Прощай, Фрикетта! -8

Глава 8. Стакан водки

Выпитая мною водка начинала делать свое дело.
Я, медленно пьянея, начинал воспринимать происшедшее со мной вчера более спокойно, чем несколько мгновение назад. Мне даже стало казаться, что ничего особенного вчера не произошло. Ничего. Не зря древние называли алкоголь похитителем рассудка.
Фрикетта отреагировала на мой поступок так, как, наверно бы, сделала на ее месте любая другая девушка.
-- Ты, что с ума сошел?
-- Наверно… - уклончиво ответил я.
-- Тебе срочно надо что-то поесть… - Фрикетта вышла из комнаты и через несколько минут появилась в комнате с солидной закуской,  которая, по ее мнению, должна была спасти меня от опьянения. Пока Фрикетта раскладывала по тарелочкам кусочки сыра, ветчины и вчерашнего салата оливье, я еще раз наполнил чашку до краев водкой и выпил. Мне почему-то вспомнилась статья из какого-то умопомрачительно-современного журнала по управлению. В статье писалось о суперсовременной технологии тестирования работников при помощи стакана водки. Автор статьи считал, что спаивание это самый эффективный тест для выявления слабостей работников, принимаемых на работу.  Возможно, что автор статьи был большим любителем водки. Тем более, что сегодня нет никаких проблем зарегистрировать фирму под названием «Институт заумных технологий».  Насколько объективно тестирование стаканом водки трудно судить, но то, что у тестирующего есть редкая возможность определить водкоустойчивость работника, в этом нет сомнений. Думаю, что это самое заумное тестирование автор статьи содрал у кремлевских властителей, у которых оно было самым популярным методом проверки приближенный. Пир у Балтазара воспринимался, как развлекательное шоу, на котором властитель забавлялся тем, что проверяют, кто из его приближенных более предан ему. Сама обстановка застолья позволяла сделать такую проверку в неформальной обстановке.
Поcле того, как я принял вторую дозу алкоголя, мое настроение окончательно испортилось. Я, говоря простым языком, начинал «проседать». Частичное отключение самоконтроля привело к тому, что подсознательные сексуальные комплексы начинали воздействовать на меня. Девушка, которая еще вчера представлялась мне недостижимой и занимала все мое сознание, вдруг стала объектом, к которому у меня нарастала неприязнь и даже агрессия. Я с трудом сдерживал себя.
Один и тот же вопрос не давал мне покоя. «Почему? Почему я веду себя так?»
Ответ на этот вопрос пришел ко мне не сразу. В поисках ответа я спрашивал себя: «Что именно же именно вызвало во мне эту непонятную агрессивность?»
Похоже, что агрессивность во мне была протестом против того, что Фрикетта после секса оставила меня и ушла к своей картине, к юному Аполлону, так похожему на меня. Как это ни странно, но я приревновал свою девушку к ее творению, к неоконченной картине. Мне  вспомнилось, что я где-то читал о мистической связи человека и его портрета. Одна из первых заповедей Бога иудеям, переданная через пророка Моисея, гласит: «Не делай... никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли». Фактически – это запрет, который иудеи соблюдали столетиями. В исламе так же запрещено рисовать портреты людей. Наши предки предполагали, что существует некая необъяснимая связь между человеком и его портретом. Пророк Моисей был осведомлен об этом.
Но, мне современному человеку, не верящему в мистику, оказалось вполне возможным приревновать свою девушку к изображенному ею на портрете юноше.
Мне стали припоминаться факты из жизни художников и натурщиков. Странных, необъяснимых случаев связанных судьбой картин известных художников особенно много в изданиях с рубриками «Неопознанное». Подборки таких статей рассказывают об наиболее известных случаях, когда внезапно погибали, те, кого изображали на своих полотнах великие художники. Самым мистическим художником считается Рембрандт, который пережил двух жен и всех своих детей. Свою жену Саскию художник изобразил на двух известных полотнах «Даная» и «Флора». Любимая натурщица художника умерла спустя восемь лет после свадьбы. Дети Ремрандта изображены художником на нескольких полотнах. Трое из них умерли в младенчестве, а четвертый – Титус не дожил до тридцати лет. Свою вторую жену Хендрике Стоффельдс художник тоже пережил. Не меньше мистики можно найти в биографиях других художников, например таких, как Модильяни, Рубенс, Перов и Боровиковский.
Существует мнение, что портрет – это биоэнергетический и информационный фантом человека, который может воздействовать не только на того, кто на нем изображен, но и на самого художника.
Все эти странности не кажутся таковыми, если учесть тот факт, что свои работы художники-портретисты выставляют на выставках, где перед ними проходят тысячи разных людей. Одни из посетителей проходят мимо выставленных портретов, не уделяя им особого внимания, другие внимательно рассматривают их, проявляя к некоторым портретам особенное внимание. Среди таких посетителей могут быть недоброжелатели, которые рассматривая портрет, выражают самые разные чувства, не всегда и не у всех эти чувства положительные. Среди посетителей, заинтересовавшихся полотном художника, могут быть завистники и даже недруги. Они, выражая свои чувства по отношению к портрету, могут мысленно посылать и художнику, и его натурщику негативные мысли или, так называемую, черную энергию. Если портрет написан с чувством и большой любовью к изображенному на нем человеку, то он, так или иначе, станет объектом энергетической атаки. Ведь мастерски написанное художником полотно всегда вызывает восхищение. Но, оно, так же, может вызывать у некоторых зрителей зависть и черные мысли. Не потому ли неуравновешенный мужчина набросился с ножом в Эрмитаже на беззащитную «Данаю»?    
Я не боялся того, что написанный Фрикеттой портрет, может принести мне множество неожиданных сюрпризов. Мне было как-то не до таких мыслей. Меня раздражало то, что этот портрет написан без моего на то разрешения. В моей душе тлело недовольство и возмущение, ведь на картине Фрикетты я, или точнее юноша похожий на меня, выглядел значительно лучше, чем оригинал. Особенно странным было то, что Фрикетта, как мне казалось, не имея под рукой моих фотографий, сумела довольно точно передать черты моего лица.
