Сегодня

- Не крути головой. Дай, я завяжу как следует.
Катя старательно завязывала галстук  Вадима. Тот вздыхал, картинно, с иронической улыбкой, стараясь избежать ее взгляда. Он посмотрел на потолок, потом на стены и пол, а когда она одернула его, он поднял глаза, и их взгляды встретились. Катя мягко положила руки ему на плечи.
- Ты действительно так не хочешь идти туда? Милый, ну давай сходим разок. Еще разок, и все.
- Разок был прошлый раз, - заметил ее муж – а теперь еще один, - и он с кислой улыбкой взглянул на жену, - сколько еще таких разков  ты намечаешь?
- Я обещаю, милый, это будет самый последний разок. Самый-самый. Вот увидишь, больше я тебя не потяну туда. Обещаю. Ты же знаешь, - она обняла его, слегка приблизив свои губы к его губам,  - как им нравится, когда мы приходим вместе. Они тебя очень уважают, я даже не знаю, почему ты так не хочешь туда идти? Ну, скажи мне, милый, почему?
- Я уже много раз говорил тебе, - заметил он укоризненно, - а ты думаешь, что это несущественно. Ты сама так говоришь.
- Неужели только поэтому, мышонок мой? Это ведь такая мелочь, тебе только кажется, ты ведь лучший, самый лучший - она улыбнулась, гладя его по голове, - тебе только кажется. Ну, милый, чуток еще, разок еще потерпи. Самый последний разок. Ну, пожалуйста…
Она приподнялась и нежно, слегка, коснулась его губ своими. Вадим вздохнул и взял ее лицо в ладони. Опять ее нежный взгляд не дал ему выстроить неприступную стену обороны.
- Ну, ладно. Только это будет самый последний раз. И…
Катя вновь чуть прикоснулась к его губам.
- …и потом все, - шепотом сказал он. Она улыбнулась и вновь принялась завязывать его галстук.
- Ты пользуешься своими женскими чарами в личных целях, извлекаешь выгоду, - усмехнулся он.
- А на что они мне даны, как ты думаешь? Как раз для этого. Чтобы, - она вновь поцеловала его, - чтобы вот таких, как ты, бирюков, вытаскивать из берлоги.
- Нет, и вовсе не из берлоги.
- Из берлоги.
- Нет, не из берлоги. Не из берлоги!
Она засмеялась.
- Из…из грязной, темной берлоги, покрытой плесенью.
Вадим ухватил ее за руку, притянул к себе, но она, усмехнувшись, ловко отвернула голову. Он удивился.
- Не понял, что это за капризы, жена бирюка?
- Ладно-ладно, - и вновь поцелуй, - все, пусти меня…бирюк.
- Ах, ты!..
Но Катя была уже в соседней комнате, собирая маленькую черную сумочку. Вадим пошел в прихожую, нашел туфли, которые тщательно смазал кремом еще вчера. Натянул их на ноги и уселся на маленькую скамеечку, ожидая жену.
В голове было пусто. Опять он сегодня не приступил к роману, который давно хотел начать. Впереди был целый вагон работы, да еще тележка маленькая, а у него конь явно еще не валялся. Опять день насмарку. Что он сделал сегодня? Вадим ничего не смог припомнить. День потрачен зря…
Катя уже стояла, поторапливая его подать ей пальто. Сам Вадим надел легкую ветровку черного цвета, и они вдвоем вышли на улицу. Было уже темно, моросил мелкий дождь. Он был похож, скорее, на водяную пыль. То тут, то там появились лужи, в которых мелькал свет одинокого фонаря, пытавшегося осветить всю стоянку целиком.  В сторожке, как всегда, никого не  было.
- Кать, за что мы платим? Может быть, будем ставить в соседний двор? – спросил Вадим.
- Не, а как я буду бегать туда? Да еще и каждый день, да еще так далеко? Нормальная тут стоянка, что ты боишься.
- Да я не боюсь, Кать, но вдруг что… Там  охранник нормальный, и машины стоят, как надо. Для нашей место найдется, это сто процентов.
Катя принялась искать по карманам ключ.
- Не мудри. Столько времени стояла, и вдруг кому-то понадобится. Ты на ней все равно не ездишь так часто, и ходить в соседний двор не будешь, а мне придется. Ну, подумаешь, отлучился охранник, пошел по делам своим, может быть, - она усмехнулась и, наконец, извлекла ключ из внутреннего кармана, - вот, в самом последнем нашла.
