Лилькино доверие

     И вот Лилечке пришла в голову мысль, что, будучи консультантом по мебели, она заработает больше, чем в детском саду. Многочисленные подруги хором уговаривали её бросить педагогику. О том же вопило пустое место на кухне в съёмной квартире: там не хватало холодильника.
     Когда в семье, где растёт маленький ребёнок, наблюдается отсутствие полезного агрегата – это последний аргумент для решительного шага. Вздохнув, Лиля проанализировала дополнительные доводы: отсутствие не только холодильника, а и вообще какой бы то ни было техники, кроме электрических розеток, невозможность купить косметику, обувь, лекарства, игрушки, развивающие игры для Василисочки, материалы для ремонта хозяйкиной квартиры: с таким условием они жили здесь бесплатно уже пятый год, и совесть мучила… Доводы были за смену деятельности.
      Сопротивлялось глупое сердце. Но и оно капитулировало после того, как в серванте была найдена позапрошлогодняя фотография: Лиля гуляет с Василисочкой в парке в маечке за тридцатку и в мужских пляжных трусах за двадцать пять рублей. Мужские пляжные трусы продала ушлая бабка у магазина, выдав их за женские летние шорты ничего не понимающей покупательнице. Лиля только перед свадьбой начала покупать себе вещи, перестав отдавать всю зарплату мамочке, а выйдя замуж, забыла, как это делается. Но вот замечательные босоножки завелись у Лили зимой, когда дочке было полгода. Благодаря товарищу вьетнамцу на рынке.
     - Мужчина твой где? – спросил он на ломаном русском, когда Лиля обнажила для примерки пятку в триста раз заштопанном и протёртом носке, сохранившемся с дозамужества.
     - Мужчина мой дома! – радостно поведала она, тряхнув никогда не стриженными в парикмахерской волосами до пояса. Ты глянь, она ещё нравится противоположному полу!
      - Мужчина! Муж! Твой! – настаивал вьетнамский друг.
      - Дома, - пришла в недоумение Лиля. – А что?
      - Не верю! – тоном категоричного Станиславского объяснил продавец босоножек.
      - Почему?
      - Нет мужа. Нет мужчина. У тебя.
      - Есть, - рассердилась Лилька, разглядывая то же, что и вьетнамец: протёртую, заштопанную пятку махрового носка. Она не стыдилась бедности, с детства ничего не имея. Бедность не огорчала её, пока не родилась Василисочка.
      - Муж делает что? – спросил торговец.
      - Работает, - пожала плечами Лиля, хмурясь на ценник с цифрой 350.
      - Бери за пятьдесят, - махнул рукой вьетнамец. – Бери. Мужу говори работать лучше.
      Лиля предпочла не возмущаться и не вникать. Быстро схватила пару и ускакала с рынка, пока благодетель не передумал.
      Это было давно.
      Кожаные, мягкие, красивые босоножки оказались лучшей обувью в Лилькиной жизни. Она ходила в них лет шесть. Только теперь, глядя на фотку, Лилечка ощутила стыд за протёртые носки, отыскала их в шкафу и бросила в помойку со вздохом сожаления.
      - Я меняю работу, - сообщила она Андрею, когда он в полночь пришёл домой.
      - Да? Давай завтра поговорим.
      - Я к тому, что Василиску из сада забирать кто будет в дни, когда я работаю?
      - Как кто? Я. Обещал же. Я буду забирать. А кто же ещё? В дни когда ты работаешь – обязательно. Я же сказал. Ты что, сомневаешься? Ты что, мне не веришь? Сказал, буду забирать ребёнка из сада – значит, буду.
      - Ладно.
      Говорить было не о чем. Решаясь, Лиля не отступает. Глупое сердце смирилось: в конце концов, для удовольствия она проработала много-много лет. Теперь пора зарабатывать деньги.
      Первый рабочий день на новом месте прошёл замечательно. Правда, к вечеру небо начало хмуриться. Лилька, намертво застрявшая в заторе, пнула дверь и крикнув водителю автобуса, чтобы он открыл её, выскочила под дождь. Ещё никогда она не приходила домой так поздно и без Василисочки. Хорошо ли накормил её папа? Какие новости в садике? Не замёрзла ли по пути домой, не скучает ли по маме?
