Первые акции банды

Ли Фу шел долго и очень устал. «Чего бы мне это ни стоило, но в лагерь я вернусь на лошади. Пора начинать что-то делать, и командир должен показать пример», – размышлял он, шагая по пыльной дороге.
Солнце перевалило далеко за полдень, когда завиднелся Фудзядянь. Ли Фу прошел много деревень, и везде он видел беспросветную нищету – жирели только одни лавочники.
…Хунхуз изучал Харбин и его окрестности досконально. За большие деньги ему удалось купить русскую карту города, и он тайком заносил на нее все магазины и лавки. Ночью китаец торчал около гостиниц, ресторанов и кабаре; присматривался, прикидывал, взвешивал.
Самые крупные районы города – Пристань, Фудзядянь, Новый Город и Модягоу – были уже испещрены на его карте условными знаками. Но оставались еще пригороды: Нахаловка, Саманный городок и Алексеевка.
Ли Фу не торопился и шаг за шагом продолжал добывать нужные сведения, и это удавалось ему легко, благодаря опыту, приобретенному в армии. Через две недели он закончил все дела, связанные с разведкой города, и когда солнце склонилось к горизонту, покинул Харбин.
Ли Фу возвращался той же дорогой. Вечерело, и такое время для обратного пути он выбрал не случайно. Гужевой транспорт то попадался ему навстречу, то обгонял сзади, но еще было достаточно светло и людно.
После захода солнца надвинулись сумерки. «Скоро можно будет остановить», – подумал Ли Фу. Но теперь прошло около часа, пока он услышал, как его нагоняет следующая арба*. В нужный момент китаец быстро вышел на середину дороги и громко сказал:
– Приятель, подвези меня, пожалуйста, а то я очень устал!
– Я не знаю, куда тебя посадить – у меня негде, – ответил возница, но приостановил арбу.
Ли Фу только этого и ждал. Он мгновенно вскочил на арбу и нанес вознице страшный удар в боковую впадину шеи. Тот негромко икнул и потерял сознание, а хунхуз быстро связал его по рукам и ногам.
Ли Фу хотел стащить возницу с повозки и оставить его на дороге, но когда приподнял полог и увидел затоваренные мешки, то понял, что он этого не сделает. Перетащив неподвижное тело на тугие мешки и прикрыв его рогожкой, он сел на место возницы и взмахнул кнутом…
В лагерь он прибыл верхом на лошади, а сзади него тащился на длинной привязи пленник.
Разбудив своих соратников, главарь сказал им, что он пригнал повозку с разным товаром, при этом взял в плен лавочника, за которого они потребуют выкуп.
Китайцы поняли, что безделью пришел конец и что с этой минуты начали свой отсчет их разбойные дни.
Ли Фу спрятал арбу в одном из подлесков, там, где обрывалась едва приметная дорога и дальше шла тропа. Продукты, которые вез лавочник, были в мешках, но чтобы навьючить их на лошадь, нужны были веревки. Взяв все необходимое, они тронулись в путь. Уже занимался рассвет, когда хунхузы перевезли и перенесли на себе половину всей поклажи. Позволив себе немного отдохнуть, они вернулись за остальным. К полудню они все доставили на место, и теперь их лабаз ломился от разных продуктов.
Пока хунхузы работали, в землянке, запертой на замок, не переставая выл и причитал пленный лавочник.
– После обеда допросим, нужно вытрясти из него деньги, – сказал Ли Фу, заперев лабаз на деревянную задвижку.
Во второй половине дня пленного привели в фанзу. Он был очень возбужден и непрерывно ругался.
– Кто вы такие? Это недоразумение! Я уже заплатил Корявому за год вперед!
– Кто такой Корявый?
– Как? Вы не знаете Корявого? В окрестностях Харбина уже дано есть хозяин, и он не потерпит проходимцев!
– Значит, теперь у тебя будет еще один хозяин! – важно заметил Ли Фу.
– Но меня ждет разорение, если мне придется платить всем бандитам! – завывал пленник.
