Нимб, рассказ о страшном сне

 Серое небо нависло над его головой, и чудилось, что оно вот-вот должно упасть, раздавить человека. Но не раздавило бы по двум причинам: во-первых на небе уже перебор с раздавленными, во-вторых ему не в коем случае нельзя было умирать. Не сейчас, во всяком случае. Это было бы уже слишком…
   Узенькая улочка, по разбитому временем асфальту которой он сейчас торопливо шёл, никак не хотела кончатся. Что ступил он на неё на перекрёстке, что сейчас, пройдя почти до половины, - заветный дом так и оставался ничем иным как далёким силуэтом, спрятанным в утреннем тумане. Белая девятиэтажка, верхняя часть которой окрашена в оранжевое. Ещё далеко, ещё пять минут... Пять чертовски длинных минут, когда сквозь аптечную маску просачивается этот мерзкий запах; до тошноты отвратный запах полуразложившейся плоти, приторно-сладкой плёнкой играющий в ноздрях и на языке. Пять чертовски длинных минут, за которые можно было и не дойти до нужного ему дома, ведь это была не приятная летняя прогулка, когда единственное препятствие – выпитое пиво и солнце, от которого щуришься; здесь была отчаянная попытка спасти и себя, и её, при условии, что она…
 - Нет, сука, никаких если,- процедил он сквозь зубы, хотел было сплюнуть, но вспомнил, что в маске и ещё раз матернулся. Поправил распроклятый автомат на плече, приклад которого больно бил при каждом шаге по и без того израненной правой ноге. Хромая, оступаясь, матерясь от боли он шёл. Ибо надо было идти.
   Последние трое суток превратились в муку, от незнания о её судьбе. О судьбе очень близкого человека, особенно сейчас, когда несомненно почти все, кого он доселе знал лежат в этих кучах. В этих гниющих и облюбованных воронами кучах вдоль дорог. Но даже и подумать, что она лежит где то там, среди них, было непозволительно. Иначе жизнь теряла всякий смысл, и дуло в рот было бы единственным выходом; не из ситуации вокруг, а из ситуации внутри; из того, что даже ужасней этих гор трупов на асфальте.
   
   Когда прошёл этот красноватый дождь, все только подивились этому явлению и огромной радуге в небе, переливавшейся всеми оттенками красного… ничего более. Хотя некоторые забеспокоились и решили сделать анализ воды. Но не успели лаборанты наложить вагон дерьма в штаны от того, что предстало им в окулярах микроскопов, как началось…
   Очистительные станции на реке были бессильны отфильтровать содержащихся в ней кристаллики, в форме треугольного нимба. И процесс хлорирования они прошли без вреда, и различные фильтры, и кипячение в чайнике. Все пили воду, чай, кофе, ели суп, пельмени, помытые в воде фрукты и овощи, чистили зубы и мылись. Пяти часов не прошло после дождя, как люди в чём были выбегали на улицы, смеялись, кричали, сбивались в толпы, плясали в истеричном танце… Опирались друг на друга, падали на колени, затем на асфальт и тяжело смеясь, задыхаясь, плюясь желчью, умирали.
   Никто не в силах был остановить это. Милиционеры так же бегали и плясали, паля в воздух из «Калашниковых» и «Макаровых». Он, Володя, даже видел как мимо дома пробегал мэр города, с истеричным гоготом разбрасывая вокруг содержимое своего дипломата. Те, кто по какой то причине не пользовались водой в страхе закрылись дома, но врятли многим из них удалось выжить – в эту же ночь вокруг всё полыхало; спятившие люди забыли выключить электроприборы и газовые плиты. Это была ночь ада на земле. Ад в маленьком городе…
   Утром произошла серия взрывов на местном комбинате – процессы не контролируемые никем стали необратимы, и земля сотряслась трижды, а горизонт озарился яркими вспышками. Ровно через сутки город заволокло дымом, принесённым южным ветром – была практически полностью объята пламенем историческая часть города, вся застроенная деревянными домами. Это был исход…

