Маленькая женская проза

Старайся не выделяться – в профиль, в анфас; порой
просто не мой лица. И когда пилой
режут горло собаке, не морщься. Куря, гаси
папиросу в плевке. Что до вещей, носи
серое, цвета земли; в особенности – бельё,
чтоб уменьшить соблазн тебя закопать в неё.
                И. Бродский
               
- Вот мы все такие красивые, молодые, отчего тогда нам не везёт? – спросила вдруг Марина, не допив свою рюмку, отбросив её на стол и не капли не выплеснув – таков был математический расчёт. – Вот мой Олег стал не мой Олег, он и был не мой, а стал совсем…
- Когда же это он онемел? – Людочка скривилась, - Всегда говорливый был, помнится. Она, не докурив сигарету и до половины, принялась ввинчивать её в пепельницу – жест, которым Людочка всегда гордилась как знаком своей жёсткости, будто внутри её тела сидел мужчина и управлял ею, как боевым роботом. Посмотрите детские мультфильмы, там всё подробно анимировано, даже умные дети понимают, а тупые и подавно.
- Пойду, напудрю носик, - сказала Марина, встала нетвёрдо и поскакала на одной ноге к туалетному столику, потому что две ноги её не держали и сильно раскачивали комнату.
 
Маринино лицо с детства было присыпано серой пудрой, что было причиной считать его палитрой и по восемь раз на дню заставляло разводить на нём парфюмерные краски, удивляя встречных мужчин, растворяясь в их толпе, заполняющей кухни азиатского города Ебурга – третье столицы третьесортной империи, тогда ещё только третьесортной и не отбракованной западными контролёрами.
 
Пока Марина пудрила горбатый носик, Людочка исследовала содержимое всех бутылок и нашла в них массу полезной жидкости, и выпила бы её всю, не появись Марина. Появилась она совсем не вовремя, зато с розовым лицом, потребовала свою долю, ведь ей много не надо, ей надо, чтобы справедливо. Что-что, а отстаивать свои права девочка умела и всегда получала своё, а иногда даже больше.
 
Марина и Людочка – подруги, они уже пьют брудершафт неизвестно какой уже раз, но целуются недолго, потому что от одной пахнет потом, а от другой прёт бензином, или чем ещё должно вонять от боевых роботов.
 
Запах догнал Марину уже в постели, и в те полчаса, что она спала, её снилась блудница Настасья Филипповна, поливающая ассигнации бензином и жалостью к самой себе. Марина во сне думала, что все блудницы – все до одной – несчастны и доверчивы, как дети, ведь дети часто бывают несчастны, а иногда даже доверчивы. Марина имела право так думать, потому что детей у неё не было и быть не могло. «Такие, как ты, не размножаются» - сказала как-то по этому поводу Людочка и была бита.
 
Людочка разбудила Марину совсем не вовремя: Настасья Филипповна жгла второй миллион. - Марина! – орала Людочка. – Дед опять с ума сошёл! Европу ищет, дырки в прошлое втыкает.
 
Дед действительно сидел перед телевизором, который пару месяцев назад он настроил на шестой канал, ждал новостей, боялся слежки – как видите, вёл себя самым нормальным образом для мелкого азиата.
 
- Совсем ёбнулся на политической почве, ретроградная амнезия, - заявила не выспавшаяся и оттого совеем злая Марина. – В принципе, он не помнит своего прошлого, оно съело деда, не помнит он и последнюю пятилетку, которую съел сам – заставил себя и съел, так бывает.
 
Марина сидела в кресле, методично раскачиваясь, и всё повторяла, что так бывает, не всё же нам, женщинам, таскать в себе тяжести, пусть и мужики попробуют, потерпят, в конце концов, мир поганый, надо бежать в Европу, сдохнуть хочется, жить хочется, а завтра – посмотрим, выпьем пива и посмотрим, как нас будут иметь.
 
- Ты знаешь, - сказала Марина, - у Бродского есть стихотворение «Ностальгия» - про то, как жить в Ебурге, где у всех есть соблазн закопать тебя в землю, а Бродский умер 28 января, в мой день рождения, такая сволочь…
 
Девочки так и не узнают, зачем их надо закапывать. А вообще всё совсем не плохо – женщины в Азии молчат при виде мужчин, щурятся, пытаясь их разглядеть получше и спрятать свой тяжёлый зад и короткие ноги.
 
- У Олега на конце буква «ц», - зачем-то сказала Людочка. – И Олег завтра придёт.
 
Наутро Олег и правда заявился, похмельный и тяжёлый. Все стали смотреть дедовский телевизор в надежде прорваться сквозь серую рябь экрана. Затем Мариночка придумала испечь пирог, все стали говорить, что это здорово, включили духовку, только спичек не нашлось, да и зачем они в Азии, где огонь добывают трением.
 
Утренние газеты напишут о новом взрыве домов, виновными будут названы террористы. Западная пресса обвинит во всём ФСБ.
 
А кто-то будет смотреть на этот бред монгольскими глазами и довольно глумливо хихикать, крутя на пальце серые от копоти людочкины трусики.