Глава-вторая. Школьные уроки

                Любовь морковь Мухи Цокотухи
   
                Глава вторая.
 
  Вынужденно оказавшись в дверях кабинета Географии на одном квадратном метре вместе с двенадцатилетней не девственной доброй Селеной Прекрасной, с кем нынче никто из одноклассников особо не общался, почти тринадцатилетний девственный Макс, сначала удивился, потом ужаснулся. Тому, что ему очень загорелось, точно персонажу из фильма «Спартак», задать ей вопрос, заданный в фильме Спартаком несчастной Веринии, увиденной им на кухне после того как она всё ночь подневольной рабыней провела в объятиях какого-то другого раба-гладиатора: «Тебе, не сделали больно…»…
 …С трудом он удержался, чтобы не произнести вслух эти глупые слова беспомощного существа, подслащивающие «горькие пилюли» для другого несчастного существа. Хотя, виноватое выражение собственного лица спрятать от внимательных глаз Селены Прекрасной, ему не удалось. Ответом от нее получив взгляд полный жалости к нему. С чем он отвернулся и поспешил скорее убраться от нее подальше, что в этом учебном году для него уже вошло в обыкновение… 
  Привычно занимая свое место за учебным столом в школьном кабинете рядом со своим веселым другом, вечным исполнителем роли Бедного Ёрика,- классного шута, Макс не смог дежурно улыбнуться своему однокласснику, что-то весело сообщившего, что никак не воспринялось его сознанием. Так что друг Ёрик повторил свое дежурное приветствие…
 - Макс? Что не проснулся? У тебя же завтра тренировка в бассейне…
 …Я тебя спросил про Лену Зимерман, с кем ты, с таким «кривым лицом», словно лимон в одиночку сгрыз, вместе в класс вошел…
 …Ты? Всё-таки, вспомнил, что в прошлом году дружил с ней? Нашел для нее слова поддержки, ведь она весь март до каникул была не в себе от одиночества! С ней никто не хочет общаться… - проговорил одноклассник слова, смысл которых со второго раза дошел до сознания Макса.
  Только лишь, присутствие в кабинете Галины Ивановны, избавило Макса от необходимости малодушно ответить, что вся его дружба с Селеной Прекрасной осталась в далеком прошлом давно прошедшего времени и возобновлять с ней отношения товарищества он не намерен. И тут же, собственный второй уровень сознания «знакомыми словами» любезно напомнил ему, что всего сто секунд тому назад почти пятнадцатилетний девственный друг Рома Репин призвал его: «Быть человеком»! Тем, кто не ведет себя подло, «как скотина». И способен даже умереть «как человек». Что невольно заставило Макса внимательнее взглянуть на свои ресурсы, необходимые для того, чтобы «Быть человеком». Конечно же, он знал, что в нём не было той чудесной ипостаси: «Эмоционально творческого мозга человека», третьего уровня сознания, что человека делает истинно человеком. Разве что, при нём был, слабоватый его собственный «Запоминающий мозг гоминида»,- второй уровень сознания, в запасники которого он еще не успел ничего существенно заложить. Зато в его «Реагирующем мозгу рептилии»,- первом уровне сознания, уже кипели в собственном соку его желания, вызванные агрессивными гормонами андрогенами. С чем, само собою, самым естественным образом, невозможно было испытывать эмоции страха. Даже перед властью второгодников. Тех, кто тройной нормой набились в их шестой «А» класс. Ныне хорошо знающих, что если раньше им по общим правилам, за отсутствие знаний учителя ставили адекватную этому незнанию оценку: «неуд». То ныне, всё равно, на второй год их не оставят! И более им за оценку «удов», не нужно серьезно корпеть над учебниками. Этот «удов» им теперь ставили «бесплатно»! И это когда, по старой памяти, от оценки «удов» до оценки «хор», для простых учеников дистанция была минимальная. А чтобы получить «отлично» нужно было знать чуть больше уровня школьного учебника. Еще недавно не способные на «удов» ученики обречены были повторять курс учебы до получения этой оценки. Даже если это было принципиально не достижимо. Продержи таких «ничего не понимающих» индивидуумов в школе хоть до пенсионного возраста, оставляя их на повторный курс обучения. Они умнее от этого не становились. И тогда хитрые чиновники от образования решили, прекратить практику оставлений на второй год, обратив Державу в страну именуемой «как бы Держава». Фундаментом этого уродливого образования стали ученики, «как бы способные» выучиться хотя бы по принципу, «не мытьем, так катанием». Редкие исключения из этого правила только подчеркивали тщетность этих задумок. При этом личная неспособность к получению положительной оценки, ни при каких обстоятельствах очень злила второгодников. Любую положительную оценку полученную другими учениками они воспринимали как личное оскорбление их великого «достоинства», за которое «обидчику», уступающему в возрасте на год, на два, а иногда и на три года, полагалось суровое порицание в виде увесистой порции тумаков. Что, физиологически просто ученикам никак не позволяло продемонстрировать способности к интеллектуальной деятельности, позволяющее получать хорошие оценки в учебе. Поколение Макса было крайним, столкнувшимся с этим явлением: «оставления на второй год». И все двоечники, обязанные отстать от их класса оставшись на второй год. Вместо этого, «как вши на гребешке», «гуманно» остались в их классе. Чтобы исполнять роль солдатских «дедушек», живущих среди «духов»; волков среди молчащих ягнят; козлищ среди агнцев. Насильников-террористов захвативших заложников и заставляющих их рефлекторно искать спасение в «стокгольмском синдроме», влюбившись в своих мучителей эстрогенной реакцией, как мазохисты любят своих садистов. Хорошо было быть второгодником! Кому учиться было не нужно, зато можно было заниматься сугубо персональными делами, эмоционально предаваясь, или любви и дружбе, или ненависти и агрессии к другим персонажам бесконечной пьесе жизни, что для них было настоящей, насыщенной занимательными событиями жизнью.
 …Одним из второгодников, принадлежащим категории дважды второгодников, кто совсем не хотел учиться, но был не против того, чтобы жениться, был почти пятнадцатилетний девственный Димон. Впрочем, и «жениться» у него не получилось. Притом что, в январе он начал ходить вместе с доброй Селеной Прекрасной, экзальтированно похваляясь, как он насыщенно проводил свой досуг в ее объятьях, щедро напитываясь разными, еще невиданными им удовольствиями. В таком восторге он проходил весь недавний февраль месяц, на протяжении которого восторженно описывал все свои сексуальные ощущения. Рассказывая всё это своим друзьям из Белого дома, где несчастный Димон жил сам и жили его друзья, перед которыми он откровенно хвастался своими успехами на поприще «игрушечной женитьбы». Откровенничая и перед своим новым одноклассником и старинным другом, тринадцатилетним девственным Уланом, кто, «по секрету всему свету» донес и до Макса, как приятно было другу его,- Димону, «сосаться» с Леной Зимерман, умеющей и желающей «классно целоваться». Чему добрую ее «научил» взрослый мужик, по совместительству ролей в жизни, еще являвшимся любовником ее матери. Этот «старый конь», который «борозды не портит», потому что «глубоко не пашет», лично продемонстрировав Лене Зимерман мастерский стиль потребления «любви-моркови» с низкими поцелуями. Так что ей, в её нежного возраста, не пришлось далеко ходить в поисках «любви-моркови» забираясь в разные сараи оборудованные «пятым углом», чтобы там лишиться девственности. После чего, теперь не девственная добрая Селена Прекрасная сама была готова дать любому желающему, в акте детского секса, попробовать с неё эту пресловутую «любовь морковь». 