-- По какой такой причине ты вдруг решил напиться? – поинтересовалась Фрикетта.
-- Решил и решил, - уклончиво ответил я.
-- Я знаю по какой?
-- Да?
-- Знаю! – твердо настаивала на своем Фрикетта в своем.
Я молча что-то ел, тупо рассматривая узор на скатерти.
-- Опьянел?
Я не ответил, мне совсем не хотелось признаваться в том, что я, так сказать, «уже готов». Еще немного и я буду «в отключке». Мне еще некоторое время удавалось оставаться держаться и реагировать на реальность адекватно. Однако, я так же ощущал, что неумолимо приближается момент, когда реальность вокруг меня перестанет существовать.
-- Антон, пойми то, что произошло у нас вчера – это не какой-то зловещий план задуманный мною, это, просто напросто, природа. Я хотела, чтобы это получилось у нас с тобой и именно так, как оно получилось. Пойми, сказки о вечной, чистой и романтичной любви не более чем сказки. Природе важно только одно – чтобы люди любили друг друга по настоящему.
-- Да? – до меня с трудом доходил смысл заумных фраз, произнесенных Фрикеттой.
-- Любовь для меня не более, чем любопытство, побуждающее изучать объект любви с одной единственной целью - понять себя.
Я ничего не ответил потому, что был уже не способен что-то понимать. Фрикетта заметила это слишком поздно. Последняя моя мысли была проста: «Готов!» Кажется, эту суперкороткую фразу я произнес вслух.
Что было потом, я помню с трудом. Обрывки воспоминаний фрагментарны и не совсем стыкуются. Припоминается, что я все время куда-то рвался. Мне казалось, что я вот-вот опоздаю на какую-то очень важную для меня встречу. 
Наиболее отчетливо вспоминается наше долгое расставание на вокзале. Мы с Фрикеттой стоим на платформе и ждем поезд. То, что я уезжаю к тому времени не вызывало ни у меня, ни у Фрикетты никаких сомнений. Это решение было окончательным и обжалованию не подлежало. Фрикетта была очень расстроена этой моей выходкой. Она не предполагала, что наша встреча в канун Нового года может окончиться так. У нас не было никакого шанса встретить Новый год вместе. Мой неожиданный отъезд за двое суток до Нового года очень напоминал побег. Я видел, что Фрикетта жутко замёрзла. Мы приехали на вокзал за два часа раньше до отправления поезда, и этого времени было достаточно не только для того, чтобы переосмыслить все происшедшее, но и для того, чтобы сильно замерзнуть. 
-- Я должен попросить у тебя прощения, - сказал я. На лице Фрикетты на какое-то мгновение появилось что-то, что я принял, как растерянность.
-- За что? – просила Фрикетта.
-- За то, что я напился…
--Проси…
-- Фрикетта, прошу меня простить за то, что я – это я.
-- И?
-- И всё!
-- Издеваешься? – Фрикетту разозлили мои слова. По правде, у меня не было никаких намерений, кроме одного. Я считал, что мне надо извиниться за собственное некрасивое поведение. Объяснять что-то я не хотел. Не мог же я признаться ей в том, что у меня, скорее всего, стресс. Стресс от того, что случилось. Признаться ей в том, что прошедшей ночью я лишился невинности, я не мог. Мне казалось, что такое признание низвергнет меня в Тартарары.   
Во время нашей словесной перебранки мимо нас спешно прошел какой-то юноша, который очевидно спешил на свой поезд. Он как будто ненароком, толкнул меня в спину. Я не удержался и тихо выругался ему вслед: «Не фига себе…!» Юноша никак не отреагировал на мои слова, удалившись несколько шагов от нас, он резко обернулся и бросил на меня взгляд полный такой злобы, что я сразу же почувствовал, как по моей спине побежали мурашки. Я не то, что бы уловил этот его взгляд, я его почувствовал всем своим телом «Д-а-а-а!» - подумал про себя я. «Не хватало мне еще каких-то ревнивых соперников!» Мне почему-то подумалось, что этот юноша знакомый Фрикетты.
-- Фрикетта, твой знакомый? – поинтересовался я, кивнув головой в сторону удаляющегося юноши.
-- С чего ты взял? – Ее ответ заставляет меня усомниться в том, что она говорит правду.
-- Очень уж злой парень!
Удаляющийся от нас юноша, был одет немного странно, по крайней мере, как я отметил,  не по сезону. На юноше белый длинный плащ, белые брюки, белая фетровая шляпа и длинный черный шарф. Юноша шел вдоль перрона, не спеша, не оглядываясь. Про себя я отметил, что он мало похож на уезжающего, а еще меньше на встречающего потому, что в руках отъезжающего была бы, скорее всего дорожная сумка или чемодан. Встречающий, скорее, держал бы в руке букет, и, вслушивался бы в каждое объявление диктора по радио. Появление этого странного юноши в белом, вынудило меня вернуться к причине моего нахождения на вокзале и произнести привычную для такого случая фразу: «У меня какой вагон?»
Фрикетта назвала номер вагона. Я попытался рассмотреть незнакомого юношу в белом плаще. Мое внимание все время было занято этим юношей поэтому, что я не хотел, чтобы сейчас на перроне кто-то устроил мне какие-то разборки. Еще меньше мне хотелось разборок потом в поезде. Это напряжение позволило мне избежать выяснения отношений с Фрикеттой  во время расставания. Я даже не заметил, как подали поезд. Мой поезд подошел к перрону тихо, вынырнув из густой темноты зимней ночи в тот самый момент, когда я в очередной раз пытался отправить Фрикетту домой.
-- Может уже ты поедешь домой? – спросил я. – И поздно, и холодно.
-- Ты пытаешься поскорее избавиться от меня? Не так ли?   
-- Не говори глупостей, - я пытался успокоить Фрикетту.
Теперь, вспоминая этот незначительный эпизод нашего прощания, я понимаю, что тогда, уезжая от Фрикетты, я пытался восстановить реноме невинного юноши. Мое странное приключение в канун Нового года, когда все вокруг живут предпраздничными хлопотами и ожиданием чуда, по сути, в какое-то мгновение превратилось в дурную предпраздничную выходку. Моя пьяная выходка испортила праздник не мне, но и Фрикетте.
Где-то почти за двадцать четыре часа до Нового года мы с Фрикеттой сухо попрощались.
-- Счастливо, - шепнула она, поцеловав меня в щеку.
-- Пока! – ответил я.
-- Еще приедешь? – спросила она.