– Ты хитришь, лавочник! Все богачи хитрые, поэтому они и жиреют за счет других. Насмотрелся я на вас в молодости, когда ходил с пустым брюхом, потому и ненавижу! – мрачно вещал Ли Фу.
Лавочник продолжал причитать; упрекал их в том, что они забрали у него все подчистую; особенно он горевал по лошади и арбе…
Но хунхузы внимали ему равнодушно, а их главарь сказал, что они отпустят его домой только в том случае, если получат за него выкуп. Услышав об этом, лавочник окончательно вздурился; он обозвал их «проклятыми черепахами» и сказал, что они сошли с ума.
Кончилось тем, что несчастного торговца снова заперли в землянке, и Ли Фу приказал не давать ему ни есть, ни пить.
– Если он завтра не напишет письмо своей жене, то посадим его под капельницу! – твердо решил Ли Фу.
Вечером главарь рассказал им о Харбине, и все они очень долго изучали карту…
– Город богатый, и будет чем поживиться! После того, как вытрясем деньги из этого лавочника, провернем одно выгодное дело на Китайской улице. Но кто такой Корявый? Мы должны его найти…
– Если у него большой отряд, то он никого не потерпит в своей вотчине. Лучше с ним встретиться и договориться о сферах влияния, – посоветовал Лао Мын.
– Вот и я говорю, нам нужно обязательно разведать, где он обитает, – сказал Ли Фу и, сложив карту, спрятал ее в нагрудный карман…
Утром пленного лавочника снова привели в фанзу.
– Ну что, купец, ты одумался? – спросили его.
– Я теперь не купец, а нищий. Неужели вы думаете, что я смогу возить товар на себе? – хмуро ответил лавочник и продолжал без ругани: – Давайте поговорим, как люди. Неужели китайцы не смогут понять друг друга?
– При чем здесь китайская нация? Люди делятся на богатых и бедных. И богатые должны помогать бедным, – объяснял Ли Фу лавочнику, но тот ничего не хотел понимать, и он в упор спросил:
– Так ты напишешь письмо жене?
– Вы что, ненормальные или прикидываетесь? Где это видано, чтобы забирать все подчистую? – снова вскипел яростью пленник.
К пыточному устройству лавочника и волокли и тащили на руках, так как он отчаянно сопротивлялся.
Когда его заковали в колодки, к нему подошел с опасной бритвой Лао Мын и спросил:
– Земляк, может быть, одумаешься?
– Лучше мне сдохнуть, – процедил сквозь зубы пленник.
Упрямцу тут же выбрили на голове проплешину, а затем поместили его шею в деревянный хомут с шарнирным устройством и затянули супонь.
– Ну, держись, парень! – сказал Сянь Шен и открыл маленький краник на капельнице.
Тут же на выбритый участок головы начали падать капли воды, не очень часто, но ритмично и в одно место…
Настанет время, когда они вызовут в голове лавочника болезненный звон. Но если бы только это! Постепенно, но неумолимо придут и страшные муки, потому что падение каждой капли будет восприниматься жертвой как удар молота…
Глубокой ночью их лагерь разбудил дикий крик. Хунхузы разожгли фонарь и поплелись к своему пленнику.
– Ну что, будешь писать? – спросил Ли Фу, но лавочник молчал. Они осветили ему лицо и убедились в том, что его взгляд обращен в никуда.
– Ладно, перекройте воду, теперь он напишет, – уверенно сказал Ли Фу и широко зевнул. Хунхузы остановили орудие пытки и ушли досыпать.
Утром лавочника снова привели в фанзу.
– Ну что, одумался?
– Вы бешеные псы…
Ему дали бумагу, кисточку и тушь.
– Пиши своей куне*, пусть приготовит пятьсот монет серебром. Мы доставим тебя домой через две ночи, то есть на третью ночь. И предупреди, если она обратится в полицию, то вместо мужа получит его голову.