   Володя завернул за угол, по направлению к своей цели и обмер. Если на этой улочке, только что с матами пройденной, трупов не было, то возле подъездов нужного ему дома некуда было ступить. Первое, что пришло ему в голову – это самый дерьмовый ковёр, что он видел в жизни. Люди лежали не кучами – штабелями, будь-то из кто-то аккуратно раскладывал. Удивляться чему-либо Володя перестал ещё три дня назад, но здесь он в нерешительности переминался с ноги на ногу. Здесь, в одном из оскаленных в улыбке лиц он мог увидеть…
   Разозлившись от собственной предательской мысли, он шагнул вперёд. Не смотря под ноги, на тела, а глядя только вперёд, к самому дальнему подъезду. В той части двора…
   Под ногами, которые были одеты в берцы одного из погибших милиционеров, при каждом шаге что-то хрустело, хлюпало, рвалось… А он глядел вперёд себя, сжав зубы. Желудок рухнул в низ, а сердце вот-вот должно было выпрыгнуть из горла. В глазах появились распроклятые звёзды предобморочного состояния, которое он проклинал всю свою жизнь, и которое подло сидело в уголке сознания, дожидаясь своего выхода на сцену. Оно дождалось, оно выходило, а зал оглушительно аплодировал, толчками крови стучась в корку мозга… Володя был не в силах больше идти по телам, он опустил голову, рухнул на колени, автомат врезал в спину так, что сквозь пелену из звёзд в глазах парень застонал; от удара об землю в больную ногу будь-то воткнулись тысячи раскаленных игл… Так, стоя на коленях, он поднял голову, стараясь углядеть впереди спасительную ниточку для собственного сознания – дверь нужного подъезда.
   Но вместо этого, сквозь всё туже пелену, его периферийное зрение углядело то, от чего Его высочество Обморок убежал со сцены, поджав хвост. Аплодисменты прекратились и занавес начал бесшумно раздвигаться. А за ним был он – Ужас. Он увидел её лицо, её милую улыбку, которая под действием разложения на палящем до этого трое суток солнце стала оскалом. Все его мышцы стянуло, ноги перестали существовать, сердце перестало стучать. Она… На остатке занавеса Ужас начал показывать публике слайды – те моменты его юности, которые запомнились лучше всего, те моменты когда они вместе смеялись, радовались жизни, высмеивали в своих беседах оскотинившихся людей, выпивали пиво, редкие прогулки… Ужас не упустил ничего, быстро показав завороженному таким представлением залу то, что грело Володе душу и заставляло шагать вперёд не только эти три дня, а и месяцы и несколько лет до этого проклятого дождя. Он видел её чётко и ясно, как видел пару раз в неделю при нормальной жизни. В зале кто-то встал и тихо шурша своим одеянием зашагал к сцене. Это было Горе, самый сильный актёр из труппы на этом представлении. Тысячи скрипок взорвались протяжным звоном низких нот, сопровождая её выход. А вне зала взорвался Володя. Громким стоном, не в силах отвернуть голову из-за стянутых мышц. Стоном Отчаяния и Боли, что придерживали подол одеяния Горя.

