Лина Бендера Закрытая зона продолжение

Глава  5.
                Вторая серия кошмара.

                Х                Х                Х

  Пожар не успели потушить, когда собранных пленников привезли на широкий двор-плац высокого серого здания с железными дверями и зарешеченными окнами, очень походившего на тюрьму, а возможно, таковой и являвшегося.  Отдышавшись на улице, где всех свалили в одну огромную кучу, очнувшаяся от обморока Алёна краем уха услышала, что это приют-распределитель. Сюда свозят сбежавших с предприятий работяг и отловленных на свалках бастаргов, а потом решают, куда отправить отбывать наказание.  Дороги всего три: обратно на заводы, в тюрьму или в расход.  Алёна слабо удивилась, почему на заводах работают по принудиловке, и кто такие бастарги, упоминание о которых слышит сегодня во второй раз.  Кажется, так называют здешних бомжей и бродяг, и попасть в их число вовсе не престижно.  Некоторые обрывочные сведения успела она узнать, пока сидела посреди забетонированной площадки у парадного входа в приют в кучке жалких, оборванных людишек и настороженно ловила их случайные реплики.

  Среди пленников оказалось не только много дурно пахнувших, одетых в немыслимые лохмотья бомжей, но и измождённых людей в рабочих спецовках унылого серого цвета.  Покрытые рубцами, язвами и свежими болячками, они заметно отличались от уродливых и вонючих бастаргов.  Воспользовавшись пожаром на химкомбинате, загоревшемся вслед за свалкой, многие из них бежали через образовавшийся в заборе пролом.  Подозревали, что свалки подожгли бастарги, поэтому на зачистку местности оперативно были брошены специальные подразделения ОПОБа, занимавшиеся отловом и обезвреживанием бесполезной человеческой массы, не приносящей реальной пользы обществу.

  Здесь же при свете мощных прожекторов происходил принудительный отбор.  Бродяг отделяли от рабочих химкомбината.  Это оказалось нетрудным делом – благодаря одежде и внешнему виду.  Сколько могла, Алёна старалась держаться позади толпы, и когда очередь наконец дошла до неё, в компании с ней остались одни бастарги.  Повинуясь некому шестому чувству сродни инстинкту самосохранения, она подняла обронённую кем-то грязно-серую, прожжённую на спине рабочую куртку и одела на себя.  Осматривая её, опобовцы замешкались, затрудняясь, к какой категории причислить. Позвали старшего.  Тот повертел девушку из стороны в сторону и толкнул к оставшимся.

- Завтра разберёмся.  Всё равно комнат не хватает.

  Так Алёна угодила в смешанную кучу не прошедших отбор бродячих граждан с помоек, и их повели в здание приюта.  Напоследок Алёна обернулась и даже в темноте сумела рассмотреть высокую каменную ограду с острыми кольями наверху, отделявшую от чистых районов города закопчённые рабочие корпуса.  Параллельно стене тянулась подвесная кольцевая дорога, которую она видела с холма на пустыре, а на противоположной стороне начинался квартал одинаковых многоэтажек, ярко освещённых закреплёнными на столбах и опорах прожекторами.  Таким образом приют оставался на нейтральной территории между чисты и промышленным районами.

  Споткнувшись на пороге, Алёна упала бы, но орущая и давящая друг друга орава волной подхватила её и внесла внутрь.  Затем железная дверь ха нею и прочими такими же бедолагами с лязгом захлопнулась, окончательно отрезав пленников от внешнего мира.

                Х                Х                Х

  В похожей на казарму комнате без окон рядами стояло несколько десятков кроватей – и никакой иной мебели.  Под потолком горело несколько ламп, но свет от них казался настолько тусклым, что углы помещения тонули во мраке.  Многие койки успели занять такие же точно оборванные личности без пола и возраста, и вновь прибывшие с воплями бросились штурмовать оставшиеся спальные места.  Те несколько человек рабочих, невзначай попавшие в компанию бастаргов, опасливо жались у дверей, пока делёжка территории и связанная с нею драка наконец не утихли.  В финале обнаружилось около десятка свободных кроватей, но похоже, поножовщина издавна укоренилась в обычаях бродяг как некий необходимый атрибут поддержания личного престижа.  Злобно ворча, пострадавшие в свалке зализывали боевые раны.

