Голос любви

 ГОЛОС ЛЮБВИ

         Добрый день, славный мой читатель, приглашаю тебя за мной в историю, которая началась...
         М-да, так вот...  началась эта история в ласковой долине меж холмами, бережно укрывающими её от сухих ветров и голодных метелей.  Просторная долина  была богата тучными полями и пастбищами; леса и воды щедры дичью и рыбой. Было там же и мрачное болото, но о нём позже...
         
                ***

         В долине по высокому берегу реки протянулась большая деревня, а ниже, на другой стороне был хутор с мельницей, теперь уж совсем развалившейся.
         Здесь, у дряхлой дамбы, обнимающей задумчивый пруд, я и подобрал этот рассказ.

I.

         Тогда, а было это много лет тому назад, хутор этот процветал. Мельник, молодой мускулистый великан, трудился без устали по хозяйству и на мельнице, и всегда добрыми руками и тёплой улыбкой была с ним рядом его работящая и приветливая жена.
Цена, которую мельник запрашивал за работу, была выше, чем у других в округе, но качество его помола было таким превосходным,  что крестьяне предпочитали иной раз ждать очереди, чтобы иметь муку и крупу только от нашего мельника.

                ***

         Годы усердной, добросовестной работы наполняли кладовые семьи, так же как содержимое его амбаров и кошелька. Но была радость неполной — без детей.  А детей они хотели, и много. Муж и жена настойчиво искали помощи, совета – время шло, а детей всё не было.
         Привели их раз к колдуну, который жил на краю леса, и старик сказал мельнику, что кто-то из завистников в деревне имеет дурной глаз и портит его жену. Это разгадка взъярила мельника. Он перестал доверять людям, стал недоверчив и мнителен. Все помыслы его и чувства перешли во власть подозрительности и враждебности. Число недругов стало расти, ширится.

                ***

         Но осенью пришла надежда: жена мельника забеременела и в положенное время принесла девочку с волосами цвета золотой осени. Радость случилась короткой:  роды были трудными и через три дня молодая женщина умерла.
         Нежданная смерть жены милой раздавила мельника. Горе его грозило перерасти в безумие, и лишь необходимость заботы о доченьке спасла его жизнь. Несчастье, тем не менее, сломило мельника волю и боль потери никогда уж не оставила души его.
         Мельник чуждался людей. Был он мрачен и молчалив, не доверял  заказчикам. В ответ на недоверие те стали уходить на другие мельницы. Но и  вопреки всем бедам, никто из деревенских не слышал от мельника и слова жалобы. Тот лишь больше чуждался общинных интересов и замыкался в своём горе. Отныне жизнь свою он отдавал воспитанию любимой дочуленьки.

II.

         Девочка росла всё больше одна. Отец не запрещал ей играть с деревенскими детьми, тем не менее она не искала их компании, предпочитая помогать отцу или бродить вдоль реки, где ветер играл её золотыми волосами, заставляя их звенеть солнечными бликами.

                ***

         Здесь, читатель всёзнающий, ты ждёшь моего уверения, что была дочь мельника  несравненной красавицей. Сожалею, друг мой, но это не вполне так. Она  была обычной деревенской девчонкой, такой же как и много других: симпатичной и с нежным сердцем.
         Но нечто примечательное всё-таки было ей дано — серебряный котокольчик жил в её горлышке, и со временем — у милой развился завораживающий певческий голос.

                ***

         В свободный час дочь мельника убегала к своему любимому месту у берега реки под берёзой, садилась на камень и пела.
         Она не знала много песен, у кого было ей научиться. Иногда она придумывала слова, но чаще пела просто так — без слов. Мелодиями дарили девочку цветы, шепчущиеся с луговыми травами; чирикающие птицы роняли в её ладошку разноцветные нотки, ветры делились с ней издалёка принесёнными гармониями, дождь учил её ритму, а старый сверчок дал ей уроки метра.

                ***

         Когда хорошая пела, ласкалась травушка к её ногам, река останавливала баловство волн, рыбы выплывали из глубины,  кружили яркие хороводы бабочки, и воздух пил, пил... пил без устали и всё не мог напиться счастьем звенящей радости. Подруженька-берёзка наклонялась, окутывая девоньки плечи бархатной тенью, и лесные звери подступали ближе, забывая извечную борьбу и враждебность.
         В дальних уголках долины, куда прилетали мельниковой дочери вдохновленные песни, люди останавливали работу и слушали, заворожённые красотой, напитывающей их сердца и желания.

