Подсолнух. Часть 2-я

Брызжа слюной от ярости Дедов начал пересказывать произошедшие события.
- Так, - выслушав Дедова, Киреев посерьёзнел, - а почему сразу не вызвал наряд?
- Ну, какой на хрен наряд? Что бы я сказал? Свидетелей нет, отпечатков пальцев нет. Чтоб надо мной все посмеялись?
- И так все смеются!
-  Ты, хоть Васильич, не подначивай! И не говори, что ты не смотрел это видео! Я эту суку…
- А почему ты думаешь, что сняла она?
- А кто? Я понял, что снимали с дома соседа, но этот старый хрыч ещё, наверное, царя помнит, какая тут к хренам видеосъёмка!
- Ладно, а как они сейф открыли?
- Да я сам открыл! Меня заставили!
- Били? Пытали?
          Дедов кивнул.
-  Так, сейчас выпишем направление, поедешь в судмедэкспертизу, снимешь побои…
- Да они так били, что следов не осталось, ну пару синяков на боку.
           Киреев с оттенком презрения взглянул  на посетителя.
- Сдрейфил и сам открыл? Так и скажи!
- Да, а если бы тебя так прессовали, ты бы что сделал?  Ладно, Васильич, ты же знаешь, я не обижу.
- Ага, щедрый ты наш, да у тебя, чтоб, что-то взять, надо…- вдруг лицо Киреева прояснилось, - Ха! И мне, дураку, надо было моих архаровцев к тебе прислать, может ты бы и им сейф открыл!
-  Слушай, и так тошно!
- Ладно, - примирительно махнул рукой подполковник, -  сколько?
            Минут пятнадцать шла торговля.
- Только, чтоб точно присела, никакого условного приговора! – в ярости сверкал глазами Дедов.
- Условия ты у себя на фирме будешь ставить! – беззлобно, но внушительно повысил голос Киреев, - А здесь тебе никто стопроцентную гарантию не даст! А если у неё папа Генеральный прокурор?
- Да какой там прокурор!
- Всё! – подытожил разговор начальник райотдела, - Пиши заявление и дуй снимать побои.
- Так там вроде не сильно…
- Врачам виднее, а то хочешь, мы добавим, так сказать, для наглядности, чтоб уж наверняка!
-  Иди ты… - и Дедов стал писать заявление. 
           Выпроводив посетителя, Киреев задумался. В последнее время из вышестоящего управления участились намёки на то, что пора и на заслуженный отдых. От этих атак приходилось отбиваться, внося щедрые «пожертвования», но аппетиты начальства – бездонная паровозная топка – сколько туда не кидай – всё мало. Киреев прекрасно понимал, что рано или поздно ему придётся уступить должность, поэтому старался обеспечить безбедную старость, не упуская ни одной из подвернувшихся  возможностей. В связи с этим, с одной стороны обещание Дедова грело душу, а полученный аванс – карман.  Но с другой стороны, уж много неясностей и несостыковок. Если это банальный налёт, то почему подозреваемая не скрывала лицо? Зачем она сама туда полезла? Зачем  стрелять в Дедова краской  и снимать это на видео? На видеокадрах нападающих не видно, но, судя по голосам, речь идёт о возврате долга, почему тогда Дедов написал, что его просто ограбили?
           Подполковник начал кнопку на селекторе:
- Пилипчук!
- Я!
- Бери Сенчилу и оба ко мне! - Киреев сделал паузу, подумал, - И прихватите Извицкого, если он на месте.
- Есть!
            Через пять минут в кабинет вошли трое.
- Ну, что, Пилипчук, - голос начальника не предвещал ничего хорошего, - сколько ты уже исполняешь обязанности начальника отдела?
- Два месяца!
- И за это время развёл на районе сплошной бандитизм! Чем ты занимаешься? Почему не работаешь? Как тебе можно поручить такой отдел? Дожили! Скоро  ко мне в сейф залезут!
              Киреев делал плановый разнос подчинённым. Впрочем, опера были стреляными воробьями, привыкшими к ору начальства, и из всей его гневной тирады  сделали вывод, что предстоит какое-то «стрёмное» дело.
- А, что  случилось то?
- Читайте!
               Трое пробежали глазами заявление Дедова.
- Видео, наверное,  смотрели все, или кто не видел?