   Он не пил той воды. В тот день, День дождя, он проспал поезд в соседний город, опоздал на футбольный матч своей команды, за которую болел с детства, и поэтому остался дома. После решил напиться по сему случаю. Купил 10 бутылок самого дешёвого пива, чипсов, и пока в его окно врезались красноватые капли, он один за другим пересматривал фильмы на компьютере, прикладываясь к полулитровому бокалу. В середине какой-то мелодрамы про XVIII век его внимание отвлекли крики за окном, топот ног и не перестававшая хлопать дверь подъезда. Он вышел на балкон и увидел, как все жильцы его дома, чуть ли не в едином порыве выбежали во двор и ринулись на центральную улицу. В чувство его вернул пивной бокал, выскользнувший из рук, упавший на пол, разбившийся и вонзившийся несколькими большими осколками в его правую ногу. Люди выпали из его головы, когда он матерясь на чём свет стоит пошёл на кухню перебинтовываться. Вынув осколки из ноги, обработав неглубокие раны наспех разведенным раствором (воду он налил из графина) и перебинтовав голеностоп на пять раз, он откинулся в кресле и только тут в его хмельную голову трижды постучали.
  «Там что, военный парад?»
  «Врятли баба Тася побежала бы в одних подштанниках смотреть на танки»
  «А тогда что? Все тупо свихнулись?»
  «Вообще-то вы с Ольгой давно об этом подозревали»
- Ну не настолько же, ей-богу,- в слух произнёс он, покачивая головой.
   И тут даже сквозь пластиковые окна на кухне Володя услышал самую настоящую канонаду из автоматных очередей. Забыв о ноге, он бросился к окну. Прошёл час. Ноги затекли, и повязка на правой ноге вся пропиталась кровью, но он этого не чувствовал. Всё так же стоял у окна и смотрел на улицу, где творилось что-то невиданное. Все фильмы о катастрофах, восстаниях мёртвых из могил, атомных войнах и прочих «неприятностях», даже слившись воедино, не могли перекрыть это "шоу".  Как в замедленной съёмке какого-то карнавала он наблюдал сумасшедший танец смерти на улице. Люди смеясь и восторженно крича падали на пол, их давили другие, другие запинались и падали, а тех давили третьи. Они группами кружили вокруг фонарных столбов, сбиваясь с ног, весело горланя народные песни… На его глазах это всё и прекратилось. С последней маленькой девочкой, которая держала в руках котёнка и в истерике звала маму.  Девочка убежала в неизвестность и на улице воцарилась тишина, не нарушаемая ничем. Володя ещё долго переводил глаза от столба к столбу, от кучи к куче. Пока его не вырвало прямо на стекло.
   Смекнул в чём дело он уже через полчаса «возвращения» в мир своей квартиры. Как зомби перебирая ногами, он намазал себе бутерброд, съел, запил пивом, заметил, что у кота пустая миска, налил в неё воды из под крана. Кот, который был напуган до жути тем, что происходило вокруг и забивший своё толстое тело под шкаф, решил смочить горло, только миска звякнула о кафельный пол. Подойдя к миске, он долго принюхивался, поднял глаза на хозяина, который уставился в стену ничего не значащим взглядом, снова опустил голову к миске, зашипел и что есть духу припустил обратно под шкаф.
   Следующие сутки они вдвоём провели дома, практически ничего не едя и довольствуясь пивом. Даже кот им не брезговал. Ночью хозяин с котом в руках пару раз выходили на балкон сотреть на горящие в соседних подъездах квартиры. Утром, после первой бессонной ночи, всё внимание Володи было приковано к вспышкам от взрывов на востоке; после толчков почти вся посуда в доме была побита, стёкла на балконе треснули, в то время как пластиковые на кухне выдержали. Старенькая кирпичная подстанция во дворе рухнула, и дом остался без электричества. Телевидение и радио и с ним не работало, поэтому Володя не то что бы уж сильно огорчился.
   Только вечером, когда уже миновали сутки после дождя, к нему начал возвращаться обычный человеческий рассудок. Он начал приходить в себя, и его действия перестали быть автоматическими. И он начал осознавать весь масштаб того, что произошло. Его снова стошнило. Открыв последнюю бутылку, Володя, осушил её до половины и начал думать о своих близких. «Родителей в городе нет. Друзья… Телефон мёртв, да и в период сессии все сидели дома. Значит пили чай. И воду. И кофе. Кофе!». Он вскочил с места к входной двери.
   «И куда я пойду?»
   «До неё! Чем быстрее, тем лучше!»
   «Угу.  А ты хоть представляешь, что может происходить там, в других районах?».
   Ответом на этот вопрос внутреннего голоса был звук двигателей за окном.
   По центральной улице, мимо гор трупов, в свете заходящего солнца шла колонна войск. Танк Т-72, БТР, за ними два «Урала» с тентами и по бокам около двух десятков человек в костюмах химической защиты. Володя заметил, что никто из них не смотрит по сторонам, а только впереди себя, либо под ноги. Только когда из-за угла на дорогу выбежала всё та же маленькая девочка с котёнком, радостно вопя «Дяди! Дяди!» они подняли голову.
   Колонна уехала, а девочка так и осталась там, где её настигла очередь из автомата перепугавшегося солдата. Солдат тоже остался – из первого «Урала» вылез человек в форме с погонами майора и в противогазе, и, что-то прокричав, из табельного пистолета прекратил муки  его совести.
- Солдат ребёнка не обидит,- Володя покачал головой.
   Ночью он всё таки выспался – нервы были слишком уж измотаны. Пил воду из аквариума.
   Утром он проснулся от сильного запаха дыма – горела историческая часть города. Он решил уходить. Но только на завтра – днём шкала термометра подобралась к +35, от тел исходил пар… Этого вынести он бы не смог. Закрылся с котом в маленькой комнате, что была в самой дальней части квартиры, и стал читать книги. В частности по строению и эксплуатации АКС-47, что были у свихнувшихся милиционеров.

