Смертельный лабиринт. левит-9 бам. лаг

На медицинской каталке лежал полуобнаженный человек, изуродованный, в крови и с открытыми запекшимися ранами. Лицо его источало прострацию и застывшую адскую боль, а глаза, из-под опухших век, проницательно упирались в Щербакова. Тот, еще полностью не пришедший в себя от тяжких событий, что с ним произошли, потусторонне реагировал на все происходящее. Щербаков сдерживал свои эмоции насколько мог и не от радости, которая должна была бы иметь место, а от предельно напряженной психики. Рядом с Кузнецовым потерянно сидела Катя. Она пребывала в скорби, сострадании к другу. Для нее встреча со Щербаковым также происходила напряженно, без лишних слов и восторгов. Только глаза женщины светились потаенной радостью, желанием и необходимостью видеться с этим человеком. Узнать Катю было трудно. Много седых прядей, вплетенных в некогда пышную копну каштановых волос, придавали ее облику строгость и возмужалость, она стала старше на десяток лет. Морщины под глазами говорили о количестве пролитых слез от горя, на-стигавшего ее почти регулярно. Трудно сопоставить некогда задорную, боевую, жизнерадостную девчонку с сегодняшней страдающей женщиной.

  Когда-то Щербаков безумно любил Катю, но она предпочла Кузнецова, стала его верным другом и женой. Тогда Щербаков и покинул этот союз. Долго не мог он простить измены, метался как за-травленный зверь по весям в поисках успокоения, и до сих пор эта любовь теребила его душу.
Сейчас, встретив свою любимую женщину, Щербаков растерялся. Ему было неловко встречаться с покинутыми друзьями, но надо. Щербаков подошел вплотную к Кате, осторожно положил свою руку на ее голову и повернул ее лицо в свою сторону. Ее глаза были полные слез. Они ру-чейками сбегали по впалым щекам и каплями падали с подбородка на колени. Вид Кати взывал к состраданию, а может это были слезы раскаяния за измену Щербакову, слезы жалости к себе. Щербаков все это понимал, да и время, и ситуация не располагали к психологическому анализу. От него требовалась помощь Кузнецову, которой можно было хоть как-то искупить свою вину перед ним за свое отступничество. Немая сцена продолжалась еще какое-то время, вернее растерянность с обеих сторон. Расспрашивать и рассказывать о своих житье-бытие им не позволяло время, так как Кузнецов находился в критическом состоянии, и без слов было понятно, что его революционные побуждения привели к плачевным результатам. Возможно, лейтенант и мог бы произнести несколько слов в свое оправдание, но, видимо, не счел нужным. А Щербаков не стал досаждать расспросами. Ну, а Катя придерживалась нейтралитета. Оно и понятно. Рассказывать и объяснять все действия и события, связанные с ними обоими, нет смысла.

   Щербаков первым разорвал психологический барьер, сказав:
- Ну вот что, други мои... сейчас не время объясняться в любви... Ребята! - громко бросив зов своим коллегам с упреком, - вместо того чтобы рассматривать девчонку по частям, давно бы оказали помощь моим друзьям... Вот ты, Спиридонов, чего выжидал?
- Но вы же сами отлично знаете причину подобного бездействия. Требовались... — тут Спиридонов умолк.
Понятно, что в присутствии пациентов распространяться о своих проблемах нельзя, не этично.
- Так что, девчонка понадобилась для этого? Нет других источников?
- Да, нет! - почти хором ответили Елистратов, Пискунов и Спиридонов, испытывая явное неудобство перед своим шефом, - этим вопросом занимается центр и потом, морочат голову нам там, наверху.
-„Кто это еще такие? ~ поинтересовался с удивлением Щербаков.
- Заведующая центром трансплантологии, говорят новенькая.
- Звоните ей срочно, Спиридонов.
Ответа не последовало. Одни продолжительные и, как показалось, тревожные гудки в телефонной трубке. Но вот недовольный, грубый голос прервал гудки:
- Лаборатория... Кому она потребовалась? Что другого времени нет? Сейчас обед...
- Вы там не гоношитесь... выбросите эту наркотическую привычку блеять в телефон, - так же грубо ответил Спиридонов, - человек погибает... требуется на первый случай «X» и «Z»... срочно...
- А валюта есть? - прозвучал голос в трубке.
- Нет, но будет...
- На нет и суда нет... когда будет, тогда и звоните...
- Но тут Щербаков присутствует... дать ему трубку?..
- Дайте... С ним я быстро договорюсь... Слышала, что у него золотишко водится.
Щербаков, услышав сказанное, не сдержался и выхватив трубку из рук Спиридонова с негодованием прорычал:
- Тебе что, мымра, жизнь - копейка?.. Немедленно доставь, что просят. Дело за валютой  не станет. Посыльному передам столько, сколько тебе и не приходило на ум.
- Хорошо... верю... но доставлю не раньше чем через час. Годиться?
- Ладно... жду... каждая минута промедления будет стоить десяти процентов за минусом с тебя. Так что есть смысл подумать.
- А если раньше?
- Значит тот же процент с плюсом... Окончив торг, Щербаков скомандовал:
- Ребята за дело... в хирургию лейтенанта.