- Да смотрели, но там же снимали не с начала, и никого не видно – все в доме, разве что потерпевший, – опера  захохотали.
- Разговорчики!  - прервал их Киреев, - Что думаете?
- Я думаю, - начал было юлить следователь Извицкий, - что опера пусть расследуют, а потом в порядке…
- Здесь думаю я! А вы, «следаки»,  привыкли, что опера всё за вас делают. У тебя все дела доведены до суда? Что мне докладывать по поводу разбойного нападения возле парка? Все сроки вышли!
             Извицкий заткнулся.
             В это время раздался телефонный звонок. Киреев взял трубку.
-Да? Так! Так! Больше никто ничего не видел? Хорошо, держи меня в курсе, и узнай, на чём они уехали, может, кто-то номер запомнил.
              Положив телефон, Киреев сказал:
- Значит так. Звонил участковый. Видео снимал приехавший к соседу пострадавшего внук. Но лиц он не видел – забор высокий. Пока взял камеру, пока забрался на чердак – всё, что удалось снять – вы видели. Других свидетелей нет.  Отпечатков нет – они были в перчатках.
              Лица троих подчиненных стали пресными. Извицкий опять попытался отнекаться:
- Так у нас ничего нет. Есть только заява Дедова.
- У вас есть подозреваемая!
-  Но задерживать без прямых улик мы её не можем. А она скажет…
- Слушай, Извицкий! Хочешь работать адвокатом – заявление на стол, сразу подпишу! Вы что, первый день работаете? В общем, так, завтра к концу дня, а лучше к обеду, её признание и список членов преступной группировки у меня на столе. Пилипчук!
- Я!
- На должность начальника отдела из управы вроде никого не ставят, так, что я подписываю представление на тебя!
- Спасибо!
- Если, конечно, раскрутите это дело! Это, так сказать, вступительный экзамен. А тебе, Сенчило – будет отпуск, пока лето не закончилось.
- Есть!
- Свободны!
- А я? –  в глазах Извицкого возмущение незаслуженно обиженного человека.
- Что я? – взвился начальник,- Они что, уже сидят у нас в КПЗ? Что за манера, ни хрена не сделав, что-то требовать. Идите, выполняйте свои прямые обязанности, товарищ капитан! Может  напомнить, в чём они заключаются?
- Не надо, - следователь, надув губы, вышел вслед за остальными.         
            
***
         Марина хохотала до слёз, когда Костя признался, что влепил шарик краски в лоб Дедову. Дима и Андрей вообще катались по земле, в конвульсиях от приступов смеха. Как следует отметив удачный налёт, ребята засиделись допоздна.   Почувствовав себя дружной и сплочённой командой, им не хотелось расставаться.
          Следующий день Марина провалялась в постели, перебирая в памяти события вчерашнего дня. Всё нервное напряжение, скопившееся за эти дни, потихоньку улетучилось, и к вечеру, бодрая и уверенная в себе, девушка побежала на тренировку. Дима и Андрей уже были там, вовсю готовились к предстоящим состязаниям. И, хотя, Марине  всё так же тяжело давались занятия, а её удары были ещё так же слабы, она уже не чувствовала себя здесь лишней.
           Подымаясь к себе домой, она услышала настойчивый телефонный звонок. В трубке раздавался вкрадчивый мужской голос.
- Марина Александровна?
- Да, а кто говорит?
- Старший следователь Извицкий. Вам необходимо завтра прибыть к нам в райотдел к девяти часам.
- Что-то случилось?
-Нет, ничего такого! – убаюкивающий голос Извицкого был мягким и доброжелательным, - Вы вызваны в качестве свидетеля, дело пары минут. Захватите только паспорт! Повестку мы выпишем на месте, если Вам надо отчитаться на работе. До завтра.
           Вот чёрт. Девушка устало присела. Противная дрожь, как при простуде, начала покалывать сердце. «Неужели Дедов? Если он вызвал милицию, за ней должны были прийти ещё вчера. Может, что-то другое? И райотдел не моего района». Девушка до ночи металась по квартире, от волнения  не могла уснуть. То успокаивалась и усаживалась в кресло,  то, мысль о предстоящем,  опять пружиной подбрасывала её. «Что делать? С кем посоветоваться? Как ужасно, что нет рядом того, кто скажет, что всё будет хорошо, не смотря ни на что! Не смотря ни на что! Как ты там, мой маленький подсолнушек! Тоже, наверное, темно и страшно одному.  Прямо как мне сейчас. Что же будет завтра?»  Марина вспомнила игру солнечных лучей на лепестках подсолнуха, улыбнулась и понемногу успокоилась.