III.

         А сейчас, читатель добрый мой, мы пойдём с тобой через лесистый кряж в соседнюю долину — меньшую, где и хозяйства меньше, да и земля не столь плодородна.
А вот и приземистый бревенчатый дом на краю деревушки, в который мы войдём. Живёт здесь трудолюбивая семья: крестьянин-вдовец с семью сыновьями. Пополняя скудные доходы от земли и скотины, они занимаются валкой леса и плотницким ремеслом.

                ***

         Не обошла беда-страдание горькое и эту семью: в мучительных родах седьмого сына рож;ница умерла. А год этот был тот же, в котором ушла из мира жена мельника.

                ***

         Шестнадцать лет была разница между этим сыном и шестым. То ли по причине возраста матери или по иной какой — ребёнок родился хилым, и повитуха объявила, что малый на этом свете не жилец. Но ребёнок выжил. И уж потом нашли, что, ко всем иным бедам, мальчик родился слепым.

                ***

         Шестеро старших братьев — копии их отца: крепко сколоченные кряжистые молчаливые бородачи-богатыри, схожие до мелочей в работе и отдыхе. —
         Так уж издавна повелось в доме  — братья называли друг друга по номерам: Первый, Второй, Третий, Четвёртыё, Пятый и Шестой.
         Утром, по восходе солнца шли они все в лес валить деревья. В ненастные дни пилили доски и работали крепкую грубоватую мебель для небогатых покупателей. Ни один не был достаточно мастеровит, так что семья с трудом  сводила концы с концами.

IV.

         Когда Седьмой подрос, поднабрался силёнок, он выбрал ножик по руке и стал резать по дереву. Руки его чудо как были проворными и послушными. Братьям казалось, что пальцы младшего разговаривают с деревом. Не имея зрительного знания, Седьмой даровал ножу свободу воображения, и тот дела не портил.
         Невозможно было объяснить, то ли каким-то чудесным образом нож Седьмого сам высвобождал фигурку из куска древесины или же то оживали фантазии его мистического внутреннего мира.  Братья поднимали брови, перебрасывались взглядами, но не возражали. Так вот  они и жили.
         Вырастая, Седьмой перенимал на себя долю забот по хозяйству: готовил, стирал, убирал, ходил за скотиной. Братья приносили Седьмому из леса причудливые корни и ветки, напоминающие людей, животных, а то и просто необычные и занятные. Временами нескольких движений умного ножа было достаточно, чтобы обратить бесформенный корень в причудливое изображение.

                ***

         Работ Седьмого набралось уже достаточно, и на следующую городскую ярмарку, куда отец со старшими сыновьями повёз на продажу сработанную ими мебель, он прихватил поделки младшего, больше так — интереса ради. 
         Не минуло и часа, а уж знатоки обратили достойное внимание к поделкам Седьмого. Они признали их предметами искусства, купили все до единой не торгуясь и стали вызнавать: кто мастер, откуда, есть ли ещё и где и можно заказ ли сделать. Отец избегал прямых ответов и обещал привезти новые вещи.
         Так, страсть Седьмого к вырезыванию, которую принимали за баловство, стала для семьи источником доброго и крепкого дохода. Отец прикопил сколько-то денег и начал присматривать невест для старших братьев.

V.

         К восемнадцати  годам Седьмой был всё так же слаб и хвор телом, как и при рождении. Грудь всё заваливалась и переполнялась долгим мучительным кашлем. Юноша мог бы выглядеть высоким, если бы его спина не была сгорблена бесконечной работой за верстаком.
         Во время недолгих перерывов Седьмой любил бродить за околицей. Временами он уходил далеко, слишком далеко. Для оказии такой братья подвесили небольшой колокол, звон которого указывал Седьмому к дому.

                ***

         Однажды Седьмой спросил братьев о загадочном голосе, который он прилетал из-за холмов. Братья объяснили, что, согласно молве, это голос дочери мельника, которая живёт с отцом в соседней долине.