      Дождь – это мелочи. Лиля бывала в таких переделках, что даже не пожалела о том, что не взяла зонтика. Пробежав вдоль затора пару-другую километров и чувствуя, как по спине под курткой текут струи воды, наша героиня только ухмылялась. Скоро, скоро горячий чай, ванна, отдых… С улыбкой на лице она встретила под дождём Анну Егоровну, воспитательницу из садика.
       - Слушай, - расширив глаза, сказала знакомая, - кто у тебя Василиску-то забрал сегодня? Я уходила, а Алёнка ещё с ней сидела.
       Икнув, Лилька вылупилась на Анну Егоровну.
       - Андрей забрать должен был.
       - Да?
       - Да.
       Женщины поморгали глазами. Сад работает до семи, а сейчас без двадцати девять. Анна Егоровна уходит последней – в её группе мальчик, которого забирают за пять минут до закрытия.
        - Позвони своему-то, - посоветовала воспитательница.
        - У меня нет мобильного, - стуча зубами от ужаса и стыда, всхлипнула Лиля. Холода она не ощущала.
        - Совсем нет?
        - Совсем.
        - А у мужа? Есть? Позвони с моего.
        Трясясь всем телом, Лилька взяла холодными пальцами маленькую коробочку, потыкала кнопочки под зонтиком Анны Егоровны. И молилась, чтобы аккумулятор Андреева телефона не оказался разряжен. В последнее время древний аппаратик мечтал лишь о том, как бы ему тихо сдохнуть.
       - Андрей! – завопила Лиля под дождём. – Андрей, Василиска где? Ты забрал её? Говори быстрей!
       - Я-а-а? – протянул супруг. – Я-то?
       - Говори быстрей!
       - Я? Я нет. Не забрал.
       - Ты что, урод совсем? Как это, не забрал? Говори быстрей!
       - Так я ж того. На работе ещё. Да. А что? Там с Василиской не посидят? Я уже заканчиваю. Минут через двадцать в метро буду, так что часика через полтора…
       - Убью заразу! – прошептала Лилька, отдавая телефон и срываясь с места, как мустанг.
       - Беги быстрей! – крикнула в спину Анна Егоровна.
       И как это Лилю угораздило поверить обещаниям Андрея? Что, она не знает им цену? Пока она работала в детском саду, почти не возникало вопроса, кто заберёт Василисочку и во сколько это случится. Но стоило поехать после первой смены по делам, Лилька вся изводилась, потому что на папочку не было надежды никакой, и каждый раз начиналась такая вот катавасия. Прибегая в садик с бешеными глазами из какой-нибудь конторы в день, когда Андрей клялся сам забрать дочку, Лиля успевала погулять с ней, накормить и спать уложить, и тут являлся папочка со словами:
       - Забрала? Сама? А я потому и не спешил, знал, что успеешь. Ты же у меня умница.
       Однажды Василиска сидела с заведующей, задержавшейся из-за каких-то бумаг.
       Телефона на съёмной квартире не было, чтобы до ночи позвонить и втык дать. Лиля остывала и не закатывала скандала, а надо бы. Может, тогда не было бы нынешнего случая.
       В общем, Лилька неслась по лужам по тёмной уже октябрьской улице, мокрая, как сам дождь, и холодная как его лужи. И ругала себя за доверие, на чём свет стоит. Что за дура!
       В невменяемом состоянии подлетела она к воротам садика, забилась в них, закричала, вызывая сторожиху тётю Машу.
        - А! – сказала, проливая свет на события бравая охранница. – Забрала твою девочку Настька. Настька, пьяница, дворничиха, живёт где-то в этом вот доме.
        - Настька не пьяница, - машинально ляпнула Лилька. – У неё самой дети. Нормальная она. Может, согласится Василисочку забирать? За деньги.
        - А ты вот дома у неё побывай, тогда решишь.
        - Так где живёт-то?
        - Говорю ж: в этом доме. Телефона не знаю. А по документам посмотреть нет возможности: в кабинетах заперты документы-то.
        Тётя Маша не помнила ни подъезда, ни квартиры, в которой жила дворничиха. И о том, что дома у той как-то не так, знала лишь понаслышке. Мокрая, продрогшая Лилька раз восемь промчалась вдоль строения, надеясь расспросить соседей и проклиная тот миг, когда решилась поменять работу. Соседи в это время пили чай и смотрели сериалы, на улице никто не болтался. Настька тем временем выглянула в окно и, заметив её под ливнем, окликнула и показала, в какой подъезд идти.
