Ангел-телохранитель

- Если у тебя есть возможность не брать девушку-телохранителя, не бери, - я улыбнулся и тут же поморщился от боли. Спина и живот были словно стянуты невидимым болтом.
Моему другу-художнику не нужен был телохранитель. Он заехал в госпиталь в тот момент, когда я больше всего нуждался в поддержке человека, совершенно далекого от моих дел, но близкого по духу и мировоззрению. В общении с ним я мог быть самим собой, а это помогало преодолеть психологический шок.
Он усмехнулся. Его серые глаза светились участием, и весь он был полон внесуетного, всегда поднимавшего его над меркантильностью повседневного бытия. Держа ноги на земле, он как бы восседал на облаке чистого искусства, на котором мог умчаться при первом желании. Возможно, именно это делало его свободным и неунывающим.
- Почему?
- Видишь…что… произошло? – ответил я, делая паузу после каждого слова. Фразу не получалось подкрепить жестами, так как одна рука была в гипсе, а вторая с прикрепленной капельницей бессильно лежала вдоль тела.
- Главное, жив остался, а остальное ерунда, - ответил он в своей извечной категорично-оптимистической манере. Но то ли любопытство пересилило, то ли он счел полезным дать мне выговориться,  вопрос таки слетел с его уст:
- А что за девушка?
- Девушка… -  комок подкатил к горлу, я закрыл глаза.
 
* * *
Мне прислали ее из охранного агентства.  Черноволосая, в короткой кожаной курточке, высоких сапожках, плотного, как поначалу казалось, телосложения.
Она шагнула в кабинет, подарив мне задорный взгляд:
- Охрану заказывали?
Глаза были черные, страстные. Цыганские.
Грешен. Читал про Каддафи и его девиц, терпеть больше не мог бритоголовых мордоворотов, чей насупленный вид и неандертальский образ мышления действовали на нервы. А когда последнего из них не оказалось в нужный час в нужном месте, я просто велел убрать его с моих глаз раз и навсегда.
Вакуум надо было срочно заполнять, и я обратился за помощью к одной из самых влиятельных одиноких женщин города - к  мэру.
Встреча состоялась на светском приеме, я был в хорошей физической форме. Мэр смерила меня оценивающим взглядом и милостиво поинтересовалась:
- Зачем вам женщина?
- Ей я могу доверить самое ценное, - вздохнул я.- Вы же знаете, какое сейчас время.
Она поощрительно кивнула.
Наутро позвонила директор некоего частного охранного предприятия – подруга мэра.
- Все лучшие пока заняты, - сказала она железным тоном. - Но поскольку Вера Наумовна попросила, могу отдать одного из инструкторов.  Временно.
- На сколько?
- Три месяца.
И добавила мимоходом:
- Мастер рукопашного боя, опыт огневых контактов. Чечня. Неоднократно отбивала нападения на клиентов.
Срок в быстроменяющейся обстановке показался огромным, а квалификация высокой. Несмотря на двойные расценки, я немедленно согласился.

* * *
Меня не так просто очаровать.  Многие пытались, особенно с учетом моих нынешних доходов. Но после первого горького опыта, запомнившегося  изменой и душераздирающим разрывом, я мысленно одобрил концепцию царя Шахрияра и наглухо перекрыл доступ к трехсотграммовому четырехкамерному насосу, расположенному в левой половине  груди.
Та, которой отныне была отведена роль моей защитницы, не претендовала на этот доступ. Она просто стала моей тенью. Поначалу я не слишком верил в ее способности. Но убедился, что подаренный ей природой жгучий взгляд и насмешливая улыбка были только ширмой, скрывавшей настоящую боевую машину.

* * *
- Видел бы ты ее на стрельбище! – мой слабый голос вдруг оживился, словно яркое воспоминание придало силы. – Выхватывая пистолет, она превращалась в подобие гюрзы, готовой ужалить любого, кто представлял опасность. В эти моменты ее  любимый черный, лоснящийся как змеиная кожа наряд был как нельзя кстати. Стреляла великолепно. «Глок-19»  в ее руках выплевывал обойму быстрее автомата и все – в десятку. Из положения «лежа», вниз головой – как угодно.
- Ну! - изумился художник.
- С десяти метров - уточнил я.
- Больше и не нужно, - кивнул он с видом знатока.

