Новая проза 2009г

                Конюховой  Светлане  Валентиновне

                Таинственным я занят разговором

                Увы, не Вас так пылко я люблю,
                Своим друзьям я ночью говорю.
                Таинственным я занят разговором
                С пропойцей-Борькою, да Мишей-крохобором.
                1994

                С чего начать?  Всё трещит и качается. Ни одно слово не лучше другого. И всё же я знаю, с чего начать. Господи милосердный! К тебе взывает твой заблудший и вконец запутавшийся сын твой. Будь милостив, и не замкни слух свой. Не будь глух к речи моей. Об одном только прошу я тебя. Вот она - эта моя единственная просьба. Отторгни меня и испепели! Нашли на меня испытания суровые, беды всяческие и злую погибель, только лиши меня навсегда моего горького свинцового дара и дьявольского могущества, видеть в каждой, даже самой непреложно светлой вещи, - не свечение исходящее из неё,  не сокрытый в ней свет, но низменную изнанку света этого. Изумрудный и тяжёлый мрак чистой вещи этой. Господи наш вечный! Если ты действительно существуешь, и действительно всемогущ, избавь меня навеки от всегдашнего сверхтягостного томления, от неисходной печали, безвыходной грусти моей и суеты мирской, от торных тропин жизненных, по которым, бессмертные цветы мира топча, ступает бедный и безумный раб твой. О, жизни мышья беготня!  Долго  решался, и вот наконец мучительно созрел я, Господи, для исповеди сей. Только тебе изливаю я  вещие мысли свои, густо замешанные на вечных раздумьях моих, ибо нет у меня никаких тайн от тебя. Я решился. Карфаген будет разрушен. А кто этот Карфаген, я и сам знаю. Тсс! Молчание. Вот мои муки, вот мои мысли. Пуст прекрасный мир и пустынно сереет он, словно пыль висмута. Тяжелее радия гробовые урны. Впервые в жизни иду я в сознанку. Я не знаю, кто я на самом деле, но знаю одно. Не человек я, а тать гробовой. Запредельное моё бытиё и глубинное ядро мозга моего, - суть, никогда не прекращающаяся и неравная  битва моя с монстрами и невидимками. Истребление ангелов и уничтожение мира непотребного движет мной. Это мечта всей моей серой, словно пыль висмута - жизни. Светлана Валентиновна, скажу Вам правду   без всяких прикрас. Голую, если так можно выразиться, а выразиться можно, как Вам, наверное, известно, как угодно. Я не просил у Вас вашу визитку. Уточняю для истории. Вы сами дали мне её. На мне -  возраст патриарха, и всё же я не припоминаю в своей, по странному стечению обстоятельств, почему-то немного затянувшейся жизни, ни одного подобного случая. Так что давайте будем считать этот случай, фактом не имеющим прецедента. Зодиаки, видать, не так повернулись. Кто его знает, может в небесной колоде, тузы кончились. Между прочим, Светлана Валентиновна, по большому секрету могу сообщить Вам, что блаженные волны всероссийского кризиса бушуют не только в наших скромных краях, они, я извиняюсь,  ну, эти самые, блаженные которые, я ещё раз извиняюсь, настолько обнаглели, что достигли поистине беспредельных, и трудно выразимых, без употребления некоторых специфических фигур сниженной речи, - высот. Светлана  Валентиновна, послушайте меня внимательно. Я  знаю одного человека, который в совершенстве владеет этой замысловатой, и весьма изощрённой речью, ну, той самой, о которой я говорил выше, и хотя его компетентность  в этой области не вызывает никаких сомнений, и наверняка превосходит все мыслимые и немыслимые народные ожидания, тем не менее, ритор этот практически никогда не пользуется этим своим дивным