Повесть о любви и нелюбви. Разд 68. In der Nacht..

68 In der Nacht…

 

Меня теплой волной стала охватывать какая-то усталость и безразличие…  В душе плавно звучало и повторялось:  "В минуту жизни трудную, теснит ли сердце грусть - одну молитву чудную твержу я наизусть…".  И снова,… снова…

Каждый толчок неровной дороги больно отдавался в плече. Мохнатые ветви огромных сосен закрывали  снежное небо, и казалось, что это они сеют снежинки.  Вдруг лошаденка тревожно захрапела…

- Никак волков почуяла, - крикнул мне  Матвей, и вынул из-под сена ружье, - твой-то пистолет на ходу?  Стрелять сможешь?
- Как это уже надоело… Стрелять,… убивать…  А когда ж жить-то? - сел рядом с Матвеем.
- И не говори…  Я с зимы сорок первого до  Победы…   От автомата мозоли на руках…  Но тогда в разведке больше нож…  Да,… вот смори, мне  Петрович подарил, - он  вынул из голенища нож.
- Ты, Ефимич, никак бросать умеешь?
- Бывало на десять шагов под левую лопатку почти на половину лезвия…
- Заливаешь, дед…
- Ну, сейчас  может и не так,  уже рука не та…  Ладно, вот вычухаешься, покажу те…

Лошадь  вдруг заржала и рванула вперед, за деревьями мелькнул огромный волк.  Возок наскочил колесом на что-то, и я неожиданно  вылетел из него на обочину, покрытую толстым слоем мха и хвои.  Дико ржущая  лошаденка, понеслась, закусив удила.  Вскочил на ноги и, выхватив пистолет, наугад пальнул пару раз в лесную чащу.  Прислонившись  спиной к стволу огромной сосны, осмотрелся, но волков не видел.

Кружилась голова, тошнило, дрожащие ноги  не держали,  темнело в глазах,  начал сползать на землю. Ватная темнота укутала всего беспросветным безразличием и тупостью мысли…   

Жарко…  Я  плыл высоко в небе над  саванной. Рядом летел ослепительно белый ангел и пел:

В минуту жизни трудную,
Теснит ль в сердце грусть -
Одну молитву чудную
твержу я наизусть…

Помню эти слова. Это был обожаемый мною Лермонтов. Когда-то в дни моей юности   сидел у подножия  Машука, на месте его дуэли, и со слезами в сердце писал скорбные стихи.
И вдруг услышал свежий,  искренний  девичий голос. Эту "Молитву" пела девушка с  длинной, светлой косой:

Есть сила благодатная
В созвучье слов живых,
И дышит непонятная
Святая прелесть в них…

Рядом с ней шел парень. Они остановились недалеко от меня,  и он сказал:
- Слюшай, пойдем,… Даа?… Там шашлык-башлык… Потом будем петь наши песни, дааа?…
Она грустно  стояла, не двигаясь. Маленькая слезинка скатилась по её щеке в уголочек  губ.

 Тот парень схватил её за руку:
- Пойдем уже….   А?…
Она вырвала руку:
- Отстань!…
- Как отстань, Нино?…  Как отстань?…  Там вино,… шашлык…   Я тебя привез… А ты стоишь… Какого-то барана тут застрелили…  Здесь закон гор…
Какая - то сила вдруг подбросила меня:
- Отстань от нее, придурок!

Он отпустил её руку,  зацокал языком и удивленно:
-Ты кто?… Тэбэ жызнь надоел?… Дааа? - и направился  ко мне, вынимая из кармана небольшой нож.
- Ребята, прекратите! - закричала девушка.

Но я уже был не прекращаемый…  Захват…  Как-то неестественно хрястнула его  сломанная  рука ( фу, ты…). Бросил  орущего в густую траву.
- Пошли со мной…. - взял  Нину за руку…

Потом в двухместном купе скорого мы пели вместе:

С души, как бремя скатится
Сомненья далеко,
И верится, и плачется,
И так легко, легко…

Но это тогда, а сейчас я тоже пел вместе с ангелом…  Нет, это был не ангел, это была Нина…  Нет,… нет… это Адель…  Ну, конечно же Адель! 