Сломленный лавочник, обливаясь грязными слезами, своей же рукой приводил в исполнение вынесенный ему приговор – стать нищим. Рушились надежды и уходила из-под ног почва.
…Через несколько дней к ним прибился матерый хунхуз с маузером и другой экипировкой. Сначала он представился им как Дэн, но затем покривил в усмешке тонкие губы и добавил:
– Вообще-то я известен как Бешеный Дэн…
Вечером его попросили рассказать о себе – такой порядок установил для новичков главарь. Дэн долго мялся, вздыхал и кряхтел.
– Я еще никогда в жизни не рассказывал о себе и вспоминать о том, что приключилось со мною в молодости, мне тяжело, – сказал Дэн и через силу добавил: – Но я не хочу начинать с нарушения ваших правил.
Приблудный хунхуз задумался, при этом его взор потускнел, и он повел медленный рассказ о том, как и почему он подался в хунхузы…
Это случилось давно…Он помнит, что был год собаки*. В начале лета Дэн вернулся домой в китайскую деревню, что ютилась в километре от станции Маньчжурия. Он думал, что его ждут жена и дети – их было семь душ, мал мала меньше. Дэн обещал им, что они долго будут есть мясо и рис, когда он вернется с заработков. Но деревня оказалась почти пустой, и он не нашел ни своего дома, ни своей семьи. Старуха, жившая по соседству, рассказала, как минувшей зимой, после приезда русских шаманов, облаченных в белые халаты, все китайцы стали болеть. От этой болезни люди ходили, как пьяные, говорили что попало и выплевывали изо рта какую-то темно-коричневую жижу.
Но русским этого было мало. Они снова нагрянули в их деревню в белых халатах смерти, ловили жителей и под руки волокли их в палатку. Ее, бедную старуху, постигла та же участь. В палатке она кричала и вырывалась у них из рук, когда они прокалывали ее тело острой проволокой.
Потом она видела своими глазами, как русские вошли в фанзу Дэна и что-то сказали китайцам, которые им помогали, будь они трижды прокляты! Эти предатели вынесли его жену и детей на улицу и там погрузили на телегу. Потом они обсыпали их вонючей мукой и увезли неизвестно куда, а когда вернулись, то сожгли половину деревни, в том числе и ветхую фанзу Дэна. Она думала, что ее тоже погрузят в эту телегу, но спасибо великому Будде; он сделал так, что они про нее забыли…
Дэн долго плакал, а затем купил в лавке ханшин и пил его несколько дней. Потом он пошел на станцию и там долго искал русских шаманов, носивших белые халаты.
И Дэн нашел их; они сидели в вонючей комнате: один мужчина и две женщины. Эти «убийцы» убегали от него, как крысы, а мадамы дико верещали. Но его острый тесак, который он украл в мясной лавке, заставил их замолчать навеки…
Дэн таким образом «очистил» свою совесть и ушел навсегда из родной деревни. Очень скоро он набрел на хунхузов и продолжал мстить русским. Когда их отряд потрошил на какой-нибудь станции пакгауз, Дэн, не прельщаясь добычей, врывался в ближайший дом, чтобы справить там кровавую тризну. Он особенно хорошо помнит, как на одном разъезде расправился с семьей путевого обходчика. Русская мадама, обливаясь слезами, стояла перед ним на коленях и целовала его поганую обувь, а рядом с ней, цепляясь за нее руками, испуганно таращились на него ее белобрысые дети… В тот день Дэн спросил у себя: разве русские пожалели его маленьких детей, и ответил себе: нет, не пожалели. Мадама очень мешала ему; она истошно завопила и схватилась руками за его пику, когда он занес ее над ее сыном; поэтому он сначала заколол мадаму…

    *Арба - двухколёсная китайская телега.
    *Куня (кит.) - девочка, молодка.
    *...год собаки. - Пояснение: в 1910 году эпидеия чумы в Маньчжурии
      унесла жизни 100 тысяч китайцев.

                Продолжение следует...


Рецензии