* * *
В моем доме у нее была своя комната, на работе она все время находилась в приемной - по крайней мере, когда я выходил из кабинета, то всегда видел ее там. В разговоры с персоналом по своей инициативе не вступала, а если втягивали, отвечала коротко и с юмором.  Кроссвордов не разгадывала, журналы не листала, с отрешенным видом не сидела, а только внимательно посматривала по сторонам как видеокамера, да иногда снимала сообщения со своего мобильного телефона, никогда на них не отвечая.
По вечерам, пока было светло, мы, надев спортивные костюмы, ездили в лесопарк, устраивали  пробежки. Она качала пресс, садилась «на шпагат», попутно делала иные гимнастические упражнения – колесо, сальто.  От ее гибкости захватывало дух.  Я  в основном  подтягивался на турнике.  И это были редкие мгновения, когда  в ее глазах читалось искреннее удивление. Случай проверить ее познания в боевых искусствах к счастью не подворачивался, но как-то я попросил ее показать хоть какой-нибудь трюк.
Моя неразлучная спутница  молча вытянула из чащи толстую корягу, уложила на два пенька и, стремительно распластавшись, ударила сверху вниз костяшками пальцев. Дерево, крякнув, распалось надвое.
- Довольны? – спросила будто равнодушно, но  мне послышался упрек.
Стало совестно, что заставил ее выступать как в цирке.  И впервые в моей душе шевельнулось что-то.   

* * *
Как профессионал она, вероятно, была на хорошем счету. И заработать успела прилично. Взять хотя бы черный лакированный, как гангстерский туфель,  «Порш - Кайенн», за рулем которого приезжала.
У меня со своими обязанностями тоже справлялась как надо.  Хотя бы потому, что ни разу не вызывала  раздражения или ощущения неудобства. Смущало поначалу, а потом просто прибавило уважения, что никогда не ела со мной в ресторанах или  в гостях  за одним столом. Оставалась у стены, держа в поле зрения все помещение. Единственным исключением была открытая кофейня в лесопарке, куда мы порой забегали.
Она  не говорила лишнего, все схватывала налету. Не выплескивала эмоций. Словно витала над обыденным миром, закутавшись в загадочный плащ своего облика и профессии.
Знойная внешность пробудила во мне интерес к ее родителям. Она охотно  сказала: мать  -  в милиции, отец – профессор. Насчет матери подтвердилось, о батюшке же узнать ничего не удалось.  На родительницу она была не очень похожа, и это натолкнуло на мысль о том, что цыганский, а может, просто южнорусский завораживающий колорит достался именно от него.
К сожалению,  она не собиралась быть у меня постоянно.
- Я инструктор, - мое дело учить других, - повторяла, упирая в меня колдовские очи.  Словно угадывала мои мысли и забавлялась, читая их.
Мы были знакомы уже месяц, и я начинал задумываться, как быть дальше.

* * *
- В вашей жизни есть кто-то? – я непростительно размяк под лучами вечернего солнца, раз такой вопрос сорвался с моих губ. Мы сидели на открытой площадке в углу лесопарка, и  перед нами ароматно дымился кофе. Она прочитала очередное послание на своем телефоне,  и, никак не отреагировав, сунула аппарат в карман спортивной куртки.
- А в вашей? – осведомилась,  и, как бы невзначай, в очередной раз глянула по сторонам.  Но,  не считая двух старушек с собачками за соседним столиком,  поблизости никого не было. 
Ее волосы сверкали черным водопадом.
Красивые девушки не бывают совсем одинокими, а красивые и бойкие, подавно. В личном деле указан ее возраст – двадцать пять. Наверняка была прошлая жизнь. А возможно, и есть – та, о которой я не знал. И «Порш-Кайенн» мог, с одной стороны,  быть подарком щедрого любовника, а с другой – быть заработанным так, как привыкли понимать работу мужчины. В этом случае, немецкий джип был лишь скромным воздаянием от того, кто знал цену собственной жизни.
- Как видите, - ответил я с каменным лицом. А что она могла видеть? Что я избегал знакомств с женщинами? Да. Но зачем же тогда девушка-телохранитель?
Какая разница?!
В душу свою я не пускал никого.
Она попыталась что-то прочесть в моем взгляде. Или сделала вид. Под черным водопадом нарисовалась привычная улыбка – символ задорной уверенности в себе.
- Я не смешиваю профессиональное и личное.
Шанс уязвить шефа она не упустила. Впрочем, задело меня не сильно. Я поднес чашку кофе ко рту, рука не дрожала. Отпил. Поставил в блюдце. Умиротворенно прислушался к затихающему бою сердца. И вокруг хорошо. Голубое небо, чириканье птиц, сочная зелень. Немногочисленные любители лесных прогулок, не нарушающие чужой покой,  думающие только о себе.
Здесь я преувеличил, и, как всегда, поплатился.
С аллейки на площадку свернул тщедушный бегун - кожа да кости. «Доводят себя до изнеможения, - подумал я. – А зачем? Убивают время». Ну, ничего, пусть подкрепится - на стойке кофейни горкой высились круассаны и булочки. Он был в синем трико и с перчаткой в руке.  Перчатка была сложена так, что походила на пистолет. Зачем она бегуну?  Может, велогонщик?  Шел он не к стойке, а к нам. И не перчатка это была вовсе.
 
