Микроскопический роман

                Часть I
В субботу Ольгу Викторовну срочно вызвали в редакцию: надо было сдавать в типографию номер «Странной литературы», а правка «Микроскопического романа» не была ещё завершена. Такие авралы обычно бывали в заведениях, где главный не вылазит из загранок, держит секретаршу в строгости, а корректоров вообще в чёрном теле, не балуя их преодолением тишины. Но ведь тишину может и прорвать.

И тишину прорвало. За субботней дверью стоял самец.
Самца звали Саша, и он был знаком Ольге Викторовне.

- Саша, это правда, что тебя за аморалку с работы выгнали?
- Правда совершенная. Мне, кроме курса русской литературы, навесили анализ текста, зарубежную литературу для англичан и французов, зачем, я же не знаю ничего. Надоело всё до головной боли, врачи пугают новообразованием в левом виске. Но всё рассосалось…или не рассосалось…
- А эта Ксюша (Ксюша ведь?) – что она нашла в тебе? Ты ведь такой холодный, слова про любовь лишнего не скажешь.
- А у меня на лице написано «монголо-татарское иго», я – сдержанный восточный человек, владеющий индейскими мудростями.
- Ближний Восток у тебя на лице написан, правда, нечётко так, видно лишь, когда снимаешь очки.

Сама Ольга Викторовна очков никогда не носила – такое не свойственное женщинам кокетство, очки дамам почти всегда идут и даже делают их привлекательнее, по крайней мере, заставляют глаза блестеть, мужчины слетаются, как мотыльки на свет и пытаются отгадать, что они прячут за стеклом, эти женщины.

- А Ксюша была замужем, - сказал Саша.
- И что?
- И всё. Когда кавалер выбирает даму или соглашается с её выбором, он смотрит и на её мужчин – реальных или потенциальных. Замужняя женщина – самый простой вариант, никакой ответственности.
- У тебя комплекс Улисса.
- Скорее, Герострата. Что мне, лелеющему свой ювенализм, надо?
- Меня. Уж я-то тебя пообломаю.
- Не в этой жизни. Хотя попробуй.
- Хорошо. Только учти, что я тоже замужем, и муж зайдёт за мной не далее чем в десять. У него подозрительный подбородок и литературный талант. Я и вышла не замуж, а за талант, да и мне, собственно, всё равно.

Дальше была пустота. Ольга Викторовна никогда не могла вспомнить, что у неё бывало по ночам с Сашей. Сидела за утренним кофе и мучалась: «Господи, что же было, Господи?.. Ни мужа, ни любовника, лабуда одна». Ольга Викторовна подумала, что надо ударить Сашу в самое больное место, поругаться с ним, заставить работать его страхи и посмотреть, какой вариант предложит ей судьба.

- Давай поженимся, - сказала Ольга уныло.
- Чего тебе ещё надо? – заорал вдруг Саша, подтвердив все предположения, - Что ты хочешь? Мы трахаемся, когда придётся, я тебе изменяю, мне всё надоело! Ну, хочешь, я найду мужика и отдамся ему, чего там?
- А ты трахаешься с мужиками, - выстрелила Ольга Викторовна вслепую и поняла, что попала в цель, - Я знаю. В позапрошлом веке такие, как ты, назывались «лишние люди».
- А сегодня?
- А сегодня они называются пидорасы. Не забудь закрыть дверь за собой.
- Ну, тогда…пока. Передавай привет мужу – он страстная женщина.
- И это я знаю. Уходи. Не отдам его никому.
- Глупая. Ревнивая. Одна останешься.
- Пока.

Ольга Викторовна сидела в тишине, курила и знала, что ни муж, ни Саша, никто больше не придёт. Так, впрочем, и следовало из логики микроскопического романа, когда во второй части всё будет иначе, чем в первой.
               
                Часть II

Так повелось, что Ольга Викторовна никогда не приглашала в свой дом мужчин, чувствуя в этом посягательство на пространство, когда комнаты сжимаются, ломают кости, изо всех щелей со свистом выходит воздух.

