Петюня - повелитель мух

В обед Петюня хотел устроить мужикам очередное представление. Был у Петюни большой и редкий талант – он дрессировал мух. Это львов да тигров научить всему просто – всё-таки звери умные, а вот хоть что-нибудь мухе объяснить вряд ли у кого получится. У Петюни получалось. Чтобы мухи не улетали, он им обламывал крылышки и содержал в особой маленькой клеточке. Где-то он слыхал, что япошки так держали в домах кузнечиков, вот и потратил несколько дней, чтобы изготовить из тонкой проволоки удивительную свою клеточку. Мухи без крыльев обходились вполне сносно и жили в клетке по несколько недель, питаясь сахарным сиропом и одним небольшим кусочком рыбы. С дрессировкой же дело обстояло гораздо сложнее, но, видимо, у Петюни был особый талант, а то и какие-нибудь телепатические способности – уже через неделю мухи у него вовсю ездили друг на друге верхом, бегали наперегонки – много чему Петюня их учил, каждому новому набору придумывал он свою, особенную программу. Однако, задуманное на сегодня представление сорвалось.
Первым пришёл в раздевалку мастер, и начал Петюне вправлять мозги из-за несделанной работы в четырнадцатом цехе. Дескать, начцеха обещался поднять вопрос об этом на планёрке у директора, а мастер уже наелся и Петюней и его работой, и уж в этот-то раз ему, Петюне, просто так не отделаться и пусть он, Петюня, будет рад, если ему только премию срежут, а то и уволят к чёртовой матери с завода по статье, чему он, мастер, ни в коей мере сопротивляться не будет, а наоборот, напишет сейчас же на Петюню докладную, и будет ему, Петюне, ох, как несладко, и на его бы, Петюнином, месте он бы, мастер,никакой хернёй с мухами бы не занимался, а пошёл бы работать.
Выслушав мастера, Петюня здорово разозлился, и высказал всё, что он думал по этому поводу. И где он видел весь этот четырнадцатый цех, вместе с его начальником, и этого начальника в особенности, что всё, что нужно было сделать, он сделал ещё вчера, и где он видел своего мастера, поверившего не ему, честному рабочему Петюне, у которого уже наступил заслуженный потом и кровью обеденный перерыв, а его гнусным клеветникам. Однако заметим, что всю эту речь Петюня произнёс без особенного вдохновения, так как вчера он хотя и был в злосчастном четырнадцатом цехе, и даже делал там что-то, но вот что именно – Петюня помнил плохо, ибо находился вчера Петюня в состоянии глубочайшего похмелья. Мастер, конечно, ничего этого знать не мог, а потому тон снизил и велел подошедшему на обед бригадиру сходить в цех и проверить обстоятельства дела. Но настроение у Петюни уже было испорчено, и предполагаемое выступление мух было, таким образом, сорвано.
После обеда скандал поимел дальнейшее, и весьма неприятное для Петюни, развитие. Сходивший на место инцидента бригадир принёс неприятные сведения, что работа не только не сделана, но и ещё, благодаря корявым Петюниным рукам, которые растут совсем не из того места, из которого растут руки у всех нормальных людей, да и заточены они под что-то совсем непонятное, всей бригаде, видимо, придётся выходить на работу в субботу, чтобы заменить электродвигатель, сгоревший благодаря тому, что Петюня приложил к нему свои похмельные ручонки. Поэтому пришлось Петюне выслушать ещё много разного от своих же друзей-напарников, которым он ещё, по простоте своей душевной, хотел показать новое представление.
Так что настроение у Петюни было испорчено окончательно и бесповоротно, и, стоя в душной и тесной электричке по дороге домой, он решил хорошенько выпить, чтобы хоть немного снять стресс.
Уже у самой пивной встретил Петюня своего бывшего одноклассника Лёху, весьма им уважаемого человека. Леха никогда в школе ничем не выделялся, был он совсем незаметен и сейчас, но, как оказалось, ума ему было не занимать. Сразу после армии Лёха устроился работать в милицию, потом закончил там что-то, и теперь ходил по посёлку в форме и погонах со звёздочками, пользовался заслуженным авторитетом и ни хрена не делал, получая весьма неплохую зарплатуи имея впереди перспективу скорой и солидной милицейской пенсии.