Щелкнул замок, и Катя нырнула на сиденье водителя. Вадим обошел машину, взглянув, напоследок, на сторожку. Там было светло, на столе были разложены дешевые журналы, и стояла чашка с изображением скорпиона, но охранника не было по-прежнему. Одинокого фонаря, стоявшего у покосившейся чугунной оградки, явно не хватало, чтобы осветить все темные закоулки стояночной площадки.
Вадим недовольно захлопнул дверь.
- Если угонят,  - заметил он,  -  то денег на новую не дам. Так и знай. Будешь эту искать.
Катя скривилась.
- Иди ты, бирюк. Сама заработаю. Испугал сильно. Все равно, в соседний двор не будем ставить, я туда не собираюсь ходить.
- Раз так, то ходи пешком. А машина пусть там охраняется, - хмыкнул Вадим.
- Очень смешно.
Мягко загудел двигатель. Катя оглянулась назад, машина тронулась и выехала с парковки. Затем вырулила на дорогу. Моросящий дождик был совсем слабым, но теперь он так заливал лобовое стекло, что казалось, будто на улице целый ливень. Дворники заработали на всю катушку, смахивая раз за разом потоки воды. Катя ехала медленно, так медленно, как только могла, и внимательно вглядывалась вперед. Дорога поглотила все ее внимание. Вадим мог вновь подумать над тем, как он зря потратил день сегодняшний, или о том, как точно так же провести и день завтрашний. Никак он не мог взять себя в руки, вдохновение упрямо не шло к нему, и он не знал, что стало этому причиной. Идеи, которые раньше роились в нем, как стая диких пчел, теперь куда-то сбежали. Оставалось только сидеть и ждать, пока они вновь вернутся.
Тут машина резко затормозила, и Вадим едва не стукнулся головой о переднюю панель. Катя резко оглядывалась по сторонам, и было отчего – она не разглядела светофор и остановилась далеко за стоп-линией. Но вокруг, от поворота до поворота, куда хватал глаз, не было ни души, ни даже огонька. Машина вновь тронулась.
- Пристегнись. А то вдруг какому-то ударнику-гаишнику придет в голову собирать урожай ночью.
Вадим пристегнулся, не забыв вспомнить о непонятном фатализме всех русских людей, и не только русских, которые никогда не пристегиваются и экономят на детских креслицах. Этому он уже посвящал один из своих эссе, так что извлекать идеи отсюда было дохлым номером. А откуда тогда их извлечь? Он хотел рассмотреть дорогу из окна, чтобы, как он подумал, впитать в себя всю сырость сегодняшнего вечера, но потоки дождя не давали ничего увидеть за тонким стеклом. Лишь изредка мелькали полуразмытые огни домов и светофоров. Мэр города – редкий скряга. Даже к празднику, даже ко дню страны не удосужился поставить фонарей на улицу. Про это он тоже писал в весьма завуалированной форме, настолько завуалированной, что читатели подумали на мэра другого города… Идей отсюда тоже не почерпнуть.
Машина остановилась. Вадим торопливо сбросил ремень, выбежал на улицу и помог выбраться жене. Затем они вдвоем пробежали под навес, и Катя набрала на клавиатуре домофона номер «102». Пискнул динамик, и дверь распахнулась.
- На тебе, а вдруг мы – воры, - в сердцах заметила Катя. Она всегда очень переживала насчет жены своего друга, который жил здесь. Уж слишком его жена была доверчивая.
- Не думаю, что Таня такая глупая, - вяло хмыкнул ее муж, - впрочем, ума бы ей не помешало. Местами…
- Ну что ты говоришь, а если она узнает? Она ведь жена Сергея, что он о тебе подумает?
- Да какая кому разница, что он обо мне подумает,  - от его слов веяло иронией,  - даже я этого не узнаю. Потому что не удосужусь узнать.
Ступеньки медленно ползли вверх. А может, и вниз. Вадим стремительно мрачнел. Сейчас он отчетливо, всеми частями тела,  ощущал свое нежелание идти дальше. Катя каким-то образом почувствовала это, крепко сжала его ладонь и потянула за собой. Пришлось идти.