  Непонятным в отношениях девственного Димона с не девственной доброй Селеной Прекрасной, начавшихся с середины января. Было то, что как-то не получилось у нее в недавнем феврале месяце уговорить его на вкушение с неё «любовь моркови». Более того! С наступлением марта месяца, он вообще прекратил свои походы к ней в Роковой дом за её сладкими поцелуями и умопомрачительными ласками. Без объявления какой бы то ни было причины, он прервал с ней все свои отношения, даже прекратил подходить к своей красавице. Буквально начав избегать её общества, стараясь физически более не приближаться к ней ближе трех метров. Перестав даже здороваться с ней. Словно, более не мог дышать с ней одним воздухом. И всё это после его восторженных рассказов завистливым пацанам, о том, как он, от восторга обладания настоящей сексуально просвещенной красавицей, забыв всё на свете, на протяжении всего февраля месяца целовался-миловался с ней. Вплотную подойдя к той грани, за которой в горячке «любви-моркови» с низкими поцелуями, просто терялась девственность. И вот, когда это уже должно было случиться, так девственный несчастный Димон, просто сбежал от не девственной доброй Селены Прекрасной. Только вот она, горячая и неуемная в ласках, с такой данностью мириться не стала. И весь прошедший март месяц, она упорно настаивала на возобновлении их тесных контактов с прежними горячими поцелуями. Да только несчастный Димон, от всех ее страданий, начал еще старательнее скрываться от нее. А она, в свою очередь, еще более рьяно усердствовала в том, чтобы, не мытьем, так катанием, завладеть его вниманием. Используя для этого самые изощренные провокации, вплоть до натуральной демонстрации всем в шестом «А» классе собственных голеньких гениталий. Что, впрочем, месяц тому назад, в марте, никого, ни к чему не склонило…
  И всё же, девственный несчастный Димон, и в марте, и сейчас в апреле Горького года, оставался преданно любящим существом не девственной доброй Селены Прекрасной. С уровня прожитых им пятнадцати лет, до сей поры, он не давал поводов усомниться в том, что она по-прежнему дорога ему. И что он не потерпит посягательство на овладение ею, кто бы на ее обволакивающие ласки не претендовал. Что и случилось месяц тому назад в канун  восьмого марта. Тогда, не девственная добрая Селена Прекрасная, согнав с его места тринадцатилетнего девственного Муссу. Сама уселась на заднюю парту рядом с трижды второгодником злым Канной. И выдвинув из ряда вон парту на метр в проход. В ответ на любой брошенный в ее сторону взгляд любопытных мальчишек-одноклассников нежного возраста, моментально раздвинув свои красивые коленки, показывала каждому желающему на это посмотреть, что трусиков-то на ней нет. Так, сверкая коленками и голенькими девичьими гениталиями, добрая Селена Прекрасная, молча, исключительно лишь собственными поступками, требовала от несчастного Димона, чтобы он, приревновав ее, хоть к почти шестнадцатилетнему не девственному злому Канне, хоть ко всем остальным мальчишкам класса! Или так, или этак! Через ее голенькие гениталии, сам скорее присовокупиться к членам ее кружка любителей «любви моркови», где девственникам не место.
 …То, что в тот мартовский день в шестом «А» классе было не всё так просто, говорило раскрасневшимся до цвета «вареного рака» лицо злого Канны, обычно ходившего бледным. Но, вдруг утерявшего всю свою неуемность злобу, когда рядом с ним за одной партой оказалась добрая Селена Прекрасная, сама для удобства собственной эксплуатации с засовыванием им корявых пальцев в ее «срамные дырочки», заранее избавившей саму себя от трусиков. Буквально подставляя саму себя доминирующему козлищу, обитающему среди агнцев. Того кто, при всем шестом «А» классе, считал в порядке вещей больно ущипнуть свою классную любовницу,- тринадцатилетнюю не девственную  добрую Бову. И еще всей своей пятерней схватить за ее большие ягодицы. И при всех одноклассницах, через материю ее трусиков, до ее крика от боли, тыкая пальцем в самое нутро ее задницы.
  Впрочем, власть, властью, даже если эта власть оккупационная и бандитская. Но при всем своем авторитете хулигана, даже будучи большим членом банды поселка Рабочего, злой Канна не решился, лезь в нутро «чужой девки». Не посмел он и пальцем притронуться к доброй Селене Прекрасной, с новогодней ночи ходившей настоящим апологетом безграничного вкушения «любовь моркови». Отступившись от этого действа, не по внутреннему благородству, которого и в помине не было в нем, а от понимания того, что несчастный Димон готов был, как отдать собственную жизнь, так и забрать жизнь чужую! Всё, за неприкосновенность дырочки в заднице не девственной доброй Селеной Прекрасной. Даже если потом кровожадные и мстительные дружки злого Канны, всей своей многочленной бандой поселка Рабочего, просто и жестоко убили бы самого несчастного Димона…
  От такого рассмотрения существующей реальности и своём собственном месте, даже не в системе Мироздания, а в подростковой иерархии среди одноклассников, лицо Макса обрело еще более досадливое выражение. Хорошо еще, первым уроком рокового понедельника шестого апреля, первого дня крайней четверти текущего учебного года, для шестого «А» класса «Сто восьмой» школы была Физическая география, являвшаяся одним из любимейших предметов Макса. Что, впрочем, нисколько не мешало ему в течении этого учебного года получать привычные ему оценки,- «двойки», от которых у него «не закрывался дневник» переполненный «красными лебедями». Ибо страх отстать от всех других действующих персонажей,- неучей, из-за их полнейшей умственной не способности к получению никаких других оценок кроме «двоек», принуждал его сознательно игнорировать собственные знания, опасливо соглашаясь внешне выглядеть «как все». Итогом, загружаясь совсем необязательными «двойками». Укоризненный вздох разочарования от Мамы дома было меньшим злом в сравнении с перспективой получить «по шеям» на школьных задворках от многочисленных желающих это осуществить неучей, жестко действовавших по заветам второгодников. Тех, кто на дух не переносил получения кем-либо никаких других оценок, кроме как, единственно им доступной «двойки», но властью своей, вполне способных доказать, что в школе они тоже, совсем «не лыком сшиты», а очень даже значимые «перцы»… 
  И вот сейчас, после случившегося судьбоносного разговора с другом-Репой. И третий день как бурлящими в его крови боевыми андрогенами, трусливо оставаться безмолвным на уроке географии Макс физически не мог. И не удержал он себя оттого, чтобы не вызваться ответить на уроке у карты, о красоте великой Южно-Африканской пустыни Калахари живописно описанной в книге Ивана Ефремова «Лезвие бритвы».
 …Итогом, за свой отличный ответ, Макс получил явно заниженную оценку, «четверку». Пожалела его,- несчастного ученика, Галина Ивановна, хорошо знавшая, что за заслуженно полученную «пятерку» несчастному школяру не поздоровилось бы от одноклассников из слабоумных. Впрочем, всё это происходило в самые первые минуты новой четверти. Настроение второгодников после недельных весенних каникул было вполне благодушным. А значит, после допущенной неосмотрительности с полученной «положительной оценкой», Макс ещё не набрал сумму обычных в таких случаях, неумолимо следующих проблем и неприятностей. Тех самых, о чём обычно подсказывала сама атмосфера в классе, вдруг начинавшаяся «сгущаться темным сумраком».