А внизу, на земле,  отчаянно дрались собаки…. Нет, это, пожалуй, волки… Их злобный   рык, визг, и предсмертный хрип  нереальным диссонансом  вплетался в звучащую в душе мелодию…

Вдруг все затихло…  Адель подплыла ко мне и нежно поцеловала… в щеку.  Потом в лоб,… и как-то тоненько с хрипотцой взвизгнув, лизнула в нос… А почему язык такой шершавый?…  Она тронула меня за рукав…   Я открыл глаза…

Надо мной стоял  Дик!  Где Адель?…  Дик!  Дик, где Адель?…

Он тихонько взвизгнул…. Лизнул руку…   Вокруг вата, вата, теплая вата… Болит плечо… все безразлично,…  и так легко,  легко… 

Меня куда-то несут…

Белое небо… Там что?… Снег?… Почему такое маленькое? Это потолок. Белый… Госпиталь?… Санчасть?  Гостиница? А где же та женщина  в белом халате с куском обоев?
А вот она,… наклонилась надо мной… Но это не Адель….  Это Оля…  Закрываю глаза.  И так легко, легко…  Чьи-то нежные руки мне дают пить.   Открываю глаза. Темно… Это ночь. In der Nacht bleibt der Mensch  nicht  gern  allein  - ночью человек неохотно остается один… 
Опять дают пить,…  женщина в черном одеянии…  футы-нуты,… что такое? Она стоит  на коленях и что-то шепчет. Это монашка. Потом она делает мне укол.  Здесь пахнет сухими травами и  еще чем-то.

Утро.  Голос дела Матвея:
- Ну, как он?
Знакомый   женский голос:
- Слава Богу!  Кризис миновал.
Открываю глаза:
- Пить хочу…-  пытался крикнуть, но лишь тихо так…

- Боже!  Сереженька! -  восклицает монашка…
Это Оля…   Она в черном  облачении.
Шепчу:
- Оля,… Оленька,… друг мой…    Дай руку…
Пытаюсь  поднести её руку к губам.  Моя  слеза скатилась к  уху, там стало щекотно… Продолжаю обессилено плакать.

Матвей успел заметить, что, выпав из возка,  я поднялся. Он слышал мои выстрелы, но не мог остановить  обезумевшую лошадь.  Ефимич  пальнул по  приблизившимся волкам, и те отстали, ибо их вожак  остался позади. Услышав стрельбу, в скиту открыли ворота,  и послушница Агафья с ружьем  стала там. Только во дворе  лошадь остановилась.  И дед, схватив патронташ, крикнул  Агафье:
- Давай за мной, там человек!
Но она закричала, указывая ружьем на дорогу:
- Смориии!

Там стоял огромный волк, и что-то держал в пасти.
- Не стреляй! Погодь! Пусть поближе…
Но зверь не приближался.  Он только положил на землю  то, что было у него в зубах.
- Погодь! - еще раз крикнул  Матвей. - Это  не волк, пожалуй…

Волк не спеша, потрусил  по  дороге назад, останавливаясь и оглядываясь, как бы приглашая  следовать за собой.
- Это же шапка Сергея! - воскликнул дед, поднимая мой шлемофон, - бежим  за  этим…
И они во всю прыть, с ружьями наготове побежали за волком, а он держал хорошую дистанцию - у людей были ружья…  Выбежав из-за поворота, они увидели меня лежащего без сознания.   Поблизости  лежали два мертвых волка - их загрыз Дик…   

В этом затерянном скиту укрылась от всех и вся  Оля.  Да, да…  Оля, … Оля…

Они  с  дедом Матвеем две недели боролись за мою жизнь. Монахини, разбившись на группки, брали  пост и  круглосуточно молились обо мне.

Продолжал медленно выздоравливать, но нужна была еще операция.  В один из солнечных дней я вышел за ворота, поддерживаемый  Матвеем.  Недалеко от ворот стояли два волка.
- Дик! - слабым голосом позвал я.
Он рванулся ко мне, его подруга осталась стоять, нерешительно переступая  лапами.

- Тихо,… тихо,… Дик! Стоять,… стоять!… Рядом, рядом… Ты же свалишь меня, собака…

Присев, обнимал его.  Он, вроде как, повизгивая, лизал мне лицо, носился кругами вокруг нас, припадая, по-собачьи, на передние лапы.