- Не будь таким бирюком. Некрасиво не приходить, к тому же, нас пригласили. Значит, нельзя отказываться. Тут же много других людей будет, милый. Познакомишься с ними, а хочешь – просто не говори с Сергеем, да и все.
- Это не так просто. Хотя, ты права – может, оно и к лучшему, что  я пришел. Глядишь – что-нибудь полезное отыщу.
- Вот, видишь, все будет хорошо. Выше голову, - она мягко улыбнулась ему, - все будет отлично.
Дверь на втором этаже была приоткрыта. Прихожая была забита одеждой до отказа.
- Ну, вот, давай, быстрее курку скидывай свою,  - зашептала Катя, и Вадим нарочито медленно снял ее и повесил на чей-то плащ. Затем прошагал вслед за женой в большую комнату, где крутилось уже так много людей, что рябило в глазах. Тут все могли разместиться – просторная двухъярусная квартира его коллеги по перу претерпела кардинальную перепланировку, и здесь мог веселиться целый взвод солдат с полным обмундированием и даже кое-какой техникой. Самого хозяина вечеринки Вадим не видел, а его жена уже упорхнула в самую гущу модных, разряженных во все и вся гостей.
Вадим не любил сюда приходить. Мало того, что коллега, хоть и был его другом, но все же гораздо больше был конкурентом, и, в отличие от самого Вадима, был сейчас намного успешнее. Да, он всегда описывал самые обыденные вещи, но теперь Вадим уже не задавал тон, - уже четыре года, как прошли те времена, когда он мог из ничего создать шедевр. Всего четыре года – и обыденность вошла в моду. И его друг-конкурент обогнал его, стал больше печататься, сбросил Вадима с вершины. Да ну его…
Вадим понимал, что так думать нельзя. Нельзя завидовать. Черную мысль, промелькнувшую у него в голове, он решительно прогнал прочь. Может, написать об этом?
Нет, об этом он уже писал…
Катя, меж тем, пробиралась вперед, лавируя между гостями, подавая каждому встречному руку. Руку пожмут, - значит, женщина, поцелуют – мужчина. Лиц было так много, что Катя их уже не различала. Нужно было как-то поддержать мужа, но пока она не знала, как это сделать. Впрочем, уже одно то, что она вытащила его сюда, было, по ее мнению, большим успехом.
- Привет, Катюха, - окликнула ее подруга.
Катя оглянулась – да, вот и сама хозяйка дома.
- Тань, привет,  - и  они чмокнули друг друга в щеку, - как ты поживаешь? Что нового?
- Нового море морское. Моего напечатает издательство «Олимп», представляешь? – Таня аж сжала кулаки от восторга, - ты представляешь? Издательство «Олимп» - это же сила какая. По-моему, даже твой там не печатался.
- Не нужно пока говорить Вадику, - тихо сказала Катя на ухо подруге, - он сам мне ничего не рассказывает, но я вижу: его завидки берут, да и плохо ему – ничего в голову не приходит. Я уверена. Пусть лучше не знает ничего.
Таня понимающе закивала.
- Ладно, не буду. Так что, неужели все так плохо? Затянулся, однако, его творческий отдых. Меня Сережа спрашивает о нем постоянно. Я только не пойму, а что, Вадим пришел сюда?
- Да, пришел. Еле вытащила. Уговаривала долго, - вздохнула Катя, - еле удалось. Да и плоховато у него дела. Тупик, как будто, и  я не могу помочь ему.
- Плохо стараешься, - заметила Таня, - вот я своего вдохновляю, - и она вздернула голову, - он, благодаря мне, стал гораздо увереннее.
- Стараюсь, как могу,  - Катя оглянулась, смотря, не подошел ли сзади муж, - к тому же еще не вечер, мы еще побьемся, - она невесело улыбнулась, - Ты вот что мне скажи, ты почему даже не спросила, кто к двери подошел? А вдруг вместо нас воры бы зашли?
 - Ой, да ладно тебе, Катюха, какие воры? Воры знают, куда идти, они к великому писателю в квартиру не сунутся.
- Причем тут великий писатель? Они вряд ли его книги читали. Придут, и ограбят тут всех. А еще, чего доброго, убьют.
