Сказка про жизнь

Жизнь моя, скажу я вам, сложилась тяжело, особенно в начале. Сплошные неприятности меня преследовали. То мать потерял, то переднюю лапу дверью защемили, а то и вовсе выбросили меня на улицу, на панель, так сказать. Что хочешь, то и делай, как хочешь, так и живи, где хошь, там и ищи свой кусок хлеба. А одним хлебом, как известно, сыт не будешь.
Пошёл я тогда в котельную работать. Какая-никакая, а работа. Мышек, думаю, половлю, авось и сыт буду. Попробовал, смотрю – нет, такая работа не по мне, тем паче, что малой я ещё был, да и травмированный – левая передняя лапа сломана была. А я левша, я без неё вовсе как без лап. И так мне тошно стало жить на белом свете, что заорал я благим матом, чувствую, вот-вот оборвётся моя молодая и цветущая жизнь на самом взлёте. Вот так сидел я в котельной, да орал благим матом. И тут-то судьба моя обернулась-таки ко мне мордой и улыбнулась, растопырив усы.
Зашёл в котельную какой-то мужик. Так себе мужичок, неказисьтенький, с какими-то огромными стеклянными глазами. Но, что мне в нём сразу понравилось – усатый. Усы, правда, не торчком, а гладенькие, но всё-таки усы. Ну, думаю, давай парень, ори громче, привлекай внимание. Воздуху как следует набрал в грудь, да как заору во всю глотку. Ору, а сам удивляюсь, откуда же у меня такая силища взялась, тигр уссурийский так орать не сможет.
Ну, мужичок туповатый-туповатый, а понял, что к чему. Подошёл ко мне, на руки взял. Руки, смотрю, хорошие, ласковые руки. Посмотрел он меня, так и сяк повернул, даже, извините за подробности, под хвост заглянул. Дотошный мужик попался. Да ладно, думаю, куда хошь смотри, нам скрывать нечего. Впрочем, левую переднюю на всякий случай под себя подобрал. Ну, да это неважно. Мелочи. Рассмотрел меня мужик, да и сунул себе за пазуху, понял, видать, какое добро-то ему подвалило. Ну, я сразу орать и перестал. Пригрелся. Сижу за пазухой, продолжения жду.
А мужичок-то попался мне с юмором. Начал болтать чего-то на разные голоса, рычать, как зверь какой, да мотаться из стороны в сторону. А надо сказать, первый мужик, которого я отловил, пьяницей оказался, тоже был любитель порычать да помотаться. Он-то мне, зараза, лапу дверью и защемил. Ну, думаю, кранты, теперь вообще без лап теперь останусь. Но пока терплю, мало ли, как обернётся, ведь он меня из-за пазухи-то ещё не вытаскивал, держит бережно, сам мягкий, тёплый, табачком только подванивает. Я как следует принюхался, вроде водкой не пахнет. Так чего ж, думаю, он пьяным-то прикидывается, пугает, что ли? Так не на того напал, повидал я в своей короткой жизни всякого. Тут мужик заскрипел-завизжал, и давай подпрыгивать, опять на разные голоса бормотать. Неудобно, блин, а что делать? Сижу терплю, авось, думаю, до чего-нибудь и допрыгаемся.
И точно, вознаградилось моё терпение сторицей. Вытащил он меня наконец из-за пазухи, я вокруг глянул – и обалдел. Квартира! Большая, просторная, полы – паркетная доска. Тётка какая-то рядом крутится. Чую, мужик ей что-то про меня объясняет, а меня на пол поставил. А тётка недовольная. Ну, думаю, надо ей показаться в полной красе. Выгнул я спинку дугой, хвост, естественно, торчком, да решил пробежаться молодцем. А про лапу-то больную, дурак, и забыл. Ну и на трёх, как не знаю что, расползаясь на лакированном полу, и проковылял. Позорище, блин. Конец карьеры.
Заахали мужик с тёткой, опять меня на руки взяли, рассматривают, левую лапу всё трогают. Ну, думаю, коль я такой дурак оказался, что сразу свой дефект обнаружил, то теперь уже терпеть надо до конца. Больно, блин, а я всё терплю, не ору, вообще виду не показываю. Лев бы не вытерпел, а я терплю. Не дай бог, думаю, опять на улицу. Но нет, смотрю, оставили меня в покое, поставили на пол, и мужик чего-то вкусненького пожрать подал. Ну, я, конечно, ем, а сам думаю – а мужичок-то, видать, не простой. За пазуху меня в котельной сунул, а вытащил уже в квартире. А в котельной никакой квартиры не было, я искал. Я ещё про еду и подумать не успел, а он уже неведомо откудова её вытащил. Да, думаю, непрост ты, мужичок, непрост, нужно за тобой понаблюдать.