- Во чудеса! - сказал дед. -  А мы тут их подкармливали остатками пищи, вон тазик под забором. Но один раз он принес для тебя зайца, а потом притащил на горбу  небольшую косулю.  Понимал, что у нас с продовольствием напряг.

- Дик,  Дикушка…  Хороший,… хороший…  Спасибо, дружище…  Спасибо, Умница,…умница… 

У нас с ним от радости разрывались сердца… Я  стал каждый день выходить к Дику и его  подруге. Потом он был допущен на монастырский двор и даже  с нашей помощью подружился  с   лошаденкой.

Небольшой морозец, белые "лапы"  кедров, сосен, елей за  высоким  плотным деревянным частоколом и благоговейная тишина. Еще саднило плечо, но я здесь отдыхал душой и телом. Хотя все- таки какая-то печаль бродила в закоулках души. Встреча с Олей,…и…

- Ты знаешь,  Сережа, - под вечер одного дня сказала Ольга, - скоро мы расстанемся… Тебе нужна  операция.  Я постоянно благодарю Бога, что ты был в моей жизни. Это Его милость. И все, что случилось потом, это Его  воля.  Я не могла,…  я не должна была допустить это тогда…  Ибо  не могу быть  никому женой…   Ни о чем не спрашивай.   Мы расстались…  Буду молиться всегда о тебе, обо всех вас, дорогих моему сердцу. Прости, пожалуйста…  Папе передай привет… Нам, пожалуй, с ним не надо видеться… Это очень больно. Он поймет, он сильный…  Если увидишь моего бывшего, скажи, что  прощаю…   Простит ли Бог…
- Не увижу…   Его нет в живых…
- Боже, - простонала тихо, - Боже,…  Боже милостивый… Что случилось?
- Он в аду…
- А может, он успел покаяться, попросить у Бога прощения…
- Не успел… Я уверен.

Она тихонько заплакала, повторяя: "Боже,…  Боже,… Господи … "

- Олечка, расскажи мне о Боге, - попросил её, и взял её руку.
Она глубоко вздохнула и, взяв со стола толстую тетрадь, прочитала: "Альберт  Эйншейн утверждал, что наука не может развиваться в отрыве от религии, "безбожная наука хромает"…  Я не могу себе представить настоящего ученого, который не обладал бы глубокой верой. Это можно выразить и так: нельзя верить в безбожную науку…"

Закрыла, потом снова  открыла тетрадь и прочитала:
" … Каждый, кто серьезно занимается наукой, убеждается в том, что  в законах природы присутствует некий дух, и этот дух выше человека. По этой причине занятие наукой приводит человека к религии…" - это тоже Эйнштейн.
Вздохнув, грустно  сказала:
- Это мой институтский дневник…  Если бы я еще тогда  поселилась здесь…  Скольких бы горестей избежала наша семья… да и ты тоже…

- Ты хочешь сказать, что атомную бомбу создали  пришедшие к религии ученые? - спросил я.
- Термоядерная реакция взрыва показала, что вещество может превращаться в энергию.  Но откуда во Вселенной вещество и энергия?  Они не существовали всегда. Но что-то существовало же вначале…  Весь космос состоит из энергии. Откуда она? Как преобразуется в разные существующие формы?

-  Олечка!  Я просил о Боге…
- Так это о Нем…  Ты  знаешь, что энергия-вещество не возникает и не уничтожается…
- Первый закон термодинамики…
- Конечно. А второй для космоса?
- Энергия переходит от тел с высокой температурой к телам с низкой и никогда - в обратном…  Приложи мне твою прохладную руку …

Приложила ко лбу:
- Сереженька! У тебя опять поднялась температура…
- Ну, вот и снимай в соответствии  со вторым законом…
- Я введу тебе антибиотик…
- Потом, потом… Давай продолжим…
- Ну, ты же понимаешь, что Вселенная пришла бы к …
- … к тепловой смерти, - перебил её.
- … если бы Вселенная всегда существовала…
- Этим ты хочешь сказать, что космос был не всегда, а имел начало?
- Вот именно. Смотри, каждую секунду семнадцать миллиардов килограммов водорода солнца превращается в энергию, значит, если бы солнце существовало всегда,…
- … то водород его давно исчез бы, поэтому должна быть какая-то причина в Космосе…
- … которая всегда существовала, - заключила она.

