Писателище

               


 - Красиво сочиняешь. Тебе бы писателем быть, - говорил начальник Пушкову, выслушав его очередной рассказ о причине прогула.
И не удовлетворившись устным повествованием, требовал написать объяснительную. Когда Николай покидал кабинет, начальник,  раз за разом перечитывал объяснительную, цокая языком от восхищения. Особо понравившиеся он носил домой, почитать жене и сыну, что бы тот поучился, как надо писать сочинения на заданную тему.
- Ну и почерк у тебя! Залюбуешься! С таким почерком книжки нужно писать, - восхищалась соседка, когда Пушков по ее просьбе, писал заявления о предоставлении льгот на коммунальные услуги.
- А что?! – спрашивал Николай у самого себя. – Может писательство и есть мое настоящее призвание, дремлющее глубоко в глубине? Пора будить! Спасибо люди подсказали. А то так бы и промаялся всю жизнь в начальниках хозотдела.
От этих рассуждений о неожиданно открывшемся даре, он устремлял взор в даль. В ней рисовалось следующее: вот он, очень сильно задумчивый, с большой  или не очнь, но бородой, с рассвета до заката, и ночью тоже, корпит над столом. Мысли, которых всегда полно в голове, и даже больше чем надо, оказываются важными и необходимыми для человечества, цивилизации. Оно, человечество и она, цивилизация, просто топчутся на месте без этих мыслей. Люди это осознают и настойчиво требуют от издательств публикаций новых трудов писателя Николая Пушкова. Редакторы томятся толпой у дверей его кабинета, жадно выхватывая из рук друг у друга свеженькие рукописи. Телевидение, радио, газеты стремятся показать его, рассказать о нем. Потому как он – учитель, пророк, совесть, глыба. Еще, само-собой, сутками дежурящие у дома восторженные поклонницы. Еще гонорары…
       - Нет! Не в них дело! Это не главное!  –  кокетливо думал он, понимая, что при такой  постановке дела, при таком его размахе, гонорары будут. Никуда от них не денешься.               
     Вволю намечтавшись, Николай решил не откладывать дело, а немедленно приступить к его воплощению. Вырвав из школьной тетрадки дочери несколько листов, он, за неимением пока личного кабинета, отправился в кухню. По пути, рявкнув на домочадцев, чтобы его, писателя, не вздумали отвлекать от творческого процесса разного рода глупостями, вроде тех, как: вынести мусор или сходить в магазин.
Корпел он долго, все не мог решить, с чего начать авторские вехи. Он понял, что человечеству и прочей цивилизации будут мало интересны его объяснительные и заявления на льготы, на которых он уже хорошо набил руку. И вряд ли будут от человечества настойчивые требования новых публикаций его  трудов, вряд ли редакторы станут толпиться у дверей его кабинета. Так же, не видать и восторженных поклонниц. И тут его осенило.
- Нужно писать про жизнь! Про то, что видел, что слышал. Про то, что передумал и перечувствовал. От малого – к большому! Напишу для разминки рассказик, а после и за роман возьмусь, - решил он. – Так! А что я видел в этой жизни? А?
   Тут, словно по команде, в его писательской голове со свистом и улюлюканьем завертелись в бешеной пляске сюжеты, композиции, эпилоги, прологи и эпиграфы.
    - Черт! – Николай растерянно пытался навести какой-нибудь порядок в этом балагане.
    - Стоп! Ага! Есть! Попалась! – ухватил он  одну из тем. – Поехали! Ближе к жизни! И больше реализма! Больше!
Работа закипела. Писал Николай о своем знакомом, почти приятеле. О Мракове. Которого сократили по штату с кондитерской фабрики. Не найдя нигде другой работы и не имея возможности кормить семью, - писатель натурально прослезился, красочно описывая голодающую семью, Мраков с зятем, тоже оставшимся без работы грузчика, стой же, что и тесть фабрики, стали « разувать» по ночам оставленные без присмотра машины. Благородно решив не трогать « Запорожцы» и  «Москвичи» до семидесятого года выпуска.
Аккуратно и красиво плелась строка к строке. Все в них было: завязка, проблема, характеры, природа и реализм. Им писатель увлекся настолько, что забыл изменить фамилии своих героев. А закончив рассказ, поторопился упаковать его в конверт и написать на нем свой адрес и адрес газеты, печатавшей на своих страницах опусы местных графолюбов.
Усталый и довольный первым опытом, Пушков отправился спать. Засыпая, он прикидывал, через сколько времени следует ждать ответа с восторженным отзывом, предложением о дальнейшем сотрудничестве, гонорар…  не в нем дело!!!
На удивление ответ пришел быстро. То была повестка в райотдел милиции.
- Здравствуйте, многоуважаемый гражданин! – гостеприимно встретил писателя сам начальник райотдела. – Редакция переслала нам ваш сигнал. Мы приняли меры к задержанию преступников. Сейчас они дают признательные показания. Спасибо! Давайте и дальше дружить. Всегда рады! Только пишите покороче, без всяких звезд и запахов сирени…
- Мда! – уныло размышлял Николай, возвращаясь домой. – Нам не дано предугадать,  как слово наше отзовется.
   Он прибавил шаг, чтобы поскорее перенести на бумагу эти родившиеся строчки. Но, заметив у подъезда жену Мракова с беременной дочерью, круто развернулся и кинулся назад.        - Несерьезное это дело – литература. Ерундовое занятие. Лучше я выпишу химикалий, как шурин, и буду колбасу...или куриные яйца производить, - размышлял он на бегу, ловко увертываясь, не оглядываясь, от летевших вдогонку кирпичей.               
        Яйца, по китайской технологии, он производил пока его литературные герои отбывали срока. А после завербовался, куда-то. То ли на Шпицберген, то ли в Антарктиду. То ли надолго, то ли навсегда.