искусством. Разве так. Самую малость. Иногда. При случае Я довольно хорошо знаю этого человека и довольно часто вижу его. В зеркале. Далее. Блаженные волны кризиса уже давно заполонили Эреб. Но Бог с ними, Светлана Валентиновна, с этими блаженными  волнами. Что нам эти волны? Что нам с Вами детей  в них, что ль крестить? Не было печали, так черти накачали. Я скажу Вам так, уж нас-то с Вами эти блаженные, никак не смогут колыхать. Как бы им  ни хотелось. Мы им, как говорится, не по зубам. Примите, пожалуйста, к вашему сведению, что буквально у всех волн, а не только у волн блаженных, - есть, что бы Вы думали? Да, да, у волн есть зубы. И не только зубы. Говорят, будто бы одна женщина из Гонолулу, как-то заметила у волн, ну, как бы Вам это сказать? Я сейчас постараюсь Вам всё объяснить. Светлана Валентиновна, дело в том, что я почти незнаком с Вами, и, конечно же, именно по этой причине, а не по какой-нибудь другой, я немного смущаюсь рассказать Вам, что же именно заметила у тамошних  волн эта любопытная  женщина. Любопытной Варваре, между прочим, на базаре грудь оторвали. Поправлять меня просто бессмысленно. Предположим, Вы слышали эту поговорку в одной тёплой кампании, в одном  варианте. Нос. А вот я слышал в другой кампании, кстати говоря, не менее тёплой, нежели ваша, но уже совершенно по-другому. Грудь. Одно другому не мешает. Уж мне ли не знать. Я знаю, что Вы женщина очень умная, как говорят, со здравым смыслом, таких обычно называют - умница, но дело не в этом, и вот какой вопрос я хочу задать Вам, раз уж Вы такая умница. Ну, посудите сами, разве может грудь мешать носу? Я не могу понять,     как грудь может помешать носу?  Ведь эти вещи значительно удалены друг от друга, и на таком расстоянии практически никак не могут влиять друг на друга. Они, как поётся в цыганских романсах, расстались навсегда. Далее. Светлана Валентиновна, я  умоляю Вас, не надо никаких поз. Ну, не надо поз и всё. Когда-нибудь потом, в самом конце жизни, может, и можно, и даже нужно будет показать пару-тройку для пищеварения,    там, или ещё для чего, а сейчас ни-ни. Ни за баксы, ни за евры. Исключено. В стране трудно с гвоздями, а Вы тут, позы какие-то выдумали. Что Вам больше всех надо? Я чувствую, Вам только отпусти вожжи, и дай волю, Вы такое отчебучите, что… Строптиву Греку  в стыд и страх. Так что, давайте уговоримся. Никаких поз. С позами в этом сезоне перебор. Ложитесь спать и забудьте про них. Но давайте  вернемся к даме из Гонолулу. Скажите, ну разве можно прямо так, с ходу, с кондачка, взять и поверить на слово первому встречному, да ещё и иностранцу,  да к тому же, я извиняюсь, женщине, только потому, что она, видите ли, из Гонолулу? Да ведь это ничто иное, как рабское пресмыкательство перед аборигенами олигархического запада. Ну, прямо как в частушке. Я не знаю как у Вас, а у нас в Японии, доктора смотрели в жопу, ничего не поняли. Согласитесь со мной, что не всё коту масленица, что, мол, будет и Великий Пост. Светлана Валентиновна, я не Нострадамус, не Вольф Мессинг, не Аллах, и даже не Магомет, пророк его, не Мартын Задека, глава халдейских мудрецов, гадатель, толкователь снов, можно даже сказать, я - вообще никто, и я, разумеется, не могу знать, зачем именно Вы дали мне свою визитку. Смею думать, что Вы, вполне безотчётно и, может даже, беспрекословно, как бы в лёгком полупрозрачном летаргическом сне, слепо повиновались могучему приказу какого-то шестого чувства, которое, говорят, есть только у ящериц, ну, и ещё у кое-каких земноводных. У