        И вроде бы, всё начало налаживаться. Лиля отогрелась, огляделась, и наплевав на неопрятность жилища и столпотворение тараканов и незнакомых личностей, оценила, что ребёнок её присмотрен, накормлен и весело играет с присутствующими. И даже договорилась с дворничихой, что та станет Василису забирать к себе в рабочие Лилины дни за сумму небольшую, единственно возможную для женщины, едва лишь раскатавшей губу на относительно хорошую зарплату. Натянув насквозь мокрую куртку, Лилька повела домой всем довольную Василисочку. Убивать Андрея, на которого нет надежды.
        Следующий день показал сперва, что надежды нет вообще ни на что, а потом – что Лиля добралась до светлой полосы в своей жизни.
         Настька действительно оказалась пьяницей, и Василисочку забрать забыла. Снова Лилька носилась в темноте и под дождём, но было три большие разницы. Во-первых, зонтик. Во-вторых – бумажка с адресом завхоза Елены, пригревшей Василисочку под давлением обстоятельств. В третьих – это оказался тот самый человек, на которого можно было положиться. Елена не пила, подопечную не забывала, кормила и обихаживала, и всячески заботилась о Василисочке, тем самым сберегая мамины нервы. Услуга неоценимая совершенно, и Лилька всякий раз терзалась совестью, сожалея о том, что не имеет возможности достойно отблагодарить замечательную женщину.
       Несмотря на то, что часть зарплаты уходила «на няню», Лилька расцвела. Раньше она лишь слышала о том, что такое случается с теми, кто уходит из детского сада. Теперь испытала на себе. В чём тут секрет? В разнице доходов? В общении с уверенными в себе, состоявшимися, непоседливыми людьми, чьи горизонты широки, а цели увлекательны? В том, что женщины начинают ощущать себя прекрасными дамами среди интересного общества и красоты, а не домашними квочками? Скорее всего, дело в двух последних пунктах. В Лилькином случае. Потому что «няня» - это только один из пунктов её трат.
     Она брала кредит за кредитом, приобретая холодильник и прочие полезные достижения человечества. Она стала водить Василисочку в театры и на карусели, и в центр города, и в гости. Денег всё равно катастрофически не хватало, но Лиля знала, на чём экономить и как извернуться. Одевалась в «Стоке», где в ту пору можно было приобрести шикарную куртку за четыреста рублей, а брючки или кофту – вообще за сто. Она поняла, что ей идёт, затарилась дешёвой косметикой, ничуть не горюя о дорогой – кто там знает, какой тушью намазаны ресницы. Она обрезала волосы, чтобы выглядеть позадорней – будто бы у неё тоже горизонты и цели. Андрей пережил это с трудом, но Лилька только хмыкнула.
     - На всех углах кричишь, как тебе нравятся длинные волосы, а мои хоть бы погладил когда, - заявила она, задрав нос. И ушла в ванну, краситься. На этот раз – красивой краской, обещающей блеск и шелковистость. Рыжая хна за три рубля была забыта, как страшный сон: идёт, не идёт, а приходилось бороться с ранней сединой её дешевизной.
     Андрей с собственных доходов поклеил в одной из двух комнат обои и постелил линолеум. На этом ремонт закончился, потому что он никак не мог изыскать средства на прочие помещения. Лильке муж по-прежнему давал на хозяйство полторы тысячи, чему дурочка сильно радовалась. Не обращая внимания на инфляцию.
     И вот, при таком замечательном раскладе, Лилька зимой заболела гриппом. Да так страшно заболела, что, с трудом встав с постели, не знала, как добрести до остановки, как пережить рабочий день. Дыхание перехватывало, в глазах темнело, сердце замирало, ноги подкашивались. Если ей надо было дойти до дирекции, она кралась по стеночке, а там уж к ней кидались со стульями и предложениями вызвать «Скорую». Все болели. Все отпрашивались хоть на несколько дней. Лильке было нельзя. Весь бюджет рассчитан до последней сотни, и, если в этом месяце она заработает меньше, они с Василисочкой лапки протянут. А впереди – Новый год, подарки, застолье, будь это всё неладно! Лильке никогда нельзя. Лильке хотелось задвинуть шторы, забыть о мире за окном, заботы его были теперь далеки и мелки, а сама она больше не была его частью, ей было всё равно. Только тишина, покой и темнота, где нет суеты. И, если бы не одна лишь мысль: надо зарабатывать деньги, чтобы кормить Василисочку, Лилька бы умерла. Она знает, ей говорили, как это.
