Эстет и Нина

   ЭСТЕТ  И  НИНА

   Седеющий эстет сидел под навесом возле большой алюминиевой кастрюли и чистил картошку. Чистил аккуратно, срезая тонкую почти прозрачную кожуру, ухватив лезвие ножа за кончик и оттопырив мизинец, долго и основательно выковыривал глазки. Повертев в руке  очищенную картофелину, заносил её над кастрюлей и разжимал пальцы. Картофелина с всплеском падала на дно кастрюли. Эстет удовлетворённо пригублял красное вино из бокала, стоявшего на перевёрнутом ведре, и скучающим взглядом смотрел по сторонам.
   На даче ждали гостей. Деловитые женские голоса перемещались по всему участку, иногда срываясь на окрик в адрес чрезмерно разбаловавшихся детей. В летнем домике позвякивала посуда, шумела вода в кране, в чьих-то сноровистых руках постукивал по разделочной доске нож. Полуденные тени укрылись под яблонями и разлапистой елью, отдав до боли слепящему солнцу почти всё пространство. В рабочем ожидании вечеринки не было ни волнений, ни предвкушений, лишь лёгкая дремота то и дело сводила скулы зевотой.
   Проходившая мимо эстета Нина короткой улыбкой оценила его непроизводительность и подсела рядом на низенькую табуретку. Быстрыми и ловкими движениями она в одно касание раздевала картофелины, которые плотной горкой стали подыматься со дна кастрюли. Эстет, уже невнимательно ковыряясь в картофельных глазках, взбодрившимся взглядом скользил по её телу. В свои сорок лет выглядела Нина очень хорошо. В ней не было стервозной худобы или простодушной полноты. Её природная подвижность и ежеминутная готовность окружить заботой и участием любую затею или человека делали её открытой для общения, но лишённой всякого кокетства и назойливого желания говорить в компаниях о своём. Нина была подругой всем, незаменимым особенно в сложных жизненных ситуациях человеком. Её муж и дети смиренно принимали это как данность, даже не надеясь, что отношение к ним с её стороны когда-то будет более нежным и трепетным, чем к другим.
   Задержавшись взглядом на её обнажённых коленях, эстет отпил вина и закурил.
   — А знаете, Нина, удивительные существа — женщины. И такие разные, неповторимые. И с каждым прожитым годом я нахожу в них для себя что-то новое. Например, в юности женщины для меня были мчащимися вдаль поездами. И каждый поезд уносил меня в новые ещё не изведанные края, откуда я возвращался опьянённым полученными впечатлениями. И до первых разочарований на это не было жалко ни денег, ни времени.
   Нина замедлила движения рук. Склонив голову набок и задумчиво улыбаясь краешками губ, она вежливо слушала эстета, пребывая в каком-то смущённом ожидании.
   — В зрелые бурные годы, когда успехи в делах и удовлетворение от поступков чередовались с потерей смысла существования, женщины представлялись мне маяком, освещающим путь. И я брёл от одного маяка до другого, безропотно и покорно. И если движение — это жизнь, то женщины были причиной этого движения.
   Эстет глубоко затянулся и медленно выпустил длинную струю дыма, которая, зацепившись за край навеса, осторожно поползла наружу.
   — А сейчас женщины представляются мне чем-то вроде печной трубы, которая пропускает через себя жар моей беспокойной души, и все тревоги, боли, сомнения превращаются в дым, а на душе вновь становится легко и свободно…
   Нина, низко опустив голову, в растерянной задумчивости рассматривала очередную картофелину. Затем, глубоко вонзив в неё нож, резкими движениями очистила её, оставив лишь крохотную сердцевинку…

   Фото автора.