***
          Следователь встретил её с радостной улыбкой, ощерив все тридцать два зуба.
- Гражданка Снегирёва, Марина Александровна?
- Да!
- Присаживайтесь! Вы вызваны по делу… Предупреждаю вас об ответственности за дачу ложных… -  монотонно бубнил  Извицкий,  потом вдруг пододвинул к ней копию заявления Дедова,  - Что скажете?
          Марина с волнением  принялась читать, чуть не задохнувшись от негодования, когда увидела, что Дедов написал о том, что у него забрали восемьдесят пять  тысяч долларов, это при том, что сумма его долга была гораздо скромней.
- Но это неправда!
- Вот мы с Вашей помощью и должны разобраться, что - правда, а что нет. Расскажите, как на самом деле всё происходило?  – Извицкий сложил свои маленькие руки на живот,  и приготовился слушать, - Да вы не волнуйтесь, хотите воды?
           Марина отрицательно качнула головой.
- Значит так, - девушка собиралась с мыслями, обводя взглядом кабинет следователя. На глаза попалась ксерокопия портрета Дзержинского, наклеенного на дверку металлического шкафа, с надписью «отсутствие у Вас судимости, это не Ваша заслуга, а наша недоработка». Соседний стол пустовал, очевидно, его хозяин сейчас где-то ловил преступников.  «Преступников!!! Дедов так и написал! Это, получается я и ребята – преступники! Значит, рассказав всё, я потяну за собой ребят?»
             Марина представила, как по коридору навстречу ей ведут её «диверсионную группу», в наручниках. Вот они встречаются взглядами. Дима, наверное, презрительно сплюнет.  Андрей – посмотрит с жалостью и ухмыльнётся. А Костя – тот просто пожмёт своими худыми плечами, глядя на неё, как на пустое место. «Нет! Никогда! Я сама их затянула в это дело, сама и буду расхлёбывать. Ничего, столько уже вынесла, выдержу и это!»         
- Ну, так что? – глаза Извицкого  застыли и гипнотизировали. Короткие пальцы слегка подрагивали, как лапы у кота, который  с нетерпением ждёт, когда высунувшаяся из норки мышь покинет своё убежище.
               В это время зазвонил её мобильный телефон. Марина извинилась, схватила трубку.
- Алло?
- Мариша, золото! – раздался весёлый голос Соколова, - Ну ты даёшь! А я всё думал-гадал, как ты «Деда» трясти будешь. Молодец! Приезжай немедля ко мне, тут тема для разговора вырисовывается!
-  Сейчас не могу, я в милиции!
- Так, - Соколов  всё понял сразу, - ты трубочку к ушку прижми, ты где, конкретно?
      Марина назвала район. Извицкий заёрзал на стуле:
- Марина Александровна, у нас запрещено пользоваться мобильной связью!
- Да-да, я сейчас! Извините! - и в трубку, – Алло!
- Так, Марина, ничего не подписывай, ни на что не ведись. Подпишешь – останешься там. Ясно? Я что-нибудь придумаю. Продержись.
- Да! - девушка закрыла телефон.
- Ну, так что? – повторил следователь, вновь натягивая  на физиономию маску доброй феи.       
- Да ничего. Всё написанное - враньё. Добавить мне нечего! - мышь опять спряталась в норку.
           Следователь поморщился, вздохнул  и начал опять расставлять капканы.
- Вы отрицаете знакомство с Дедовым?
- Нет.
- Вы одалживали ему деньги?
- Да. 
- Он отдал?
- Да.
- Когда?
- Не помню!
- Вы поймите, что мы всё равно всё узнаем, только тогда с Вами уже не будут так вежливы.
- Требую адвоката.
- Это когда Вам предъявят обвинение, будет и адвокат, и прокурор и  судья. А пока Вы свидетель.
- Мне нечего сказать.
              Два часа изматывающего допроса прошло впустую. Следователь доказывал, увещевал, тыкал пальцем в уголовный кодекс – Марина упорно молчала. Потом,  развернув экран монитора, показал ей видеосъемку, крича ей в лицо: «Голосок то свой узнаёте, гражданка Снегирёва».
