Ночь смерти

 Она встала, оделась, гладко уложила волосы, и сев в свой автомобиль, уехала в ночь. Перед ее взором стояла сначала ровная траектория фонарей, а затем образовалась большая дорога. Машина благополучно приземлилась у кладбища, и Люри Брэм ступила на твердую землю. Кладбище было добротное, и находилось как раз на окраине города, со всеми вытекающими удобствами. Люри встретил молодой человек интеллигентной наружности, назовем его Вилли Розенберг, и оба скрылись в кладбищенскую тьму.
 - Куда теперь? - спросил торопливый женский голос.
 - Дальше, вдоль кладбища, моя дорогая, - ответил шероховатый приглушенный мужской. Мы сейчас как раз минуем урну выдающегося дирижера городка Марка Эпштейна, затем дойдем до Мери Браузер, новой реинкарнации Эдит Пиаф. Что там дальше по списку? Скромный продавец цветов, Чарли Дэвинсон.
 - А что же... мы будем делать?
 - Дорогая, мы проведем великолепную "ночь смерти", на наречии местной молодежи это означает ночь любви на таком вот неординарном месте, - улыбнулся ее собеседник. Я вам обещаю, вы будете три ночи подряд танцевать от любви и восторга. Только смотрите, не проболтайтесь где-нибудь о моем новом местоположении, - заметил он с упором на последнее слово, что означало, все, они  пришли.
 Люри в последний момент успела задуматься о безопасности данной затеи, но, видимо, отступать было поздно.
 "Я никогда не буду молодой" - сказала она неслышно, входя в подземные апартаменты.
 - Вот, располагайтесь, мисс, мы у нашей с вами цели, - торжественно произнес ее кавалер, когда они вошли наконец в гостиную.
 Все здесь было в художественно-трагическом беспорядке, журналы вперемешку с моделями бумажной одежды, а кукольные принадлежности с меховыми зайцами. Люри присела у окна, и Вилли налил ей чай и коньяк.
 - В прошлый раз вы говорили мне, что боитесь грохота автомобилей. Так вот, хочу сказать вам одну вещь, - начал он, приземлившись. Наша жизнь, в сущности, состоит из погремушек. Когда мы рождаемся, вот они, рядом, когда мы начинаем взрослеть, наш путь лишь перезвон костей, когда становимся зрелыми, звенят монеты, а когда умираем - колокола. Лишь после смерти наступает вожделенная пустота.
"Пустота, развеянная тысячью костей, монет, погремушек и колоколов", - подумала Люри.
 Еще хочу сказать вам вот что. Всякая жизнь есть кошмар. Жизнь улитки, слона, человека. Работа печени, щитовидной железы, мозга. Мерцание бессонной ночи, иллюзия высохших улиц, бред густой синевы над городом. Лишь со временем в этом начинает проступать мелодия "Я". В юности я слабо понимал это, с годами понимаю все острее. А если ты хочешь спокойствия, жизнь подбрасывает тебе пулю в лоб или просвист ветра в задницу.
 - Изглоданность детских страхов, заунывное хождение в полночных автобусах, лепет проигрывателя и скрежет монитора - все это с каждым днем становится нам роднее. Скошенная трава умирает, а новая продолжает расти. Впрочем, все это умело прячется за рекламой, сочинением детских стихов, теплым пледом и детективами. Все похоже на сон, или призрачную явь, где мешаются быт и оскорбелость, где любовь венчается на царство. Вот поэтому мне так дорого мое новое пребывание.
 Ему, похоже, нравилось произнесение этой речи в данной обстановке, где за неделю нахождения все стало более-менее своим.
 Комната была залита лунным светом. На Люри была ярко-голубая майка и юбка в горошек. на улице стояла весна, и сверху доносились ароматы каких-то цветов.
 - А вы любите ужастики? - добавил он с юмором.
 - Возможно, - ответила она, но только не прилюдно. Человек всегда наедине с собой, с собственным небытием, в котле умствований по поводу каждого клочка мира, потому что душа -
 - это неинтересно, - парировал ее друг. А в свободное время я читаю книги из библиотеки, и мастерю игрушки, - добавил он чуть снисходительно.
 Люри не ответила. Она размешивала сахар в чае, вот много сахаринок, вот они исчезают, вот одна, пока чай не стал прозрачным.
 - Как вы думаете, - спустя некоторое время начал он в манере фокусника, - что подразумевается под словом любовь? Так вот. Я любил. Этот воздух, эти дороги, да что там говорить. Все жило вместе со мною. Ночью как будто для меня торжественно загорались звезды, вы ведь любите начные звезды, не правда ли? Я любил все, что неслось мимо меня и сквозь меня, обожал взлеты и падения своей души. Но однажды я заметил, как этот мир, тот в котором я жил, теряет свои основы, и живет как бы немного без меня, я начал прислушиваться, но все в нем оставалось неизменным. За прочим, я забыл об этом, а потом что-то исчезло во мне, я остался один, совсем один со своими мыслями. Когда я задумался о том, что, в сущности, утрачено, я понял одну порстую вещь: этот мир не может без факта. И все остальное, в общем, не важно. Мне осталось мыслить, что любовь - лишь маска, за которой скрвыается наше бессилие. Это, собственно, и положило начало тому состоянию, о котором я говорил вам выше.
 - Значит... так вы и жили, мой друг, все оставшееся время, - монотонно подытожила его собеседница, как бы пропустив что-то через себя.
 - Дорогая... рыбка... не знаю, что сказать, - и они закружились в диком танце, словно два уснувшие скелета, а подобрал их берег морской. А что было дальше - лишь Богу известно.
 Весна 19** года застала двух молодых вампиров в неглиже, когда потолок в подземном помещении рухнул. Трое мертвецов стояли у входа. - Трагично, - заметил дирижер. - Глубоко, - заметила Мери. Пусто, - сказал продавец цветов.