  Но сейчас, пока что, вокруг была лишь тишь, да гладь, ничего страшного не намечалось. Так «хорошо» в шестого «А» классе бывало редко. Но бывало! Обычно такое случалось в тех редчайших случаях «везения», когда Макс попадал в ауру источаемой Селеной Прекрасной. И сейчас, мгновенье пребывания с ней рядом в дверях кабинета Географии обернулось для него показательным успехом. Похоже, с откровенного везения началась для него «новая жизнь» в этот роковой день шестого апреля, в первый день крайней четверти текущего учебного года с персональным эпитетом,- Горький год. Никак не сигнализировали суровые лица многочисленных второгодников шестого «А» класса, об их осуждающем неудовольствии по поводу проявленной чужой интеллектуальной дееспособности. Не посуровели насупившихся в невыносимой злобе их лица, как это бывало почти всегда в суровой реальности. От чего в иные дни в классе становилось действительно мрачно. Особенно «темно» становилось, когда недовольство демонстрировал сам злой Канна. Кто любую положительную оценку полученную другим школяром в его присутствии, воспринимал как личное оскорбление его собственного «мужского достоинства» трижды второгодника. И юного ослушника осмелившегося не только знать, но и сказать, что «дважды два,- четыре», расплата с подвешиванием на его шею дежурных тумаков настигала незамедлительно.
  Закономерно, что с уникальной «четверкой» в дневнике сплошь изрисованного только «двойками» и после звонка с первого урока не стал Макс спешить покидать кабинет Географии. Кроме него почти полкласса шестого «А» оставались в своем классном кабинете. Уютнее они чувствовали себя, рядом с классным руководителем продолжавшей увлеченно рассказывать о геологических особенностях Африки. Максу, как, и отличнику Крилу, и как «жадной до знаний» Ире Ким, и неожиданно присоединившейся к ним красавице Тане Хава вместе с Нелей Пятковой, было интересно узнать новое. К примеру, что Африка, в отличие от континента Европы, на целые геологические эпохи не затапливалась морем. Поэтому все коренные породы со всеми полезными ископаемыми в Африке лежали на поверхности, а не глубоко под нанесенными осадочными отложениями «морского осадочного чехла». Как это типично было выражено юрскими морскими отложениями на средне волжской возвышенности, места расположения Большого Города. Да и, после недельных каникул, Макс интересен был одноклассникам, и в иной своей ипостаси. Хорошо, что на свете были просто одноклассники, а еще лучше, что среди них был друг Мусса,- «старинный» друг Макса из поселка Рабочего. Другом и остававшегося, даже когда другие мальчишки класса этого поселка, объявив себя «более равными» в сравнении со всеми остальными своими одноклассниками, ревностно исполнять обязанности представителей оккупационной власти.
 — Гели! Здорово! После того, как мы вместе сходили в Планетарий, я сам ещё два раза там побывал на лекции о планетах солнечной системы…- заключив одноклассника в дружеские объятия, радостно прокричал друг Мусса в кабинете Математики.
  Напоминая Максу, как они вдвоем на каникулах ходили в планетарий,- «зрелищное» и одновременно «просветительское» учреждение для просвещения молодых людей. Необходимое для того, чтобы молодые люди «смотрели на звёзды». Так реализуя «человеческое свойство», которого начисто лишены, и животные, и «недоразвитые» бандиты, живущие при господстве первого уровня сознания, поэтому никогда и не смотревших наверх. Зато в качестве доступной им «звезды», с большим интересом стоя на четвереньках, разглядывали чужие гениталии и любовались демонстрационными актами соития, показываемого им в противоестественном, то есть в порнографическом исполнении…
 — Макс! Здорово! Хорошо выглядишь! Ты, как ещё выше стал…
 …Не забыл? Сегодня вечером кубковая игра! Тренер на ушах стоит! Требует нашей победы!- с другой стороны обнял Макса другой его одноклассник,- друг Улан…
  — Да! Сыграем…- ответил ему Макс… 
  Особое удовольствие от дружеской атмосферы в классе демонстрировал мечтательно улыбающийся почти четырнадцатилетний девственный второгодник несчастный Рома Биман. Кто слыл явным поклонником красоты тринадцатилетней девственной Тани Хава,- самой прелестной девочки средних классов «Сто восьмой» школы. Девочки, безусловно, прекрасной, но имевшей странное неприятное свойство для Макса. Стоило ей переброситься с ним парочкой слов. Да хоть молча оказаться рядом с ним ближе двух метров. Как, к примеру, сейчас, совершенно случайно вышло в кабинете Географии. Так незамедлительно на Макса обрушивались неприятности. Или привычной «двойкой» за невыученные уроки. Или порцией дежурных тумаков отвешиваемых всегда пребывающими рядом его ровесниками и одноклассниками, тринадцатилетними девственными, но задиристыми кандидатами в члены банды поселка Рабочего,- Сашка с Мишком. Тех, кто старательно предваряли в жизнь директивы трижды второгодника злого Канны, большого любителя всякого рода насилия, установившего в школьных стенах главенство членов банды поселка Рабочего над всеми остальными учениками, кому не повезло быть членами его команды.
  И вот, после того как, вольно или невольно, красавица Таня Хава оказалась в двух метрах от него, беды автоматически обрушились на юную голову Макса, причем с совершенно неожиданной стороны…
 — Гели! Пойди сюда,- зловеще прошипел за спиной Макса тихий голос второгодника Ромы Бимана, чующего за собой силу «школьных традиций», где прав был тот, у кого было больше прав…
 — Сам иди, куда подальше!- не переставая разглядывать физическую карту Африки, невозмутимо ответил Макс, поняв, что, традиционные «неприятности» наводимые на него когда рядом с ним оказывалась Таня Хава, неумолимо настигли его...