тритонов, там, ужей, точно не знаю. Вообще, в этих гитиках, я не Копенгаген, и признаться, не очень-то волоку во всей этой, простите за выражение, тригонометрии. Светлана Валентиновна, увы, не мне читать искривлённые гекзаметры людских сердец, тем не менее, я склонен считать, что Вы всё-таки поступили абсолютно правильно, что дали мне. Я имею в виду визитку. Далее. Поскольку, никому-то на белом свете абсолютно неинтересно знать, что считает  по этому поводу Андрей Товмасян Акрибист, мне не остаётся ничего другого, как перестать говорить на эту, я бы сказал, в некотором роде, приватную и даже преступную тему, и замолчать. Молчите, проклятые карты, я Вас не держал никогда! Так на чём же я остановился, когда читал Господу свою жизнь? Помнится, я говорил о самой блаженной мечте моей исковерканной жизни, а именно, о всеобщем и поголовном истреблении ангелов. Кстати говоря, я всё время забываю спросить у Вас, а у ангелов-то вообще есть головы, ну, и всё другое? Если я не забуду, то в следующий раз обязательно, прям  как только увижу Вас, так сразу и начну выпытывать, чего у ангелов есть, а чего, я извиняюсь, нету. Лично мне Вы показались на первый взгляд, очень путёвым и в меру симпатючим ангелом, так кому ж, как не Вам, петрить в этом. Да, ещё вот что. Дело в том, что я очень забывчив, но как Вас звать, почему-то помню, хотя сам себе я этого никак не могу объяснить, и по этой простой причине, я прошу Вас при случае напомнить мне, если я забуду задать Вам этот, повторяю, очень интересующий меня  и животрепещущий вопрос - личная жизнь, быт, повадки, и трудовые вахты ангелов.   Даже если Вы ничего толком не расскажете мне, всё равно я буду,  начиная прямо с послезавтрашней ночи, боготворить Вас, а вот почему именно я буду это делать, это уже никого не касается, и Вас, между прочим, тоже. Если Вам, вдруг, от нечего делать, или ещё почему, я уже говорил, что я  в этих  гитиках не Копенгаген, но если Вы всё же спросите у меня, а почему, мол, боготворить меня Вам, ну, мне, в смысле, не начать прямо сейчас, а только, мол, с послезавтрашней ночи, и  существует ли какая- нибудь причина, оттягивающая это боготворение, и что я  хочу, мол, прямо сейчас, зачем, мол, откладывать святые дела в долгий ящик, и так далее, то я ничуть не обижусь на Вас, а просто и весело, в стиле чемпиона, скажу Вам, как родной матери, что, мол, начать боготворить Вас прямо здесь в Джаз-Арт-Клубе, на виду у всех, мне не позволяет Заратустра, и что это не только  неприлично, но и недопустимо, и потом не забывайте, что я с Вами, раз это правда, то пусть об этом знает весь мир, пока ещё не на совсем короткой ноге, а что будет завтра,  не известно никому. Далее. Во-первых,  я с Вами почти незнаком, во-вторых, у меня с собой, как на зло, нет соответствующего реквизита, - я же не мог предполагать, что Вам придёт в голову параноидальная мысль, заняться этими святыми делами, прямо сейчас,     и прямо здесь, в Клубе, на виду у всех, не отходя от кассы. А насчёт того, что почему, мол, только с послезавтрашней ночи, ну, на этот-то Ваш вопрос мне ответить легко.      