Пока шла вся процедура подготовки Кузнецова к оперированию, Спиридонов куда-то исчез и появился с девушкой на руках. Это была Лена. Увидев ее в недвижимом состоянии, Щербаков тут же подбежал к Спиридонову, и с необыкновенной бережностью, принимая на свои руки де-вушку, осторожно спросил:
- Что с ней?
Впрочем, он и сам знал, что произошло с Леной. Его бестолковый вопрос очень смутил коллегу. Спиридонов хотя и уклончиво, но все же пояснил:
- Не знаю... делали все, чтобы вернуть ее к жизни... но пока безуспешно... видимо, здорово нахимичила Карпенко. Но сердце и пульс прощупываются...
- Это уже хорошо, - с благодарностью ответил Щербаков, нежно прижимая девушку к своей груди, и прошептал едва слышно на ее ухо, - потерпи немножко, все будет хорошо.
Лена, словно услышав какие-то магические слова, едва заметно шевельнула пересохшими губами, тщетно пытаясь что-то произнести.
Рядом стоял Спиридонов с виноватым видом. Ему было стыдно за преступное участие в эксперименте Карпенко. Он, извиняющимся тоном, подавляя в себе неловкость и раскаяние,  подступившие к его сердцу так близко, произнес:
- Дочка... я виноват перед тобой... кто знал, что так обернется...
- Будет вам, Спиридонов, уподобляться провинившемуся школьнику, ненароком оскорбившему учительницу. Вы не пацан и должны были действовать более осмотрительно.
- Но Карпенко приказывала... и потом, кое-что мы получили от эксперимента.
- Убить мало эту стерву, - с ожесточением ответил Щербаков, - на ее счету много жертв.
- Если бы она была одна, - оправдывался Спиридонов, отведя глаза в сторону, будто пытался отыскать всех виновников эксперимента, - здесь орудует целая шайка. Карпенко только слепой исполнитель, ничтожная частичка громадного айсберга, подводная часть которого сидит очень глубоко. Члены этой группировки присутствуют здесь незримо, они всевидящие и всезнающие о том, что происходит в их владениях.
- Не пугайте меня, коллега, - заметил учтиво Щербаков, - уж кого-кого, а Карпенко я хорошо знаю, как облупленную. А тех, кто за ее спиною, я вычислю, если они доведут ситуацию со мной и моими друзьями до крайней точки.

Щербаков, конечно, бахвалился, он не знал, с кем будет иметь дело. Хорошо отлаженная структура преступных медиков, состоящая из одних уголовников, не может составить конкуренцию в поединке с одиночкой. Если бы в их замыслы входило желание избавиться от Щербакова, то это было бы осуществлено уже давно. Цель у них была одна: привлечь, уговорить и заставить его работать на Синдикат. В Щербакове дельцы видели огромный потенциал возможностей в свершении своих грязных махинаций с че-ловеческим материалом. Прошлое Щербакова давало им повод найти ту слабинку, которая могла бы сыграть реша-ющую роль в осуществлении заговора против него.
- Не надо, Щербаков, недооценивать Карпенко. Она тоже крепкий орешек... не по зубам.
- Ерунда, мы еще посмотрим, кто кого... я готов сразиться с ними. Лучше скажи, дружище, это правда, что мою фирму захватили эти подонки?
- Я - первая жертва... и я уже тебе, Щербаков, однажды объяснял, но ты пропустил это событие мимо ушей. И еще: у меня не было выбора... или смерть ни за грош, или идти к ним в рабство. Да, да... не удивляйся... Самое настоящее рабство... попадешь в их сети, узнаешь по чем фунт лиха.
- Хорошо, Спиридонов, верю вам искренне. Щербаков задумался, несколько поумерив свой пыл и дружески спросил:
- Вы даете слово верности мне, верности моим идеалам, моей борьбе с нечистью в медицине. Если да, то надо немедля вернуть в строй моего лучшего друга Кузнецова и Лену.
Спиридонов, приободрившись от лесных слов и отношения к себе Щербакова, тут же ответил однозначно:
- Все, что в моих силах, отныне принадлежит бескомпромиссно тебе, Щербаков. Что касается твоих друзей, то материал транспорт органов преступно задерживается.
Спиридонов, бросив небрежный взгляд на свои ручные часы, заявил с огорчением:
- Уже прошло полтора часа... что-то неладно у них в лаборатории... Там работники  сильнее  Карпенко.