- Привет, Алексей Сергеич, - подчёркнуто вежливо поздоровался с ним Петюня, - Смотрю – в гражданке вы, значится, не работаете сегодня?
- Точно так, Пётр Николаич, - поддержал тон и Лёха, - Свободен до утра.
- Как смотрите на то, чтоб зайти? – кивнул в сторону пивнухи Петюня.
- Да не против, только вот с деньгами загвоздка, сами знаете, как сейчас нам, бюджетникам, платят.
Петюня знал. Знал и то, что мента без денег не бывает. Особенно у них в посёлке. Но – что не сделаешь для хорошего человека.
- Угощаю, Алексей Сергеич, мы-то, акционеры, всегда свой дивиденд в кармане имеем.
Пригласил Петюня своего одноклассника не только по широте своей души, чест но сказать, предпочитал он выпивать в одиночку, так доставалось больше. И хотя не был Петюня и прижимист, но выпивал он крепко, и чтобы получить желаемую степень опьянения, нужны были солидные денежки. Но сегодня Петюне захотелось просто выговориться, а Лёха-мент как нельзя лучше подходил под роль собеседника. Умный, солидный человек. А то, что пить он будет на халяву, налагало на него дополнительное обязательство – всё, что угощающий сочтёт нужным сказать – выслушать терпеливо и благожелательно. А сказать Петюне сегодня было что.
- Эх, Алексей Сергеич, - начал Петюня, когда первая пара пива была выпита, а вторая – изрядно пригублена, - вот ты умный человек, так и скажи ты мне, что ж это у нас в стране делается? Ты, милиционер, защитник граждан, зарплату не получаешь месяцами, а этот козёл, чурка поганая, - кивнул Петюня на бармена, - в деньгах купается. Он же сволочь, вторую машину на днях купил. К не нашу, советскую, гад, он нашими брезгует. Японскую какую-то…
- Тоёта патрол, - осведомлённо вставил Лёха.
- Вот-вот….патрол…ёб его…Ни хера ведь, гад, не делает, спекуль поганый, на наших денежках жиреет. И рэкет его никакой не берёт!
- Откупается, паскуда, - пояснил Лёха, отрываясь от бутылки, - они теперь все умные. Помнишь, в том году у старого магазина ларёк сожгли? Вместе с хозяином-то? Вот с тех пор они все платят исправно, не квакают. А то всё сначала к нам в отделение бегали, грабят нас, помогите. А я сижу, думаю – хрен ли тебе помогать, ты и сам-то жулик. Я б тебя лет пять назад самого посадил бы, а сейчас ты, сучара, к нам за защитой бежишь? Ни хрена, думаю, сам воруешь – и другим дай, нечего посторонним мозги засирать. Ну, заявление, конечно, возьмёшь, а через пару недель он уже сам бежит его обратно забирать, а то братки башку оторвут с корнем.
- Так им и надо, давить их всех, как бешеных собак, - прихлёбывая пиво согласился Петюня, - смотришь на них – аж зло берёт. Один гад завод пивной купил – государственный, общий, между прочим, был завод, работяги на него пашут, как папы Карлы, а он только денежки огребает, а другой гад нам это пиво втридорога продаёт…Одно хорошо – хоть пиво вкусное, не то, что раньше…
- Это да, пиво неплохое, - понял намёк Лёха и опустошил свою бутылку. Заметив сидящую на столе муху он с грохотом припечатал её к столешнице.
- Закурим? – предложил Петюня, доставая пачку «Явы».
- Нет, я свои…Привык, знаешь, - извиняющимся тоном сказал Лёха и полез в нагрудный кожанки. Вынимая пачку «DUNHILL», он случайно вывалил на стол две пятидесятитысячных купюры.
- Это меня просили майору нашему должок передать, - пояснил Лёха, торопливо убирая деньги обратно.
Настроение у Петюни совсем испортилось, хотя и знал он, что за жмот этот Лёха. Да и все они, менты, такие. На хвоста они с удовольствием сядут, да и тебя, при случае, если к ним в ментовку попадёшь, обшмонают и обберут запросто. Но так вот… Лёха понял, что продолжения выпивки не будет и засобирался.
- Ты не обижайся, Пётр Николаич, - заглядывая на часы сказал он, - но пора мне, дела дома, тёща, сам понимаешь…
- Ага, что говорить, они, эти тёщи, такие…Давай, Сергеич, может, в другой раз ещё посидим, - понимающе ответил Петюня.