-- Не знаю, - ответил я не оставляя ей никаких надежд. В тот самый момент я был твердо уверен в том, что мы с ней никогда не встретимся.   
Наверняка, воспоминания об обманутых ожиданиях и о смазанном финале нашей предновогодней встречи еще долго не будут давать нам покоя. Я стараюсь не думать о прошедшем, но это мне не совсем удается.   
Задумка поехать к Фрикетте, чтобы вместе с ней встретить Новый год, оправдала только те мои тайные ожидания, которые касались секса. А это в свою очередь вызвало во мне столько противоречивых чувств, что говорить о удаче или не удаче даже не хочется. Я могу утверждать только одно, ожидаемого от поездки в полной мере я не получил.
Надо сказать, что ожидание праздника почти всегда более волнительно и трепетно, чем то, что приносит сам праздник. Все это чем-то схоже с ожиданием любви и серьезных чувств, которое не всегда и не во всем совпадает с тем, что позже нам приходится пережить в любви.
Сегодня ночью наступает Новый год. У меня еще было немного времени для того, чтобы придумать то самое сокровенное желание, которое стоило бы загадать в предстоящую новогоднюю ночь и которое потом будет вспоминаться целый год, до того самого момента, когда я снова получу возможность новое желание в ночь под Новый год. 
Мне в мои двадцать четыре уже не до сказок о Дед Морозе и Снегурочке, о подарках, которые следует искать утром под елкой. Я даже не знал, чтобы такое сокровенное загадать за пару минут до Нового года.
Было не до желаний, не до тайн, не до чудес... Хотя, мне все же хотелось верить в то, что есть какое-то чудо в самой новогодней ночи. Хотелось верить.
Я, молодой человек, снимающий угол у пожилой женщины, еще не совсем готов к серьезным отношениям с женщиной. Где-то втайне я мечтаю о серьезных отношения с серьезной женщиной, но дальше мечтаний боюсь отойти. Для недозрелого молодого человека, стестненного в материальных средствах это нормально. Надеяться, значит оттягивать решительные действия. Эта надежда и вера в то, что все еще будут, являются самой большой тайной для такого юноши.
“ Зачем мне нужно было отвечать на приглашение Фрикетты? Зачем было нужно ехать к ней в канун Нового года?» Не зная, что себе ответить на эти довольно простые вопросы, я вспоминаю, что уже прошло семь лет после того, как мы окончили школу. За это время и я, и Фрикетта сильно изменились. Но, что-то осталось в нас без изменения, наверно, это «что-то» вынудило Фрикетту пригласить меня к себе. 
Однако, анализировать происшедшее, которое уже стало прошлым интересно, но зацикливаться на этом анализ глупо потому, что капание в прошлом не успокаивает, а скорее наоборот.
Я не предполагал, что все эти годы был для Фрикетты чем-то большим, чем юноша, учившийся с ней в одном классе. И она убедила меня в этом тем, что нарисованный ею портрет юноши, похожего на меня – это нечто большее, чем признание мне в любви.
Наверняка, прежде, чем создать картину, ей пришлось мысленно изучить мое тело и cмоделировать его. Безусловно, не имея натуры перед глазами сделать это не просто. Наверно, ей пришлось использовать зарисовки обнаженных юношей из различных альбомов типа "Анатомии для художника" Ене Барчаи. Хотя, вполне возможно, что у нее был натурщик. Я слышал, что сеансы рисунка или живописи, на которых художники учатся писать живую натуру или пишут эскизы для будущего полотна, длятся так долго, что художники и натурщики часто привыкают друг к другу, становятся почти родными. Правда, я не был натурщиком, но, тем не менее, то, что Фрикетта несколько дней, неделей провела у полотна, на котором она написала обнаженную фигуру юноши похожего на меня, говорит о многом.
Это не просто написать картину обнаженного юноши не используя живую натуру. Я не художник и мне трудно судить об этом. Мой опыт живописи столь незначителен, что он не дает мне оснований что-то утверждать.
Прощание с Фрикеттой получилось некрасивым, наверно, потому, что я очень боялся, что она может как-то не совсем адекватно отреагировать на прощальные слова. Я предпочел отмалчиваться и на ее слова отвечать кратко, одним-двумя словами.
Сейчас смутно вспоминая последние минуты прощания с Фрикеттой, я припоминаю то, как поезд медленно тронулся, как Фрикетта некоторое время шла за вагоном. Я стоял у двери и, молча, смотрел на нее. Фрикетта что-то тихо сказала, я смог разобрать ее последних слов потому, что проводница как раз в это самое время стала закрывать дверь, настойчиво приглашая меня пройти в вагон.
Вспоминая все это, я немного расстроен тем, что наше прощание получилось таким некрасивым. Кроме того, я отчетливо припоминаю, что юноша в белом плаще, толкнувший меня в спину на перроне, когда мы с Фрикеттой ожидали подхода поезда, почему-то неожиданно оказался рядом с Фрикеттой в тот самый момент, когда она что-то тихо шептала в след уходящему поезду. Мне кажется, что до того, как проводница захлопнула входную дверь, я отчетливо видел, что юноша взял Фрикетту под руку и что-то ей сказал. Было ли это все на самом деле или же это мои фантазии, я не знаю. Возможно то, что эта странная картинка возникла в моем мозгу.   
Проснувшись рано утром, я первым делом направился в ванную комнату. Моя встреча с хозяйкой квартиры произошла в коридоре.
-- Здравствуйте, Елена Зиновьевна! – сказал я.
Марья Ивановна по утрам любила смотреть новости по телевизору. Было около восьми.
-- Здравствуй, Антон! – ответила на мое приветствие Елена Зиновьевна.
Я задал вопрос, который обычно задавал Елене Зиновьевне и утром и вечером, когда заставал ее за просмотром новостей по телевизору: - Что нового?
-- Сегодня ночью наступит Новый год! Это самая главная новость сегодня.
-- Не уж то? – попробовал шутить я.
-- Да! К сожалению или к счастью, - засмеялась Елена Зиновьевна, уловив в шутливый тон моих вопросов и ответов.
-- Новый год – это когда елка, Дед Мороз, Снегурочка и море подарков, - мечтательно попытался я определить то, что должно означать понятие «Новый год».
-- Елка у нас уже стоит, - сказала Елена Зиновьевна. – А вот Деда Мороза и Снегурочки не предвидится.
-- Да?
--Да! А ты что вернулся так быстро? Вроде бы как намеревался встречать Новый год у знакомой? Не так ли?