Мой ответ прост, как спичечный коробок. Светлана Валентиновна, сегодня  и завтра ночью я буду очень занят. Я буду сочинять, именно эту вот прозу, которую Вы, причём, очень скоро, будете иметь честь читать или на худой конец будете разжигать этой моей прозой, написанной, кстати говоря, специально для Вас, - свой любимый камин. Мол, пылай камин, в моей пустынной келье. Ну а, начиная с послезавтрашней ночи, я буду свободен, и, наверное, опять пойду отдыхать душой и телом, (больше телом, понятно) в то гадкое и призрачное место, куда мы с Вами когда-нибудь обязательно завалимся, правда, это всё произойдёт лишь тогда, когда у меня будут деньги, а поскольку я знаю, что денег у меня не будет никогда, то давайте будем считать, что этот призрачный вертеп, мне просто-напросто приснился. Далее. Если, скажем, взять и принять дивные и неземные сумерки вашей красоты за некий расхожий эталон, то у меня от подобной мысли сразу начинают неметь и опускаться  руки, и впервые за много лет, я сталкиваюсь с таким страшным и ужасным фактом. Вот этот ужасный факт. Лично Вас, Светлана Валентиновна, мне сравнить, ну, просто не с кем, разве что с песней соловьиною. Когда я говорю, что мне Вас, мол, не с кем сравнить, я имею в виду только наш Джаз-Арт-Клуб, а не какие-то другие гадкие и призрачные места нашей старушки Белокаменной. Светлана Валентиновна, это конечно, ваше дело, верить мне, или нет, но я скажу Вам, как родной матери. Один мой старый друг, спортсмен, любитель билльярда и прочее, на той неделе взял и привёл меня в такое  гадкое и призрачное место, кстати говоря, надо будет и нам с Вами, когда будут деньги, обязательно завалиться туда на неделю, там, другую, ну, словом, до тех пор, пока не кончатся Ваши деньги, а своих денег у меня, к чему скрывать, и отродясь не было. Так вот. Я продолжаю рассказывать. Золотая Вы моя Светлана Валентиновна, если я сейчас начну рассказывать Вам о том, кого я там видел, а видел я там таких призрачных особей, что... Так вот. Эти призрачные особи,  ну, те самые, одним словом те, которые нам с Вами не чета, - нам-то с Вами, ясное дело, лучше всего сидеть у Вас дома, распивать чаи, помалкивать и никуда не выходить, ну, разве что на помойку, то, я продолжаю рассказывать Вам  про призрачных особей. Светлана Валентиновна, я просто уверен, что Вы, слушая мой рассказ, ни за что на свете не поверите мне, а сами подумаете про себя,  э-э-э, подумаете Вы, а ведь, правильно меня, дуру предупреждали, а я дура, не верила, что Товмасян-то мол, совсем сумасшедший, что с ним лучше не связываться, мол, не умеет ни читать, ни писать, и самое его любимое жизненное занятие, это с утра до поздней ночи, беспечно окружася Кореджием, Кановой, рассматривать в тысячекратную лупу различных эмбрионов, козявок, лягушачьи хвосты, или же, на  худой конец самую обыкновенную кухонную пыль. Да, ещё вот что. Собственно говоря, я хотел спросить у Вас только одну вещь. Видели ли Вы когда-нибудь Бога? Я понимаю, что говорить о Боге, дело щекотливое, так что, ответ, сами понимаете, не маленькая, небось, только устно, а не как в прошлом году. Письма, там, телеграммы. Замучали. Хватит. Вот тут уже. Не мне Вам это говорить, но в конце-то концов, побойтесь же и Бога, Светлана Валентиновна, чёрт бы Вас съел!      Э-э-э! А вот чёрту-то Вас, мы как раз, и не отдадим. У нас на Вас свои виды имеются.
      Светлана Валентиновна, я знаю, это очень трудно, но всё же постарайтесь понять меня. Я твёрдо уверен в своей внутренней правоте, и  готов биться с любым и каждым об заклад, что Вы, - мощный интуит, с непомерно развитым волшебным и таинственным даром богов, шестым чувством, иначе бы Вы никогда не дали мне. Я имею в виду визитку. Так, что я ещё раз говорю Вам, - напрягите волшебные фибры вашего шестого чувства, и всё-таки постарайтесь понять, кто я такой,  зачем я пишу всё это, ну, и  всё такое-прочее, что может понять только интуит, причём, не простой интуит, а летаргический. САПИЭНТИ САТ.  Итак, кто же я такой? 
 