               Наконец Извицкий взял трубку телефона, набрал номер и сказал: «Ничего. Она ваша!»    
                Аккуратно положив трубку, поднял глаза на Марину, вздохнул и с участливой улыбкой добавил:
- Марина Александровна, вам не сложно будет пройти в кабинет оперуполномоченных, которые занимаются Вашим делом?
-  Это ещё зачем?
-  Маленькая формальность, подпишитесь, что отказываетесь давать показания и всё.
-  И всё?
-  И всё!
- Ладно.
               
***
             Следователь провёл её в другой кабинет. В отличие от предыдущего,  кабинет оперов отнюдь не блистал чистотой. Старые столы, с кругами от горячих чашек, пожелтевший от времени видавший виды компьютер, стойкий запах табачного дыма. Её усадили на скрипучий стул.
- Чаю? – предложил один из обитателей комнаты, пока другой, очевидно старший, за дверью беседовал со следователем.
- Нет, спасибо.
              В комнату вошёл второй опер. Представился.
- Ну, что, Марина Александровна, почему не хотим говорить правду.
- Всё, что знала, всё сказала, где и что мне подписать, мне уже пора.
- Тпру! Какая резвая. Куда тебе спешить? Тебе лет семь-восемь светит, как минимум!
- Я в таком тоне с вами разговаривать не буду. Я пошла, – Марина сделала попытку подняться. На плечи легли тяжёлые руки второго опера.
-  Пойдёшь по этапу! Ты чё, не поняла куда попала? Так я объясню.
             Пилипчук перегнулся через стол, в упор  глядя в глаза Марине.
- У нас есть показания потерпевшего, свидетели, мотив и даже видеокадры. Этого достаточно, чтоб припаять тебе по полной. Твоих подельников мы всё равно найдём, по-хорошему или по-плохому.
- Вы не смеете со мной так говорить.
- Это с нормальными, честными людьми не смеем. А ты – мразь,  бандерша.  Что у тебя в сумке? – внезапно выхватив сумочку, Пилипчук запустил туда свою руку, – А это что?
             Он держав в руках её шокер.
- Это шокер.
- Ни хрена! Ты попалась, девочка. Это – орудие пыток. Это – китайская подделка, а знаешь, чем она отличается от нормального сертифицированного средства личной защиты? У настоящего шокера напряжение 10-15 киловольт, а у этого – неизвестно!
- Он продаётся на любом рынке, - Марина чуть не плакала от обиды.
- А это мы потом разберёмся, кто твоей преступной группе  поставляет контрабандное оружие. Хочешь, сама испытаешь, что чувствуют граждане, когда ты наезжаешь на них со своей бандой?
             Пилипчук протянул к ней шокер, Марина инстинктивно дёрнулась.
- Что, страшно? Короче так: сдаёшь своих подельников – отпускаем по подписке о невыезде. Ты сама Дедова не била, не судима, сотрудничала со следствием. Мы поможем найти нормального адвоката. Получишь условно или по амнистии. Лады?
- Нет!
            Разряд электричества  был страшен. Боль пронизала всё тело, Марина вскрикнула и чуть не упала со стула, но сознания не потеряла. Сенчило резко одёрнул руки, боясь,  что разряд поразит и его, и теперь  прыгал рядом,  матеря своего начальника. Пилипчук сам не ожидал такого эффекта.
- Хорошая штука! – и скомандовал Сенчиле, - А  ну, тащи нашатырь, дай ей нюхнуть.
             Потом продолжил:
- Ну, ты всё поняла? Будешь говорить?
- Мне нечего сказать! -  Марина тяжело дышала, косилась на шокер.
- Так, а ну, держи её!
- Да пошёл ты, сам держи! - огрызнулся Сенчило. Он заломал руки девушки за спинку стула и ловко  застегнул наручники - Во! Так то лучше! 
             Марина расширенными от ужаса глазами смотрела на шокер, который медленно приближался  к её груди.
- Мы сейчас тебе соски поджарим! Хочешь?
- Не-е-е-т!  - девушка пыталась отстраниться от орудия пытки, но второй опер крепко подпёр спинку её стула.