Поел я, да и пошёл по квартире мужика искать. Квартира большая, но я уже учёный, иду аккуратно вдоль стеночки, да стараюсь не хромать. Плохо, правда, получалось, но за мной никто особенно и не подглядывал. Ну, короче, нашёл-таки мужика. Лежит он на спине, какую-то хреновину толстенную перед мордой держит и листы переворачивает. Глазищи свои стеклянные выпучил – страх один. Я таких здоровенных глаз ещё ни у кого не видал. Залез я ему на грудь, лапкой так деликатно его в усы потыкал, чтоб на меня внимание обратил. Усы ничего, крепкие, но уж больно густые, и не врастопырку. Ну да не беда, думаю, усы-то мы тебе обработает при случае. Ну, мужик свою хреновину отложил, да мной занялся. Как начал меня щекотать да гладить, я даже обалдел от удовольствия. Ну, думаю, молодец мужик, вот только глаза твои меня пугают маленько. Взял я, и  так, вроде бы нечаянно, те глаза лапкой и потрогал. А они возьми, да и отвались! Я со страху чуть не уписался прямо на месте, у самого чуть глаза из орбит не выскочили, честное слово. Гепард бы умер на моём месте сразу, а я держусь. А мужик и ухом не повёл, не зло мне так чёт пробормотал, глаза свои стеклянные подобрал, а я смотрю – у него под ними ещё одни глаза есть, только настоящие! Отлегло у меня от сердца. Ну, опять напялил он на нос эти стеклянные и опять каааак давай меня гладить да почёсывать, как ни в чём не бывало. У тут-то до меня дошло – мужик-то этот – волшебник! И всё сразу сходится! В котельной порычал – в квартире оказался, еду неизвестно откуда достал, глаза эти стеклянные – всё одно к одному. И понял я, какое мне счастье подвалило.
Тут и стали мы с волшебником жить-поживать, да добра наживать. Много мы с ним потом чудес вместе натворили. Я, конечно, ещё не волшебник, я только учусь, но кое в чём я и его переплюнул. Он вот, например, всегда словами изъясняется, слов знает много, а толку никакого – я их и запоминать-то не успеваю. Так что я, чтобы на него влиять напрямую, гипноз и телепатию освоил. Захотелось мне, скажем, свежим воздухом подышать – я к окну подойду, сяду, да внушаю ему: «Открой окно…Открой окно…». До него быстро доходит. Подойдёт, окно откроет, меня погладит, да пробормочем чего-то ласкового.
Таким способом я его много чему научил. Он меня во всём слушается. О смене бумаги в тазике я уже не говорю. Мы с ним с моей подачи теперь даже на дачу выезжаем. Так и живём – полгода на даче, а полгода, когда зима и холодно, на квартире. Он, конечно, от моих требований устаёт, почти каждый день на полдня куда-то от меня убегает. Ну, да я понятливый, пусть побегает, порезвится.
С тёткой я тоже быстро нашёл общий язык. Добрая оказалась тётка и ласковая. Волшебства от неё, конечно, не дождёшься, да и не поиграешь (вот мужик – тот поиграть любит, молодой ещё), с внушаемостью у неё тоже не очень, единственное, что хорошо понимает – это насчёт еды и туалета. Но, врать не буду, это тоже немаловажно. А уж какие деликатесы она мне подаёт – когти проглотишь. У неё есть в квартире особая комната, где она хранит и готовит для меня самые вкусные вещи, так мы с ней там так интересно и полезно время проводим, что даже и в сказке не расскажешь. Короче, что у тётки, что у мужика есть свои положительные черты.
Но, врать не буду – есть и отрицательные. Тётка на дух не переносит мышей. Стоит ей хоть одну увидеть, пусть и дохлую ( я уж знаю её, живых вообще никогда в дом не ношу), так она такой визг поднимает, что уши болят. А потом поддевает их на совок и выкидывает в сад, а я, как проклятый, должен их там потом искать. И, между прочим, штук семь так и потерял!!!!!
А волшебник – психический. Иной раз разозлится из-за ерунды какой-нибудь, ну, типа цветка сломанного, или чашки разбитой, а то просто ссыкнешь не туда, так он, гад, орёт, и ещё рукоприкладством занимается, если меня из-под дивана вытащить сумеет. Тётка – та только ругается, я от неё просто сразу в другую комнату ухожу, чтоб зря нервы не тратить, и оттуда внушаю, чтоб успокоилась быстрее. Хорошо помогает. От волшебника же хрен убежишь, он прямо чует, где я прячусь, везде найдёт. Поймает за шкирку и орёт, глаза свои стеклянные выпучивает. Но я и тут его раскусил. Когда он меня за шкибот держит и орёт, я обмякаю, съёжусь как следует, уши подожму, да хвост под живот подтяну – он не сильно шлёпает, а вот если висишь вахлак-вахлаком и не боишься, то так может треснуть , что ой-ой-ой. Вот как начинает он орать, я сразу ветошью прикидываюсь и начинаю ему внушать: « Хватит, хватит, успокойся». Но он, когда разозлится, внушению плохо поддаётся. Так что даже и с волшебником под одной крышей жить – это вам не мяску со сметаной жрать. Везде терпение нужно.
А насчёт терпения ещё такой пример могу привести. Поначалу этот волшебник недели две меня почему-то Афоней звал, а я всё терпел и не отзывался ни разу. Зря, что ли, меня маманя Гошей назвала? Так и перетерпел волшебника. Посему Гошей и поныне зовусь.
Ещё усы его меня раздражают. Сколько раз я ему их в нормальный вид приводил – прилижу, блох выкушу( ну и что, что у него их нет – это дело принципа, всё равно положено!), расчешу так, что любо-дорого глянуть – волосинка от волосинки, всё врастопырку. А он побежит потом в ванную, и опять их по-своему прилижет, глаза б мои не смотрели. Но ничего, я терпеливый, я его и здесь перетерплю.
Сейчас мы с ним живём на даче, лежим на диване, я ему про жизнь свою тяжёлую телепатирую, а он на белых листочках какие-то закорючки выводит, смотреть противно.

06. 06. 1995.


Рецензии