                ***

         Ранним утром Седьмой ушёл на этот голос. Было трудно, очень, но юноша справился и вышел к девушке. Дуща его была исполнена счастьем, и слова восхищения и признания подрагивали нетерпеливо на дрожащих губах.
         Бедный юноша, никто не упредил его, что девушка сторонится людей и не поёт в их присутствии. Другие, да, знали — и её не тревожили, а ему-то откуда было знать.
         Когда мельникова дочь увидела вышедшего к ней плохо одетого, сгорбленного незнакомца, дышащего трудно и страстно, с пылающими глазами направленными в никуда, она испугалась.
         — Кто ты?  Что ты здесь делаешь? Чего ты хочешь?
         — Я крестьянский сын. Братья зовут меня Седьмой. Наш дом в соседней долине за кряжем. Я пришёл сказать, что я восхищаюсь твоим пением и хочу быть твоим другом.
         Его смиренный дрожащий голос был робок и нежен. Забавное его имя и застенчивое признание тронули сердце  девушки. Она засмеялась.
         — Можно мне коснуться твоей руки? Пожалуйста, — попросил Седьмой, и девушка после некоторого колебания протянула ему руку.
         Молодой человек её не взял и спросил снова,
         — Могу я взять твою руку? Пожалуйста, — и протянул к девушке ладонь.  Удивлённая (она никогда не имела дело со слепым) дочь мельника нахмурилась, но положила руку на его ладонь. Подобно всем слепым, юноша стал ощупывать тонкую руку девушки. Она смотрела на него в замешательстве.
         — Пожалуйста. Могу я видеть твоё лицо? — попросил Седьмой.
         — Смотри, — согласилась девушка.
         Седьмой вытянул руку к её лицу. Это было больше, чем девушка могла понять. Испуганная, она закричала,
         — Помогите! Уходи прочь. Мой отец идёт сюда. Он тебя убьёт. Убирайся сейчас же!
         Юноша был потрясён: что сделал он плохого? Опечаленный, он повернулся и пошёл прочь откуда пришёл.

                ***

         Птица горечи свила гнездо в его мечте. Не лежали больше руки его к работе. Молодой мастер блуждал по округе без цели, разделяя боль с лугами и холмами, с теплом солнца, лунной тишиной  и невидимыми ему звёздами.
         Когда страдание становилось невыносимым, он преклонял колени и молился горячо, истово, распалённо, и небеса проливали прохладу умиротворения в его сердце.

                ***

         Молитвы и размышления не пропали втуне, и однажды голод по работе вернулся к мастеру. Седьмой вернулся к верстаку и души спасения ради погрузился в работу. Работал он в лихорадке будто, не выпуская ножа из рук дни и ночи. Отец дал братьям знак,  и те не отвлекали Седьмого ничем.

                ***

         Одним утром, когда отец и братья готовы были уйти на работу, они нашли Седьмого у верстака — тот  крепко спал, уронив голову на уставшие руки. Рядом лежал необычный предмет.
         — Это какой-то чудной ящик,— сказал Первый.
         — Может и так,— заметил Второй.—Только для меня это похоже на красивое тело женщины.
         — Ты прав,— поддержал Третий,— тело женщины с изящно выгнутой  лебединой шеей.
         — А вы посмотрите, братья, на её красивую завитую голову,— подсказал Четвёртый.
         Пятый взял предмет в руки,
         — Смотрите, она же совсем невесомая! — удивился он.
         А Шестой... не сказал ничего.

                ***

         Последующие дни Седьмой то работал остервенело и жадно, то вдруг ронял на верстак инструменты, отодвигал работу и уходил к мельнице.
         Он приближался к дочери мельника со стороны леса и, окружённый дикими зверями, впитывал всем существом своим каждую ноту её завораживающего голоса. Звери принимали Седьмого как брата и помогали ему выйти из леса прямо к дому.
         Добрая дружба завязалась между Седьмым и лосем. Могучий вожак приходил к дому дровосека, подбирал Седьмого и потом привозил его обратно.

                ***

         Ночами, после того как все засыпали, Седьмой брал свою странную вещь в луга и говорил с нею, словно с любимой женщиной.

VI.
 
         Ну вот, мой терпеливый читатель, мы и подошли к событию, которое ускорило спокойный шаг нашего рассказа.

                ***

         Вот уж несколько дней Седьмой приходил к мельнице, но пения больше не было. Подозревая, что случилось нечто недоброе, он спросил отца и братьев.
         Те сказали ему, что по слухам дочь мельника с золотыми волосами будто бы пропала. Одни сплетничали, что её выкрали недруги мельника. Другие поговаривали, что её утащил леший, злой дух леса.
         Отец прибавил, что возчик леса видел девушку с золотыми волосами на болоте, в самой глуши. Чарующим голосом златовласка заманивает проезжающих в предательскую болотную топь. И никто этих несчастных больше не видит. Люди стали ходить в лес в страхе и не приближались к болоту.

