Идентификационный кот

Трёха

Вот вы, наверное, не знаете, а я точно скажу, что на пищевом производстве без кота никак не обойтись.
  У нас на мясокомбинате без котов всё давно бы крысы поели. А рядом ведь ещё есть молокозавод, да кондитерская заготовочная фабрика в одном квартале. Запах всякой еды упрочнился на этой улице с шестидесятого года. На этот съедобный дух и лезли грызуны со всех не обустроенных жилищ строителей легендарного послевоенного города.
  Директор нашего мясокомбината сначала приказывал всех кошачьих отстреливать. За каждую убитую кошку рубль давал. Так продолжалось до тех пор, пока наш кормилец не обнаружил на своем обеденном столе крысу, размером с батон варёной колбасы.
  Он тогда, уже с пола, посмотрел на Нину Степановну, нашу кладовщицу, и дрожащим голосом выдохнул.
  - Чё делать-то, Степановна?
Мудрая женщина, проследив медленный путь толстопузой виновницы обмякших ног нашего директора, произнесла вердикт.
  - Кошку надо. Без кошки крысы сожрут даже портрет Ленина в красном уголке, не побрезгуют.
С тех пор директор лично следил, чтобы в каждом цеху, в каждой компрессорной, возле бойни, помойки, градирни была кошка. Но без фанатизма (справедливый был мужик). Каждый второй кошачий родильный дом уничтожался в ведре с водой. Для этого даже исполнитель был выбран – электрик дядя Миша. За каждый ритуал утопления котят ему давали трёшку. Так к нему и прилипло прозвище – Миша живая Трёха.
Миша не возражал. Он был мужиком молчаливым, работящим, умеющим в те полуголодные и несправедливые годы ценить каждую копейку.
Как-то раз Трёхе принесли запоздалый нечётный помет. Кошара, дурёха, спрятала своих ушастых под склад ящиков. Тётки из пельменного цеха углядели это обречённое семейство, когда те уже из-под ящиков выползать стали. Четыре шкуры. Делать нечего, надо топить – уговор дороже денег. Притащили этих байстрюков Трёхе. Тот троих утопил, а с четвёртым приключилась история. 
Когда Миша принёс очередное ведро с водой, котенок как сиганул в ведро сам. Миша вынул мокрого и страшного суицидника из ведра, улыбнулся. Кот, дрожа всем телом, извиваясь и мяукая, начал заползать Мише в рукав фуфайки. Миша дождался, пока тот доползёт до подмышки. Котёнок дополз. И тут же уснул. Так Миша и ходил со спящей подмышкой до вечера.
Когда рабочий день закончился, Миша снял фуфайку, вытряхнул приёмыша в ветошь, и, со словами «Захотел добровольно топиться, значит, с голодухи до завтра не помрёшь», вышел из своей коморки.
Кот действительно оказался живучим. Сначала его Трёха с пальца молоком кормил, потом, минуя стадию пипеточного кормления, сразу перевёл неудачного утопленника на кормление молоком из блюдца, а уж потом стал кормить мясом.
Котёнок потешно играл, охотился на всё, даже на углы котельной. Сидит-сидит, потом, как прыгнет на угол. Не догадаешься, не то игра у него такая, не то по старой памяти лишь бы прыгнуть.
Имя котёнку придумывали всем мясокомбинатом. Долго выбирали. И в итоге назвали его Кошкой.

