Часть двенадцатая. Здравствуй, Виктор

Анна Васильевна молча смотрит на меня, недовольно сжав губы. Я смотрела то на неё, то на Элвиса в руке.
На его мониторе мелькает надпись. «Скажи, что уходишь. Честно.»
-Я уже ухожу, вы правы. – И заметив неверие в глазах, добавляю. – Честно!
Седовласая женщина разворачивается и уходит прочь.
На экране замигало – «в следующий раз не поверит».
Элвис молчит. Он боится женщину, при виде её прячется за меня. И я тоже боюсь.
Я облегчённо вздыхаю, делаю шаг назад и впечатываюсь в дверь.  Проникаю внутрь тихим облаком. За дверью никого. Кроме молодого мужчины на кровати, он лежит подобно моему спящему телу.
Он словно улыбается кому-то сквозь сон. Но кожа его бледна, нездоровый румянец на щеках. Ео лихорадит, и по всему было видно - лежал он долго.
И улыбка его не вызывала ничего, кроме сожаления.
Подхожу к папке у кровати.
«Виктор…Бауэр»
Дальше мелкали ненужные для меня даты и маленькое примечание.
«Анафилактический шок лекарственной этиологии, вызванный введением антибиотиков»
 -Это он таблеток наглотался, которых нельзя было ему. Никак. Чуть не умер. – Элвис жмурится в кармане.
-А кто это?
Элвис молчит.
-Велир, Котовски? Или кто-то из… - я смотрю на на мужчину, но черты лица ничего не дают мне. Даже Лукреция, семнацатилетняя девушка в Лаэерне никак не была похожа на Анечку из реальности.
Абсолютно не похожа.
В Лаэрене у каждого свой образ. Кроме меня.
Я рассматриваю палату в поисках вещей,  которые могли бы помочь разгадать. Но ничего.
Ни одной зацепки.
И тут на глаза мне попался журнал под кроватью, перегнутый по середине. Видимо, кто-то читал его и выронил. Я залезла под кровать и приглядевшись, обнаружила на странице фотографию мужчины. На ней он выглядел здоровым и довольным.
Текст для меня был вырван, я не могла прочесть то, что было на других страницах. В этом мире я не могла ничего двигать, поднимать и касаться. Я была призраком.
И мне оставалось довольствоваться тем, что некий В.Бауэр, талантливый режиссёр и продюсер, поставил фильм своей мечты. Текст был злой и ядовитый, автор смеялся над наивным детским желанием сыграть персонаж из своего детства.
«Бауэр был настолько слаб и самолюбив, что не выдержав напора качественной критики, отравился в своей квартире после премьеры. Напомним, что его роль Кота в Сапогах признана нашим журналом самой отвратительной и бездарной. Лучше бы он стоял по ту сторону экрана, а не искажал своим видением …»
Внезапно за спиной что-то щёлкнуло и включился монитор. Больше телефонного в несколько сотен раз. Он был цветной и на нём зарябили картинки.
Приятная песня раздивалась из динамиков, на экране Виктор в сапогах, с кошачьей мордочкой дурил какого-то страшного дядьку- переростка. Я загляделась из-под кровати,  весело  прикрывая рот ладошкой.
-Ля-ля-ля! – подпевали мы на пару с Элвисом, радуясь мордочкам Кота в сапогах в фильме.
И тут же притихли, заметив, как в палату вошла Анна Васильевна. Мы видели лишь её ноги, но знали – это она.
-Расшумелся, Котовски. Спи, человечек. Спи пока.  – Довольно пробурчала она и выключила экран. – Надо было заплатить за хорошую рецензию, а не рыдать над всей этой шелухой. Дурачьё!
Она довольно притопывала ногой, минуту постояла около кровати, а потом ушла.
Я выползла  и  уставилась на мужчину. Это был Котовски…
Мужчина, игравший этого прелестного Кота в Сапогах, был Котовски. Мой милый смешной друг. С ушками и хвостом, о происхождении которых он даже не знал и не задумывался. Небогатое наследство этого мира.
И мне стало невыносимо жаль Виктора.
Хоть вой.
Мне с каждым разом не нравился всё больше этот реальный мир. Я его начинала ненавидеть. Люто.
В этом мире мечты не исполняются, они причиняют боль.
И больше ничего.
Всё, что я видела, это одна сплошная боль. Или это просто место такое, в котором сошлось всё нехорошее?
Я не знала.
Элвис в кармане забился, просил уходить. Анна Васильевна искала нас, чувствуя на расстоянии.
Я  шагнула к двери, отрыла её…и провалилась в небытие.
А потом был мой мирик, чай с мёдом и скомканный лист бумаги на столике.
Абсолютно чистый. Без имени.
И никакой двери на стене.
А это означало лишь одно – чтобы узнать истории других затонувших в Лаэрене, мне придётся искать новые пути.
Позже я записала  историю Котовски. Спокойно и без слёз.
История мечтателя со сломанными крыльями и наивной душой. Ни слова Анны Васильевны про рецензии и деньги я не поняла, но чувствовала – Котовски просто верил до последнего в честность. И тот ворох грязи, что вылили на него за сыгранную роль, он видеть не хотел.
Но я постараюсь, чтобы Котовски никогда не узнал своей истории.
Я постараюсь.
Я найду выход, и никто не вернётся в мир ОТКУДА-НЕИЗВЕСТНО-ОТКУДА.
Никто.
НИКОГДА.
Но…как мне это сделать, чтобы ни Лу, ни Котовски – никто не ушёл и не вернулся серым слизнем?
Пусть и не знаю ответов, но я обещаю.
Никто не уйдёт.
Нет, я клянусь…

Конец  второй части.