                ***

         Слух от отца воспламенил сердце Седьмого. Не молвя слова, юноша подхватил свой посох и отправился в лес.

VII.

         Было заполночь, когда Седьмой достиг лесной опушки и призвал лося. Благородное животное принесло слепого юношу к болоту. Из трясины повеял смрадный ветер и в трясущихся испарениях неясно проступила женская фигура в белом. Милый дорогой голос коснулся слуха юноши. Манящий звук этот окутал молодого человека  обещающим облаком блаженства и поманил за собой. Но юношу не знал страха. Он приблизился на голос, и девушка обратилась к нему.
         — Зачем ты пришёл сюда? Ты разве не знаешь, что я приношу людям смерть и страдание. Уходи немедленно, пока есть возможность, бедняжка.
         — Я не могу уйти без тебя. Я здесь, чтобы увести тебя отсюда, — возразил Седьмиой.
         — Ты погибнешь. Почему ты хочешь сделать это?
         — Я люблю тебя.
         — Разве это разумная причина рисковать жизнью за того, с кем ты едва лишь знаком?
         — Я тебя люблю. Какая же причина может быть разумней!
         — Ты не можешь спасти меня, бедный юноша.
         — Я не могу — моя любовь может.
         — О горе! Никакое человеческое существо не в состоянии помочь мне. Ты видишь поганое это чудище болотное позади меня? Я во власти заклятья его матери-ведьмы. Каждый, кто встретит его взгляд обращается в жабу. Он отныне мой господин.
         — Я слеп. Я не могу видеть ничего.
         — О, я этого не знала. Теперь я понимаю, как несправедливо обошлась   с тобой. Прости меня, если можешь. А теперь уходи, беги прочь быстро как только можешь, иначе смерть ждёт тебя.
         — Я сказал тебе — не уйду без тебя. Дай мне твою руку.
         — Я не могу. Я бессильна.
         — Да — ты можешь. Во имя всемогущества любви, где твоя ладонь? Седьмой протянул вперёд руки наощупь. Коснувшись девушки, Седьмой обхватил её крепко и  вытащил пленницу из болота. Он взял девушку на руки и посадил на лося.

                ***

         Костлявая ведьма взмыла над болотом,
         — Сын мой,— завизжала она,— отчего ты медлишь? Чего ты ждёшь? Я принесла тебе невесту, о которой ты мечтал. Не позволяй ей убежать. Останови их сейчас же.
         — Мамаша, я не могу сделать этого. Я приложил всю-всю силу, которой ты меня научила. Этот человек сильнее меня. Его глаза не видят моего жабиного взгляда, его сердце укрыто любовью, которая не поддаётся моему волхвованию. Это Любовь, против которой бессильна чёрная магия.
         — Гу-гу... Ха-ха... Глупость всё это. Любовь, любовь... Да знаешь ли ты, какая никчемность человеческая любовь! Пустые обещания, много сладострастного  желания  и... поиск нового возбуждения. Никакой чистоты. Ложь на лжи. Сегодня одна любовь, завтра — другая.
         — Нет, мамаша. Его любовь чиста и верна. Его жертвенность совершенна и делает его неуязъвимым. Помоги мне.

                ***

         Ведьма призвала все силы дьявольского могущества, но не смогла остановить беглецов. Она ухватила своё помело, впрыгнула в ступу и взлетела перед лосем. Разъярённая и взбешённая, с костлявыми пальцами и пылающими глазами, о как она была страшна! Лось задрожал и упал на колени.
         — Эй, мельникова дочь, — заскрипела ведьма, — я не могу остановить этого мальчишку, но я всё ещё имею достаточно власти над тобой! Ха-ха-ха , моя сладкоголосая. Это твой последний шанс. Выбирай, или остаёшься с нами и будешь коронованой царицей моих несметных богатств и владений, или я лишу тебя твоего голоса.
         Страх, мертвящий страх оковал мельниковой дочери сердце. Она спрятала лицо на груди юноши и лишилась сознания. Седьмой толкнул лося ногами, вожак  собрался с силами, поскакал прочь из леса.