- Будешь говорить? – шокер больно упёрся ей в правую грудь, - Кто они! Фамилии! Быстро!
- Мама! Мамочка! – зарыдала Марина. Слезы заливали ей лицо.
- Говори, сука!
              Но Марина уже билась в истерике, и опера, ослабили нажим, давая ей прийти в чувство. Ей дали попить, Марина захлёбываясь, стучала зубами по стеклу. Пилипчук вынул из её сумочки платок, вытер заплаканные глаза.  Он погладил её по голове и по-отечески мягко пожурил:
- Ну что ты, девочка, успокойся.
             Марина шмыгнула носом.
- Послушай,  эти твои отморозки, фактически, они тебя сдали!
             Девушка непонимающе взглянула на Пилипчука.
- Да-да! Не удивляйся!  Вы ведь знакомы с Дедовым?
              Марина кивнула.
- Вот! А они знали, что ты с ним знакома?
             Жертва молчала.
- Можешь не говорить, знали. И взяли тебя с собой! А пострадавший что, молчать будет? Нет, не будет! Значит, твои подельники знали, что мы до тебя доберёмся! Знали? Знали! Они просто тебя сдали! И ты после этого их покрываешь? – в глазах Пилипчука искреннее удивление.
-  Давай, подруга, не тяни резину, - вставил  Сенчило, - пишешь признание и на свободу с чистой совестью!
               Пилипчук опять в упор смотрел на девушку. Рука с шокером змеёй поползла  к Марине. 
- Будешь говорить? Ну!
              Девушка замычала и зажмурилась, ожидая разряда, но шокер не сработал. То ли батарейки сели, то ли сломался.
- Дерьмо! – ругнулся Пилипчук, – Ну, говори, коза!
              Он опять перегнулся через стол, схватил Марину за волосы.
- У нас времени – вагон! Всё равно признаешься! Рано или поздно. Но сейчас – это свобода, а если через час – я тебе, тварь,  устрою «обезьянник» с бомжами!
-  Я хочу в туалет! – тихо произнесла девушка.
- Давай фамилии и сиди в туалете хоть до утра!
- Я хочу в туалет! – так же тихо, но настойчиво повторила она.
- А ты чё, шла к нам и прокладки забыла? – Сенчиле явно нравилось издеваться, - хочешь, лично переменю!
- Ты подонок! Я буду жаловаться!
          Опера разинув рот переглянулись и дружно рассмеялись.
- В камере на параше будешь жаловаться.
- Я ничего вам больше не скажу.
           Сенчило вопросительно посмотрел на Пилипчука.
- Может «слоника»?
- Давай, только пол застели.
- Я мигом! – И Сенчило исчез за дверью.             
            Глаза Пилипчука опять подобрели.
- Девушка, милая, ну не мучьте вы ни себя, ни меня. Их всё равно найдут. Как? Ну, хотя бы Ваш стрелок. Много у нас пейнтбольных клубов? Нет! А много там людей умеющих метко стрелять? Ещё меньше. Считай, что он уже у нас, даёт правдивые показания! Просто на всё потратится время, а у нас ещё столько дел! Ну? Поможешь нам?
           Марина молчала.
           Вошёл Сенчило, держа в руках два каких-то свёртка. Молча отодвинул стул с Мариной к окну и стал разворачивать на полу полиэтиленовую плёнку. Пилипчук широким скотчем быстро примотал её ноги к ножкам стула.
          Девушка затравленно  следила за их действиями.
          Из второго свёртка Сенчило извлёк противогаз с гофрированным шлангом, но без фильтра, подошёл к Марине. Девушка подрагивала всем своим хрупким телом, но молчала, только дыхание начало непроизвольно учащаться.
- Последний раз спрашиваю по-хорошему! Будешь говорить?
          Марина опять заплакала.
- Перестань хныкать!  Да или нет!
            Девушка, сжавшись, плакала, но молчала.
- Ну, пеняй на себя! - Сенчило надел ей на голову противогаз. Глянул сквозь стёкла в полные слёз глаза девушки и, похлопав по натянутой на голову резине противогаза, издевательски изрёк, - а ты так даже лучше выглядишь!
            Потом взял в руку конец шланга, словно в микрофон дунул туда: «Алло, гараж!»
            Марина ощутила его вонючее, смешанное с табаком дыхание и поёжилась.