- Ну да, ну да…Вот может получку дадут мне на днях, зайдём, да посидим…
«Дождёшься от тебя, как же», - подумал Петюня, - «У тебя, бля, зимой снега не выпросишь, а то выпивки…»
После Лёхиного ухода Петюня посидел ещё немного за столиком, потом купил бутылку водки и побрёл домой. Бутылку он осушил из горлышка в посадке у дороги, закурил и задумался. Окружало Петюню полное дерьмо – хоть на работе, хоть дома, хоть в посёлке. И это самое дерьмо не давало Петюне жить нормальной жизнью. Какого хера бы сегодня бригадиру не промолчать? Что он, святой, что ли, сам похмельным на работу не приходил? Лучше б, мол, ты вообще ничего не делал, чем вот так наколбасил. Ага, вам не сделай, вы с говном сожрёте, гады…Дома ещё…Была б его Ленка нормальной бабой, может и он не пил бы, на машину копил бы или там на магнитофон японский. А то как не придёшь домой, у неё, сучки, один разговор – деньги, деньги, деньги…Эти машину купили, эти мебель, а нам даже на жратву не хватает. Тот хорош и тот хорош, а ты, мол, пьянь подзаборная….Во, сучара! Подзаборная! Да я хоть раз до дому не доходил?деньги ей давай! ****уй зарабатывай сама, а то уже пятый год сидит, курва, на моей шее, то одного ****ёныша родила, теперь другого. Кормить ей их, видите ли, нечем! Иди к мамочке попроси, а то ишь, нехуёво они с тестем устроились – вышли на пенсию и сидят дома, жопы греют. И не то, чтобы дочке своей помочь, или внукам какой подарок сделать, так ещё и сами норовят хоть что-то, да урвать. Но уж у него, Петюни, не забалуешь, всех он их  на корню видал, начиная от Ленки с ****ёнышами её и вплоть до мастера с бригадиром. Не даст он им свою жизнь испоганить.
За этими размышлениями и дошёл Петюня до своего подъезда. Его уже здорово забрало, пиво с водкой хорошая, проверенная смесь, особенно с устатку. Медленно поднимаясь по лестнице, Петюня обратил внимание на компанию подростков, расположившуюся между этажами. Худая длинноногая девица в чёрной кожаной куртке и мини-юбке – сразу видно, что шлюха – сидела на подоконнике, а вокруг неё гуртовались трое или четверо щенков. Ещё один, с гитарой, сидел на ступеньках, и неохотно встал, пропуская Петюню. «Вот ****ёныши, им пахать надо, а они по подъездам яйцами трясут, на гитарках бренчат, пройти людям негде. А эта прошмондовка родит лет в пятнадцать и сядет со своим вы****ком папаше с мамашей на шею. И мои ****ёныши такими же вырастут – слова им потом не скажи. Вот этих сейчас попробуй задень – убьют тут же….Волки…»
Доканал же Петюню дверной звонок. Ключи доставать Петюне было лень, да и пиво подгоняло, так что пришлось звонить. Однако звонок решительно промолчал. Разозлившись окончательно, Петюня так громыхнул кулаком в дверь, что жена тут же открыла, словно ждала под дверью, и застыла в проёме, испуганно глядя на Петюню. В комнате громко заревел младший.
- Что, ёб твою мать, спишь, что ли? – На ходу в сортир бросил Петюня и заперся там, не слушая ответа.
Ссал он долго и с наслаждением. «Пожалуй, за весь сегодняшний день это было единственное удовольствие», - пришло на ум Петюне, и он чуть не взвыл от досады и злости, охвативших его. «Ни ***, - подумал он, - ща я на Ленке отыграюсь, она, бля, у меня щас будет пятый угол по всей квартире искать. А до чего мне доебаться – я найду! Щас ей небо с овчинку покажется!» С такими мыслями Петюня и вышел из сортира, нарочно не слив воду.
- Жрать приготовила? – Спросил он, видя, что жена уже заметила его состояние, и в скандал ввязываться не хочет.
- Всё на столе.
Петюня прошёл на кухню и сел за шатающийся столик. Тарелка с супом была полной. Опасаясь, что поев, он успокоится, и весь его запал пропадёт, Петюня решил начать сразу. Он схватил тарелку, и со всего размаху грохнул её об пол. Горячий суп брызгами разлетелся по всей кухне
- Что, ****а мать, мяса пожалела? Муж, бля, с работы идёт усталый, голодный, а ты ему мяса жалеешь положить, паскуда?