* * *
Год назад деловой партнер попросил взаймы крупную сумму. Он не был уверен, что она у меня есть. Можно было сказать ему "нет". Но он плакался, что от этого зависит его жизнь, клялся здоровьем матери. Человек, ставящий на кон родную маму, интуитивно отталкивал. Но, с другой стороны, имя матери обезоруживало, невольно заставляло верить. Я не смог отказать.
Срок прошел, деньги не вернулись, проценты капали. Я сделал партнеру замечание. Он затих в невежливом молчании. Я готов был ждать еще полгода. Он, как выяснилось, нет.
Цепочка причин и следствий  выстроилась в голове мгновенно. Тип в синем трико был от него.
Пластмассовые кресла отлетели. Я на ногах. Моя «тень» тоже. Поздно. Пистолет с глушителем смотрел мне в грудь.  Девушка завела руку за спину. Приподнятая спортивная курточка,  голый мускулистый живот. Рука двинулась в обратном направлении. В ней спасение.
Но тип реагирует живо. Прежде чем расправиться со мной, он должен устранить непосредственную угрозу. Его внимание смещается вместе с дулом пистолета. Он знает, что я никуда не денусь.
А она… Ее побелевшие пальцы сжимали рукоять «Глока», она почти достала его. 

* * *
- Но вижу: не успеет, девочка, не успеет.  При всех ее талантах! -  я посмотрел на моего друга с непонятной надеждой, словно он мог что-то исправить.
Но и на его лице мольба.
- …И понимаю, сейчас все будет кончено. Полетят пули, уничтожат эту красоту, эту молодость, и не будет ее. Некому будет язвить в мой адрес, некому бегать со мной. И улыбки этой не будет, и огненных глаз. Такое отчаяние мной овладело!
И сделать ничего нельзя. Броситься на него?! Страшно.
Обнять ее на прощанье? Не по-мужски.
Выбираю среднее – кидаюсь на нее, но не лицом, а боком. Чтобы закрыть. Прыжок у меня с детства хороший, почти вратарский. Лечу через столик. Тип прищурился.
Вижу вспышку из черного среза, чувствую, как раскаленным прутом прожгло грудь, затем еще раз – плечо. Больно. И будто из дыры в живот потекла ледяная струя.  Упали, я придавил  ее.  Лежим, не двигаемся. Успел еще подумать: хотел помочь, а все испортил. На этот раз окончательно. От обиды и помирать не жалко. Жалко только ее.
- Как же вы уцелели? – спросил друг.

* * *
- Потом мне объяснили: пока  падали, она сумела всадить в него три пули. Причем, первая предварительно пробила мое плечо.
  Художник удивленно поднял брови:
- Рука не дрогнула?
- Говорил же: боевая машина.
Легкое головокружение.
-… Хотя, нет. В ней оказалось много нежности.
Открылась дверь, больничный запах уступил аромату духов:
- Можно?
- Заходи, - сказал я и закрыл глаза. Ее волосы упали мне на лицо, губы мягко прижались.
"Брусника?" - подумал я.
 Она села рядом.
 Услышал заинтересованный голос художника:
- Это вы, не так ли?
- То есть? – спросила она.
- Ангел-телохранитель.
- Почему, ангел?
- Так вижу. Хотите, напишу ваш портрет?
- Наш общий, - сказала она. – Его и меня.
И я снова ощутил вкус ее брусничных губ.

__________________________________________