Операция

Я открыл двери в дом, затем в луну, а затем в речку.

В речке как раз проходила операция одной знаменитой рыбы. Знаменитой она была потому что все остальные рыбы были очень на неё похожи. Когда я подошел ближе, глаза зрителей, а все операции рыб проводились на зрителях, повернулись в мою сторону, некоторые вильнули хвостом, некоторые моргнули на миг своим вторым веком, так как протирать глаза плавниками практически невозможно.

По периметру операционной, на камнях и водорослях, были развешены картины. Скорее всего, это были картины пациентки, возле которой лежало ещё несколько, которые не успела развесить. Все картины висели на рыбацких крючках и показывали борьбу подводных жителей против удочек, спиннингов, сеток и динамита. Зачастую жертва была побеждена, а иногда даже разорвана, но главное в этих картинах, как мне показалось, отражалась борьба до последнего рыбьего вздоха, лягушачьего прыжка или раково-рокового сжимания клешней на пальцах стихии.

И вдруг хирург сделал неосторожное движение скальпелем и рыбья кровь покрыла торшер, «космополитэн» медсестры, не тлеющую сигарету главврача и рояль мертвого пианиста, который был сброшен вместе с тем 200 лет назад с британского линкора.

Пациентка, то ли от боли то ли от удивления, открыла рот, и все рыбы заглянули туда, и если бы у них были шеи – они бы вытянулись, так те хотели посмотреть что во рту. Крышки жабр спешно подымалась и опускалась, глаза бегали по кругу маковым зёрнышком по блюдцу, зрители опёрлись на плавники, но ничего интересного во рту пациентки не увидев – заняли привычные для себя позы.

Бах… она слушала перед операцией Баха.
Бах – лопнул плавательный пузырь: вверх по воде поднялось немного чернил,  смешанных с кровью, образовав последнее художество – чешую которую протыкал скальпель, и плавно рассеялось с течением.

Зрители переглянулись, посмотрели на врача, который развел плавники сомкнув свои губы в тонкую нитку, которой, наверное, уже собирался зашивать погибшей брюхо, потом на меня, мне стало неловко и я как всегда глупо улыбнулся, и только после небольшой паузы, когда грохнула крышка рояля и сломала обросшие рифами кости пианиста, все начали хлопать и открывать рты, водить хоровод, прыгать вокруг стола, плавать то вверх то вниз головой.

Маковинки моих глаз вращались, я стоял с открытым ртом, а зрители уже заглядывали туда, словно в экран, продолжая водить хоровод то вокруг операционного стола, то вокруг меня.