Балерина

«Oнa oчeнь дoлгo yчилacь тaнцeвaть c жизнью тaнгo,
oтpaбaтывaя в пycтыx зaлax изящнyю oттoчeннocть кpacивыx движeний. A пoтoм выяcнилocь, чтo жизнь пpeдпoчитaeт house, дaвнo cидит нa кoкaинe и вooбщe нe тaнцyeт.» ©


Ей всегда было бессмысленно отрицать, что она никого не любит. Ведь, по сути, не любить нельзя; можно оставаться равнодушным, ненавидеть или восхищаться, но точно знаешь – ты без любви никто и звать тебя никак. А она всегда убеждала себя, что ей просто некого любить – даже на соседскую кошку, которую так любила держать на руках и притрагиваться к дымчатому меху, гладить по голове и слушать мурчание, она смотрела с презрением. Потому что в её обществе, обществе манерных и воспитанных балерин с наклонностями идеалисток, нельзя было показывать свои истинные чувства – это считалось непрофессиональным по отношению к искусству. Вот она и привыкла никогда не показывать настоящие эмоции, и даже глаза приучила оставаться морозно-ледяными; её серые глаза теперь только пустота на фоне безграничных дождей в зрачках; да она даже плакала по расписанию – ей нельзя показывать эмоции на людях – она этот урок на всю жизнь запомнила. А потом вечно страдала из-за того, что в нужную секунду глаза предательски показывали пустоту и веющий от них холод – даже в те минуты, когда действительно надо было чувствовать – пустота.
Наверное, именно это и отличало её от миниатюрных подружек – её дождливые глаза. В них всегда было тесно страдающей душе балерины. А ещё… нет, пожалуй, это главное – никто кроме неё так не танцевал; так загадочно, выписывая кистями руки в воздухе целые картины ощущений, жизненно-важных убеждений; никто никогда не смог бы повторить то, что танцевала она – будто она кисть в руках умелого художника, которая подчиняется только ему. А на самом деле не художник управлял кистью, нет. На самом деле это кисть творила чудеса, оттачивая и без того безупречные границы того или иного образа – будь-то старик с трубкой во рту, или же маленькая девочка с ярко-красным тюльпаном, зажатым в нежной ладошке. Вот так и эта балерина – аккуратно, с завидной педантичностью ступала по полированному паркету босиком и будто скользила, как на коньках, с лёгкостью бабочки порхая; ей давались все сложные элементы, начиная от фондю и заканчивая, к примеру, адажио высочайшего класса. И ещё не было человека, который не позавидовал бы этой девочке с серыми глазами; эти глаза – с каждым проигрышем они заполнялись чистотой и чувствительности – настоящим чудом было видеть, как одинокая девочка с серыми глазами теперь подобно лебедю эластично прогибается, и у неё лицо ребёнка с оттенком счастья.