  Несмотря на плохое самочувствие и общее стрессовое состояние, Алёна исподтишка присматривалась к публике.  Никогда прежде не доводилось ей встречать настолько необычный контингент живописнейших личностей.  Создавалось впечатление, будто несчастное человечество выродилось до положения риз, вконец погрязнув в мерзких пороках и извращениях.  Бомжи конца двадцатого века показались бы милыми симпатягами по сравнению с согнанным со всех концов свалки жутким сбродом, представших перед изумлённым взором гостьи во всём законченном великолепии дикости.

  Сказать, люди были уродливы – это не сказать ничего.  Доставленных в приют днём раньше успели отмыть и постричь наголо, однако гигиенические процедуры нисколько не придали им благообразия.  Обритые бугристые головы, выпученные глаза и широко растянутые лягушачьи рты, вздутые животы и тонюсенькие конечности являлись основной отличительной особенностью бастаргов от прочих граждан столицы.  Они несли на себе ужасающую печать деградации и вырождения, в корне лишившись изначальной человеческой природы и превратившись в фантастических монстров без отличительных признаков, свойственных мужскому и женскому началу.  Такими могли стать потомки бродяг во многих поколениях, непоправимо изувеченные ублюдочным помоечным существованием.  Много позже Алёна узнала, что власти не раз травили бастаргов сильнодействующими ядами, но как крысы путём мутации приспосабливаются к постоянному источнику отравы, так привыкли и люди, авработав в организме иммунитет против неё.  И потом, нищета и всеобщее бесправие непрерывно сбрасывали вполне приличных людей на дно жизни, неуправляемая рождаемость плодила ублюдков, стойких к телесным недугам, но окончательно деградировавших духовно.

  Вновь прибывшие были грязными, лохматыми и невыносимо смердели, сразу же наполнив комнату едкой вонью месяцами не мытых тел.  Из всего сборища только двое или трое имели приемлемый глазу вид, но и они оказались случайно попавшими в компанию бомжей рабочими с химкомбината.  Смертельный ужас загнанных зверей читался на их измождённых лицах, они затравленно озирались по сторонам, стараясь держаться ближе к дверям и, похоже, успели пожалеть, зачем пустились в бега.  А испугаться, действительно, было чего.

  Нередко среди бездомных попадались отдельные экземпляры с изуродованными генной мутацией головами и конечностями.  Такой как раз и сидел напротив входа на койке, свесив грязные, с растущими в два ряда пальцами босые ступни на пол и хищно, точно орёл на горной вершине, вертя раздвоенной в макушке головой с единственным глазом циклопа посередине.

  В первый момент Алёна невольно попятилась назад, не в силах перенести жуткого зрелища свирепого бесчинства униженной и поруганной человеческой природы, и её неуверенность безошибочным нюхом уловили бастарги.  Несколько существ с большими головами и вздутыми животами под предводительством резво соскочившего с койки двухголового циклопа тотчас подскочили к ней и принялись вертеть из стороны в сторону, жадно ощупывая всюду липкими грязными руками.

- Да у неё ничего нету, все карманы пустые!

- А что у меня должно быть? – отпрянув, брезгливо поёжилась Алёна.

- Чё?  Или не знаешь, чё?

- Тащи её сюда!

- Держи, держи, говорю!