- Ты за себя беспокойся, а лучше давай попробуем немного вина. Сережа сказал, что ему из Франции прислали, двадцать лет выдержки, представляешь? Он посылал свой роман новый какому-то там другу своему, с которым познакомился, когда ездил в Париж, и тот прислал ему в ответ такую красоту, целый ящик…
Катя вздохнула. А ведь совсем недавно они с Вадимом колесили по Европе, и Вадим писал такие гениальные вещи. В каждом упавшем листике, в каждом всплеске воды он видел новый сюжет, и буковки на клавиатуре его маленького ноутбука постирались, истлели от постоянной работы…
- …так вот, мы были в Испании. Там видели бой быков. Так страшно и ужасно, и весело – вот, думаю, как испанцы могут все обставить? Быка замучивают, забивают, и так все весело получается, трибуны ликуют. Мой был очень впечатлен, тут же начал писать новый роман. Какой-то даже немного политизированный сюжет задумал. Тоже про то, как кого-то забивают. Я, если честно, не читала, но вот, жду-не дождусь результатов, - он обещает на днях наброски в издательство отнести, посоветоваться. Что скажешь?
- Политика – не наше дело. Я вообще не люблю политику. Там опасно.
- А я люблю, мне она всегда немного щекочет нервы. Как увижу в «Парламентском часе», как в нашей Думе заседают, прямо туда хочется. Сережа говорит, что, быть может, даже мандат получит. В будущем, конечно…
Катя округлила глаза.
- Ты что, он в партию решил пойти? Ну, это совсем неожиданно. Я никогда не думала, что Сережа будет во все эти дела влезать.
- Да в самый раз, Катюха. Писать он вечно не будет, надо же еще пожить как-то, так он еще и до министра культуры дослужится, увидишь. Я тебе говорю, так и будет.
- Ты погоди, не спеши, прорицательница… Я все же тебе не советую, чтобы ты его поддерживала. Мало ли что.
Татьяна внимательно посмотрела на Катю.
- Кать, знаешь, ты меня давно учила. Обидеть тебя не хочу, но теперь и я тебя могу поучить, а, подруга? Вадим-то всё, отстает уже, так вот ему и помогай, учи его. Я Сережу выучила уже – усвоил он уроки прекрасно. Сама можешь видеть результат – «Олимп» распахнул двери не перед Вадимом, а перед моим, любимым Сергеем.
Катя опешила. Неужели это так бросалось в глаза, что она кого-то учила? И как же настойчиво пытается принизить ее подруга. Катя совсем не хотела вести себя так, чтобы на нее смотрели снизу вверх, как на жену лучшего, но так, видимо, получалось. А теперь придется терпеть…
- Ладно, ну и что,  - усмехнулась Катя, - поучи и ты меня. Вот сегодня мой говорит, что я машину на плохую стоянку поставила. Мол, охранник часто отлучается. А я говорю, что столько времени простояла, и еще простоит столько же.
 - А ты мне еще за воров с домофоном выговариваешь. В своем бревна не видать.
- Я не выговариваю, Тань,  машина-машиной, а воры – это уже опасно. Сама знаешь, какая сейчас жизнь.
- Лучше на, - Таня протянула подруге бокал, - вина выпей. Из Франции. Двадцать пять лет выдержки. От коллеги, с любовью, из Парижа.
- Ты сказала, «двадцать», - заметила Катя, пригубив вино, - кстати, отличное вино, Тань.
- Двадцать? Неужели? Ну, может, ошиблась.  Я не помню точно, сколько, там вроде от двадцати до двадцати пяти… Вроде так, - и Таня тоже глотнула французского вина.
К ним подошел мужчина. Это был Сергей, муж Татьяны. Он галантно поцеловал Катину руку и улыбнулся. Его жена как-то сразу чуть уменьшилась, притихла, сместилась на задний план, так, по крайней мере, показалось Кате.
- Насколько я могу заметить, уважаемая Катерина Александровна, наш многоуважаемый Вадим Иванович не жалует наше общество. Где же он? – спросил Сергей, делаясь старинным дворянином и чуть раскачиваясь в такт словам.
- Да здесь, пришел, - Катя улыбнулась, еще немного отпив из бокала, - ты, как всегда, сама вежливость, Сережа.
- Ну, причем тут вежливость, мне, действительно, очень интересно. Но подойти не захотел к нам? Насколько я понял, плоховато дела у него идут, Катюша.