  Такой ответ второгоднику от «молодого», конечно же, обескуражил несчастного Рому Бимана. Но сейчас он конфликта не искал, поэтому сразу бить Макса по голове не стал. Ему от него нужно было совсем другое. Только вот, чтобы то, ни было, как водится при общении простого школяра с второгодником, этот разговор ничего хорошего просто школьнику не сулил…
 - Гели! Вот записка! Передашь её Тане Хава,- распорядился Рома Биман суровым голосом, не терпящим никаких возражений, особенно от того, кто всегда до этого покорно ему подчинялся…
 - Сам передавай!- под давлением личных боевых гормонов,- андрогенов в крови, процедил Макс, бледнея от невыносимой злобы, продемонстрировав это естественное свойство унаследованное человеком от предков,- гоминид, так «красочно» общавшихся между собой без всяких слов…
  При наполнении собственной крови эстрогенами,- детскими гормонами полной покорности, вегетативной реакцией организма виновато краснея, одновременно выделяя «сладкие запахи» «соглашательства» и говоря «да»! А вот, даже при самом начальном этапе выделении в кровь «упертого» андрогена,- бледневших! Выделяя «кислые» запахи агрессии, готовности драться, злобно говоря: «нет»…
  Впрочем, будучи заряженным агрессивными андрогенами, Макс по-другому и ответить не мог. Его собственная, набранная им с позавчерашнего вечера «гормональная инерция», всё еще требовала от него быть агрессивным. Вообще, попавшие в кровь живого существа гормоны физиологически имели некоторое протяженное по времени побуждающее действо. Разве что, без соответствующего подкрепления нужными раздражителями, в течение некоторого времени эта «гормональная инерция» постепенно сходила на нет. Сейчас, с достаточным количеством агрессивного гормона андрогена в собственной крови, Макс физически не ощущал страха. Его «гормональный набор», определяющий многие факторы бытия живого существа, в плане взаимоотношений с другими особями, толкал его к тому, чтобы настоять на своем. Вот и пошел Макс на конфликт с Ромой Биманом, пребывая под своим «гормональным прессом»,- фактически под управлением первого уровня сознания, осуществляемого командными воздействиями, тех или иных гормонов впрыскиваемых в кровь организма. Чего для жизнедеятельности хордовых, включая: зверей, детей, гоминид и тех взрослых людей, кто «став преступником» остановив свое развитие, жил под управлением своего первого уровня сознания, вполне хватало. По этой гормональной команде своими агрессивными гормонами андрогенами, Макс готов был вступить в противоборство с несчастным Ромой Биман. Только вот, уже в следующее мгновенье, оттирая подальше просто одноклассников, плечом к плечу с одним второгодником, весьма грозно и убедительно, встало еще парочка дважды второгодников, - Димон и Киша. Все вместе, втроем, они загоняли одного Макса на место, соответствующее его мелкому школьному иерархическому рангу…
 — Что, Гели? В бубен давно не получал? Сейчас отпишу!- пока еще по-дружески поинтересовался Рома Биман проблемами своего невольного юного одноклассника, явно чуть призабывшего, с каким именно «гормональным набором» ему следует пребывать в школьных стенах…
 …На что у Макса никаких слов для достойного ответа и не нашлось. Даже если его первый уровень сознания продолжал реагировать как надо, всё теми же андрогенами, а не трусливыми эстрогенами. Только вот, спазмы сосудов головного мозга, напрочь отключил его способность хоть как-то шевелиться, не позволяя, «ни бить», ни бежать». Да так, что в его глазах померкло. Свалившись в микро обморок, он уже ничего не мог и ответить. Ладно, еще мог подумать про себя, своим вторым уровнем сознания «мыслящего словами». Отыскав в своей памяти несколько нужных слов соответствующих этой ситуации.
 — Сейчас драться не будем! Драться будем потом!- словами, еще не произнесенными вслух, сверкнула его собственная мысль, с которой бояться было уже поздно…
  Получалось, что героическую возможность, как получить в «бубен». Так и самому безжалостно настучать в «бубен» собственному обидчику, пока что, Макс, не отменил, а предусмотрительно отложил на вечер. Так, изменения «гормонального набора» в его крови, с покорной эстрогенной основы на неукротимую андрогинную основу, начали свое действо. Он желал драться, даже если его сознание настоятельно подсказывало, что сейчас его одиночное противоборство против трех «дедушек», Ромы Биман, Димона и Киши, ничем хорошим для него не закончится, он будет жестоко бит, возможно даже тремя парами ног…
— На! Передай,- угрожающе прорычал глупый и несчастный второгодник Рома Биман, сам сунув в карман костюмчика Макса маленькую, плотно скрюченную бумажечку…
  После чего, виновник всего случившегося сейчас переполоха, смущенный Рома Биман, снедаемый чувством страха перед неизвестностью, поспешил сбежать с места развития событий. Ведь ещё не ясно было, какой реакцией красавица Таня Хава ответит на его письменное предложение, явно не очень умного, да и не особо решительного второгодника. Предоставившего право разрешить великую проблему его судьбы юному однокласснику. Тем более что, Макс девчонок на свою беду не боялся, о чём в его классе знали все. К этому времени, успев два сезона прозаниматься в хореографическом ансамбле Дворца Культуры «Органик», постоянно пребывая в компании юных танцовщиц, он никак не понимал причин заставлявших других мальчишек дичиться общества столь прелестных и милых созданий, кем были девочки. Да и в бассейне он тренировался в смешенной группе, вместе с девушками достойными уважения, физической силой превосходивших многих юношей подростков, запросто обгоняя их на водных дорожках. Вот на свою беду и не боялся он подходить к девочкам. Этим способностям Макса лютой завистью завидовал несчастный Сашок, просто млевшего около Тани Хава, застывая перед ней «соляным столпом». А сейчас Макс с чужой запиской в руках, вообще должен был вплотную подойти к прелестнице,- Тане Хава. И это когда любое его приближение к ней, ближе, чем на два метра завершалось для него весьма плачевно. Страшные беды незамедлительно обрушивались на его несчастную голову. Чаще всего, в виде, указывающих ему место в подростковой иерархии обидных тумаков, которых Сашок, в реализации своей лютой зависти, отвешивал Максу лишнюю порцию, всегда больше чем Мишок,- его сосед в поселке Рабочем, приятель и «корешок»…
  Конечно же, по взглядам, бегло бросаемым в её сторону, Таня Хава сама догадывалась обо всём. Что разговор между Максом и Ромой Биман, поддержанным еще двумя дважды второгодниками, шел именно о ней. Да и о чём ином могли бы говорить глупые создания, глядя на нее,- первую красавицу их класса. Вообще она, в этом злополучном учебном году, как специально, всегда оказывалась в том месте, и в то время, где несчастному Максу приходилось вынужденно краснеть, наполняясь гормоном подчинения,- эстрогеном, за своё собственное детское бессилие перед кулаками одноклассников Сашка с Мишком. Как специально! Словно, чтобы Макс никогда не смел и близко подходить к Тане Хава, едва он оказывался рядом с ней, как на него налетали Сашок с Мишком,  немедля начиная навешивать на его многострадальную шею причитающихся тумаков. И в обратном случае! Стоило завзятым драчунам шестого «А» класса Мишку с Сашком взяться за очередное «третирование» Макса, с традиционным подвешиванием ему тумаков, пинков и подзатыльников. Как немедленно рядом с ними оказывалась Таня Хава, своим присутствием всех участников этих жестоких игр вводя в великое смятение.  И сейчас Таня Хава задержалась в кабинете Географии, может именно для того, чтобы вокруг нее возник очередной конфликт, да она не дала бы этому разгореться…
 …Внутренне корчась от отвращения к самому себе и к своему бессилию, Макс промолчал, ежась от недовольства своей слабостью и от уступки сопернику. Что он так и не смог выдохнуть из себя слово свободного человека: «Нет…»! Еще испытывая весьма неприятное ощущение, что он сам за собой наблюдает из будущего. Более того, «сама вечность», то есть «искусственный интеллект из будущего», из неведомых глубин времен, контролировала его поступки темными глазами доброй Селены Прекрасной, неотрывно отслеживавшей его действия. При этом всё по-прежнему в ее глазах была лишь оскорбительная жалость к нему. Такова была цена бесславного подчинения какому-то недоумку второгоднику, пусть даже тот, на целый год был старше его. Многое чего Макс отдал бы сейчас чтобы не быть там, где была Селена Прекрасная и красавица Таня Хава, кто вместе со своими подружками, сейчас неспешно покидала кабинет Географии, всё по-прежнему секретничая на какие-то свои девичьи темы…
  Продержав чужую сложенную записку в своих руках, так и не дождавшись удобного момента, чтобы вручить её Тане Хава, давясь своим отвращением к самому себе,  Макс с недовольным видом неудачника, шагнул следом за группой своих одноклассниц, покинув тихую гавань кабинета Географии…
 …Чтобы тут же за дверью, перед своим длинным носом увидеть костлявый кулак, эффектно продемонстрированный ему второгодником Ромой Биман. Не желал школьный герой-любовник оставлять свой жизненно важный вопрос на самотек без сопровождения личного контроля. Не собирался он допустить неисполнения своего наказа. Для этого с безопасного расстояния и наблюдал за Максом. Занервничав, он явно был готов жестко принудить своего «непонятливого» «молодого» визави подчиниться его «воле старшего»…               
  — Гели? Что кота тянешь за хвост? Сейчас! Сейчас! В морду получишь,- осадил второгодник своего «почтальона», чтобы проводя воспитательную работу стукнуть его по нерадивой голове два раза…
  Дальнейшее не подчинение мальчика предназначенного для битья, в следующее мгновенье могло завершиться получением им сокрушительного удара от озверевшего Ромы Бимана. Далее подтянулись бы другие второгодники, со своей хорошей добавкой крепких ударов. Вот так и ушел бы Макс из школы уже кровавым мальчиком. Такой план бытия был каким-то неприемлемым. Бить первым несчастного Рому Бимана, когда второгодники,- Димон и Киша были недалеко, Максу еще было нельзя. Пришлось ему подчиниться. И перед кабинетом Математики догнав девичью стайку одноклассниц, непринужденно шагавших по рекреации, непосредственно представ перед укоризненными голубенькими глазками Тани Снежно нежной, прямо в её руки вложить записку с заветными желаниями другого юнца... 