-  И это Бог?
- Да, Сереженька…  Да.
- Но ты же знаешь, что  космонавты ничего не обнаружили там. Кто-то из них сказал, по-моему, Николаев: "Во время моего полета я не встретил Бога".
- Он очень мудро ответил…  Ты полагаешь, что он мог сказать иначе?
- Пожалуй нет…   Действительно его ответ не отрицает существование Бога.

- Дело в том, - сказала Оля, - что Бог вне пространства, ибо создатель оного не может быть его частью. Он вездесущ, то есть, пронизывает любую точку пространства. В этом вопросе может помочь понятие многомерности  пространства.
-  Олечка,   а как же эволюционный процесс?
- Существует и другая теория,  она называется креационизм.  Нам о ней и не вспоминали в наших школах и  институтах…
- Дааа? А что это?
- Основу креационной модели составляет ряд фундаментальных принципов, и каждый из них подтверждается   логичными и вескими  фактами.
- Это же, какими такими фактами?
- Их достаточно. Познакомься при случае с этой теорией…

- Ну,  хотя бы пару фактов,… пожалуйста…
- Ну, вот, например, о возрасте нашей планеты…  Принято считать, по эволюционной модели, что Земля существует миллиарды лет. Тогда при современной скорости эрозии почвы под воздействием ветра и воды, континенты были бы разрушены до уровня моря,  где-то, в течение четырнадцати миллионов лет. Это период, намного превышающий возраст Земли, предполагаемый креационной моделью, составляющий менее половины процента от возраста, предполагаемого теорией эволюции.

- Интересно… Почему я об этом не знаю?
- Ты ж не всезнайка…
- Нууу… обижаешь, начальник…
- А тебе известно, что используемые способы радиометрического датирования дают разные и противоречивые результаты?
- Это по четырнадцатому углероду?
- Не только… И калий-аргоновый, и  ураново-свинцовый, и другие…  И еще:  факт присутствие комет в Солнечной системе указывает на её гораздо более молодой возраст, нежели считалось. Наука предположила, что возраст Солнечной системы и её комет примерно один и тот же. Установлено, что солнечный ветер уносит в космос частицы  кометы.  А посему если бы кометы  существовали в системе миллиарды лет, как предполагает теория эволюции, то лет эдак, тысяч за десять, они  должны быть рассеяны.

-  Слушай, а почему ты мне раньше об этом не говорила?
- А раньше у нас другим были головы забиты…
- … не головы, а сердца…
-…  у меня и  сейчас забито,…  слава Богу, что у тебя уже нет…
- Оленька,… прости, пожалуйста, - сказал, целуя ей руку.
- Какая уж тут твоя вина…  На всё воля Господня,… - вздохнув сказала она.
- Оленька! Помолись обо мне…

Сделав мне инъекцию, она ушла…

Где-то в глубине моего  естества    возникла просьба к кому-то, которого  не знал.  И я опять стал шептать неизвестные слова, которые исходили из меня…
 
Мы решили ехать в Шуригино, там был хирург. Провожали нас послушница  Агафья  и настоятельница монастыря.
- Там на моей постели под подушкой  наши пожертвования, - сказал ей, - царские червонцы… Спасибо  вам.
- Благослови нас, матушка, - сказал  Матвей, и  я  вслед за ним  обнажил голову.
- Да благословит вас  Господь и хранит  от всякого зла! - и перекрестила.

Сопровождаемые на расстоянии  "командой"  Дика,  под вечер вторых суток, мы подъехали к поселку.
- Дик, - сказал ему, - иди в лес…  Понял?  Иди в лес…  Сторожить, … сторожить. Я приду… Иди,… идите, идите… Я приду,… приду…

Он так старался понять, внимательно глядя мне в глаза и слегка виляя хвостом.
- Со мной нельзя, … нельзя… Иди, иди, -  показал  в сторону леса, и, взяв за ошейник, подтолкнул его туда.

Дик  повернулся ко мне, лизнул руку, и, опустив голову, медленно пошел к ожидавшим  вдали сородичам.  Через метров десять он остановился и обернулся…
- Иди, … иди…. - крикнул ему.
- Ну, и делааа… - протянул дед Матвей.