- Есть немного, - Катя слегка погрустнела, - ну а так вытащила этого бирюка из берлоги. Он сейчас… Ну, ты сам понимаешь, о чем я. Сегодня опять почти весь день пролежал, ничего не делал. Что-то шептал сам себе. Одним словом, творческий кризис.
- Это уже в двух словах, Катюня, не одним словом, - тут Таня фыркнула, а Сергей, удивленно глянув на нее, продолжил, - я все же очень надеюсь, что это всего лишь пауза. Не кризис, просто творческая пауза. Потом все наладится. Потом… - он вдруг прервался.
- Да ладно, - ехидно заметила его жена, - пауза у него вроде была уже. Катюха, ты должна подбодрить его. А то он совсем сойдет с дистанции. И останется один победитель.
Может быть, это была шутка, но что-то плохое промелькнуло между подругами. Сергей взял жену под руку и стал что-то горячо шептать ей. Катя воспользовалась случаем, чтобы отойти, и отправилась искать мужа. Она нашла Вадима за столом, где тот сидел в одиночестве – гости мелкими кучками сгрудились в разных углах большой комнаты, и за стол еще никто не собирался. Вадим задумчиво водил вилкой по скатерти.
- Вина не хочешь? – тихо спросила Катя, приблизив губы прямо к его уху.
- Ну, пожалуй, что и хочу. Как там, видела Сергея? Или Таню?
- Да, видела, - Катя взяла бутылку стола и налила вина почти до самого верха, - вот, все выпей, и почувствуешь себя лучше.
- Эге, милая, да меня развезет, - усмехнулся Вадим и взял бокал в руку, - потом будешь тащить на себе.
- Я не потащу, - Катя чмокнула его в щеку, - багажник потащит. Закрою багажник, и будешь там трястись всю обратную дорогу, - она улыбнулась, - а Таня испортилась. Ей кажется, что я принижала ее вечно. А мне так никогда не казалось. Странно.
- Странно. Люди всегда что-нибудь, да выдумывают. Хотя, ты знаешь… - Вадим, усмехнувшись,  помахал указательным пальцем, - что-то проскакивало у тебя.
- Неправда, что ты говоришь такое? Вот неправда,  - Катя покраснела, - ты все выдумал. Я старалась, следила за собой. Нет, что, правда, проскакивало?
- Я не уверен, милая, но, на мой взгляд, да. А что Сергей? Все так же неравнодушен к тебе?
- Вадик, не нужно. Ты же знаешь, что я сейчас с тобой…
- Ладно-ладно, знаю. Значит, неравнодушен. А ты к нему? – он хитро прищурился.
- Вадим, это не смешно, честное слово. Мы с тобой, насколько я знаю, уже давно обо всем поговорили. Зачем ты вновь начинаешь, да еще и здесь?
Вадим совсем погрустнел.
- Видишь, а я говорил, что не хочу приходить сюда. А ты меня притащила, а теперь я вопросы гадкие задаю. Ну, ничего, - он взял Катю за руку, - я побурчу и больше не буду. Обещаю, - он чмокнул ее ладонь, - так как там Сергей?
- Да вроде нормально. Он очень хорошо к тебе относится, зря ты так не хотел приезжать. Раньше же ездил.
- Это…- Вадим покрутил бокал в руке, - это профессиональное. Ничего личного, - и он грустно улыбнулся. Катя тоже улыбнулась, и ее улыбка тоже получилась невеселой.
- Не тужи, я верю, что все хорошо будет, милый. Вот увидишь.
Она вновь полетела к гостям, оставив Вадима один на один с мрачноватыми мыслями. Зависть опять начала ворочаться в нем, но грузно, медленно, как медведь. Он сам виноват. Чтобы зависти не испытывать, нужно быть лучшим. Всегда быть впереди, а он упустил свою счастливую звезду. Вот и идеи куда-то разлетелись, как опавшие листья, подхватываемые ветром.
Вадим попробовал вино. Он очень редко пил спиртное, но сейчас нужно было это сделать. Вино было превосходным. Давней выдержки, подумал он. И вновь немного отпил.
Катя, меж тем, пробралась за декоративную колонну, выискивая Таню, и тут наткнулась на Сергея. Она улыбнулась, шагнула в сторону, но Сергей загородил ей дорогу.
- Мне нужно поговорить с тобой, - сказал он серьезно.