   Справа что-то зашуршало. Оно бы и шуршало дальше, и осталось незамеченным Володей, который продолжал захлёбываться в бессильных рыданиях, уставившись в одну точку. Только шуршание усилилось, и костлявая рука схватила его за больную лодыжку. Онемение на долю секунды ушло, Володя резко развернулся и Ужас коварно улыбнулся со своего угла сцены. И там была Оля, только в мужском костюме с лентой «Выпускник 2009»:
- Помо… гиии…- еле-еле произнесла она. Он отпрянул, упал на задницу и попятился. Она отпустила, продолжая неслышно шевелить губами.
   Он уткнулся спиной в кого-то, развернулся – и там была Оля, только под два центнера весом. Он резко вскочил на ноги, чуть было не потеряв равновесие и не грохнувшись на милиционера в пилотке, который тоже был… Володя сбросил с плеча автомат, уже снятый с предохранителя и начал палить в разные стороны. Он стрелял в бесконечное количество "Оль", вопя сквозь маску. Он крутился на месте и стрелял, пока и впрямь не потерял равновесие и не упал между двумя маленькими мальчиками, у которых были густые каштановые волосы и карие глаза. Её глаза. Ударив одного в голову дулом автомата, он вскочил и побежал, теперь уже действительно не разбирая по чему ступает; под его размашистыми шагами и крепкими ботинками раскалывались черепа, хрустели кости, рвалась кожа, в кашу превращались органы. Интуиция повела его по правильному направлению – он бежал ко всё тому же подъезду. Автомат болтался из стороны в сторону, один раз ударив раскалённым дулом Володю под рёбра, прожёг рыбацкую камуфляжную куртку и оставил сильный ожёг. Но он этого не замечал. Он нёсся в бешеном темпе, превращая всё, попадало ему под ноги в месиво. Двадцать метров, пятнадцать, десять... Он оглянулся – его никто не преследовал, и не мог по определению, но это инстинкт. Он оглянулся, запнулся о бордюр, полетел в кусты сирени, приземлился на бетонную ограду колодца и сломал левую руку. Отскочив в сторону и оказавшись на спине, он взревел из последних сил и схватил здоровой, левой, рукой правую.
- СУКА!!!- заорал он на весь двор, в миг поняв участь своего положения. Раны на правой ноге гноились, предплечье правой руки неестественно уходило влево ровно по середине. Он ещё долго корчился на земле от боли и матерился так, что его можно было услышать за километр вокруг. По телу пошли судороги, его сильно трясло. Он начал медленно уходить в темноту бессознания, в тёмном зале которой, проходя мимо остолбеневшего от такого поворота событий Горя, на сцену выходила другая дама. Обречённость.

   Очнулся он ближе к вечеру. На небе были всё те же серые тучи, но запад был чист, и заходящее солнце мягким оранжевым светом озарило округу. Как любил он эту летнюю картину тогда, в детстве, и даже когда перешёл во взрослую жизнь - он бросал все дела, садился на балконе и смотрел на такие закаты… И сейчас, полностью разбитый, с отёкшей правой рукой и стонущей ногой, сильным ожогом под рёбрами и с гудящей головой, в которой Обречённость кланялась отвечавшему аплодисментами залу, он любовался этой картиной. Тучи мерно плыли по небу, не собираясь кончатся, не собираясь прекращать свой танец...
- За просто так,- начал себе под нос напевать Володя,- За просто так. За не за деньги, не за флаг. Просто очень интересно, как они себе летят…- он повернулся на левый бок, от чего всё тело протестующее взвыло. Когда боль немного утихла, он промолвил: - Бля, я в жопе.
   И тут его взгляду, прямо перед ним, попалась пластмассовая формочка для песочниц. Внутри неё была вода. Красноватая. Ничем непахнущая. Неиспарившаяся в жару. Он поднял глаза к небу, сколько слюны хватало - плюнул в него. Наклонился и отпил из формочки.

   «Драгунов» бил чётко. Снайпер заметил шевеление в соседних дворах. Заглянув в прицел с крыши дома, он увидел парня в камуфляжной куртке, с начисто сломанной рукой, которая раскачивалась так, будь-то у неё появился ещё один локоть. Он плясал вокруг столба с идиотской улыбкой, подняв лицо к небу и что-то напевая себе под нос. Снайпер перекрестился, прицелился и попал точно в живот. Парень дёрнулся, упал лицом вниз и замер на земле, среди ещё пары сотен трупов.
   От выстрела девушка вздрогнула и застонала. Снайпер повернулся к ней.
- Да ты не бойся, Оленька. Всё будет хорошо. Скоро уже нас заберут,- и ухмыльнулся,- Как у нас в Перми говорят: «Счастье не за горами!».
   С минуту она смотрела на него своими карими глазами, уткнула голову себе в колени и зарыдала. Только слёзы были скрыты от снайпера и от мира густыми каштановыми волосами.


Владимир Малыхин, 12.06.09. P.S.: действие в рассказе происходит в реально существующем, городе, дай Бог ему здравия и процветания.