- Да что ты, Петя, было ж мясо… - начала оправдываться жена.
- Это, бля, мясо? Мне, ****ый в рот, кормильцу, жалкий кусочек?! А сами, ****ь, оковалками жрёте! Ещё, небось, мамаше снесла? Я потом и кровью деньги зарабатываю, а вы, вы****ки, за моей спиной жрёте?! – распалял себя Петюня.
- Да уж, у тебя обожрёшься, - завелась и жена, - ты сколько домой с получки-то принёс и сколько пропил?
Этого Петюне и было нужно – жена ввязалась в свару. Теперь быть ей битой, это уж факт. А то как же – мужу-кормильцу поперёк вставать? Не пройдёт!
- А тебе, бля, сколько надо? Я, ****ь, не ворую, я въёбываю! Я один вас всех кормлю, обуваю, одеваю! – нарочно заводил жену Петюня.
- Уж обкормился! Ты же всё пропиваешь, мы же скоро побираться с таким кормильцем пойдём. У тебя же двое детей, они же полуголодные сидят! Ты бы хоть о них подумал!
- Это тебе, ****а, думать надо было. Я тебя не просил их рожать. Сделала бы аборт – и все дела. А то корми теперь и тебя, и их, ****ёнышей сраных!
- Опомнись, Петя, это же дети твои, не щенки какие-нибудь! – закричала жена.
- Не щенки? Самые натуральные! И потом, мои или нет – я не знаю, может надо провериться сходить, может ты их нагуляла с кем-нибудь? Этого я не знаю!
- Что ты говоришь?! – Ужаснулась жена и растерянно замолчала.
- Что слышишь! – ликующе заорал Петюня, - а то я не знаю, что ты до меня со всем посёлком гуляла! Была ты ****ью, *****ю и осталась, а это, - махнул он рукой в сторону комнаты, из которой доносился детский плач, - вы****ки твои! Всех вас убивать надо, жизни вы мне не даёте!
Жена стояла прислонившись к дверному косяку и смотрела на Петюню уже не зло, а как-то устало и равнодушно.
- Господи, наверное лучше б было, если б ты и правда нас всех убил, а не мучил столько лет, - почти прошептала она и тихо заплакала.
Петюня почувствовал, что скандал захлёбывается почти не начавшись, а в его планы это не входило. Нужно было предпринять какие-то сверхусилия, чтобы продолжить дело.
- А и убью! – решился Петюня.
Он схватил из висевшего на стене кухонного набора лёгкий топорик для рубки и отбивания мяса с удобной дюралевой ручкой и очень острым лезвием, и замахнулся на жену. Однако та, вопреки его ожиданиям, не закричала в ужасе и не побежала – просто стояла и плакала, глядя ему прямо в глаза. Решив всё-таки пугнуть её как следует, Петюня несильно, как ему показалось, стукнул её топориком по голове. Раздался какой-то неприятный хруст, и жена, всё ещё держась за косяк, медленно и почти беззвучно сползла на пол. Из головы хлынула на линолеум ярко-алая кровь. Ничего не понимающий Петюня посмотрел на неё, потом на топор – всё его небольшое лезвие было в крови.
«Охуярил я её, что ли? – подумал Петюня, - или притворяется?». Но жена, похоже, не притворялась – лежала неподвижно, глаза её были открыты, но зрачки закатились куда-то вверх, под веки. Кровь из небольшой ровной раны уже почти не текла.
- Ну, вот и до****илась, - сказал Петюня. Он привык, чтобы последнее слово всегда оставалось за ним.
В комнате надрывно, в два голоса, визжали дети. Петюня, присев на табуретку, неторопливо закурил, потом встал, взял отложенный было топор, и прошёл в комнату. Детские крики прекратились.
В тишине петюня вернулся на кухню, положил себе в тарелку из стоящей на плите сковороды картошки с рыбой, и устроившись за столом, жадно начал есть. Краем глаза он заметил, что на столе, на уже загустевшей капле крови, сидит, потирая лапки, большая муха. Ловким и быстрым движением руки Петюня поймал её и осторожно оторвал крылышки.

26. 05. 1995.