 Помните, у Николая Гумилёва?

                Кто я? Обломок старинных обид,
                Дротик упавший в траву,
                Умер водитель народов, Атрид,
                Я же, ничтожный, живу. 

 Светлана Валентиновна, ужели это я?

                Владислав Ходасевич. По памяти.
      
                Я, я, я. Что за дикое слово!
                Неужели вон тот – это я?
                Разве мама любила такого,
                Желто-серого, полуседого
                И всезнающего, как змея?
               
                Разве мальчик, в Останкине летом
                Танцевавший на дачных балах, -
                Это я, тот, кто каждым ответом
                Желторотым внушает поэтам
                Отвращение, злобу и страх?

                Разве тот, кто в полночные споры
                Всю мальчишечью вкладывал прыть, -
                Это я, тот же самый, который
                На трагические разговоры
                Научился молчать и шутить?

                Впрочем, так  и всегда на средине
                Рокового земного пути:
                От ничтожной причины - к причине,
                А глядишь -  заплутался в пустыне,
                И своих же следов не найти.

                Да, меня не пантера прыжками
                На парижский чердак загнала.
                И Вергилия нет за плечами, -
                Только есть одиночество – в раме
                Говорящего правду стекла.

              Ладно. Чем читать стихи, давайте-ка лучше заглянем  в мою душу, тем более,    что вход бесплатный и без фэйс-контроля. И вот стою я перед Вами, как голенький. Однако, сейчас мне, да отчасти и Вам, будет уже не до смеха.

                ЭФФЕКТ  ТИМИРЯЗЕВА
               
                Там, у Никитских, где монстр Тимирязева,
                Виден поганый эффект.
                Этот эффект, есть эффект Тимирязева
                В каменно-бязевый век.

                Утро трёхслойное. Ляма поганая.
                Сруб Тимирязева. Он –
                Сруб этот, есть незажившая рана
                Прежних, китайских времён.

                Ляма купаясь в крови Тимирязева,
                Тускло смердит, как всегда.
                Утро трёхслойное. Каменно-бязевое.
                Тормоз Матросова. Мзда.
               
                Постоянно пребывая в каком-то дьявольском раздвоении, я ловлю себя на безумной мысли, что не персонажи моих стихов, не поганая Ляма, не Трупидон, а именно я, Андрей Товмасян Акрибист, причём, не  в осенний мелкий дождичек, не время от времени, а  всегда, только что и делаю, как купаюсь в крови Тимирязева. Таинственным я занят разговором. Всю свою жизнь я  веду бесконечные разговоры с преследующими меня жуткими моими собеседниками. И зачем я только выдумал их? Как в моём мозгу могла зародиться эта самая нелепейшая из всех других параноидальных и бредовых идей?  Это ж надо, взять самому, на свою голову и выдумать таких инфернальных чудовищ, чтобы потом всю жизнь проклинать их, и вести мутный  и нездоровый образ жизни, чураясь, не только своих чудовищ, но так же и всех других.  На улицах, площадях, и даже в Джаз-Арт-Клубе. Особенно в Джаз-Арт-Клубе. Сказать по правде, туда одни чудовища только и ходят. Инферналы. Это ведь их Клуб. Если бы не мои клубные интернетные кое-какие дела, не то чтоб меня, я-то, ладно, ноги б моей не было в Клубе. Чего я там забыл. Мне там вообще делать нечего. Разве что узнать при случае у Светланы Валентиновны про личную жизнь ангелов, да и то, если не забуду задать ей этот вопрос, и вообще, если я узнаю её. Народу-то тьма ходит. И все чудовища. Каких встречаем всюду тьму. Скажи Равномраков, ответь Трупидон!  А Вы что притихли? Вы что не мои разве дети? Я к Вам обращаюсь, Гнидогадов, Подлюгин, Всекрадов, Сморчков, Цветок Лэло, Крысоедов, и ты, - Фигио Пятачина. Зачем мне снится таблица Гнидогадова, шкала Подлюгина, какой-то роковой однофамилец Валерия Пушкина, какие-то древние маразмированные храмы, и беспрестанно разлагающиеся спрессованные кладбища несбывшихся и запоздалых детских надежд? Зачем мне снится тормоз Матросова, Мзда, Кембрий и Мезозойская эра? Зачем меня преследует какая-то немыслимая, никогда не светящая, никого не греющая, жуткая и невидимая глухогангоферная Ляма?
               
                Мы с тобой изумрудные лорды.
                Жердка джунглей угрозой звеня,
                Вдруг прикажет, - морковные морды,
                Убирайтесь в ****у от меня!