 — Таня! Извини! Но, это тебе записка… - шепнул Макс в маленькое трогательно ушко девушки, и тут же, шустрой мышью юркнувшего в кабинет «Математики»…
  Из товарищеской солидарности никто в классе не обратил внимания на это действо. Не придав никакого значения поступку Макса. Разве что добрая Селена Прекрасная посмотрела на него со своей, какой-то совсем «не живой» жалостью. Ведь много ещё всякого могли приказать всемогущие второгодники. И он, как и все остальные его ровесники в классе, все эти распоряжения обязан был исполнить. Так, как это и должно было случиться, трагически сложились два отрицательных фактора хронически неминуемого невезения Макса. Проблема получения тумаков, при вольном или невольном приближении к нему ближе, чем на два метра Тани Хава, усилилась страстью неучей поизмываться над ним, если он еще самонадеянно показал себя умником на уроке. Так Мишок с Сашком, исполняя волю злого Канны, обязаны были двойной нормой отвесить тумаков тому же Максу. Да и Сашок,- ревнивый оголец, кому каждое приближение Макса к Тане Хава было хуже тертой редьки без соли, уже горел желанием немедля унизить своего внутривидового конкурента… 
  И уже в следующее мгновенье, «удвоенная» неприятность не замедлила со своим проявлением. То, что должно было случиться, то и случилось. Ничего не могло удержать лавину событий, уже в следующее мгновенье реальности обрушившихся на персонажей бесконечной пьесы жизни. Так началось пресловутое «будущее» для всех участников этих событий. Именно в таком новом «будущем» Максу и предстояло выживать. Причем, никак раньше, мальчиком для битья с эстрогенами в крови, а агрессивным юношей с андрогенами в крови, годными для кровавой драки…
 — О! Гели! Мы тебя везде ищем! И нигде найти не можем! Ты что прячешься от нас?- с наигранной искусственно сделанной издевательской ухмылкой, ласково пропел Максу на ухо вечно вредничавший Сашок, комично пародируя на нем самом действо с передачей им записки в руки Тани Хава… 
  Так, в этот роковой понедельник шестого апреля Горького года, Сашок откровенно напросился на конфликт с Максом. По давно выработавшейся привычке собираясь наградить его,- своего одноклассника, причитающейся ему в случае получения положительной оценки свежей порцией тумаков. Да еще наказать за слишком близкое приближение к красавице Тане Хава. Да и Мишок в этом деле не остался бы безучастным свидетелем, всегда помог бы Сашку с подвешиванием тумаков на шею Макса. Ведь, они имели на то право! И не столько «по праву сильного», сколько по статуту кандидата в члены банды поселка Рабочего. Такова была кровожадная политика безжалостного трижды второгодника злого Канны, делавшего всё возможное и не возможное, чтобы прежние одноклассники забыли о своей давней школьной дружбе, начавшейся со времен начальных классов, а жестоко били друг друга по голове. С интеллектуального уровня школьного братства, перейдя во мрак взаимоотношений с принципами уличной иерархией. Где главнее было стайное объединение под властью жесткого вожака, обычно какого-либо знатного члена банды. Точно так, как это принято в отряде примат. Что биологически включал в себя, человека, высших и низших обезьян. Возникших в середине Кайнозойской эры олигоценовой эпохи тридцать миллионов лет назад, с тех давних пор успешно функционируя. Некоторые представители отряда примат из «царства животных» даже в «люди выбились»! И, как внезапно разбогатевшие нувориши, уже принципиально не желали признавать своего родства с простыми «природными родственниками».
   Обо всем, об этом, о родстве с гоминидами, злой Канна, конечно же, не ведал! Но ничего не запрещало ему заставлять подчиненных ему огольцов вести себя с непосредственностью диких обезьянок. Как это делали на протяжении многих миллионов лет все порядочные гоминиды Земли, выстраивавших из подобных себе особей устойчивую «иерархическую пирамиду» власти. Где старшинство определялось тем. Кто, в буквальном смысле этого слова, мог поставить себя выше третируемого оппонента, заставит соперника прореагировать эстрогенами. Чтобы потом увидеть, как униженный в конфликте соперник продемонстрирует личное подчинение своему доминанту, господину, владельцу, «главному Бандерлогу», альфа самцу в сообществе себе подобных. И встанет перед ним в «псевдо сексуальной позе», на четвереньки! Всё, как это свойственно диким обезьянам, живущим в лесах Ганга, очеловеченными персонажами Киплинга из книги джунглей: «Маугли». Только вот, не всегда так получалось. В случае с Максом, Сашок с Мишком, бить-то, его били. Но на колени так и не поставили. Через день, оказываясь в своей школе обычно до предела вымотанным на тяжеленой утренней семичасовой тренировке в своем бассейне, Макс, до поры до времени, находил для себя доводы, оправдывающие его явную пассивность, перед третировавшими его одноклассниками из поселка Рабочего. От усталости ели шевелясь, «давать сдачи» Макс не лез, сил для этого не оставалось. Но и «позу подчиненности гоминида» перед кандидатами в члены банды поселка Рабочего, никак не принимал. Всё терпел, как бы противно ни было получать причитающие тумаки, скорее оскорбительные, чем болезненные, терпеливо дожидаясь наступления своего светлого будущего. И вот «будущее», не заставив себя долго ждать, как всегда неожиданно, вдруг наступило, тихо начавшись на перемене перед уроком Математики…
  — Наверное, наш Гели описался, вот и потерялся? - шуточно предположил сосед Бушина Сашка по поселку Рабочему,- Кушин Миша, с псевдо дружескими объятиями приникнув к Максу…
  Эти, пока еще, два веселых друга,- Сашок с Мишком, имели давнюю привычку, появившуюся у них с начала этого учебного года, третировать Макса и в этой привычке отказать себе они не могли. Три четверти учебного года, это им сходило с рук. За это время Макс вырос, окреп и намного обогнал в своём физическом развитии своих мучителей, а они, на беду свою и не заметили этих изменений. Не учуяли того, что сейчас Макс стоял перед ними, грозно реагируя на них андрогенами, чтобы через мгновенье атаковать их нанесением сокрушительных ударов. А вот друг Мусса, тоже житель поселка Рабочего, так и оставшийся Максу другом, это не только почувствовал, но и «заразился» тем же, андрогинным реагированием.