- Ты гля, не нравится! Хух, хух! -  Сенчило дважды дунул в шланг, - Сейчас тебе это амбре за счастье покажется.
             Пилипчук закрыл ладонью конец шланга, а Сенчило  крепко держал Марину з голову. Девушка задёргалась в руках палачей, пытаясь вдохнуть.  Пилипчук убрал ладонь со шланга.
- Ну, что будешь говорить? Или продолжим?
             Марина, тяжело  дыша, упорно отмалчивалась.
- Ладно, давай! – Пилипчук опять перекрыл ей шланг, а когда она начала задыхаться, резко убрал ладонь и направил струю слезоточивого газа из баллончика прямо в шланг.
             Девушка почувствовала, как какое-то чудовище залезло в неё и рвётся наружу, разрывая когтями лёгкие, от дикой боли её почти парализовало. Она вырвала прямо в маску, но палачи предусмотрительно опустили её со стулом на застеленный полиэтиленом пол, сняв противогаз. Дышать она не могла, только широко разевала  рот, как   рыба, вытащенная из  воды. Нос заложило. Из разъедаемых глаз потоком текли крупные слёзы.
           Блюстители закона спокойно смотрели на свою жертву, прижав к лицам чем-то смоченные платки, чтоб не вдыхать остатки газа. Наконец способность дышать вернулось к девушке вместе с  отчаянным криком боли.
- Тихо, падло, детей разбудишь! – Сенчило  схватил валявшуюся рядом заскорузлую тряпку, которой протирали  подоконник,  и  прижал её ко рту девушки.
- Ты еще свои носки дай ей понюхать! Гы-гы! –  ощерился Пиличук.
- Да что ж я, садист что ли!
               Оба посмеялись своей удачной шутке. Они подняли стул, и Пилипчук вытер ей лицо платком.
- Понравилось? Мы будем это делать снова и снова! Как сердечко? Не жалуешься?
-  Выдержит! – кивнул  Сенчило, бесцеремонно облапав ей грудь.
               Сознание девушки туманилось. Привязанные скотчем ноги затекли. Каждый вдох давался с острой болью. Из носа текло.  Глаза кипели и почти перестали видеть. Перед лицом, то ускользая  то появляясь вновь, маячили рожи её палачей. Вдруг, обмякшая и почти сломленная девушка гордо подняла голову, её тонкая фигурка выпрямилась. В окно кабинета робко заглянул солнечный лучик, запутавшись  в растрёпанных волосах Марины, превратив их в лепестки какого-то чудесного неземного цветка. Что-то в выражении её  невидящих глаз было такое, что заставило подонков на секунду одёрнуть от неё свои руки. 
 - Ну, чё, будешь говорить! – Сенчило схватил её   за плечи и сильно встряхнул.
         Голова Марины качнулась. Девушка неслышно прошептала: «Не сдаваться! Не смотря ни на что!»
- Чего? Чё ты там бормочешь? – скривился опер.
        Жертва неожиданно для всех  плюнула  Сенчиле  прямо в  морду.
- А-а, сука! – взревел тот, и не в силах себя сдержать наотмашь ударил Марину по лицу.
         Ножка стула подкосилась, и девушка рухнула на пол, сильно ударившись о        подоконник. Из носа и рассечённой брови брызнула кровь.
- Ты чё, сдурел! – накинулся на Сенчилу Пилипчук,
- А чего она! – оправдывался опер.
          Но Марина уже не слышала их, потеряв сознание.            
   
***

         Очнулась она в машине скорой помощи. Ей чем-то мягким протирали глаза. Рядом сидел с очень озабоченным лицом Соколов и держал её за руку.
- Мариночка! Как ты!
- Где я?
- Сейчас тебя отвезут в больницу! Всё будет хорошо. У тебя есть телефоны родственников, может им сообщить?
-  Нет-нет! Маме ни в коем случае!   Ей волноваться совсем нельзя! – Марина попыталась подняться, но в глазах запрыгали какие-то зелёные круги, и девушка бессильно опустила голову.
- Ладно, разберёмся! Ты главное не переживай, теперь всё будет хорошо!  Как она? – Соколов обратился к врачу.
- Пока трудно судить. Может лёгкое сотрясение. Внутренние органы вроде целы. Но всё окончательно выясним, когда приедем!