-- Не сложилось, - ответил я первое, что пришло в голову, и добавил. – Моя знакомая уехала к родителям.
-- Понятно. Правильно и сделала. Новый год – это семейный праздник и встречать его следует дом и по возможности с родителями.
На этом наша обыденная утренняя словесная дуэль закончилась. Я отправился в ванную комнату, чтобы принять душ и смыть с себя запах железной дороги, запах угля, которым обычно отапливают зимой вагоны в поездах и нагревают титан с водой.
Через несколько минут я уже стоял под душем и наслаждался теплом горячей воды. На сразу же душе стало легче. Тревога и воспоминания о неудачной поездке растворялись в теплых потоках воды. Почему-то мне вспомнились рассказы натурщиков о сложности своей профессии. Многие из них утверждали, что после того, как натурщик принимает необходимую художнику позу и замирает, у него появляется нестерпимое желание двигаться. Это длится несколько минут. Тело натурщика упорствует и не хочет подчиняться сознанию, наверно, поэтому в первые несколько минут нестерпимо хочется двигаться. Постепенно, это бунтарское настроение желание затихает. Ему на смену приходит боль, ноги, руки и шея начинают затекать. Боль в теле натурщика, вызванная насилием над собственным телом, усиливается и становится все ощутимой. Особенно нестерпимой становится боль в опорной ноге. В моей голове проносится мысль о том, что натурщик сам добровольно насилует свое тело. Изувер. Художник, пригласивший позировать, все время постоянно напоминает о том, что необходимо стоять неподвижно. Кто из этих двоих больший садист? Наверно, художник.
Я не позировал Фрикетте, но, тем не менее, ощущаю себя так, как будто минуту назад позировал ей, неподвижно сидя в неудобной позе на маленьком пуфе.
Приняв душ, я, закутавшись в большое банное полотенце, возвратился в свою комнату, чтобы там спокойно, как следует вытереться насухо и одеться. Как ни, как сегодня ровно в полночь наступит Новый год, а его следует встречать, по словам героя фильма «С легким паром!» чистым и, безусловно, нарядившись по-праздничному так, как советуют астрологи. 
Некоторое время я рассматриваю себя в зеркало. Старое, потемневшее от времени зеркало висит на двери. В маленькой комнатке, которую я снимал, внутренняя часть двери была единственным удобным местом для зеркала. Рассматривая свое отражение в зеркале, я вспоминал то, что все произошло со мной в последние два дня. Про себя я подумал: «Этот странный и непонятный сон мне полезно было бы забыть».
И было бы лучше, если бы в гостях у Фрикетты я не пил. Как жалко, что эта разумная мысль пришла ко мне слишком поздно. Наверно, если бы мы ограничились разговорами об искусстве, выпили легкого вина, и далее отправились спать в разные комнаты, не было бы столь горького разочарования сегодня.
Странно то, что после секса со мною моя девушка рванула к своей неоконченной картине и по существу вторую половину ночи провела с написанным ею юношей. Это как-то не вяжется с тем, что произошло между нами.
Получается так, что в действительности, ей совершенно не хотелось моего общества. Похоже, что я был всего лишь очередным эпизодом ее жизни, сценарий, которого она расписала давным-давно, и наиболее подходящей компанией для встречи очередного Нового года. Фрикетта, скорее всего, придумала этот сценария для встречи Нового года давно. И, наверняка, перед тем как встретиться со мной, она обзвонила всех знакомых мужчин, которые могли бы сыграть роль первого в ее жизни мужчины на одну ночь. Наверно, я должен был бы гордиться тем, что такая роль выпала мне? Наверно.
Но, похоже, все ее знакомые оказались занятыми. Возможно, кое-кто из них еще пожалеет о том, что отказался от ее приглашения. Возможно. Я же жалею, что оказался участником некрасивого эпизода в ее и моей жизни. «Интересно, - подумалось мне, - Что делает Фрикетта сейчас?» Я попробовал мысленно представить, как сейчас выглядит небольшая комната с зеркальной стеной, в которой произошло событие, так взволновавшее меня. Какое-то мгновение у меня перед глазами стояло видение этой комнатки. Я отчетливо видел Фрикетту сидящую за столом. Кажется, она что-то писала. На некоторое время, отрываясь от своего занятия, она смотрела за окно и курила, затягиваясь сигаретой. Затем она, задумчиво улыбаясь, выдувала дым колечками. Мне почему-то показалось странным, что она курит. Я никогда не видел ее с сигаретой во рту. Не менее странным было и то, что она пригласила к себе меня и уделила мне так много времени. Ведь в письмах ко мне она писала, что живет сегодняшним днем, хотя каждый ее завтрашний день, как и последующий месяц, расписан по минутам. Модели новых платьев, прорисовка, конструирование, моделирование, пошив занимали все ее время. А, кроме того, неоконченная картина, которую ей хотелось закончить. Эта картина с Аполлоном терзала ей душу. Я вспомнил, как Фрикетта пожаловалась мне на то, что никак не может понять, что же конкретно ей мешает закончить картину. В ее темно-синих глазах была тревога и раздражение. «Мне не хватает житейского опыта, чтобы сделать последний мазок, - с сожалением вздыхала Фрикетта. – «Мое тело как бы спит летаргическим сном, который длится очень и очень долго. Во сне я прекрасно осознаю и понимаю, что должна, наконец, прервать его. Должна».
Картинка-видение промелькнула перед моими глазами быстроменяющимся кадром, который скорее домысливался мною. Я стоял у зеркала и рассматривал свое отражение - абсолютно асексуального, невзрачного юношу с аккуратно подстриженной головой на длинной худой шее. Из зеркала на меня смотрело лицо, в котором определенно было что-то непонятное и непонятое мною до сих пор. В моем лице не было ничего особенного.
В миндалевидных глазах чайного цвета застыло выражение человека, который немного напуган неудачами в борьбе за выживание в прагматичном мире.
Стоя перед зеркалом, я твердо решил, что больше никогда не буду пытаться встретиться с Фрикеттой. Из духа противоречия, а может, чтобы скрыть свой страх и неуверенность в себе, своей правоте, стал заворачиваться в банное полотенце. Надо было заканчивать сеанс мужского стриптиза.