                ***

         Когда все трое остановились у мельниковой усадьбы, девушка всё ещё была в забытьи. Юноша спешился, принял её на руки и посадил на крыльцо. Затем он постучал в дверь, а сам вскочил на лося, и они умчались прочь.

VIII.

         Братья, вернувшись вечером с лесопилки, принесли домой новые вести.  Будто прекрасный рыцарь отвоевал мельникову дочь у заморского дракона и привёз её домой на крылатом белом скакуне. Люди поговаривают: в сражении том кровь дракона брызнула девушке на лицо, и она стала уродливой и утратила вошебный свой голос.
         Никто так и не знал, гле была она вправду и что произошло на самом деле.

                ***

         Однако, последний слух был верен. Девушка проводила дни занимаясь хозяйством и не произносила ни слова. Она и теперь часто убегала к своему месту у реки, но больше не пела, а лишь горько и безнадежно плакала.
         Одни уверяли, что девушка потеряла голос вообще, другие – что её голос сейчас был хуже лягушачьего квакания.

                ***

         Слухи эти подломил дух молодого мастера.  Снова он не мог ни есть, ни спать, ни работать. Днями и ночами юноша не выпускал из рук своё чудное творение. Он говорил с этой хрупкой, грациозной и непонятной вещью, ласкал её грубыми мозолистыми ладонями, и та отвечала ему тихой жалобой. Шестой подошёл к брату и тронул его за плечо,
         — Слушай, братишка, я всё думаю об этой твоей вещи. Знаешь, она напоминает мне музыкальный инструмент, который я видел в графском замке однажды.
         Подсказка эта пробудила мастера угнетённое воображение.
         — Спасибо, милый брат. Я теперь знаю, что мне делать! — воскликнул Седьмой. Он завернул своё творение в кусок мягкой ткани и в спешке выбежал из дому.

                ***

         Надо ли упоминать, мой терпеливый читптель, что юный мастер  направился прямо к мельнице.
         Сегодня идти было много трудней. Голос девушки больше не указывал ему пути. А без него словно вся жизнь утратила направление.  Теперь слепому нужно было одолевать недружелюбное молчание внешнего мира, и вечная ночь внутри его была гуще, чем когда либо прежде. Но юноша одолел. Одолел и путь и себя. Он вышел к девушке на берег реки на звук её плача.
         — Вот возьми это,— сказал юноша мельниковой дочери. — Это о тебе и обо мне. Это о нас.
         Она подняла заплаканное лицо.
         — Что это такое? — голос её был хрипло груб и невнятен. Она снова бросилась в слёзы.
 Юный мастер развернул своё творение.
         — Видишь? Это голос твой. Я сделал это для тебя.
         Девушка смотрела на мастера, на его работу в замешательстве. Боль и страдание подрагивали в её болящем взгляде.
         — Дай мне немного твоих золотых волос, — попросил Седьмой.
         Девушка вырвала и протянула ему волосы. Мастер протянул часть их вдоль стана своего инструмента. Остальные он растянул между концами  изогнутой ветви. Он бережно положил инструмент на плечо и поднёс к нему смычок.
         Едва струны соприкоснулись в поцелуе, возродился девушки чарующий голос и ширококрылой птицей воспарил он к небу. Он полетел далеко-далёко. Люди замерли в работе. Они переставали говорить. Они лишь слушали полёт задумчивой, нежной и светлой мечты...
         — К мельниковой дочке вернулся голос, — сказали пастухи в лугах.
         — Она поёт, как ангел,— сказали собиратели в садах.
         — Это поёт сама любовь, — сказал старый музыкант.
         Поэт кивнул и прибавил,
         — Поёт о самопожертвовании и преданности.

                ***

         Девушка положила руки юноше на плечи.
         — Я буду твоими глазами, — сказала она.
         Он прекратил играть и детская улыбка оцветила его губы,
         — Я буду твоим голосом, сказал он.
         — До конца, — сказала она.
         — До конца,— сказал он.

IX.

         Ты уже заметил, мой друг читатель, что люди этой истории имеют необычные имена. Я их придумал. История не сохранила для нас их имён.
         Мне лишь ещё только известно, что дочь мельника и сын лесоруба поженились и жили счастливо до конца дней, отпущенных им Б-гом. У них было много детей. Все они стали добрыми музыкантами. Они принесли в мир новый инструмент, который называют скрипкой. Но для них это был голос любви их матери и отца.

                ***

         Благослови тебя Господь, мой дорогой.

         Конец