 — Сашок! Отвалил бы ты от греха подальше, не ровен час, зашибет тебя Гели,- неожиданно встал рядом с другом детства Мусса, реагируя на Сашка с Мишком андрогенами, чтобы драться за Макса…
 — Ну, Мусса! Да, мы же шутим! Играем так,- попробовал, было, сразу же оправдаться Сашок, однажды, на почве непримиримой неприязни к нему, уже испытавши как это больно драться с Муссой.
  А оказавшись битым, Сашок более не желал спорить с крепким и решительным юношей, каким был Мусса. Да только, любая стая гоминид, управляемая настоящим властолюбивым вожаком, без его на то воли, несмела, провалиться даже в стихийную анархию.
 — Что за шум, а драки нет?- Еще не затертым от частого применения оригинальным идиоматическим выражением, как гром среди ясного неба, раздался грозный рык главного гоминида стаи в лице авторитетного члена банды поселка Рабочего самого злого Канны, учуявшего чужие андрогены и инстинктивно определившего, что без его руководящей роли тут уже было никак не обойтись.
 — Да вот! Мы хотели Гели слегка потеребить, чтобы не зазнавался, а Мусса встревает, задруги своего… - пожаловался старшему по бандитской должности почти шестнадцатилетнему однокласснику обидчивый Мишек, сам на дух, не переносивший ябедников, если другие персонажи бесконечной пьесы жизни жаловались на него самого.
  После такого разоблачительного уточнения, пойманные на месте преступления Макс и Мусса,- юные бунтовщики против установившейся власти, должны были быть показательно наказанными. Пусть даже прозвенел звонок на второй урок четвертой «четверти», мстительный и «принципиальный» злой Канна на это не обратил никакого внимания. Он обязан был «соблюсти свой авторитет» и собственноручно избить, сначала Муссу, потом Макса! Потом, избить их обоих одновременно. Чтобы никому неповадно было нарушать свод «не писаных законов», гласящий, что: «всегда прав тот, у кого больше прав». Бунтовщики должны были быть жестоко битыми. И это не смотря на то что, злой Канна весь этот учебный год сидел за одной партой с Муссой, чтобы списывать всё из его тетради, пользуясь чужой способностью успешно осваивать школьные материалы стабильно получая «хорошие» оценки по всем предметам…
 — Мусса? Сколько можно тебе говорить? Нет друзей вне банды! Там все враги! Случись что! Гели за тебя драться не пойдет, а твои друзья по поселку всегда встанут за тебя, и на улице, и в тюрьме,- как мудрый авторитет выговаривал знатный член банды поселка Рабочего злой Канна, пока ещё картинно демонстрировавший свою особливую справедливость в стиле древнеримского рабовладельца «ланисты», «торговца мясом», владеющего личными гладиаторами.
  Что тут же и закончилось демонстративным взрывом его ярости. Это была именно та реакция, за которую злого Канну боялись и беспрекословно ему подчинялись, только бы он так больше не делал…
 — Ну-ка! Пошел вон! Баран!- взревел вспыливший бешеным козлищем, поймавшим непослушных агнцев злой Канна всегда плохо переносивший всё то, что было не по его повелению.
  От этого вопля знатного члена банды поселка Рабочего. От переживаемого ужаса положения, волосы дыбом встали на голове Макса. Хорошо, они у него были коротко стрижены для ношения резиновой шапочки пловца, и на это никто не обратил внимания.  А издевательски удар с ноги по заднице, ране предназначавшийся Максу, достался Муссе. Друг детства в буквальном смысле, принял удар на себя. Причем, удар от самого злого Канны. И вновь, спазм сосудов головного мозга затмил взор Макса, заставил недвижно замереть в оцепенении, сделав неслышными все страшные крики злого Канны. События в кабинете Математики развивались лавинообразной скоростью, остановить которое теперь было не под силу никому из участников событий. Неприятности, которые случались «как по заказу» и без всякой отсрочки, стоило только Максу пересечь заветную дистанцию и оказаться в непосредственной близости от Тани Хава, как всегда неотвратимо настигли его. Снова, «старая примета» связывающая эту красивую девочку и «неприятности, ею приносимые», сработала! Похоже, новая «неприятность» была много «крупнее» неприятностей наносимых Максу традиционными его мучителями,- Сашком с Мишком. Ибо злой Канна провинившихся перед ним юнцов бил жестоко, всегда по голове, как всякий типичный изверг…
 …От звериного гнева злого Канны, Макса и Муссу могло спасти только чудо…
  Чудо! Пришло на помощь приговорённым к экзекуции юным друзьям среднего школьного возраста в образе старосты класса доброй Селены Прекрасной. Самым чудесным в этом явлении было то, что непостижимым образом, второй год подряд с момента ее появления в их классе, она всегда приходила на помощь Максу, исподволь оберегая его от всяческих школьных бед.
 — Саша, успокойся! Ты же не мальчик, а взрослый парень!- очень вовремя вклинилась она в происходящий конфликт, пока не произошло ничего страшного и непоправимого…
 — Ох, Ленок! Попадешься ты мне темной ночкой, да на узенькой дорожке! Ох, что я с тобой сделаю, красавица моя,- Елена Прекрасная,- сладострастно простонал злой Канна.
 — Саша! Тут же дети! Будь взрослым,-  в ответ тихо прошептала добрая Селена Прекрасная,- Давай считать, что я тебе уже попалась! Темной ночью. Думаю, что мы с тобой договорились!
 …Да? Я иду с тобой, а ты, Саша, оставляешь этих двух мальчиков в покое...