Где-то подсознательно я ожидал, что моя поездка к Фрикетте закончится сексом, но я никак не ожидал, что я ей нужен для того, чтобы она, наконец-то, окончила свою картину. Что собственно моя поездка и подтвердила.

После того, как Фрикетта заполучила меня или точнее мое тело в постели, она не преминула сразу же вернуться к своей незаконченной картине, чтобы дописать то, что у нее не получалось. Сумасшедшая художница, да и только. Ей мало было просто «поиметь» меня, ей нужно было еще и зафиксировать на своем полотне забытые ею черты моего лица и фигуры, которые ей по памяти воспроизвести в красках никак не удавалось. Кто-то мог бы гордиться тем, что с него написан античный бог, красивое полотно. А меня это раздражало.

Сумасшедшая художница? Странно, почему я так сказал? Наверно, потому, что на картине она решила изобразить меня в образе Аполлона, одного из самых странных древнегреческих богов. Аполлон – это самый странный среди сонма бессмертных обитателей Олимпа, с которым древние олицетворяли совесть смертных, которые считали, что чист тот, кому Аполлон отпустил его грехи. Грехи…

Я стоял у зеркала и заворожено смотрел на свое отражение.

Как хорошо, что я дома! Я правильно поступил, что вчера уехал от нее. Уехал, а у нее остался мой обнаженный двойник на картине. Думать об этом было кощунством. Ведь как ни как, Фрикетта приглашая меня встретить вместе Новый год, строила какие-то планы и думаю, надеялась на то, что эта встреча будет иметь продолжение. Надежды девушек питают, кажется, так говаривал Козьма Прутков. Надежды…

Похоже, что я нужен был Фрикетте для того, чтобы изменить статус. Ей уже порядочно надоело быть ничьей девушкой. Похоже, что ее жизнь приблизилась к тому пределу, когда в ней нужно многое кардинально изменять и изменяться самой.