  Справившись с недолгим замешательством, Алёна ожесточённо заработала руками и ногами, расшвыривая наглецов.  Трусливые по натуре и слабые до полного телесного бессилия, бастарги разбежались.  Алёна подошла к своей койке и села, нервно оглядываясь в поисках чего-нибудь тяжёлого для защиты.  Но ничего поблизости не оказалось, кроме зловонной параши, до половины заполненной экскрементами.  Обитателям ночлежек не позволялось выходить из комнат, и все удобства для них располагались на местах, начиная от койки и кончая посудиной для отправления естественных надобностей.  Её хвалёная выдержка и невозмутимость сфинкса, которыми она когда-то гордилась в институте и перед сослуживцами на работе оказались заметно поколебленными.  Очень хотелось есть, а ещё больше спать.  Истраченные на протяжении нелёгкого сегодняшнего дня силы требовали восстановления, но лечь и заснуть она не решалась, боясь во сне опять подвергнуться нападению бастаргов.  Но вскоре незаметно для себя Алёна задремала и не слышала, как принесли ужин и начали раздавать миски.  Кто-то пребольно пнул её в бок, заставив мгновенно проснуться, и она вскочила, настороженная, готовая защищаться.

- Эй, чучело, кормиться будешь?  А то не успеешь оглянуться, как за тебя тут пообедают и поужинают!

  Пнув её пару раз для собственного удовольствия, служитель с тележкой, котлом и половником проследовал дальше, громко стуча башмаками и выкрикивая ругательства.  Алёна продрала глаза и дотянулась до оставленной на полу миски с варевом.  Баланда отвратительно воняла, словно приправленная колёсной мазью, и как ни была голодна, она с трудом заставляла себя жевать и глотать.  На будущее требовались силы, и немало.  Потом на неё снова навалилась неодолимая сонливость.  Алёна не помнила, как уснула и сколько спала, но сквозь сон вдруг почувствовала, что её дёргают за ногу.

- Проснись!  Эй, проснись, ты, лахудра!

  Открыв глаза, она не сразу разглядела в темноте долговязого парня  в серой робе и не сообразила, к какой лахудре он обращается.  Лишь потом до неё дошло, что жёсткое ложе под боками – не уютная домашняя постель, и папа с мамой уже не придут решить проблемы любимой дочки.  Сонного оцепенения как не бывало.

- Проснись, говорят тебе, дурища, бастарги идут! 

  Непрошенный спаситель рывком сдёрнул её на пол, и оба закатились под койку.  Как оказалось, вовремя.  С двух сторон кровать окружали чёрные тени с подушками наперевес.  Третий подкрадывался сзади, подстраховывая соучастников.  Алёна даже не успела понять, чего они хотят, защитный рефлекс сработал независимо от сознания.  Схватив снизу за ноги одного из злоумышленников, она сделала ловкую подсечку.  Бастарг ничком упал на койку, и обе подушки сотоварищей накрыли его с головой.  Упавший засучил ногами и задёргался, но кровожадным монстрам оказалось выше сил выпустить уже попавшую в лапы жертву.  Пока подельники усиленно уминали его на комковатом матраце, Алёне и её спасителю удалось проползти под койками к двери, где, дёрнув за ручку, с ужасом убедились, что снаружи заперто.  Алёна застонала от досады и бессилия.

- Сюда, эй, сюда!

  Тощий мужчина в робе прятался за крайней от выхода кроватью.  Алёна со своим работягой послушались и тоже заползли в укрытие.

- Что… что там происходит? – задыхаясь от волнения и страха, спросила она.

- За нами охотятся.  Коляку уже убили.  Надо было нам сразу кучей держаться…

  Говоривший трясся мелкой холодной дрожью, и Алёна поняла, насколько серьёзно из положение.

- Из-за тебя всё, дура! – неожиданно набросился на неё работяга.

- Это почему так? – возмущённо удивилась она.

- В карманах, видишь, у тебя ничего не нашли, и телом расплатиться не захотела.  Такие сволочи, ни к чему приберутся!

- Разве я виновата?  Или специально надо было данью запастись? – разозлилась Алёна. – Где зажигается свет? – она лихорадочно шарила по стене в поисках выключателя.

