Ночь

 могла двигаться силой мысли. Ощущение это дарило свободу. Я чувствовала себя растворенной в эфире ночного неба, словно я была ночью, а ночь была мной. Я не думала о ночи как о хаосе, скорее как гармоничном сладостном покрывале, нежном и невесомом, прочно окутывающим мою душу.
Чувство сопричастности чему-то большему, чем являлась я, будто вечному и непоколебимому, дарило приятную томность моему существу. Я словно бы была соучастницей неуловимого процесса природы, словно бы превращалась в часть инь и янь, причем сама была в состоянии выбирать сторону.
Ночь была не жесткой, холодной и зябкой. Она приобрела привкус горячего шоколада, чуть терпкого, но не обжигающего, скорее мягко теплого.
Я могла дышать этим вязким от запахов цветов, мокрой свежей травы, воды, коры воздухом целую вечность. Между тем я плыла по этому бескрайнему пространству хаотичных человеческих мыслей, ни разу не сталкиваясь с чужими снами. Я кожей обходила препятствия человеческих фантазий.
Я уже прошла сквозь поле ярко оранжевых сочных колосьев на фоне чернильного неба, они приятно щекотали мои пальцы, словно пытаясь проглотить часть меня, или стать через меня частью ночи и сумрака. Я дарила им такую возможность, в конце концов, я ведь была бесконечной и непоглощаемой.
Лес, в которой мне следовало войти, был старым, таким старым, каким бывают души вещей, если их не беспокоят люди. Он дышал вместе со мной, думал вместе со мной. Вековые деревья были живыми, мудрыми, как бывают мудры камни или родниковая вода. Я могла облететь каждое дерево, но на это уходило слишком много времени, и поэтому двигалась я спиралью. Я закрыла то, что могло давать мне зрение. И мысленно увлекла себя вглубь чащобы. На меня подуло прохладой мыслей старых терпеливых деревьев. Их корни плотно держали их в черной жирной плоти земли, мне б не хотелось думать, что родниковая вода, омывающая и целующая их стволы и корни, похожа на чернеющую в темноте кровь. Я не хотела об этом думать, но я чувствовала ее запах. Не смотря вниз, ибо внизу были только плотные жадные до меня травы и цветы, я летела, окунув голову в небо. А неба не было видно, оно только смутно ощущалось кожей, немного болезненно, словно через долгий сон.
Я долетела до конечного пункта моей не такой уж и долгой прогулки. Это было старое глубокое холодное озеро. Я не знаю его цвет днем, ибо днем не все цвета правдивы и естественны, но ночью оно было словно фиолетовое крыло древней скандинавской богини. А может это озеро и было ей, я не знаю, а те, кто знают, давно стали частью этого озера.
Я не опустилась вниз, как это предполагалось манящей логикой людей, словно паутиной мешающей остальным мыслям касаться и целовать меня. Я зависла над вязкой и немного тягучей поверхностью. Коснувшись одним пальцем воды, или того, что наполняло озеро, я ощутила манящую полноту пустого звука гармонии. Словно стекло моя мысль отскочила от меня самой и мыльным пузырем растворилась в воздухе.
Тогда я сфокусировала свою сущность в нежно мерцающем свете мотылька и стала медленно гаснуть, гаснуть, даря воде древнего озеро душу, душу такую же древнюю, как сама Ночь.