Только сейчас я вдруг осознал, что по существу Фрикетта меня развела. Она прекрасно понимала, что мое увлечение живописью – это то, о чем я всегда интересовался. Она сумела меня заинтересовать так, что по существу, все время говорил только я, а она слушала и, время от времени задавала вопросы. Это позволило ей на некоторое время завладеть моим вниманием. Завладеть всецело.

Все то, что произошло потом, можно назвать маленьким любовным приключением.
 
Я стоял перед зеркалом или перед собственным отражением.

Рассматривая собственное отражение, я совсем неожиданно заметил, что оно выглядит как-то не так. Юноша в зеркале показался мне незнакомым. У меня на глазах он постепенно становился все меньше похожим на того «меня», которого я привык видеть в зеркале. В собственном отражении все меньше угадывался я сам. То мое отражение, которое сохранилось в моей памяти, как эталон не стыковалось с тем, которое было в зеркале. Я вспомнил, что существует много странных суеверий относительно разглядывания собственного отражения в зеркале.
 
С зеркалом люди издревле связывают много мистического. Одна из самых старых историй человечества связанная с опасностью долгого разглядывания самого себя в зеркале – это миф о Нарциссе. Этот несмышленый юноша, погиб из-за собственного отражения, а тем не мене, его любви добивались многие женщины. Он был сыном беотийского речного бога Кефисса и нимфы Лириопы и самозабвенно любил только лишь самого себя. Отвергнутые им женщины обратились к богам и их попросили наказать его. Боги вняли их мольбам. Однажды, возвращаясь с охоты Нарцисс заглянул в незамутненный источник и, увидев в воде свое отражение. Юноша на какое-то время залюбовался собственным отражением. Затянувшееся самолюбование влюбило его в него самого. Он не нашел в себе сил, чтобы оторвать взгляд от собственного отражения и умер то ли от любви к себе, то ли от неразделенной любви.

В назидание потомкам боги превратили его в цветок, который расцветая каждую весну, напоминает людям об опасности чрезмерно долгого рассматривания самого себя и преувеличенной любви к самому себе.

Эта назидательная истории предостерегает каждого, кто любит смотреть на свое отражение в зеркале, об опасности такого занятия.

Я стоял перед зеркалом и рассматривал своего двойника, свое «я», находящееся во вне. Этот мой двойник казался мне все больше не похожим на меня.

Миф о Нарциссе – это своеобразное предостережение  об опасности, которую таит в себе обычное зеркало. Главный смысл мифа том, что тот краткий миг, пока ты смотрит на свое отражение в зеркале, может оказаться смертельным. Смотрящий в зеркало, вдруг может почувствовать, что это не он рассматривает себя в зеркале, а отражение рассматривает его. Изучает. Прощупывает взглядом. После того, как в душе смотрящего в зеркало возникнет такое чувство, ему трудно будет восстановить единство своих двух половинок — его самого и его собственного отражения, внутреннего и внешнего, предмета и отражения. В мифе последствиями столкновения такой коллизии явилась смерть Нарцисса.

Я понимал, что мое отражение в зеркале  существует благодаря свойству стеклянной поверхности зеркала отражать свет. Это оптическое свойство никак не зависит от меня и не подается моему контролю. Зеркало всего лишь предмет, позволяющий мне удобно  рассматривать отражения самого себя. Кроме того, зеркало это предмет, без которого человеку невозможно правильно подготовиться к выходу «на люди». Вот и сейчас, по сути, я занят тем, что готовлю себя к выходу «на люди». Причесывание, переодевание и прихорашивание перед зеркалом, ни что иное как подготовка самого себя, своего образа к последующей демонстрации окружению. В этом состоит главное назначение зеркала. С его помощью человек подготавливает себя к той роли, которую он определил для себя и собирается сыграть в своем окружении. В течение дня выбраны им для представления окружению роли могут меняться. Утром можно быть «своим, домашним», днем – хочешь не хочешь, требуется быть «официальной персоной, работником, сослуживцем», а вечером, вполне возможно, хотя бы не несколько стать тем самый веселым, малым, который является душой дружеской компании. Смена этих ролей без зеркала представляется сложной. Прежде чем облачиться в новую роль, мы механически ищем глазами зеркало, которое позволяет нам контролировать то, как мы выглядим здесь и сейчас. Взгляд в зеркало, позволяет оценить свою внешность под требования текущего момента, мы как бы примеряем на себя очередную маску-роль. Как это ни странно, но, перед зеркалом почти любой человек меняет не только свою одежду, но и выражение глаз, манеру держаться, ходить, говорить.

Мое отражение в зеркале все больше становилось неузнаваемым.

Я вспомнил, что совсем недавно где-то читал о том, как человек видит свое отражение в зеркале себя совсем не так, как его видят другие. К такому выводу, совсем случайно, пришел американский мальчик, которого звали Джон. Этот мальчик попытался разобраться в том, почему его не любят окружающие внимательно изучая себя перед зеркалом. Критически разглядывая себя, он неизвестно почему решил слегка изменить свою прическу и сделал пробор волос не справа, как обычно, а слева. Мальчик-подросток, озабоченный сложностями в отношениях со сверстницами не ожидал, что его эксперимент превзойдет ожидания. Неожиданно для себя он вдруг стал популярным кавалером не только в своей школе. «Теория пробора» навела Джона Уолтерса, так звали этого мальчика, на мысль о том, что зеркало не такой уж и простой предмет. Впоследствии он назвал эту проблему проблемой «не честного зеркала» и нашел способ производить «честные зеркала», которое отличалось от обычного тем, что отражало объект, не переворачивая его. Это достигалось тем, что слой амальгамы в таком зеркале наносился не позади стекла, как в обычном зеркале, а на само стекало. Кроме этого, зеркало имеет нестандартную форму - форму книжки образованную двумя зеркальными пластинами, соединенными под прямым углом. Глядя в такое зеркало, человек смотрит именно в этот угол, за счет чего видит свое настоящее изображение.