  Откровенно жертвуя собой, чтобы кроваво не били ее одноклассников, недвусмысленно уточнила она, обещая ему «немыслимое» за его уступки. Сама, открывая для злого Канны самые широкие перспективы их совместного досуга с «любовью-морковью». То, чего у доброй Селены Прекрасной, девицы приятной во всех отношениях, как у «универсальной» Вэринии было неисчерпаемый запас. Но! Явно упустившей из виду, что никакая необходимость не оправдывала во имя ее совершённую всякую мерзкую и гадость…
  Будучи в учебе абсолютной отличницей, в свои двенадцать лет она более всего походила, не на девочку-подростка, а на уменьшенную копию взрослой женщины имеющей все атрибуты, характеризующие представительниц слабого пола, с первичными, вторичными и третичными половыми признаками. Сама по себе в своем нежном возрасте Селена Прекрасная была весьма интересной особой, красивой, стройной, невообразимо проницательной, знающей гораздо больше того, чего могли знать шестиклассники, даже если кому-то из них удалось бы прочитать огромное множество книг и запомнить их наизусть. При главенстве третьего уровня сознания, она знала то, чего ни в одной на данный момент изданной современной книги написано еще не было. Она и говорила так, что возразить ей было невозможно. Только вот, так было лишь до недавнего времени. Потом, сто дней тому назад девственная Селена Прекрасная вкусила «корнеплод» «любовь моркови» и необратимо обратилась в не девственную добрую Селену Прекрасную, живущую под руководством первого уровня сознания. О чём в этот понедельник шестого апреля, пусть даже с весьма своевременной подсказки друга Репы, Макс всё же знал, «запомнил в словах» своим вторым уровнем сознания, что не девственная добрая Селена Прекрасная, как универсальная рабыня Вэриния из фильма «Спартак», безотказная в «любви-моркови», не способна была к «любви-крови».
  Сто дней как, не имела она в себе потенциала третьего уровня сознания, утерянного ею вместе с потерянной девственностью. С чем она лишилась и своего уникального дара, творить то, что осуществить невозможно! Но если это было нужно, то это, силой третьего уровня сознания, оказывалось осуществлено…
  При этом сейчас она, уже не обращала никакого внимания на намерения своего второго уровня сознания, не позволяющего делать всё то, что нельзя делать ни при каких обстоятельствах.
  Зато! Неодолимыми желаниями своего первого уровня сознания, она желала делать такое, «что делать было нельзя». Но уж очень ей этого хотелось! А такой посыл не имел в себе ничего хорошего…
  Под предлогом спасения девственных одноклассников,- Макса и Муссу, не девственная добрая Селена Прекрасная предлагала не девственному злому Канне, на сегодня забыв о них, вкусить с нее «любовь-морковь». Одними обволакивающими интонациями в голосе. Точно роковая женщина, наделенная неотразимыми чарами волшебницы. Она принуждала типичного бандита, думать только о ней. И о заявленном ею заведомо ужасном действии, что ему от нее и было нужно. Она сама желала дать ему то, о чём он по отношению к ней и помыслить не мог! Только вот в этом, как во всём, что касалось деяний не девственных персонажей бесконечной пьесы жизни, ничего хорошего не было. По признаку главенства в их сознании первого уровня сознания, они физиологически не могли думать ни о чём хорошем. Все их мысли были нацелены исключительно на мерзость, на туже «любовь-морковь»,- кладезь всего плохого…   
— Елена! Прекрасная! Какие могут быть разговоры! Сегодня, так и быть! Я никого бить не буду!- взвыл от предвкушения плотского удовольствия намечаемого вкушения «любви-моркови» юный почти шестнадцатилетний злодей, среди тринадцатилетних шестиклассников чувствовавший себя настоящим козлищем, забравшимся в загон к молчавшим ягнятам, чтобы насиловать жалобно блеющих агнцев.
  Ибо для злого Канны, весь шестой «А» класс был его личным подворьем. Где он мог черпать для себя не ограниченные ресурсы живого материала, чтобы потешить свою похоть. Таким был этот сладострастный и кровожадный, знатный член банды поселка Рабочего. Причем, всё плохое и гадкое у него получалось, просто и непринужденно, как у злого оккупанта по праву победителя, захватившего для себя боевым трофеем, полную ресурсов сопредельную территорию. 
 — Тогда, я вся твоя,- тихо, но во всеуслышание произнесла добрая Селена Прекрасная.
 — И я! Согласен! Пойдешь, Ленок. Вместе с Бовой. Вдвоём будете радовать меня в темном углу. На сцене по очереди, я на вас всех, свои яйца отложу!- восторженно, диким гоминидом взвыл злой Козлище, от перевозбуждения потеряв всякую осмотрительность.
  До недавней поры в шестом «А» классе сексуальной жертвой злого Канны, с юного возраста познавшего вкус подросткового секса была добрая Бова, «жертва» по принуждению раннего употребления «любовь моркови». Судя по ее равнодушию ко всему. Похоже, смирившейся с участью быть для злого Канны, неким приспособлением для его занятий на ней извращенным сексом. Как к вполне естественному делу она относилась к его сексуальным пристрастиям. С конца октября текущего учебного года, с неумолимостью настоящего беспощадного рабовладельца, злой Канна уводил добрую Бову в темные закутки школы. Чтобы там, актом противоестественного секса, он в нее «отложил роковые яйца». Как дрессированная бичами надсмотрщиков рабыня, ничего кроме рабства не ведавшая, частенько по вечерам, она покорно отправлялась следом за ним,- своим господином, чтобы стоя на коленях сексуально ублажить его. После чего, вместе со спермой спустив излишки андрогенов, злой Канна был сонным и равнодушным ко всем дальнейшим событиям собственного бытия, выглядя настоящим козлищем удовлетворённого молчанием ягнят. Впрочем, этот факт жизни злого Козлища в шестом «А» классе не афишировали и шустрые пацаны из свиты этого знатного члена банды поселка Рабочего. Скорее всего, от греха подальше, по совету бывалых уголовников разглашение этой «тайны» было запрещено самим злым Канной. Вот и помалкивали все, включая педагогический персонал школы, делая вид, что в шестом «А» классе «всё нормально». Так что в школе о проблемах сексуального насилия над несовершеннолетними девочками и не заикались. А теперь, жертвуя собой ради одноклассников, в рабыни к злому Канне, просилась сама добрая Селена Прекрасная, добровольно пожелавшая заняться с ним «любовью-морковью».
   От произнесенного Козлищем дежурного набора слов, сначала сально захихикали юные шалунишки, знавшие для чего их вожак водил на школьную сцену за тяжелый занавес покорную добрую Бову. Потом, по этой теме сально фантазируя, представляя себя в роли героя допущенного к процессу «откладывания роковых яиц» в свою жертву, чтобы при «ручном самоудовлетворении» пошлого онанизма, у них быстрее получалось фонтанировать своей «семенной жидкостью». Затем раздался визгливый, полный похоти гомерический хохот второгодников, давно дожидавшихся времени, когда же на их новых свеженьких одноклассницах нарастет больше мышечной массы и жировой прослойки, чтобы их можно было щипать за попки и тискать за грудки. И вот, когда пришла новая весна, похоже, они дожили до этого знаменательного дня. Наконец-то! На долю старых второгодников привалил новый праздник жизни, о чем красноречиво просигнализировали влажно заблестевшие глазки почти всех девчонок шестого «А» класса.