              Сам великий Пушкин ругался матом в своих стихах. И я буду. Уже ругаюсь. Критерий только один. Один для всех. Чувство меры. И всё-таки, что же плохого я сделал этим изумрудным лордам? За что они преследуют меня?  О, мои чудовища!  Кто Вы? Из какого запредельного далёка, из праздничного мрака  каких кошмарных глубин пожаловали Вы ко мне? Что нужно Вам от меня? Существуете ли Вы на самом деле, или же Вы только снитесь мне? О, оборотни! Сколько раз я безуспешно пытался отогнать Вас, умертвить! Где там! Кто же мне поможет прогнать Вас навсегда?   
               
     Помните, у Фёдора Сологуба?   

                На нём изношенный кафтан
                И шапка колпаком,
                Но весь он зыбкий, как туман,
                И нет лица на нём.      

                Не слышно голоса его,
                Не видно рук и ног,
                И он ступить ни у кого
                Не смеет на порог.

                Не подойдёт и не пройдёт
                Открыто впереди, -
                Он за углом в потёмках ждёт,
                Бежит он позади.

                Его никак не отогнать,
                Ни словом, ни рукой.
                Он будет прыгать да плясать
                Беззвучно за спиной.
 
    Стихи эти написаны ещё в девятнадцатом веке.  21 Декабря 1897 года.
И всё же, как отогнать от меня моих чудовищ? Или, наотмашь, что ли, ударами, или словом заветным каким? Это Сологуб тщетно пытается помочь мне. Поздно, Фёдор Кузьмич! Поезд ушёл. Тихо катятся, потрескивая, полые, как и я, - шары, и в полном  объёме можно насладиться запахами ядовитых мезозойских папоротников. Да, что же это деется, граждане? Дрожат своды Тартара, и снова, снова со своих запредельных высот гадит на мир чудовищная  и невидимая  глухогангоферная Ляма. Пылай, камин, в моей пустынной келье.       
                Ещё я надеюсь, не знаю на что,
                Чего-то всё жду и не знаю чего…
             Эх, Светлана Валентиновна, Светлана Валентиновна, сейчас я расскажу Вам одну весёлую историю из моей невесёлой, но весьма поучительной биографии. Был у меня когда-то в моей ещё молодой жизни один хороший человек, можно сказать, друг, но друг, я извиняюсь, женского пола. И хотя я ещё с молоком матери всосал и усвоил главную теорему своей жизни, Женщина – Враг Человека, - но вот в настоященской, всамделишной жизни вышло всё иначе. Кувырком как-то. Увы, не так как снилось в материнской утробе. Я ведь, уже тогда, об этом подумывал. Короче говоря, в один из самых ответственных моментов  своей жизни, я сдуру закурил, и, разумеется, забыл про всё на свете, но главное, я не смог вспомнить ту великую золотую теорему. А ведь говорил мне отец в детстве. Не кури, мол, в то время, когда … Вот и не нужно   мне было курить. Зря отца не послушал. Что посеешь, то и пожнёшь. Словом, я что-то сделал не так, и меня развели, как самого последнего лоха. Да, Светлана Валентиновна, это была досадная ошибка  большого мастера. Обидно? Не то слово. Но вот что мне действительно обидно, так это то, что попался на эти нехитрые нейлоновые удочки, не кто-нибудь, там, абстрактный, а именно я. Светлана  Валентиновна, да Вы хоть понимаете, кто попался-то? Я, с юных лет, постигнувший людей. Светлане Валентиновне Конюховой, величайшей умнице земного шара, - с искренней любовью!

