Глава 1. Когда-то давно...

Ненавижу солнце – оно ослепляет глаза, оставляя лишь жёлто-оранжевые, хаотично двигающиеся, круги. Ненавижу людей – они любят лишь себя, заставляя страдать от этого других. Ненавижу пух, летающий везде, где попало, доводя до паранойи своим прикосновением. Ненавижу колокольный звон – он причиняет невыносимую, непоправимую боль разуму, он словно разрывает на куски правду и ложь, оставляя лишь пустоту… пустоту, сводящую с ума…
Я шёл по улице без особой цели. Меня переполняла ненависть ко всему, кроме ветра, который трепал мои волосы. Руки я засунул в карман чёрного кожаного плаща. Его полы почти касались земли. Сначала я пытался найти там сигареты… Но, видимо, не удастся. Придётся заняться чем-нибудь менее приятным…
Последние триста лет миллениума Вестника я обязан провести на земле, занимаясь всякой ерундой. Жестокое наказание для жителя Ада.
… Прошу прощения. Забыл представиться. Павел Эл’эрик Мефист – Демон-Хранитель… хм-м-м… Демон-Хранитель. Странное сочетание тьмы и света… Я бы, конечно, поаккуратней называл себя «светом». Я всего лишь храню все, известные мне, тайны о том, что тьма делает на земле. И именно я не позволяю вездесущему свету узнавать о проделках тьмы. Вероятно, именно поэтому к титулу «Демон» приписался и «Хранитель» – ностальгия Люцифера по Эдему...
Каждые триста лет на землю прибывают новые Демоны-Хранители, прежние же возвращаются домой, в Преисподнюю.
Собственно, предназначение наше на земле весьма забавно. Прибываем на землю с минимальным количеством силы (но, в принципе, вполне достаточным), творим, что вздумается так, чтобы свет не узнал, кто именно виновен. Грехолюбивые люди, или, всё-таки, наш брат.
А эти триста лет миллениума Вестника – мои. Так что, в принципе, я вам не завидую. Жалеть, кого-либо, не в моих правилах, поэтому ничего хорошего от меня можно не ждать. На земле я уже неделю. Незначительный срок, не правда ли? Выгляжу я, кстати, всего лишь лет на пятнадцать, поэтому пока заканчиваю девятый класс в 144 школе города Самара. Милое, местечко, я вам скажу. Полно неформалов, гопников, сатанистов и язычников. Собственно я больше всего расположен к рокерам, байкерам и металлистам.
– Паша! – несформировавшийся девчоночий голос ввёл меня в оцепенение. – Паша, подожди!
Кошмар, вот везёт мне на всяких идиоток… Убить её что ли?.. Таких смазливых существ женского рода, кстати сказать, и в Преисподней предостаточно…
– Ты чего? Оглох? Я за тобой от самой школы бежала. – обиженно сказала девушка задыхаясь.
– Курить есть? – спросил я у неё, вместо извинения. Она на лицо-то, так… ничего, в общем... Только ростом не вышла и умом… Да, чего уж там?!. Ничем не вышла!
– Есть. На, вот. – она протянула мне сигарету марки “Winston”. Я сразу же закурил. Если здесь, на земле, курение – пагубная привычка, то в Преисподней без этого невозможно жить. То, что на земле называется никотином, в Преисподней находится в воздухе. Мы – жители Ада, этим дышим. Жить без этого можно, но как-то неуютно.
– Проводишь меня до дома? – смазливо попросила Оля.
– Нет. Мне не по пути. – отрезал я, поворачиваясь в противоположную сторону… Пойду сигарет куплю.
– Да ты!.. Ты!.. Ты просто!.. – злилась Оля, задыхаясь и сжимая кулачки.
– Да? – повернулся я к ней с самым наинадмейнейшим выражением лица.
– Козёл! – закричала девушка.
– Пф-ф-ф… – закатил я глаза. – Тоже мне откровение. А то я не знал. – усмехнулся я и, отвернувшись от Оли, пошёл за сигаретами.

                ***

Парадокс жизни – чем больше и сильнее ты отталкиваешь от себя человека, тем больше и сильнее он к тебе привязывается, во всех смыслах этого слова.
Я шёл домой, курил, смотрел на недосягаемое небо, переплетения ветвей деревьев, на листопад. Надо будет вечером прогуляться, за неделю, что я здесь, я успел полюбить это грязный, тёмный, грешный город.
Кстати, я уже успел найти себе друзей. Весьма милые ребята. Грешник – закоренелый металлист, не признающий законов Леваса. Змей – юноша с наклонностями и привычками молодой кобры: что не по нему – бросается в драку со скоростью, присущей лишь кобре. Дракон – задумчивый рокер, держащий всё под контролем. И, наконец, я любимый, прозванный демоном. Я, кстати, ничего не имел против этой клички, мне лично сие даже польстило.
– Торопишься? – спросил меня грубый, прокуренный мужской голос и чья-то рука со всего размаха опустилась мне на плечо.
Я обернулся, собираясь сломать пару рёбер и открутить пару рук.
– Тьфу ты! Грешник! Вспомнил про тебя, на свою шею. – прошипел я, сплюнув.
– И я рад тебя встретить, Демон! – гоготнул он.
        О, Боги! Как всё это было давно…