       Утром Марина почувствовала себя  намного лучше, хотя голова побаливала. В палате, куда её поместили, было непривычно уютно: на окнах красивые  занавесочки, на стенах обои розоватые обои так разительно отличались от покрытых синей масляной  краской стен городской  больницы. Три армейские тумбочки, стоящие у трёх железных  кроватей почему-то нисколько не портили уют палаты. Одна кровать была застелена, хозяйка другой куда-то отлучилась, на её тумбочке, стояли банки с детским питанием.  В коридоре были слышны шаги, приглушенный разговор, где-то хлопали двери. Но весь этот шум почему-то не мешал, а наоборот убаюкивал. У медсестры Марина выяснила, что находится в госпитале, где лечатся военные отставники и ветераны разных служб. Соседка по палате, словоохотливая  круглолицая женщина, сразу же принялась угощать Марину,  не слушая возражений. Заставляла её есть яблоки, привезённые откуда-то  из-под  Черкасс, убеждая,  что это самые лучшие в мире яблоки, и здесь таких днём с огнём не сыщешь. Рассказывала, что она здесь на дневном стационаре и приходит только на процедуры.   
         Соколов появился ближе к вечеру, довольный и весёлый, принёс в сумке гостинцы, пододвинув табурет к  Марининой койке, принялся рассказывать новости:
- В общем так, Мариночка, ты задала всем такого жару, что только держись. После нашего телефонного разговора, я созвонился  с начальником одного из управлений в службе безопасности. Я, ты знаешь, там уже давно не работаю, но связь поддерживаю. У них там как раз месячник – операция, как там её, чёрт, забыл…
- «Чистые руки»?
- Нет! А! Вспомнил – «Оборотни в погонах»! Кроме того, их шеф крепко поругался с областной верхушкой милиции, поэтому мой звонок  пришёлся как можно кстати! В общем, всё сделали красиво и самое главное – быстро. Ну, не так, конечно быстро, как раньше, но всё же…  Мы установили «прослушку» и камеру – в здании напротив, взяли необходимые санкции. Пошли на хитрость – позвонили Кирееву – это их начальник райотдела, договорились, что к нему придут договариваться по другому делу, он уже и руки потирал. В общем, когда наши влетели в кабинет, с «видухой», как положено, была картина маслом: два опера и ты, связанная и избитая.  Ребята, как увидели, что они с тобой делали, чуть не порвали этих уродов.
- Выкрутятся! – вздохнула Марина, трогая пластырь на брови.
- Ни фига! – весело покрутил головой Соколов, - Утром прибежал их начальник и принёс приказы об увольнении, подписанные задним числом. Заявления от них он взял раньше, только даты не ставил. Это у него такая методика была, чтоб держать подчинённых в узде. Ну, эти два красавца, когда узнали, что им светит срок поменьше, но на обычной зоне, а не на «красной» - сделались шёлковыми, дали столько показаний, что хватит посадить весь райотдел вплоть до уборщицы. А когда мы сказали этому  дураку Кирееву, мол, как же так, у Вас в режимном подразделении двое гражданских  лиц в кабинете избивают свидетеля по делу, его чуть инфаркт не схватил.
- Но моё дело…
- А нет никакого дела! Дедов уже написал, что претензий к тебе нет, а его заява в милицию была написана, с целью содрать с тебя деньги.
- А как же у Вас так получилось?
- Секрет!- Соколов хитро улыбнулся, поправил Марине подушку и сказал: - Да и ты тоже не лыком шита! Такую операцию провернула – нам и не снилось. А видеокадры, как «Деду» в лоб стрельнули – уже достояние Интернета. «Дед» злой, как собака, потому, что куда он не сунется, все начинают либо лоб тереть, либо о здоровье спрашивать. Он уволил с фирмы всех,  сидит теперь совершенно один, набирает новый штат сотрудников.      
- А когда меня отпустят? Мне уже домой хочется!
- Нет-нет! Мариночка, дня два-три тебе придётся потерпеть. Завтра зайдёт наш следователь, опросит тебя. Потом ещё кое-кто придет. В общем, так нужно!
- Ладно!
- Ну, давай, держись и выздоравливай.
        На следующий день, после врачебного обхода к ней в палату вошёл высокий мужчина, лет под пятьдесят, с умными проницательными глазами. Представился:
- Зимин, начальник службы безопасности банка. Мне  Вас Иван Андреевич рекомендовал.