- Нету там!  Электричество снаружи.  Да не шебуршись ты как мышь в мышеловке!

  Несколько бастаргов выскочили из темноту прямо на них.  Без света бомжи видели великолепно, и Алёне со страху показалось, будто глаза у них по-кошачьи фосфоресцируют.  Видя, что дело оборачивается не в их пользу, Алёна продолжала шарить вокруг – теперь в поисках какого-нибудь оружия для защиты.  Её товарищи по несчастью надеялись отсидеться в укрытии, но торжествующий вопль охотников показал, что дичь обнаружена.  Инстинктивно подавшись назад, Алена схватилась за койку и случайно обнаружила её, в отличие от других не привинченной к полу.  Видимо, оказалась оторванной раньше в подобной свалке.  На болтах крепилась лишь одна ножка.  Поднатужившись, Алёна выдернула болт и, приподняв железную сетку, сильным толчком послала вперёд, на нападающих.  Раздались визг и вой, свидетельствующие о достигнувшем точно цели ударе.  На полу образовалась куча из шевелящихся человеческих тел.  Дальше всё смешалось в шуме общей свалки, где никто не разбирал, кого тузил.  Стараясь сделаться незаметными, Алёна и двое работяг прижались в углу, но это не могло продолжаться долго.  Рано или поздно прозорливые в темноте бастарги их снова обнаружат, и тогда расправа неминуема.

  Она уже мысленно прощалась с жизнью, когда под потолком неожиданно ярко вспыхнул верхний свет, и тотчас в середину оголтело воющей своры хлынули обжигающие струи воды из брандспойтов.  Охрана безжалостно поливала бастаргов крутым кипятком.  Куча с криками, визгом и матерщиной рассыпалась.  Место побоища пестрело пятнами крови и обрывками ветхих лохмотьев бомжовой одежды.  Многие койки были вырваны с корнями, а несколько – и с кусками цементного пола.

  Ошеломив хулиганов из шланга, охрана довершила усмирение с помощью электрических дубинок.  Бунтари падали, как подкошенные.  Исцарапанные, в синяках, прятавшиеся по углам работяги вид имели донельзя плачевный.  Устроив показательный акт возмездия и избив попавших под горячую руку, вернее, дубину, охранники приказали убрать беспорядок, пригрозив виновным струёй кипящей воды.  Усмирённые и напуганные, бастарги без лишних возражений бросились собирать мусор, затирать грязь и расставлять по местам выкорчеванные кровати.  Погибших в драке аккуратно сложили у дверей и там оставили.  Подметая пол, бродяги использовали в качестве швабр друг друга, по очереди таская то одного, то другого на спине между рядами коек.  В любом ином случае Алёна посмеялась бы при виде столько комичного зрелища, но сейчас ей было не до веселья.



                Х                Х                Х

  Ночью спать не пришлось.  Работяги старались держаться вместе, и волей-неволей Алёне пришлось тесниться в общей куче жилистых, насквозь пропахших ядовитой химией, до невозможности тощих тел, среди которых также трудно было определить, кто из них мужчина, а кто женщина.  Впрочем, надумай бастарги предпринять новую атаку, участь немногочисленной группы чужаков решилась бы очень быстро, но напуганные жестокими репрессиями, бродяги сами тряслись от страха, и таким образом до утра сохранялось относительное подобие порядка.

  Алёна казалась белой вороной в обоих противостоящих лагерях, отовсюду на неё подозрительно косились, и она не понимала, чем провинилась, пока какой-то работяга не объяснил, что нарушен неписанный закон бродяжьего племени, когда новичок отдаёт га общак всё имеющееся у него имущество.  Одноглазый бастарг на сочном и выразительном жаргоне пообещал с ней разобраться, когда окажутся на воле.

- Плевала я на все угрозы, я не из их компании, - возмущённо проговорила Алёна, твёрдо решив использовать малейшую возможность для побега.