Мы подъехали к шуригинской  больничке.  Я лег, и укрылся тулупом.
- Сходи, Ефимич, и попроси главврача выйти ко мне.  Только  потихоньку там…

Темнело.  Минут через пять дед вышел.
-  Главный   оперирует…. Через часик  освободится… Приглашали там подождать, но я сказал, что будем здеся.
- Добро.  Подождем здесь…

Темный вечер лег на поселок.  Минут через сорок на крыльце показалась женщина в белом халате,  сердито срывающая с рук резиновые перчатки.
- Ну, что тут у вас? - недовольным голосом.

Желтый свет  одинокого фонаря слабо освещал больничный двор,  и мне показалось, что где-то я видел её  лицо.
- Да вот надо бы рану обработать, - сказал тихо  и приподнялся, рассматривая  хирурга.
- Рану,… рану…   Огнестрельная?
- Очень давняя,…  старая…
- Документы есть?  Сейчас  я должна пригласить  представителя милиции,… таков порядок…

Она внимательно стала разглядывать моё заросшее лицо.  И вдруг прошептала:
- Боже,… это ты? Боже… - и положив палец мне на губы, - Молчи,… молчи…  Сейчас, сейчас… носилки…
- Не надо доктор.  Я сам способен…

Это была Светлана.  Доктор  Молчанова из того памятного  самолетного рейса…

- Пойдем на другой вход…  Там моя квартира,… вы мои гости…  Ты посадил тот самолет,… не надо документов…  Можешь идти?…

После операции мы остались ночевать у неё. Дня через два, вечером за ужином рассказала, что развелась с мужем. А его за утерю служебного удостоверения  понизили в звании и отправили куда-то далеко на север.

Здесь был неплохой  магазин одежды, и я смог с помощью деда, не выходя из квартиры, хорошо экипироваться.  Дело быстро шло на поправку, и мы  Матвеем вечерами выходили во двор, кормили лошадь, дышали морозным воздухом.  И в один из вечеров  по дороге к местной столовой, работающей по вечерам в режиме "ресторации", я увидел  мужскую фигуру, показавшейся  знакомой. Походка этого мужчины, манера ставить ногу, держать голову напоминали кого-то очень знакомого.

-  Пойдем за ним, - сказал Ефимичу.
Тот человек зашел в ресторан.
-  Иди вперед  и займи место поближе  к нему.  Зайду после тебя, возьми это,… прикроешь меня в случае чего, - я суну ему в карман  пистолет.

Ресторан встретил меня гулом голосов, воровским жаргоном и клубами дыма. Подошел к стойке бара, прикрыв ладонью два золотых червонца, посунул  их бармену и сбросил со стойки в оттопыренный карман его передника.
- Коньяк,… две капли…

Тот окинул меня испытующим взглядом, не глядя, позади себя взял  бутылку с этикеткой "Napoleon", и стал наливать. Перехватив его руку,  сам немного налив, понюхал содержимое посуды и выплеснул на пол.
- Я сказал коньяк…
- Ой, извините… Ошибочка…  Знаете, устал  уже…  С утра,… как белка… - оправдывался наливая  из другой бутылки.

Повернулся к нему спиной и, глотнув неплохого коньяка, стал рассматривать зал. А зал изучал  и оценивал  меня,  делая  безразличие "во взоре"…

Прежде всего, отыскал взглядом Матвея.  Он сидел недалеко от  того вошедшего перед нами человека.   И я не поверил глазам - там, опустив голову, в какой-то безучастной позе,  сидел Сашка,… Алик Р…

С  Александром   Р. мы подружились на втором  курсе.  Он был интеллигентным, хорошо воспитанным парнем, всегда мечтавшим о службе  на военном флоте. Но случилось так, что перед поступлением в училище он два года "отрубил" в одной "горячей точке" снайпером. В судьбах человеческих так много ироний…

Для сдачи некоторых экзаменов и защиты  диплома, я с Владивостока приехал в alma mater.  Получилось так, что нам с Аликом удалось выкроить пару дней и смотаться к его родителям.  Они проживали недалеко в одном курортном городишке  под Новороссийском.

У нас был:
- свободный вечер,
- ключ от квартиры одного из местных друзей     Алика,
- сумма денег на пару шампанского и конфеты. 