Это обстоятельство не могло не встревожить Щербакова. Шли томительные минуты ожидания, каждая из которых могла оказаться роковой, как для Кузнецова, так и для Лены. Они оба пребывали в критическом состоянии. Лейтенант время от времени приглушенно стонал, тревожно подавал знаки, чтобы привлечь внимание к себе, к своим ранам, как бы требуя принятия мер. Но все присутствующие эскулапы: и Елистратов, и Спиридонов, и Пискунов, и, конечно же, Щербаков сочувствовали, понимали состояние больного, но в данных обстоятельствах ничего предпринять не могли. Лена по-прежнему не подавала никаких признаков жизни. Из лаборатории вестей не поступало. Необходимо было что-то предпринимать. Вся карпенковская свита также оставалась где-то в соседних помещениях в полнейшем неведении. Тишина. Обломовское безвольное, напряженное ожидание материала.
Но вот, словно гром среди ясного неба, с шумом распахиваются дверные шторы-жалюзи, и в проеме показалась неописуемой красоты девушка. Это была Ольга! Рядом с ней по обе стороны стояли два дюжих молодца. Один, держал контейнер с материалом, а другой с огнестрельным  оружием на перевес. Это была охрана. Догадаться было не трудно. Охраняли не  то контейнер, не то курьера - Ольгу. Она привлекала общее внимание своим видом.

 Просматривалась встревоженность, нервное возбуждение, перемена в лице, которое то краснело, то бледнело. Глаза, с некоторым прищуром, фокусировались на Щербакове, уголки влажных губ слегка подергивались не то от внутреннего напряжения, не то от послабления эмоционального всплеска от неожиданной встречи с человеком, которого она безошибочно сочла за отца. Щербаков узнал дочь сразу. Его поведение и спровоцировало сознание Ольги, долго заточенное в наркотиках и внезапно прорвавшееся на свободу, словно птица из клетки. Она не знала, что делать, как показать отцу свое расположение, признание в Щербакове своего родителя, хотя Ольга знала его лишь по фотографии. Разительное сход¬ство друг с другом давало полное основание обоим раскрепостить волю и броситься в объятия. Дочь плакала навзрыд, роняя целые ручейки своих слез радости на лацканы от¬цовского костюма. Щербаков тоже не мог сдерживать подобные чувства, глотая корявые комки, застрявшие в горле, тех же слез. В отличие от Ольгиных они низвергались внутри без выхода наружу. Это состояние намного тяжелее переносить сквозь эмоциональные всплески. А Оля все допытывалась:
- Куда же ты исчез, папа? Бросил меня на произвол судьбы.
Дочь явно недооценивала ситуации. Исчез не отец, а она. Но Щербаков не стал заострять внимания на истинном положении дел, не пытался реанимировать детские воспоминания, а старался насытиться радостью этой встречи, забыть все, что огорчало обоих. Окружающие смотрели на трогательную картину с умилением и восторгом. После радостного события, как бы между прочим, Оля, заметив ле-жащую на хирургической каталке девушку, спросила:
- А это кто?
Не задумываясь, Щербаков ответил без обиняков:
- Лена... жертва здешней мафии. О ней я расскажу позже... а сейчас требуются твои трофеи... кстати, чьи они?
- Точно не знаю, но кажется какой-то Панкратовой, — ответила дочь.
- Панкратовой? Ты не ошибаешься? - ужаснулся Щербаков.
- Нет... я сама оперировала ее, - хладнокровно ответила Оля.
- Сама?.. Свою мать потрошила? Да ты в своем ли уме, доченька?..
- И ты туда же, папочка, — в саркастическом тоне протянула Оля, - там все твердили, что эта хамка моя мать, а теперь здесь и ты... Вы, что тут все сговорились?
- Ну и ну! — озадаченно произнес Щербаков.

 Но не желая усугублять тему разговора, чтобы не вызвать у дочери психическую реакцию, он переключился на тему предстоящей операции Кузнецова и реанимации Лены.