  Правда, она не знала, как это сделает и куда пойдёт, если сбежать удастся, но ни в одной из групп задерживаться не собиралась.  Возможно, попытается найти тех загадочных сектантов, о которых говорили опобовцы…

- Зря ты.  Если на зону отправят, тебе не жить.  Они кровожадны почище крыс, - сказал парень, разбудивший её, когда злоумышленники подкрадывались с подушками.

- А что мы сделали?  Почем нас должны отправить на зону? – удивилась Алёна.

- Глупая!  Зона – она для бродяг и предназначена, там с ними опыты проводят.  А если бы сделали, то не сидели бы – ни здесь ни там.  А так, может, и помилуют.  Рабочих сейчас большая недостача.  А соблазн-то какой был, понимаешь ли!  Кругом горит, забор проломлен, впереди свобода и беги – не хочу.  Вот и бросились все сдуру.  А куда, спрашивается?  Ты из какого цеха, лохматая? – неожиданно прервал долгий унылый монолог работяга.

- М-м-м… - замялась Алёна.

  Собеседник понял по-своему.

- Значит, с последнего эшелона?  Выговор у тебя, как у них, с вяканьем.

- С чего ты взял… - начала Алёна, оскорбившись за «вяканье», но быстро сообразила, что лучше никого не разубеждать и признать себя сбежавшей из неведомого эшелона за безопасную версии. Своего здесь появления неизвестно откуда, и замолчала.

- Ездите тут, бездельники, сладкого пирога ищете, а нам завсегда достаются одни объедки, - недовольно проворчал второй, тот, который сидел за койкой.

  Проигнорировав очередной выпад, Алёна отвернулась и уныло задумалась над дальнейшей собственной судьбой.  До сих пор она не могла толком понять, куда оказалась заброшенной привередливой машиной с весёлым названием «Казачок».  В прошлое?  Непохоже.  В будущее?  Тоже сомнительно.  Цивилизованные люди неспособны деградировать до такой степени, чтобы вконец растерять основную человеческую сущность, тот стержень, отличающий их от стада обезьян.  И в то же время здесь были в ходу такие вполне земные понятия, как зона, производство, приют-распределитель, - всё, составляющее суть жизни низов любого общества.  Те же бедность и богатство, но настолько гротескно выраженные, что подобного никак не могло существовать в реальности, где действуют пусть несовершенные, но тем не менее поддерживающие видимость правопорядка законы.  Нечестивый мирок-пародия, плод извращённой фантазии сумасшедшего владыки… или больного воображения обитателей дурдома, чудом воплотившийся в твёрдых материях.  Был бы здесь Генка Калиничев, он нашёл бы объяснение происходящему, а возможно, и выход из кошмара.  Алёна всхлипнула и рукавом вытерла выступившие на глазах слёзы.

- Чего реветь-то?  Шкуру спасать нужно, - пробормотал над её ухом настырный работяга.

- Послушай, как тебя там…  Как тебя зовут? – повернулась к нему Алёна.

- А тебе зачем?

- Затем!  Не обращаться же «эй, мужик», - разозлилась она.

- Ну, Ванец меня зовут.  А его вон Миха.  Те тётки тоже наши.

- Разве это тётки? – удивилась Алёна.

  Она-то думала, остальные тоже мужчины.  Химическое производство выело у рабочих отличительные признаки пола.

- Ну хорошо, Ванец, - устало вздохнула она. – Меня зовут Алёна.  Так что ты предлагаешь?

- Во, я и говорю, что ты чудная.  У нас так не называют.  Смотри, отсюда – никуда, иначе бастарги придушат, и ногой тряхнуть не успеешь.  А власти приезжих берегут, они здоровые, для работы годятся.  Нам тоже тебя держаться выгодно.  Помогать будем друг другу, поняла?