Всматриваясь в зеркало, я словно погружался в свой внутренний мир, пытаясь понять, кто же я на самом деле есть. Задавая себе вопросы, я пытался разобраться в самом себе, в своем  поступке и решениях, которые я принял и довел до конца. Мне казалось, что совесть у меня не совсем чиста. Я никак не мог понять, почему я обидел Фрикетту. Ощущение вины не давала мне покоя. Похоже, что я совсем не подходил на роль Казановы, в донжуанском списке которого более сотни женщин.

Я сбросил с себя полотенце и некоторое время изучал свое обнаженное отражение в зеркале. Не скажу, что я был удовлетворен тем, как выгляжу, скорее наоборот. Изучение своего тела перед зеркалом занятное дело. Рассматривая себя, я все же усомнился в том, что мое тело может быть выбрано как натура для написания юного Аполлона. Хотя, мое тело представлялось мне красивым, но похвастаться своим телом перед кем-то я не имел возможности. То, что было у меня с Фрикеттой не в счет потому, что у нас почти не было времени на то, чтобы любоваться телами друг друга на расстоянии, воспринимая его в целом. Близкий контакт не предоставляет возможности оценить пропорции тела и его красоту, он ценен, прежде всего, необычными ощущениями близости тела и тем, что предоставляет наслаждаться лицезрением отдельных частей тела.

«Я не девственник, а мужчина», - попытался съязвить я.

В комнате было очень светло, яркий, солнечный свет лился в окно слепящим потоком, похожим на сноп из тысячи тонких как нити, лучей. Похоже, за окном стояла солнечная морозная погода. день. Затянувшееся разглядывание отражения в зеркале начинало меня напрягать. Медленно повернув голову, я посмотрел на себя в профиль, мне показалось, что мое лицо за последнее время изменилось. Определенно я выглядел немного не так, как обычно. Оглядев свои ноги, грудь, плечи, я провел рукой по животу... Я обнаружил, что произошли некоторые изменения внизу живота. Та часть моего тела, которая почти всегда была закрыта кожицей, теперь была полностью обнажена. Возможно, это изменение во мне и есть то, что подтверждает то, что я уже не девственник.
Я продолжал осматривать себя и гладить себя по животу. По моему телу начинало  разливаться тепло. И хотя ощущения от моих манипуляций сильно отличалось от того, что я чувствовал, когда это же делала Фрикетта, я продолжал себя ласкать. В моей голове наступила какая-то необъяснимая пустота, мысли разлетелись. Продолжая разглядывать свое отражение в зеркале, я приблизился к зеркалу вплотную. Мне не хотелось думать о том, что произошло со мной позавчера, позавчера. Все позавчерашние события сейчас казались чем-то далеким и не важным. Главное для меня сейчас было не спугнуть нарастающее желание трепетной нежности. Я не отрывая глаз смотрел на юношу в зеркале, точнее от ту часть его тела, которая постепенно увеличивалась, нарушая гармонию обнаженного тела.
Я расставил ноги так, чтобы хорошо была видна в зеркале та часть моего тела, которая, по словам психологов, составляет гордость любого мужчины. Пытаясь ответить на вопрос: «Что же изменилось во мне после того, как я стал мужчиной?». Я внимательно изучал себя. Как это не странно никаких особенных изменений в себе я не нашел. Процесс ощупывания и изучения себя привел к тому, что по моему телу пробежала легкая дрожь, а внизу живота начало нарастать напряжение. Опустив руки между ног, я стал ощупывать свой член. Он был напряжен, открытая головка, была единственным признаком того, что я уже имел половой контакт с женщиной. Тоненькая кожица не закрывала головку так, как раньше. Я попытался возвратить кожицу в прежнее состояние, но это мне не удалось. Мои манипуляции с кожицей привели к тому, что я возбудился еще больше. Мошонка сделалась похожей на сморщенную, высушенную грушу. Я стал двигать рукой за кожицу члена вверх-вниз, прислушиваясь к тому, что как отзовется на эти мои действия мое тело. Все то, что я делал, мало напоминало то, что как вело себя мое тело позавчера, когда занимался любовью с Фрикеттой. И хотя, эти действия почти в точности имитировали движения члена во время акта, все же это было далеко от того как это происходит в реальности. Я закрыл глаза, пытаясь мысленно вспомнить все подробности моего первого сексуального опыта. Теперь я более осознанно представлял всю механику того, что называют сексуальным актом. Возбуждение медленно нарастало. Мне подумалось, что было бы хорошо, если бы Фрикетта сейчас оказалась здесь. Как только я подумал об этом, мне сразу же вспомнился запах волос Фрикетты, ее тела и возбужденного влагалища. В конце концов, то, что я делал, возбудило меня настолько, что я уже не мог остановиться. Движения руки обхватившей член убыстрялись. Я водил рукой вверх и вниз убыстряя ритм. Все это привело к тому, что внутри меня начала нарастать новая волна напряжения, этакий девятый вал. Я открыл глаза и глянул в зеркало, мне показалось, что в зеркале совсем не я, а кто-то другой, немного похожий на меня. Я видел, как набухает головка члена и становится багрово-красной, а на стволе члена вздуваются темно-синие венки. От моих движений член становился все тверже и тверже. Из дырочки в головке появилась маленькая прозрачная капелька. С каждым движением моей руки она увеличивалась, потом, вдруг сорвалась с головки, скатилась на пол, оставляя за собой струйку-след, похожую на тонкую ниточку. Головка члена стала багрово-красной. В моем рту пересохло, а внутри меня произошло что-то очень напоминающее взрыв. Мое дыхание участилось, сердце затрепетало, отдаваясь шумом крови в ушах. Глядя на свое отражение в зеркале, я увидел, как возбужденный член стрельнул струйкой беловатой жидкости.
Все происшедшее со мной в этот самый миг, пополнило мои знания о то, что значит быть мужчиной. Надо сказать, что эти знания складывались не только с того, что я прочел в книгах и с того что было у меня с Фрикеттой, но и с того что я осознал и осмыслил сейчас. Осознанное понимание того, как я устроен и, что значит контролировать и управлять собой в состоянии возбуждения доставило мне наслаждение. Я понял, что значит стимулировать себя. Похоже, что я получил доступ к тайнам мужского тела и секса и я начал более осознанно понимать свои сексуальные желания и интересы. Раньше мне никогда не приходило в голову то, что мужчина должен и может контролировать себя, свои действия, ускорять наступление оргазма или сдерживать его. Все, что я знал о сексе до этого, сводилось тому, что мужчина в сексе должен двигаться, сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее. Мне даже казалось, что без ритмичных, резких движений достичь оргазма невозможно. 
То, что произошло со мной мгновение назад, в зеркале смотрелось восхитительно. Особенно тот момент, когда член стрельнул струей мутноватой жидкости. В это самое мгновение отверстие заднего прохода вибрировало, то сжимаясь, то разжимаясь. Струя спермы выплеснулась так далеко, что ее часть попала на зеркало. После минутного отдыха я быстро оделся, бумажными салфетками вытер зеркало и небольшое мутноватое пятно на полу.
На душе стало как-то спокойно. Мысли о ссоре с Фрикеттой перестали меня терзать. Я стал собираться на прогулку. Очевидно, самоудовлетворение бывает полезным, если к нему прибегнуть в момент эмоционального кризиса.