- О чем? – Катя приподняла брови.
- Это касается меня… меня и тебя. И ты знаешь, о чем я хочу сказать тебе.
У Кати целый ворох мыслей пронесся в голове. Она мигом вспомнила, как Сергей ухаживал за ней в студенческие годы, как преследовал ее, как горевал, когда она ушла к Вадиму, тогда уже модному писателю. Старые, но сильные чувства и переживания пробудились от  долгого сна и сдавили ей грудь…
- Слушай, Сергей, не начинай. Все уже давно сказано… Что было, того не вернуть… - робко сказала она.
- Нет, не все сказано, - Сергей вплотную подступил к ней. Катя попыталась вырваться, но он шепнул ей на ухо: «Не пытайся, нас все равно не видят», и тогда она остановилась, глядя прямо ему в глаза. В следующую секунду Сергей прижался своими губами к ее губам… Так они стояли целую вечность, но, отстранившись, он увидел, что губы Кати плотно сжаты.
- Ты же… Катюня, ты же знаешь, что я… я всегда хотел и любил только тебя, - горячо заговорил он, приблизившись к ней, насколько это было возможно, -  только тебя, Катя. Всегда я мечтал о такой женщине, как ты. Всегда я хотел, чтобы ты, только ты ждала меня вечером дома, была бы рядом в поездках, делила бы мои успехи и помогала бы мне. Только ты, Катя…
Катя все так же неотрывно смотрела на него.
- Только одну тебя я люблю. А Таня… Она просто так, пока тебя не было, должен же я был с кем-то жить. Ведь ты оставила меня. Только тебя  я добиваюсь, понимаешь? Только тебя. Все мои успехи – твои. Я тебе дарю их, - он принялся целовать Катины руки, а та так и стояла, как вкопанная, не в силах помешать ему, борясь с соблазном приоткрыть дверь давнему увлечению, - Они все ради тебя. Теперь я стал лучшим, теперь я на самой вершине, теперь…теперь я могу добиться твоей любви, Катюша. Я люблю тебя. Брось его, он не нужен тебе, Катя, будь со мной, - и он молящим взглядом посмотрел на нее. Затем вновь хотел поцеловать ее, но она нашла в себе силы отвернуться.
- Я люблю его, - её голос дрожал, но звучал решительно, -  а тебя я… а тебя я не люблю. И не любила никогда, Сережа. Мы просто друзья. А его я люблю… И буду с ним. Всегда буду.
Он отстранился, как ужаленный. Уже несколько раз он пытался донести до нее  свою любовь, растопить лед, которым она вымостила мост между ним и собой… И опять он разбился о ледяную толщу.
- Прости, Сережа… прости, что вышло так. Мы всегда будем друзьями. И не больше. Пусти меня, нас увидят…
Катя выкрутилась из его объятий и затерялась в соседней комнате, где тоже было полно гостей. Ей было стыдно за себя и горестно за Вадима. Она ни в чем не была сейчас уверена. Опять перед глазами промелькнула ее былая жизнь, а потом этот разговор, это признание, которое она выслушивала от Сергея вновь и вновь… Да, Вадим уже не на вершине, и вот теперь все норовят оторвать от него кусок – издательства, отказывающие ему, друзья, покинувшие его, а теперь и она? Теперь и ее хотят отобрать?... Или она сама? Катя схватила бокал вина, плюхнулась на небольшой кожаный диванчик и разом выпила все до дна. Ей показалось, что Вадим похож на огромную тушу, над которой реют стервятники, отхватывающие от нее по куску. Она отогнала от себя мрачные мысли, и вино помогло ей. Ну  и что, что Сергей подошел к ней? Он любит ее, что уж тут поделать… Свои успехи посвятил ей? Странно, да и не все ли равно? Это даже здорово – то-то Танюха бы позавидовала…
…Вадим разглядывал в бокале отражение за спиной. Вот его жена, а вот ее тискает Сергей… Началось. Да не все ли равно? Он сам виноват. Сам дал слабину, так теперь нужно платить по полной.
Темное вино дало ему возможность увидеть отражение этой маленькой комнаты, где собралось так много людей. Он не знал, быть может, это воображение рисует ему такие живописные картины, и ничего на самом деле нет?
