Микрорайон

    В один из светлых летних вечеров пожилой человек мерно вышагивал по тротуару одного из дворов. Ни одной машины, ни одной души кроме него. Этот микрорайон навечно покинут как машинами, так и людьми…
   Огромные двадцатиэтажки вздымались громадой над ним, жалким старичком, не давая клонившемуся к закату солнцу ярко осветить детские качельки, песочницу, турник, мини-стоянку… Да что там – окна домов, его стены! Всё повисло во мраке. Фонарные столбы, обычно в это время уже включенные, слепо уставились лампами в асфальт. Окна, обычно к этому времени уже мерцавшие светом лампочек, так же слепо уставились в пространство чёрными провалами своих «глазниц».
   Ещё вчера на этой качельке смеясь, из стороны в сторону качалась маленькая девочка. Ещё вчера в этой песочнице маленькие дети, наслушавшись на уроках, решили возвести Вавилонскую башню (она наполовину осыпалась из-за непрочного фундамента, да и как её предшественник не была толком достроена). Ещё вчера под вот этим, да-да, ВОТ ЭТИМ накренившимся фонарём состоялся первый поцелуй двух по настоящему любящих друг друга подростков. Ещё вчера вон в том окне ссорились муж и жена; а вон в том молодой человек с бутылкой пива в руке, второй гладил жирного кота; а вон из того девочка выглядывала на улицу, что бы посмотреть как одеты люди (день выдался дождливым и ветреным), ведь ей нужно было сходить за хлебом; а вон из того окна, да-да, на предпоследнем, девятнадцатом, этаже высунулся мужчина и прокричал на весь микрорайон «Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!» (почти что как анекдот про акробата и его жену;); а вон из того окна вниз полетел пластиковый пакет, наполненный водой, который упал рядом с галдящей группой подростков возле того, да-да, вон того подъезда…
   Тысячи жизней и судеб ежедневно, ежечасно, ежеминутно пересекались в этом уголке человеческих быта, уюта, жизни. Огромное количество людей, семей, душ на такой маленькой территории неизбежно сталкивались друг с другом: то на лестничной клетке, то возле подъезда, то на лавочке перед детской площадкой, то у вон того, ДА-ДА!, вон того самого накренившегося фонарного столба. Эти бетонные панели, этот асфальт, эти металлические столбы, да и, наверное, земля под всем этим пропитана человеческими эмоциями, чувствами, душой… Каждый миллиметр этого микрорайона, будь у него возможность говорить, мог рассказать всем сотни трагедий, комедий, драм, сотни историй, достойных пера лучших писателей. И историй, не придуманных на скорую руку и показанных по телевизору днём по «Первому» и по «России», а настоящих, человеческих, которые случились на глазах у этих стен, столбов, асфальта. Которые произошли вчера, год назад, во время строительства и до него… Они поведают всё. Если смогут. Но…
   «Если смогут» - это не корректная трактовка для данной ситуации. Правильнее сказать: «если БЫ смогли», ибо эти стены, этот микрорайон, этот музей человеческого быта доживал последний свой день.
   Старик был военный минёр.

   Как сельский житель он никогда не питал особой любви к жилым многоэтажкам, микрорайонам, жилым массивам, спальным районам, да пусть назовут, как хотят! Для него это были огромные шкафы с выдвижными ящичками, по которым расфасованы людишки.
   - Шкаф номер 35в!- прокричал он на весь микрорайон,- Стопка третья слева, ячейка номер 157! Мне папку с файлами «Петровы», пожалуйста!- и расхохотался, презрительно сплюнув на асфальт возле вон того, да-да, того самого накренившегося фонарного столба.
   Он прихрамывая, но тем не менее бодро, уверенно, мерно, отсчитывал шаги до арки, выводящей из двора. Пустые окна домов грустно провожали его взглядом. Но он, минёр, чувствовал не только их взгляды. Он чувствовал взгляды тех, кто здесь жил и умер, взгляды тех, чьи души после смерти были привязаны к этим стенам, двору, микрорайону. Он чувствовал, что они одновременно злы на него, желая дать пинка невидимой ногой, и одновременно беспомощны, ведь их поглотила, привязала к себе, духовная оболочка этого места, сформировавшаяся за те десятилетия, что стояли дома. И души питались этой оболочкой, только это помогало им оставаться в своих домах, поближе к родственникам и любимым. А теперь…

   На следующий день, ранним утром, мы снова видим этого самого минёра, только теперь в автомобиле, от которого в сторону микрорайона идут десятки проводов. Он оборачивается в сторону официальных лиц, как палач еретика на судей перед тем как опустить топор. Мэр города кивает и минёр (читать - палач) нажатием кнопки даёт ток в провода. Через секунду фундаменты и первые этажи семи двадцатиэтажных домов взрываются, явив высокой публике огромные облака пыли. Дома дали трещины по всем стенам, и вот в этот, да-да, в этот самый миг, на секунду, они получили СВОБОДУ. Они ЛЕТЯТ под тяжестью всего своего веса вниз, к земле, с которой всегда были связаны. Оказавшись без опоры, они синхронно рухнули, а затем нижние этажи, раздавленные весом верхних, сложились, как и было запланировано. Отживший своё микрорайон погиб. Казнь свершена.



Владимир Малыхин, Тобольск, осень 2008