Танец. Последняя песня души

Рассеянно пошарив по льду, прожекторы сошлись на НЁМ как взгляды судей в ожидании зрелища.

И ОН СОВСЕМ ОДИН. И НИЧЕМ НЕ ПРИУКРАШЕН.
ШИРОКО РАССТАВИВ НОГИ И СКОРБНО, НО С ДОСТОИНСТВОМ СКЛОНИВ ГОЛОВУ, ПОЧТИ ПОЛНОСТЬЮ СПРЯТАЛ УСМЕШКУ, ПОКРЫТУЮ ГОРЬКОЙ ИРОНИЕЙ

Застывшая фигура в чёрном трико.
Чёрные волосы и чёрные коньки словно тщательно подобранный костюм в контрасте с белым подсвеченным льдом.

Звуки музыки тронули твёрдые плечи, породив неожиданный, но плавный разворот.
И тело ЕГО отозвалось последней песней души...

Что мог бы ОН сказать им, судьям, какой имеет смысл их вердикт для нити, связывающей прошлое и настоящее?
ОН просто выдохнет свой рассказ, свою жизнь, все её «кольца».

Вытянув руку вверх, будто ухватившись за незримую ленту, ОН принялся раскручивать спираль своей памяти, головокружительно забывшись в обратном отсчёте.

Вот оно!
Нежность.
Ласка в нерешительном взгляде. Потребность хранить и лелеять. И руки потянулись вдаль, приближая драгоценное чувство, выискивая его во времени.

Будто разверзлись пустоглазые зрительные ложи и распахнулся светлый юный горизонт.
Раскинув руки, ОН понёсся в мягком скольжении, ускоряя движение. Словно сердце, вырываясь из груди, повело ЕГО к памятным дням.

Свет, никому, кроме НЕГО, не видимый увлёк, окутал, оживил, и, показалось, что свободен. Что чист!
И вот ромашковое поле. И небо с замками из облаков. И еле различимая фигурка в той самой горизонтной линии, где небо опускается в ромашки.
ОН прокатился по льду словно в том травянистом ковре, увлекаемый образом; согретый давним счастьем. И сблизился с фигуркой. Словно с ношей опустился на колени.

Трепет рук, пропускаемых в мягкие светлые пряди ТОЙ, ради которой было надобно стать лучше. И хотелось, и чувствовал силы. И светлело в голове, и добрела душа.

ОН закружился, прижимая свою радость, высоко поднимая вверх, чтобы ЕЁ освещало солнце, чтобы было тепло ЕЙ и дышалось свободно!
Лёгкие прыжки словно нечто выталкивало ЕГО в воздух! Кружение, почти что вальс. И радость, свежесть в каждом повороте!

Ах, не взглянуть бы вот тогда в обманчивую сторону. И не увидеть бы тот блеск, которым так гордится фальшь.
Но. Оглянулся. И проникся, и даже стал сильней, как показалось.

Счастье на двоих такое хрупкое. Тем больше, если кто-то слаб.

Он выпустил ЕЁ из рук не сразу, продолжал кружиться по инерции, но уже, отвернувшись, почти забыв о том, кто рядом, не чувствуя нежности рук, что тщетно силились вернуть его лицо.
И постепенно ОНА выскользнула сама, устав, и с болью откатившись в никуда.

Но, не заметив, откинув голову и преклонив колени, ОН скользил навстречу идолам, восторженно глядя на то, как, разрастаясь, приближаются мнимые ценности.
И лишь со стороны можно было заметить, как обмякло бодрое тело, когда в ЕГО жизни исчезла ОНА.

ОН кружил, удивляя всех поворотами, играя масками и примеряя роли, летел к богатству сквозь сомнительную славу, сжигая все иные желания; ломая дух, но выживая телом.
ОН был ловок, и гибок, и быстр, он не думал долго и действовал точно.

И в этом вихревом темпе однажды возникла ДРУГАЯ.

Она несомненно была красива, остальное - сложно для понимания.
Нежности в душе ЕГО уже почти не было, но все оставшиеся искры страсти ринулись в это Танго в надежде гореть!
Тщетный поиск единения творил резкие развороты, страстные вспышки рождали напряжённость с пламенным дыханием.
Но, чем трудней рождалась нежность, тем суетливей становился танец страсти, теряя шарм.
ЕМУ порой казалось, что ДРУГАЯ словно извивается вокруг НЕГО, взрывая тайный глас тела, заставляя приникать к ней требовательным жестом, но будто не касается души, что вызывало в НЁМ брезгливую дрожь.
В конце концов ОН жёстко оттолкнул её, не пожелав смотреть в чужое зеркало.

ОН заскользил дальше, воплощая новые идеи прыжков, но совершать их стал всё тяжелее. Давно уж ничто не питало растраченных сил.

И наступил момент, когда ЕГО скользящий бег остановился.
Это не был тупик. Но все пути вокруг стало чужим. И возникло желание опуститься на лёд, замереть, иными словами, желаний не осталось.
И вот тогда согнуло плечи одиночеством, и ожило почти забытое, светлое, подёрнутое дымкой сумасшедших лет.
Живое трепетное воспоминание заставило обнять себя за плечи (больше некому) и закачаться, и, наконец, полноценно прочувствовать боль... и раскаяние, и всю непоправимость.

И уже ничего не будет.
Ни для НЕГО, ни для зрителей.
Ну разве что встать и достойно принять ЕМУ то, что осталось.

И ОН СОВСЕМ ОДИН… И НИЧЕМ НЕ ПРИУКРАШЕН.
ШИРОКО РАССТАВИВ НОГИ И СКОРБНО, НО С ДОСТОИНСТВОМ СКЛОНИВ ГОЛОВУ, ПОЧТИ ПОЛНОСТЬЮ СПРЯТАЛ УСМЕШКУ, ПОКРЫТУЮ ГОРЬКОЙ ИРОНИЕЙ.

Чья-то сердобольная и понимающая стрела невидимо пронзила беспокойное сердце.
И, насладившись секундами освобождения, ОН распластался на льду, судорожно встрепенувшись и выдохнув свою жизнь.

И лишь там, ГДЕ НЕТ НИЧЕГО (ДЛЯ ТЕХ, КТО ДУМАЕТ, ЧТО ЖИВЁТ) тревожно вздрогнуло и навсегда остановилось чьё-то сердце...