Поэтому эти красивые светловолосые девушки, которых мы обнаружили в аллее курортного городка, без колебаний согласились провести с нами вечер. Одну звали Эльза, другую Инга.

Еще там, в полутемной аллее, Алик, пока мы  прогуливались с девушками, все как-то странно посматривал на Эльзу, как бы стараясь, что-то вспомнить. Один раз даже спросил :
- Эльза,  где я мог  тебя видеть?
Она очень внимательно посмотрела на него.
- Нет, я никогда тебя, к сожалению, не встречала,… а то бы влюбилась немедленно…
- Вы мне льстите,  мадмуазель, - сказал  он, продолжая внимательно ее рассматривать.

Мы пили шампанское, танцевали под магнитофон, но мой приятель вел себя как-то странно. Он то рассматривал украдкой Эльзу, то задумывался над чем-то, потирая  лоб. Потанцевав,  мы с Ингой подошли к открытому окну, Эльза  стала рядом перед висящим зеркалом и стала
искать в  своей сумочке помаду. Я, нечаянно глянув, увидел там довольно толстую пачку денег крупными купюрами. 

 Повернувшись от зеркала, она спросила:
- Ну, что, мальчики, будем еще пить? - и машинально отвела  рукой прядь волос, спадающую на лоб.  На её лбу, под  прядью, был довольно заметный красноватый шрам.

В этот момент что-то  странное мелькнуло во взгляде Александра, он поспешно отвел взгляд от девушки и подошел к телевизору.  Там какой-то киллер смотрел в оптический прицел винтовки, целясь в свою жертву.

- А прицельчик-то  оптический у этого бандита не иначе как какой-нибудь  "Гюнтер"…девять на сорок, - произнес он, щелкнув по экрану пальцем.
- Это двенадцать на пятьдесят,… - рассеяно глядя  на экран, сказала  его девушка, и тут же  спохватившись, добавила, -  Знала одного парня, из нашей олимпийской  сборной…   Он что-то мне объяснял по этому поводу, но   ничего не поняла… Ну, будем пить?…

Подошла к столу.  Алик взял её за руку и, откинув волосы со лба, стал внимательно всматриваться в лицо, как бы что-то припоминая.
- Я видел это лицо со шрамом через свой прицел,… - вдруг прошептал он.
- Отпусти руку!  -  закричала Эльза.- Ты что бормочешь? Какой прицел?
- Обыкновенный…. Наш отечественный.   "Пилад",   восемь на сорок…

Вырвав руку, Эльза  схватила  со стола большой кухонный нож… 

Мы были с ним в училищной команде по боевому самбо. Он был мастер спорта по этому виду. Есть много приемов в защите от удара ножом с последующим обезоруживанием противника.   Но он применил прием на поражение при помощи оружия врага. Этот прием мы отрабатывали до автоматизма.

Перехватил руку с ножом и, развернув его клинок в её сторону,  подтолкнул нож навстречу движению тела нападающей…

На суде он рассказал историю первого знакомства с Эльзой:
- Шел бой в горах. Мы заметили  цель почти одновременно, но  Эдик был в более выгодной позиции. Он сделал мне рукой:   "я сам". Но почему-то промахнулся. Это стоило ему жизни…     Я-то был уверен, что моя подстраховка здесь не нужна, ибо твердо верил  в него. И эта ошибка украла у меня полсекунды. Мой  оптический прицел на миг показал то лицо. Это был "их" снайпер.  Это была женщина…  Я понял, почему промахнулся  друг… Мне разрешили   сопровождать его цинк домой.  Хоронили сразу и Эдика, и его маму - она умерла, получив известие о гибели единственного сына. Мы плакали, обнявшись, над свежими могилами с его отцом, поседевшим в одну ночь.  Несколько лет подряд, каждый год, в свой отпуск  приезжал к нему. Мы шли к могилам, пили  молча водку, наливали всем подходившим, а потом, обнявшись, плакали  в обществе пьяных кладбищенских  бомжей.

Если бы он не был мастером спорта  по боевому самбо, он получил бы меньший срок…   


(Продложение: http://proza.ru/2009/06/23/575)
(... а начало здесь:http://proza.ru/2008/01/27/182)