- Здрасте, – Марина  подала руку, - Иван Андреевич явно приукрашивает…
- Марина Александровна, буду говорить прямо, мне нужен заместитель, а в дальнейшем и преемник. Вы – как никто подходите.
-  Но у не совсем знакома с банковскими…
- Я тоже, - мягко перебил её Зимин, - но, я знаю, почему Вы в больнице, и знаю, что Вы никого не сдали. Это лучше всех рекомендаций. Остальное – дело наживное. Ну, как согласны?
- Да, - Марина зарделась, как невеста на алтаре.
- Ну, вот и отлично! Через пару дней Вас выпишут – милости просим к нам. Вот моя визитка.
          Уже перед самой выпиской, медсестра принесла Марине огромный букет роз.
- От кого?
- Какие-то ребята, они Вас ждут на  улице, сюда их не пустят.
          Марина сразу поняла, кто это, и стремглав побежала на улицу.
          Члены «диверсионной группы» были в полном составе. Глаза ребят так сияли, что Марина даже почувствовала некоторое смущение.
- А вы откуда узнали?
- У нас везде свои люди! – многозначительно сказал Костя.
- Да ладно, трепаться! - отвесил Косте лёгкий подзатыльник Андрей, - Просто у нас в зале занимается один мент, может, видела, такой рыжий. Он в среду рассказал, что у них произошло. Мы сразу поняли, что это ты. Давай звонить к тебе. Ты трубку не берёшь.
- Просто телефон разрядился.
- Ну, мы к тебе – тебя дома нет. Искали-искали, справки наводили – нашли.
- Спасибо вам, ребята за букет.
- Марин, это тебе спасибо. За всё!
***
       Выписавшись из больницы, Марина потратила выходные на приведение себя в «божеский вид», и в понедельник утром, встав у зеркала, с удовлетворением отметила, что будущий заместитель начальника службы безопасности выглядит вполне эффектно. Строгий деловой костюм, стильная прическа, модные туфельки. Небольшой шрам и синяк от удара о подоконник, совсем не портили её, а придавали вид современной амазонки, побывавшей в переделках.
         Вспомнив себя ту, прошлую, растерянно мокнущую под дождём, она почувствовала, какая великая перемена произошла в ней за эти дни. И всё благодаря маленькому подсолнуху.
         Вдруг, Марина вспомнила, что совсем забыла о нём. Наполнив бутылочку водой, она лёгкой походкой,  весело напевая, понеслась туда, где всё началось.  Подходя к заветному месту, она замедлила шаг, на душе тяжёлой змеёй свернулась тревога. «Что-то его не видно, я не перепутала?» И вдруг девушка вскрикнула. Прямо на разделительной полосе дороги, в пыли, беспомощно шевеля поникшими лепестками,  валялся её подсолнух.  Бутылочка с водой упала на землю и покатилась. Марина, прижав руки ко рту, не веря своим глазам, приближалась к цветку, который так перевернул всю её жизнь. Присев на корточки, Марина бережно, как смертельно раненого товарища  подняла его, прижала к себе, измазывая пылью ткань костюма, и горько разрыдалась. Несколько водителей остановилось, видя плачущую шикарно одетую девушку. Мужчины столпились у неё за спиной, пытаясь понять, что произошло. Её подняли, увели с проезжей части, но она продолжала рыдать, не отвечая на их вопросы и сжимая в руках тоненький разрубленный стебелёк.
Неподалеку женщины, в оранжевых безрукавках, лопатами счищали с края дороги грязь, бросая её на разделительную полосу. Видя, что позади них что-то происходит, они остановились.
- Свет, чё,  там, а?
- Да девица какая-то с ума сходит. Наркоманка, наверное.
- Да, молодёжь сейчас совсем никудышная.
- Ладно, продолжим,  нам ещё вон сколько грести.
И они сосредоточено заскребли лопатами.      

***
 
И никто не заметил, как из чёрной корзинки умирающего цветка выпало маленькое семечко, единственное, успевшее созреть. Выпало и спряталось  между глыбами бордюрных камней, чтобы, переборов грядущие ливни и морозы,  весной вновь возродиться маленьким гордым цветком, не смотря ни на что!               
                17.04.2008 г.