Махапрасада

(сказ с созвучиями)

Внимательно молчат небеса.

По звучьному гораду идут два человека, заставляя на дороге останавливатьса свои глаза.

Один – Падмехуменко, другой – Омтатсатский. Оба приличьно одеты и ничем не выделяютса из толпы, если не всматриватьса в их лица, которые, так сказать, с приветом, то есть они на какой-то своей волне и шлют привет населению другой волны. Они оба озабочены чем-то – ў однаго умное лицо, а ў другого на лицэ жэлание свернутьса в кольцо и ўкатитса куда-нибудь подальшэ, но он этаго почьти не показывает.

- Так-так… Подходящюю я нашол. – говорит Падмехуменко и слова его чювствует Омтатсатский словно ўкол, делаемый врачихой, которая "будет не больно" обещяла, а сама только с пятой попытки в вену попала.

Падмехуменко наклоняетса и, показывая на што-то на обочине в траве, безстрастно изрекает:

- Вот она. Именно она предназначена тебе. Ты мой лучьшый ученик! Если хочеш, штоб сегодня ў тебя был выпускной, то съеш её – этим докажэш, што не попусту всё это прекрасное время провёл со мной, и в Учение безповоротно вник!

- Она ўжэ немного позеленела – виновато отвечает Омтатсатский.

- Здораво! Значит: до того, што ты её съеш, ей ужэ нет никакого дела.

- Она большая… Я не привык на большой кусок бросатьса!

- Не важно как, важно што. Съеш хотя-бы кусочек.

- О-ё-ёй! Как подумаю об этом, так сразу начинаетса перед глазами болезненное мелькание разноцветных точек! Как-бы не пришлось мне идти ко врачю!.. И вообще-то я дома ўжэ поел… Ты сам говорил, што надо есть только тогда, когда хочетса, а я как раз сейчас не хочю!

- Ну и ўпёртый ты болван! Всё во вселенной едино, поэтому разницы нет - трезв ты или пьян, и вообще ни што не являетса более важным, чем што-то другое. Вот чему я тебя ўчил! Вот проверку каких знаний я тебе сейчас устроил!

Омтатсатский нахмурясь глядит вокруг.

- Я всё понимаю и истину чюю, но если ты мне друг, то не заставляй меня это жрать!

Скалитса Падмехуменко и вежливо молвит:

- Твою мать! Ничего ты не понял! Я тебе не друг и не нянька! Я – тот, кто рассказывает о Пути… Взгляд свой бунтарский на меня не переводи. На неё, на неё глянь-ка!.. После того, когда ты всё понял, есть нечьто, што нужно преодолеть. Но человек ленив, к преодолению его должна подгонять плеть. А пока ты преодоления не осуществиш, будет тебе не истина, а только от истины шыш!

- Ради познания того, о чём ты говориш, я цэлый год без еды просидел с поднятой рукой, потужэ затягиваю колючюю проволоку на чьлене, когда приходят нарушать мой возвышэнный покой противоположнополые мысли и, поскольку значения не имеет вообще ни што, но нужно чем-то заниматьса, просто так сломал себе ребро!..

- О-о! Чювство собственной важности заиграло! Подвиги решыл перечислить!

- Нет, я не жалуюсь на то, што ў меня почьти отсохла рука – всё-таки не совсем, а только почьти; не жалуюсь на то, што колючая проволока вокруг чьлена слишком тонка и въедаетса в кожу когда страсть держу в заперти; и ребро моё почьти зажыло. Дело не в том! Ты Ўчитель, тебе виднее, но…

- А вот и облом! Это ты меня Ўчителем считаеш, а я человек всего лиш…

- Не скромничай!

- Што ты язык мозолиш?! Можэт, ещё добавиш к своим подвигам поедание мозга мертвецов и выпивание собственной мочи, пропитанной бредогонными веществами, когда нельзя найти грибочьков, хоть как ни ищи!

Омтатсатский выпрямляетса и, не боясь словесных затрещин, неоспоримо провозглашает:

- Я не на столько заблудшая душа, штобы подвигами считать обыденные вещи!

- Тогда молчи! - Падмехуменко дёргает густыми бровями - Пришол истину познавать, так познавай, не трать время зря! Съеш эту штуку! А то истина сама "познает" тебя!

Вспомнил Омтатсатский, как в некоторых байках рассказываетса, што иногда великих Учителей заставали за деланием такого, чего не подобает делать никому из праведных людей, но потом всегда оказывалось, што ўбитое Ўчителем жывотное ожывало, порченая Ўчителем девка снова девственность обретала, а самая отвратительная вещ оказывалась достойной восхищенья… Омтатсатский подумал: "Велик и искусен Падмехуменко! Испытывает меня. Не боюсь! Прочь сомненья!"

. . .

Небеса ўхмыляясь молчат.

Два человека идут, и каждый из них свят. Тот, у котораго лицо хитрое и довольное – это Падмехуменко, а тот, у котораго покрасневшэе и напоминающее обездоленнаго – это Омтатсатский.

Они говорят.

- А если в ней содержытса яд? А если положывшэе её жывотное чем-то болело? Не жаль тебе меня?

- Не-а. Ни душу твою, ни тело. Я только говорю о Пути, а следуеш Пути ты сам…

- Да. Но я-то думал, што всё это обман! Я думал: укушу и она превратитса во што-нибудь вкусное! Я думал, это наважденье…

- Прости, я не знаю, што такое чюдеса, я занимаюсь только тем, што есть на самом деле.

- Да, всё правильно. Дажэ не знаю как поддержать разговор… А если на ней сидела заразная букашка?.. Хотя… Я стал тебя понимать только с недавних пор…

- Ещё-бы! Всё становитса ясным только после того, как съедаеш какашку!

  Если кого-то раздражает моё правописание, то на http://svabun.narod.ru/index2.html
  скачайте "Отчёт..." и из первых двух статей поймёте почему я так пишу. Ибо сие    
  не падонкаффский слэнг, а ўточьнённый средне-московский говор!