халатах. Она теперь тоже злилась на эту краснощекую девчонку, которую они скинули с кровати на пол и избивали простынями по чем попало. Это повторялось по нескольку раз в день, когда та пятнадцатилетняя девчонка мочилась под себя или в постель. Она краем уха слышала историю этой краснощекой девочки с русой косой. Когда той было тринадцать лет, ее изнасиловали. С тех пор девочка  потеряла рассудок и начала ходить под себя. Санитаркам, которые меняли постель, казалось, что делает это девчонка нарочно. Они не могли себе представить, что она до такой степени ничего не понимает.
     Девочка сидела на кровати, и сама себя укачивала, скрестив на груди руки. Длинная белая рубаха закрыла ее ноги почти до пола. Уже светало. Начинался новый день, так похожий на все предыдущие. Она была здесь уже давно. Уже очень давно. Ей казалось, что она здесь, в этой длинной и холодной комнате живет  целую вечность. Та жизнь, которая была за стенами этого длинного и мрачного одноэтажного здания, казалась теперь нереальной, словно из сказки. Да и была ли другая жизнь? Она не знала. Все спуталось, переплелось в клубок неярких ощущений. Мыслей давно уже не было. Сама не понимая, что с ней происходит, обхватив худыми руками  плечи, она раскачивалась на кровати, повторяя одну и ту же фразу: "Как они могли, как они могли так сделать?" Уже давно не было конкретных образов тех, кто мог сделать такое. Остались одни звуки. Они бродили по кругу, не давали покоя душе и телу. И она раскачивалась, сидя на кровати, обхватив себя руками.
     Эта палата со множеством кроватей, поставленных в три ряда, эти высокие потолки, стены с облупившейся зеленой краской,- это теперь ее мир, ее реальность. Ей казалось теперь, что другого мира никогда и не существовало. Эта старая и безобразно толстая старуха, которая часто подходит к ее кровати и смотрит на нее угрожающе строго и пристально. При этом она постоянно расчесывает гребнем свои седые, до  пояса распущенные волосы. А ближе к окну лежат на соседних кроватях две подруги, молодые еще женщины. У них свои секреты. Они постоянно шепчутся друг с другом, озираясь, боясь, что кто-то услышит их какие-то важные тайны. Все остальные, лежащие, сидящие на кроватях, эта безликая масса в белых рубашках, всегда молчат. В палате тихо. Это палата для тихопомешанных. В конце длинного коридора есть несколько палат для буйных. Оттуда часто раздаются угрожающие крики и шум. А в конце коридора высокая белая дверь, покрытая масляной краской. Из этой двери появляются, и за ней исчезают какие-то люди. Счастливые люди, свободные люди. В палате нет ничего: ни книг, ни газет, ни радио. У двери днем и ночью сидит санитарка. Она наблюдает за больными. Ночью у потолка горит тусклая запыленная лампочка.
     Девочка не помнит своего имени. Да здесь это и не нужно. Никого не называют по именам. Ночью нужно спать при свете. Это очень мучительно. И еще эти ужасные уколы инсулина. Врачи говорят, что это нужно для здоровья. Единственное развлечение, когда их ведут в столовую кушать. Жаль, что столовая напротив их палаты; там они молча поедают что-то жирное и горячее, и обратно в палату. Читать ничего нельзя, чтобы не волноваться. Можно лишь лежать и вспоминать. Но именно это и страшно. Она старается на вспоминать, и лишь повторяет про себя: "Как они могли так поступить?" Конкретных людей и их поступков старается не вызывать из памяти, но все равно мучительное внутреннее беспокойство не покидает измученную душу.
     Она снова ложится на кровать. Смотреть в потолок, или лежать с закрытытми глазами – это счастье, это благодать. У нее кружится голова. И это прекрасно. Кажется, что ты в лодочке, тебя уносит волнами все дальше и дальше. Перед ее внутренним взором огромные пространства воды. Когда она это видела? Когда-то давно-давно, еще в детстве, когда она с матерью единственный раз за всю жизнь была на море. Оно было огромным, бесконечным, и ей было очень страшно. Но как хорошо качаться на волнах. И теперь она лежит с закрытыми глазами, и волны уносят ее далеко-далеко за горизонт. Ведь земля плоская и бесконечная. Кто придумал, что она круглая? Откуда они это знают? Она знает, что гладь океана простирается бесконечно. И, покачиваясь на волнах, она ощущает себя, превратившуюся в легкий белый парусник. Она чуть-чуть приоткрывает прищуренные веки, и видит вокруг себя множество белых парусников. Это все люди в длинных белых  рубашках, накрытые белыми простынями, из-под прищуренных век как бы превратились в белые парусники. Она когда-то видела  на море регату, белые парусники. Тогда, в детстве, так захотелось превратиться в легкую птицу и улететь вместе с ними. Они были так легки, и издали так прекрасны, что из ее груди вырывался сладостной болью крик счастья, любви к этой красоте.
      Утренние лучи солнца, проникнув сквозь зарешеченные окна, заиграл позади ее кровати на старой грязно-зеленой стене. Она повернула голову назад, и глазам, не привыкшим после лучей яркого солнца к темноте, показалось, что позади регаты, ее регаты, клубятся страшные темно-зеленые, серые тучи. освещенные кроваво-красными лучами. Ей стало страшно. Откуда эти лучи? Земля не круглая. Нет, нет, она плоская, бесконечная. И сама она – белый легкий парусник, плывущий вдаль. Позади страшно, назад  не оглядываться. только вперед. Вырваться, вырваться, вперед, только вперед. Она сильнее зажмурила глаза. Вдруг под веками все потемнело. Откуда-то донеслись голоса. Вставай, пошли инсулин делать. Грубые, жестокие голоса. Она замерла на мгновение. Грубые руки уже тянули с постели, заслонив от нее свет, заслонив весь мир. Нужно спасаться. Нужно вырваться. Сейчас она из парусника превратится в бабочку... Прекрасную легкую голубую бабочку. Сейчас она снимется с воды и улетит. Но впереди голубой свет сгущается, становится все темнее и темнее. Впереди открылась высокая голубая, уходящая в бесконечную даль, воронка ввысь. Она полетит первой. За ней все остальные парусники превратятся в бабочек. Они улетят все. Они улетят в этот бесконечный сине-голубой мир впереди. Они станут свободны.
      Что-то жесткое и грубое тянуло ее вверх с кровати. И на всю палату раздался тревожный и отчаянный, идущий из самой глубины ее души крик.

5 июня 2009 г.