«Я одна в подводной лодке, не считая собаки», - решила Ольга Викторовна и сделала свой макияж жёстче обычного, чтобы проверить на уличных мальчиках, сильно ли она постарела, пройти мимо самцов, вильнув хвостом и раствориться в пыли, поматросить и бросить кость, пообещав собачью свадьбу, а самой притвориться капитаном «Наутилуса» и сбежать от неповоротливых мужских корпусов помогать индийским повстанцам, нетерпеливым и смуглым.
На улице, как обычно по субботам, стояли часовые в голубых денимах, обтягивающих тощие задницы. Ольга Викторовна шла, не обращая особого внимания на свистящий в лёгких тяжёлый воздух, пока не оглянулась и не захлебнулась в масленом взгляде.

- Здравствуй, Серёжа. Паршиво выглядишь.
- Оль…
- У нас три часа, Серёжа. Всё надо сделать быстро.
Ольга Викторовна погладила Сережину щетину, провела пальцем по его щекам, укололась, вздрогнула, почувствовав бледный огонь в низу живота. Огонь прыгнул вверх, ударив шампанским в голову, заструился пузырьками.
Вот и всё. Какие там три часа…
- Прощай, Серёжа, главное в мужчине – это скорость, так? Кто тебе это сказал – твоя жена?
Серёжа в ответ зашептал что-то, но тишина залепила уши, началось немое кино, кажется, не совсем плохое.

Нет, надо бежать от этих чужих проблем, чужих мужчин, что же за глупость сегодня…
Ольга Викторовна и побежала, думая, что Сережины масленые глаза шипят и дымят. Забавно: любовь превращается в условный рефлекс, надо найти только Павлова, он вставит фистулу, и будет изучать, текут ли слюнки при виде вкусных мужчин.

Ольга Викторовна затормозила у пустой площади, не хватало воздуха, виски были мокрыми, так иногда бывает после Серёжи. Нет, сегодня мужчины отменяются как класс.
Ольга Викторовна заскользила по крутым ступенькам «Олимпийского бара», где заказала коньяку и виноградного соку. В баре было пусто, хотя давно уже должны были повылазить клиенты. После третьего дринка стало понятно, что никого сегодня не будет, будет одиночество, тихий алкоголизм и копошение на большом экране футболистов, беззвучно ударяющих по надутым кожаным шарам, зрелище абсолютно бессмысленное, не сакральное и не телесное: в футболе нет иронии, одни кожаные шары, которые мечутся по полю, как по бильярдному столу, отменив для себя слово «стучать».

Первая бутылка ничего не изменила в Ольге Викторовне. Только подсел Саша.
- Ты зачем пришёл?
- Поболтать. Сегодня в городе пусто, как на кладбище ночью.
- Саша, а на кладбище ночью страшно?
- Не помню. Я съехал оттуда.
- Саша, ты часто приходишь. Не приходи больше.
- А кто тогда придёт к тебе, ты же ликвидировала всех гостей, к мужчинам приходишь сама.
- Ты и при жизни был пропедевт. Уходи.
- Ну, до встречи, - сказал Саша и скрылся в туалете.

Ольга Викторовна сидела, курила, думала, что надо поехать к Саше на могилу, а то он и вправду часто приходит, видимо, не может простить, что не появилась на его похоронах, побоявшись убедиться в том, что Саша может быть кем-то другим, нежели живым, нежным, всегда, как пионер, готовым.

Когда Ольга Викторовна допивала вторую бутылку, из туалета вернулся Саша. Он сказал: «Пойдём», расплатился, поймал такси и не только довёл до квартиры, но и напросился в гости. Ольга Викторовна впервые за много лет поделилась пространством, нисколько не ревнуя, налила шампанское, постелила постель, наблюдала, как Саша раздевается, как он по-прежнему гибок, смотрит всё так же сбоку, танцует плавно свои друидские обряды, улыбается. Ольга Викторовна прижалась к Саше, обхватила его руками, не забыв оставить на туалетном столике записку и погасить свет.
               
                Эпилог
Шлегель однажды сказал: « Каждый человек, который образован и образовывает себя, в душе своей хранит роман, но вовсе не нужно, чтобы он высказал его и написал».
С этой мыслью хочется спорить, но Ольга Викторовна и Саша не будут этого делать, потому что мертвы, а я не стану по совершенно противоположной причине.