Иринка

Рос кот по имени Кошка в веселье и сытости. Прыгал на углы, пил молоко из блюдца. Поклонница у него появилась – Иринка, из пельменного цеха. Деваха молодая, глупая. Ей бы уж замуж, да размножаться, а она всё книжки читала, да в блокнотике каком-то записки строчила. Кому – не понятно.
Как-то раз прибегает Иринка к нам в компрессорную и орёт:
 - Ребята, у вас компрессор сейчас взорвется!
А мы только на перекур вышли. У каждого в зубах по только что подкуренной «Тройке». Я что Портфеллер так добро переводить? Говорю ей:
- Докурим вот, и пойдём, посмотрим.
Иринка как давай орать:
 - Поздно будет!
Илюха Колесник ей красивым таким матерным загибом пытался объяснить, что когда взрослые курят, им мешать нельзя, а то потом ухо заболит. Договорить не успел. Сначала, главное, тихо так стало, а потом как рванёт.
Мы тогда не успели с Иринкой поговорить. До вечера аммиак останавливали, в противогазах. Яйца жгло еще сутки. Тут не до разговоров. А потом Иринка уехала куда-то. В цеху говорили, что поступать учиться.
Приехала она только в середине лета. До этого всё как-то без происшествий было. А тут, через день после её приезда, она прибегает, орёт:
 - Мужики, надо сегодня срочно спилить орех возле градирни, его водой подмывает, корни слабые, он может упасть прямо на охладитель.
И показывает. Ставит на стол бутылку из-под кефира, а рядом из-под минералки. Одну бутылку толкает, та задевает кефирную, и вся эта конструкция как костяшки домино падает. И, главное, прямо мне на ногу. 
После истории с компрессором мы с Иринкой спорить не решились. Принесли «Дружбу». Иринка орёт:
 - Придурки! Надо дерево рогатиной подпереть, прежде, чем пилить!
Колесник ей:
 - Учи отца детей делать!
Не успел Колесник передернуть тросик генератора пилы, Иринка, стерва, как долбанет его под колено. Тот упал, пилу выронил. Понятно, что уже не такой красивый загиб у него получился. Иринка обиделась, говорит:
 - Тебе что, еврейская морда, еще раз аммиаком яйца прижечь?
Илюха после этого долго еще молчал. Но сразу, как она про аммиак напомнила, пошёл за рогатиной.
Успели мы тогда орех спились. В самый аккурат получилось. Корень исполинского дерева из мокрой земли, как мыльный палец вынырнул. А ствол уже на соплях был. Сам себя груз и доломал. Медленно, как висельник ствол сполз по охладителю, листвой намусорил. Орехи жалко, дозреть не успели. Зелёные жрать пришлось.
Не успели мы уничтожить маннонебесный запас орехов, смотрим, Иринка к градирне зачастила, с директором. Ну, версия была, что не такая уж она и дура, наша Иринка. Вон какого мужика себе нашла. Разведёт его, да и замуж выскочит. Оказалось, что мы ошибались.
Через пару дней к градирне приехала цистерна. Под пристальным контролем всей компрессорной, и, конечно же Иринки, в мутненькую воду нашей градирни залили из этой бадьи воду.
Ну, залили, и залили.
Только недели через три, в абсолютно прозрачной воде градирни мы увидали огромных зеркальных карпов.
С тех пор у нас все мужики комбината забросили домино и переключились на рыбалку. Иринка тоже приходила. Выуживала из нашего улова самых мелких карпиков и Кошке относила. Тот ел, аж урчал. Понятно. Кошка, она рыбная душа.

Идентификационный кот

Много раз нас Иринка выручала. То громоотвод за день до грозы попросила поставить. В ту грозовую ночь у соседей на кондитерской фабрике от удара молнии пожар чуть не всё добро уничтожил.
Пару раз компрессоры успевали выключать, те, что потом главный инженер лично сопровождал на утилизацию, как опасные объекты.  Мужикам с бойни столько пальцев спасла.
Слух попёр по комбинату, что Иринка у нас ведьма. Бабы на неё косо стали посматривать. Понятное дело, не часто такое случается, чтобы человек вдруг ведуном становится.
Иринка хиреть начала. Молчаливая, похудела. Всё на ходу книжку читала. Но чаще всего её можно было увидеть возле каморки Трёхи в обществе Кошки. Иринка придёт в обед, принесёт Кошке пакет молока. Тот чуть не пол-литра выдует, потом встанет на задние лапы, сложит голову ей на колени. Сидят вдвоём, как молодожёны. Потом по территории комбината идут. И ведь что интересно, Кошка всегда бежал впереди. Поднимались по арматурной лестнице под самый потолок компрессорной, а там высота метров пятнадцать.
Исследуют территорию, вернутся в коморку, Кошка молоко допьёт, посидят еще немного, Иринка в цех возвращается.
Бабы комбинатские вскоре пригляделись – не сама Иринка беду видит, Кошка ей помогает.
А в сентябре Иринка уехала. Говорили, что поступила она в свой институт.
А Кошка нашёл себе настоящую бабу – для семьи. Нарожали они себе потомства – всех котят люди забирали. Топить не оставляли. 
Трёха не сильно переживал, было кого топить.
А иметь дома кошку, которая беду определяет – хорошая идея. Только мне, почему-то кажется, что в комплекте к каждому котенку надо было Иринку в нагрузку давать. Она у Кошки что-то вроде переводчика была. Только ведь Иринка такая одна, на всех не хватит.