     Но нечего было задвинуть, не было штор, на них никогда не хватало средств, Лилька их до сих пор не купила – и она начала поправляться. Работа лучшее лекарство: делая расчет шкафа-купе гораздо труднее скончаться, чем валяясь в постели. Просто совесть не позволит бросить калькулятор, недосчитавши.
       Месяц Лилечка ходила с температурой тридцать пять и четыре, и по этой причине сказала Андрею:
      - Забери Василиску от Елены. Тяжело мне с работы плестись в такую даль, а потом оттуда в другую даль – домой. Достал этот круиз. Я хоть помоюсь, воспользуюсь тем, что мне получше.
      - Конечно! – ударил себя в грудь заботливый муж и папа. – Отдыхай. Я всё сделаю, не беспокойся.
      Тогда у наивной Лили уже был мобильный, который и зазвонил в половине десятого вечера.
       - Мамочка, ну что ты за мной не идёшь? – захныкала Василисочка. 
       Караул!!!
       Только что залезшая в ванну, Лилька принялась звонить Андрею. Вообще-то она думала, что это он вот-вот позвонит в дверь.
        - Ну, я скоро, - пробасил в трубку супруг. – Я уже ехал за Василисой, как вдруг мне позвонили и сказали, что есть шабашка. Здесь, неподалёку. Сейчас мы уже придём. Что ты орёшь? Я деньги зарабатываю!
        В одиннадцатом часу Василисочка позвонила опять:
        - Ма, ну когда-а-а?
        - Я бегу, - нервно выкрикнула Лилька, отшвыривая фен.
        - Тётя Лена говорит, может, меня спать положить? Может, я останусь? Можно?
        - Нет, - заплакала мокрая и слабая от болезни Лилька, сгорая от стыда и соображая, что за ночёвку ей нечем будет расплатиться. – Я тебя заберу.
         Лилька забрала. И заболела снова - разными послегрипозными осложнениями. И ей даже было не до того, чтобы спросить, сколько же тогда заработал Андрей на этой внезапной шабашке. Когда же она окрепла настолько, что всё-таки проявила любопытство, он с гордостью за себя ответил:
       - Пятьсот рублей.
       Учитесь у Лильки самообладанию.
       Когда ваш благоверный забудет сына в детском саду, и вы прибежите с глазами навыкате, и добудете своё сокровище у охранника, не ругайтесь. Выросши, мальчик вспомнит, что вы однажды опоздали на пять минут, а не то, что папа не приходил совсем. Не кричите на любимого папу.
       Дышите глубже, когда бабушка приводит малыша на остановку с опозданием в сорок минут, и вы не успеваете на кружок, или ещё куда-то, что находится далеко не здесь. Спокойно выслушайте оправдания, что прямо перед выходом ей пришло в голову пришить к варежкам резиночку, к шапочке – помпончик, в третий раз попить чай, и поболтать с соседкой, и простирнуть кофту, а потом искать, в какой выйти. Промолчите, когда это называют заботой о ребёнке и упрекают вас в том, что вы  ради него и пальцем не шевельнёте, только вот приехали из несусветной дали, чтобы успеть отвести ко врачу, разлучив с бабушкой, которая ради ребёнка... А если вы станете говорить – неважно что - вас уличат в подлости прямо перед вашим сердечком, вам это надо? Радуйтесь тому, что кроха гостил у бабушки всего сутки.
        Радуйтесь тому, что ваша сильно бывшая половина вдруг становится хорошим отцом, ходит на собрания в школу, не забывает ребёнка на кружке и вовремя водит к стоматологу, и гладит вас по короткой стрижке. Радуйтесь детской радостью, когда после развода вы вдруг все вместе совершаете поход в зоопарк. Всей вашей бывшей семьёй, на удивление дочки, привыкшей всегда гулять только с мамой.
        Лилька радуется. И спрашивает себя: а где же всё это было во времена семейной жизни? Она давно привыкла обходиться без этого.
        Лилька радуется тому, что это ей уже не нужно.