  Алёна согласно кивнула.  Боясь сказать что-нибудь невпопад, подробности выспрашивать не решилась, и без лишних слов сообразив, что отныне её судьба связана с каким-то производством, поскольку волею случая попала в компанию беглецов с химкомбината.  Оба работяги и похожие на мужиков  тётеньки жались к ней, безропотно признав чужачку гарантом собственной безопасности.  Алёна не возражала.  Ей и самой нужна была гарантия – не угодить к бастаргам, а с ними в зону, о которой говорили, оглядываясь, с ужасом в голосе и взоре.

  Так они сидели в молчании, изредка перебрасываясь вымученными, короткими, но полными скрытого смысла фразами.  Каждого грызла одна и та же неразрешимая проблема: что с ними сделают утром, как распорядятся судьбами беглых, соблазнившихся сомнительной свободой глупцов.  Алёна думала о бастаргах и о том, как вырваться на свободу, не очутившись с ними на помойке, либо, ещё хуже, в зоне.

  Ночь прошла в неусыпном бодрствовании, а наутро за ними пришли…

                Х                Х                Х

  Подбадривая неповоротливых спросонья людей ударами электрических дубинок, их выгнали во двор и рядами построили на плацу, под думами автоматов.  Ситуация до душевной дрожи напоминала фашистский концлагерь, а опобовцы в чёрной форме очень походили на эсэсовцев в современном исполнении.

  Подогнали закрытый фургон, выглядевший увеличенным в размерах безобидным батоном варёной колбасы.  Как в милицейской машине, в нём отсутствовали окна, а роль двери выполнял люк в хвостовой части.  Увидев это странное сооружение, бастарги тихонько, на одной ноте завыли, но под нацеленными дулами автоматов разбегаться не решились, да и высокий забор с сигнализацией не позволил бы никакому смельчаку выбраться наружу.  Работяги держались плотной кучкой и угрюмо помалкивали, втайне надеясь на лучшее.

  И верно, опобовцы стали пропускать людей по одному, придирчиво обращая внимание на внешний вид.  Случайно замешавшихся в толпу неопознанных личностей отталкивали в сторону, а отфильтрованных бастаргов прикладами и дубинками погнали к фургону.  Истошный вопль, полный ужаса и муки, пронёсся над приютским двором и замер душераздирающим стенаньем.

- А что же мы? – вдруг закричал Ванец, толкая оцепеневшую от удивления и страха Алёну в спину. – Эй, а как же мы?  Да не молчи ты, чучело безмозглое, скажи же им!

- Что им сказать? – в первый момент растерявшись, она не обратила внимания на пущенное в свой адрес очередное оскорбительное прозвище.

- Или ты слепая?  Морить сейчас будут!  Это же морилка, дура, разве не знаешь?!  Скажи им, что мы не бастарги, а честные рабочие!

- Они сами должны видеть, - нерешительно пробормотала Алёна, опасаясь обращаться к опобовцам, поскольку хорошо помнила оказанный ей на мосту «тёплый» приём.

  Извивающаяся змеёй и также судорожно шевелящаяся колонна бастаргов постепенно втекала в фургон, исчезая в нём, словно в безразмерной утробе фантастического хищника, плотно окопавшегося на асфальтированном плаце короткими ножками-колёсиками.

- Говори же им, говори, они последних почти не смотрят! – возопил Ванец, пребольно щипая Алёну в спину.

  Женщины молчали, странно одеревеневшие, как замороженные.

  Поравнявшись с чёрными мундирами, Алёна набралась храбрости и схватила ближайшего за рукав кителя, но тотчас получила болезненный удар дубиной.

- Посмотрите же, мы не бастарги, мы с химкомбината!

  Опобовец снова замахнулся, но, приглядевшись, вдруг схватил её за шкирку и рывком выдернул из толпы, а следом потянулись Ванец с остальными.

  Не успели они оглянуться, как на опустевшем приютском плаце остались одни, а на их глазах последнего бастарга затолкали в фургон и увезли в неизвестном направлении.

                Х                Х                Х