                АНДРЕЙ  ТОВМАСЯН  АКРИБИСТ

                1 июня 2009
               


                СВЕТЛОЙ ПАМЯТИ СРИНИВАСА РАМАНУДЖАНА (1887–1920)

                О  КОЛОССАЛЬНЫХ  ЧИСЛАХ   

                Существуют числа  косвенным образом связанные с повседневной жизнью. Они возникают из некоего колоссального числа n о = 3 умноженного на 10 в девятнадцатой степени молекул в кубическом сантиметре газа, находящегося в обычных условиях, и соответствующего числа перестановок. Я хочу привести один замечательный пример,  позаимствованный мной  у Джинса и Джона Литлвуда. Каждый раз, когда кто-либо из нас делает вдох, весьма вероятно, что в его лёгкие, попадают некоторые из молекул, участвовавших  в предсмертном вздохе Юлия Цезаря. Если это действительно так, рассуждаю применительно ко мне, то когда я делаю вдох, весьма вероятно, что в мои лёгкие попадают некоторые из молекул, участвовавших в предсмертном вздохе, скажем, Осипа Мандельштама. Открытым остаётся вопрос, могут ли эти молекулы каким-то образом задержаться в моём организме, прижиться, - привить мне дыхание Осипа Мандельштама, и вообще оказать на меня некое благотворное и волшебное влияние? А может быть, эти молекулы давно уже прижились в моём организме и уже давно оказывают на меня своё волшебное влияние, просто я об этом ничего не знаю?  Не менее интересна и другая мысль. Когда мы делаем вдох, в наши лёгкие попадают некоторые из молекул, участвовавших в предсмертных вздохах вообще всех людей, когда-либо живших на земле, и, кстати говоря, не только людей, но и всех  других дышащих созданий Бога.
                КАК Я ОДНАЖДЫ ЛИШИЛСЯ СНА

         Я присутствовал при некоем разговоре. Учитель: - (Предположим, что x - есть число овец в задаче).  Ученик: - (Но, господин учитель, предположим, что x – не есть число овец). Я уже говорил выше, что и я присутствовал при этом разговоре. И вот я, наконец, я спросил господина Учителя, не имеет ли эта шутка глубокого философского смысла, и он ответил, что имеет.  В эту ночь я долго не мог заснуть.

               
                АСТАХОВОЙ  ЖАННЕ  СЕРГЕЕВНЕ

                МЫ  НАПРЯЖЕННОГО МОЛЧАНЬЯ НЕ ВЫНОСИМ
               
                Жанна: - ( Я хотела бы сказать, насколько я обязана моему другу Андрею Товмасяну. Товмасян - единственный человек на свете, кто открыл мне глаза на истинный смысл поэзии. Любой, разумеется, добротной и высококачественной. В том числе, и его собственной оригинальной поэзии». Так скажи, Жанна! Что же ты молчишь?
               

                О НЕКОТОРЫХ ДИКИХ ЭКСПЕРИМЕНТАХ

         Эразм Дарвин считал, что время от времени следует проводить самые дикие эксперименты. Из них, как правило, почти никогда ничего не выходит, но если они удаются, то результат бывает потрясающим. Эразм Дарвин играл на трубе перед своими тюльпанами. Результат этого эксперимента оказался отрицательным. Ну, Жанна Сергеевна, что Вы можете сказать по этому поводу?  Молчание продолжается.

               
                СВЕРХНЕОЖИДАННАЯ  РЕАКЦИЯ
    
               Жанна Астахова однажды сделала мне весьма интересное замечание. Я выслушал его, как всегда, с непроницаемым лицом, так что она решила, что я пропустил её  замечание мимо ушей, хотя это и не соответствовало действительности. Впоследствии  Жанна неоднократно упрекала меня в том, что я вообще имею привычку не реагировать на любые замечания, от кого бы они не исходили, на что я ответил Жанне: - «Что же мне остаётся делать? Неужели отвечая на всякую чушь, я должен каждый раз говорить: - «Вот это здорово!»  Ответ Жанны был: - «Да»! Я долго раздумывал потом над этой странной лаконичной логикой, над этим неумолимым и лапидарным ответом-приговором. Нет, всё же правильно я когда-то изрек: - «Жанков не понять, у них собственный лайф!»  Век живи, - век учись. Больше мне сказать нечего.

                АНДРЕЙ  ТОВМАСЯН  АКРИБИСТ   
                2 Июня 2009
               


Рецензии