  От всего происходящего почти все юные школьницы моментально густо покраснели и стали что-то выглядывать ничего невидящим взглядом в мнимой дали. Отрешенно, не обращая внимания на то, что их точно на ярмарке невест, принялись откровенно оценивающим взглядом разглядывать, на год, на два, один даже на три года, старше их по возрасту одноклассники противоположного пола. Подолгу задерживавших свои тяжелые оценивающие взгляды на их девичьих глазах, губах, груди, бёдрах и щиколотках. Против чего девочки шестиклассницы не думали возражать. Более того. Им всё происходящее даже нравилось. Ведь они сами нравились суровым взрослым парням, кому и возразить хоть в чём-то, было некому. Многие из девочек поспешили вылезти из-за парт, чтобы во всей красе продемонстрировать, действительно начавшие появляться у них прелестные «женские округлости». Как в любом массовом деле моментально выявились лидеры и аутсайдеры этого явно биологически предопределенного действия. Сразу же нашлись одноклассницы, кем можно было действительно полюбоваться с великим удовольствием. Рома Биман, как Сашок и Мишек, и как Слава Билин и ещё с полкласса мальчишек шестого «А» класса, более не могли оторвать восхищенного взгляда от Тани Хава, действительно снежно-нежной красавицы с голубенькими глазками сказочной Снегурочки. Но, со своей девичьей красотой она одна из немногих девушек класса скромно осталась сидеть за своей партой без откровенной демонстрации себя как таковой. Ведь она и без этого знала цену собственной красоте, так что, по этой теме была «себе на уме». Другие девчонки шестого «А» класса, самих себя, как товар «представляли лицом», как специально выставленным на всеобщее обозрение. Да так, чтобы ничто не мешало второгодникам лучше разглядеть их девичьи прелести вторичных половых признаков. Более всего в этой «бесплатной» демонстрации самих себя как таковых, преуспели разбитные подружки, четырнадцатилетняя не девственная злая Олва, и безотказная в «любви-моркови», почти тринадцатилетняя не девственная добрая Молва.
  Причем, если злой Олве ещё было что предложить посмотреть вожделеющим зрелищ юнцам. Она смотрелась весьма сексуально, как девица созданная для «любви-моркови». И сейчас она делала всё для заманивания своей красотой какого-либо второгодника, очумевшего от всего происходящего. Только вот, в теории всегда готовые начать заигрываться с разбитными девицами, никто из второгодников, упорно, даже глядя в упор, не видели прелести доброй Молвы, как бы она не старалась продемонстрировать, что готова флиртовать с любым, не чуждым безрассудного геройства партнером. Незримый дух злого Степы, кому принадлежали ее красивые ноги, для остальных парней делал их невидимыми.
  А вот доброй Молве на конкурентном поле девичьей привлекательности хвалиться было нечем. На её детской фигурке ничего интересного для юношеского взгляда ещё не образовалось, не округлилось и не оттопырилось. Тем не менее, не отставая от подружки, добрая Молва, как злая Олва, уселась поверх парты, выставив свои худосочные кривоватые ножки на суд юношеской общественности. Но они, просто не видели и видеть не желали, худосочные нижние конечности доброй Молвы, как бы она, всем своим видом показывала, что готова флиртовать с любым, даже никак не героического вида партнером. Для чего она демонстративно и выложила поверх стола все свои убогие прелести. Сделав это, как показалось Максу, с явным прицелом именно на его интерес к ней. Словно знала она о его вчерашней страшной тайне, о которой он сегодня, и вспоминать не желал. Как! Вчерашним роковым утром пятого апреля, это именно к ней,- не девственной доброй Молве, он твердо, вскочив, поскакал в Красный дом. Чтобы выскочить из ее лона, уже сам необратимо обратившись в не девственного мерзкого любителя «любовь моркови».
  А вот доброй Молве на конкурентном поле девичьей привлекательности хвалиться было нечем. На её детской фигурке ничего интересного для юношеского взгляда ещё не образовалось, не округлилось и не оттопырилось. Тем не менее, не отставая от подружки, добрая Молва, как злая Олва, уселась поверх парты, выставив свои худосочные кривоватые ножки на суд юношеской общественности. Но они, просто не видели и видеть не желали, худосочные нижние конечности доброй Молвы, как бы она, всем своим видом показывала, что готова флиртовать с любым, даже никак не героического вида партнером. Для чего она демонстративно и выложила поверх стола все свои убогие прелести. Сделав это, как показалось Максу, с явным прицелом именно на его интерес к ней. Словно знала она о его вчерашней страшной тайне, о которой он сегодня, и вспоминать не желал. Как! Вчерашним роковым утром пятого апреля, это именно к ней,- не девственной доброй Молве, он твердо, вскочив, поскакал в Красный дом. Чтобы выскочить из ее лона, уже сам необратимо обратившись в не девственного мерзкого любителя «любовь моркови».
  Пока что, в этой яркой демонстрационной обстановке воцарившейся в кабинете Математики злому Канна не было никакой необходимости вспоминать про Макса и Муссу, которых ему еще предстояло жестоко избить, если не сегодня, то, точно, завтра. Впрочем, Макс более не вспоминал, что он скоро будет бит. С позавчерашнего вечера четвертого апреля, бушующие в его юношеской крови боевые андрогены. Делали для него вопросы жизни и смерти «вторичными», а «первичным вопросом» из него физически выпирало совсем другое. И это было животрепещущим вопросом конкуренции с другими самцами, за право владеть самками. И сейчас, когда прямо в лоб всему классу, на глазах всех одноклассников, доброй Селеной Прекрасной было объявлено, что она готова немедленно позаниматься «любовью-морковью» со знатным членом банды поселка Рабочего,- злым Канной. Эффектом присутствия, точно он на талантливой театральной постановке побывал, у Макса, от катастрофически ударной дозы выброса в кровь новой порции андрогенов, буквально «глаза вылезли на лоб»! Такова была сила стресса, от английского: «давление, напряжение», в ответ на внешние раздражители, что моментально побуждало к тому или иному действию, под управляющим воздействием на поведение макро организма его собственного первого уровня сознания. Так, как это присуще всем хордовым, даже эволюционно заимевшим структуры мозга позволяющим оперировать вторым уровнем сознания. Именно эта гормональная реакция организма, обусловленная дополнительным выбросом в его кровь агрессивных гормонов, «Гормональным прессом» подвигло Макса к страстному желанию самому и поскорее, отведать «любви-моркови». Если не с доброй Молвой, и не со злой Олвой. За кого, ему,- Максу, придется, своими руками ещё зарезать злого Степу. То с доброй Селеной Прекрасной. Для этого просто, не отдав ее «на потеху» злому Канне.
  На такое безрассудство с минимальными шансами на успех, Макса гнал его собственный первый уровень сознания. Впрыснутые в кровь боевые гормоны агрессии, единолично управляя поведением индивидуума, бурно принуждали, впасть в «состояние аффекта». С чем, сначала превратиться в дикого гоминида-собирателя. Потом, неистово атаковать своего врага-зверя всеми имеющими в распоряжении ресурсами! Где победителю схватки будет обеспечен временный, переходящий приз, - сама жизнь. Что вполне справедливо и при сексуальной атаке! Ведь там тоже, светил тот же приз: сама жизнь, половым путем передающаяся будущему поколению собственного животного потомства… 
  И это всё происходило после того, как всего полсотни минут тому назад, этим роковым днем шестого апреля, мысль о длинных ногах не девственной злой Олвы, успела быть начисто придавленной мудрым предупреждением друга-Репы. Что ему,- Максу, лучше было даже не думать, как пробовать на вкус «любовь-морковь» с рыжей красавицей! Хотя, запрета на «любовь-морковь» с доброй Селеной Прекрасной друг Репа не установил. На то пошло, ведь и Спартак из фильма связался с красавицей Вэринией,- «универсальной» дарительницы «любви-моркови». Даже если итогом, это для Спартака, так и не познавшего радости «любви-крови», завершилось гарантированной физической погибелью…               
               
                ***


Рецензии