В бокале отражались одно за другим лица гостей. Они таяли, возникали вновь, причудливо искривлялись и растягивались, меняя форму, становясь похожими на химер из самых глубин зазеркалья. Раздувались и суживались, теснились друг на друга. Возле колонны уже никого не было. Как быстро, однако, у них все окончилось, подумал Вадим. Ну, ничего, он еще даст им шанс. Даже не один. И даже не два. Он хитро улыбнулся, думая о том, как очередной этап в его жизни завершился. А лица уже мелькали под самым потолком, превращаясь в неясные тени. Вот лицо издателя Шуменкова, вот оно раздулось, затем сплющилось, и наглый старик стал похож на карапуза. А вот жена писателя Ставкина, красивая, черт её подери, но тут, в бокале, такая невзрачная, худая, кривая. А вот юный талант Рома Агеев… совсем карлик. А еще задирается, хочет спорить о вечном. И это с ним, с Вадимом? Вадим сам вечность. Как можно спорить с вечностью о вечном?... Интересно, это идея?
Что-то зашевелилось в его голове. Что-то знакомое и приятное. Он сосредоточился, вновь всматриваясь в темную глубину бокала – тени там стали разбегаться по углам. Это были сущности всех тех, кто стоял за его спиной. Так вот они какие, мелкие и невзрачные. Все до единого. Интересно, а какое отражение у его любимой женушки?
Вадим чуть-чуть повернул бокал, и на него уставился человек. Прямо из темноты вина. Это был он сам. Его взор пронизывал его самого, как стрелы, внимательно рассматривал каждую деталь его лица, нос, рот, волосы. Как будто оценивал. Тот, кто сидел за стеклом, был на порядок хуже. Слегка кривоватый, неполноценный. Но это был он сам. И он пристально смотрел на него, сжигая мозг Вадима ледяным взглядом, заставляя сердце биться все чаще и чаще. И тут силуэты гостей за его спиной развернулись и воззрились на него пустыми глазницами, жуткими и глубокими, а он сам скривился, сузился, превращаясь в непонятную кляксу, собираясь в самой середине, чтобы устремиться прямо наружу…
Вадим встряхнул головой и испуганно оглянулся, ожидая самого худшего, но гости все так же стояли мелкими кучками по углам огромной комнаты, смеялись, курили, пили французское вино и о чем-то судачили. Вадим вновь глянул на бокал, но там уже было темно, лишь свет нескольких люстр отражался в нем. Тогда он окинул взглядом углы под потолком – там было светло и чисто. Значит, все в порядке?
Он чувствовал себя по-другому. Что-то выстрелило в него, вселилось в его разум прямо из этой мутной темноты. В голове приятно покалывало. Об этом стоит написать, подумал Вадим. Без сомнения, стоит. Ему стало приятно, как давно уже не случалось. Идея? Нет, скорее, намек на идею…
Целый этап его жизни закончился. Начинался новый. Это даже хорошо, что он войдет в него без Кати – может, оно и к лучшему. Он начнет все сначала, избавится от лишней поросли и скопившегося осадка, отбросит к черту все ненужное. Снова будет писать, и много писать. Снова станет лучшим, каким был до этого, и никто не остановит его, никто не сможет и не посмеет его остановить. Но сначала, чтобы почувствовать себя лучше, нужно перегнать машину в другой двор с хорошей охраной, пока не угнали. Можно даже написать про это. Про сегодняшний вечер, про все, что было, даже вообразить что-нибудь о своей жене, пририсовать ей немного верности и преданности… для романтизма, чтобы читалось лучше. Читатель ведь любит романтику с красивым концом и нежностями… Да, он напишет. Он про все напишет, и в самом лучшем виде. Он почувствовал себя хищником на охоте – это был азарт охотника, взявшего след. Теперь он ни за что не оставит добычу.
Только нужно поменять что-нибудь. Что-то поменять, но так, чтобы почувствовать себя как бы заново родившимся. Это нужно сделать, обязательно нужно. А что он напишет завтра? Да хоть про сегодня. Сегодня был хороший день, не зря потраченный.
А что тогда изменить? Что поменять? Так, чтобы не слишком кардинально, но и не слишком мелко?…Нужно псевдоним поменять. Опять. Это проверенный способ. Но как же назваться?...
Вот это в самый раз. Вот так и назовусь.
Назовусь «Скотт Вальтерс»…