Во время уборки следов своей, так сказать, шалости, я мельком взглянул в зеркало, как будто надеясь на то, что обнаженный юноша все еще там. Но в зеркале был похожий на меня юноша, на котором были дешевые синие джинсы и черная сорочка. Он совсем не был похож на того, чем-то озабоченного голого юношу, который несколько минут назад глядел на меня из зеркала. Эта метаморфоза показалась мне смешной. Я улыбнуться. Юноша в зеркале ответил мне тем же.

Я нисколько не удивился тому, что увидел в зеркале не себя, а похожего на меня юношу. Похоже, что изменения происшедшие во мне в течение последних дней и даже последнего получаса оказались настолько значительными, что я с трудом узнавал самого себя в зеркале. Мне еще предстояло привыкнуть к тем изменениям, которые произошли во мне. В это самое мгновение в моей душе зародилось что-то похожее на ненавязчивый страх. Я понял, что мне уже никогда не быть таким, каким я был прежде. Суть того, что означает «стать мужчиной», это не только и не столько сам по себе первый сексуальный опыт отношений с женщиной, это нечто другое, что изменяет самих нас. 

Мне захотелось вновь увидеть в зеркале себя прежнего, не такого, каким я стал сейчас, а того, каким я был раньше, до встречи с Фрикеттой. Однако, таких трансформаций нельзя было добиться при помощи мысленной просьбы или приказа. Похоже, теперь в зеркале будут существовать два моих отражения, одно, похожее на меня вчерашнего, а другое – на меня сегодняшнего. И мне надо бы привыкать видеть себя другим, таким, какой я сегодня, а не тем, каким я был вчера. С этой мыслью я вновь взглянул в зеркало и грустно улыбнулся – мое отражение в зеркале ответило мне тем же. Похожий и не похожий на меня юноша, молодой мужчина сейчас находился в зеркале, он существовал вместе со мной. Правда, я еще не совсем привык к тому, что это отражение и есть я.

Я быстро надел полито и шапку-ушанку, намереваясь сходить в центр городка и совершить там кое-какие покупки. Прежде чем выйти из комнаты, я вновь по привычке мельком взглянул в зеркало, - из зеркала на меня глядел прежний я, тот самый несмышленый юноша, с которым ассоциировался в моей памяти я вчерашний. Это видение длилось какое-то мгновение. Вслед за этим снова последовала трансформация, смутный образ меня со знакомыми мне до боли чертами лица, стал изменяться. Я  становился другим. Эта трансформация вызвала у меня интерес. Мне показалось, что за стеклом зеркала существуют независимо друг от друга два совершенно разных отражения меня. Казалось, что в зазеркалье жили два образа Антона, действия одного из них были узнаваемыми, привычными, предсказуемыми, другой – представлялся мне совершенно не предсказуемым в действиях. Он мог резко изменить свое поведение, я уже наблюдал в зеркале поведение себя другого, который от спокойного разглядывания себя обнаженного неожиданно перешел к самостимуляции. Непредсказуемость поведения этого нового меня пугала.

15.12.2008
© Dain Ave. Журнальный вариант. C “Акно”, 1. 2009г.
E-mail:dainave@yandex.ru
© Все права на данный текст принадлежат исключительно автору. Использование этого текста или его частей без согласия автора запрещено.