16

ОСОБЕННОСТИ ХУДОЖЕСТВЕННОГО КОНФЛИКТА В ПОВЕСТИ КУПРИНА "МОЛОХ"


МОЛОХ КАПИТАЛИЗМА И "ЕСТЕСТВЕННЫЙ" ЧЕЛОВЕК

В начале 1896 года Куприн в качестве корреспондента киевских газет совершил поездку по заводам и шахтам Донецкого бассейна. Результатом этой поездки явились очерки, печатавшиеся в газете "Киевлянин", а также повесть "Молох". Впрочем, не одна только кратковременная поездка дала материал для "Молоха". Закончив объезд ряда заводов, Куприн обосновался на некоторое время на одном из них в должности заведующего учетом кузницы и столярной мастерской и проработал здесь несколько месяцев. Наблюдения над жизнью большого промышленного предприятия, и притом не со стороны, а "изнутри", обогатили жадного до новых впечатлений писателя.

Здесь, в Донецком бассейне, в этот период создавались могучие акционерные компании, строились шахты, заводы. В рабочих поселках, состоящих из бараков и лагерей, царила беспросветная нужда, а последние гроши спускались в дни воскресного запоя, и это происходило не только в Донбассе. Вторая половина 90-х годов и особенно 1896 год, когда был написан "Молох",- время наиболее шумных успехов российского капитализма, время знаменитой Всероссийской промышленной выставки в Нижнем Новгороде, описанной Горьким в его замечательных корреспонденциях, время активных выступлений растущего и осознающего свои силы русского пролетариата. Все это не могло укрыться от зоркого взгляда писателя. Потрясенный зрелищем капиталистического завода, пожирающего человеческие жизни, Куприн посвятил взволновавшей его теме свою повесть.

Тема эта не была совершенно новой в литературе тех лет. Многие писатели, современники Куприна, как, например П.Д. Боборыкин, Д.Н. Мамин-Сибиряк, каж-(*20)дый по-своему изображали "рыцарей наживы" - крупных фабрикантов и заводчиков, выколачивающих миллионные барыши и считающих себя при этом создателями культуры и прогресса.

Чехов в рассказе "Случай из практики" нарисовал капиталистическую фабрику в тех же мрачных тонах, что и Куприн завод в "Молохе". Горький в "Фоме Гордееве" дал образ купца-промышленника Якова Маякина, проповедующего господство "избранных людей нации". Этот же мотив прозвучит в речах заводчика Квашнина, одного из героев "Молоха".

Таким образом, Куприна волновали те же проблемы, что и других русских писателей - его современников. Он стремится вскрыть и обнажить язвы капитализма, его бесчеловечие и жестокость.

Центральный герой повести инженер Бобров, сам себя уподобляющий человеку, "с которого заживо содрали кожу";- это одна из тех тонких, нервных, чутких и искренних натур, для которых столкновение с "грубой действительностью" чревато тяжелыми и мучительными переживаниями. Хотя Бобров с подлинным трагизмом переносит чудовищную несправедливость окружающей его действительности, он сам включен в машину капиталистического прогресса, сам является одним из винтиков в ее сложном механизме. О таких людях Гаршин писал в одном из писем, относящихся к самому началу его литературной деятельности: "Карьера горного инженера пугает меня. Я знаю многих из них; все разделяются на три категории: одни - дельцы, загребающие деньги, чины, места; другие - спившиеся люди; третьи - кандидаты во вторую категорию, люди хорошие, честные, страдающие из-за того, что стоят не у дела, а у пустого места. Да разве это не пустое место - набивать мошну какому-нибудь неучу?"1

К представителям третьей категории, если применять определение Гаршина, и принадлежит герой повести "Молох" Андрей Ильич Бобров. Он тоже хороший, честный человек, он тоже страдает из-за того, что стоит не у дела, или, вернее, у дела, глубоко ненавистного ему. "Я считаю себя честным человеком,- говорит Бобров,- и потому прямо себя спрашиваю: "Что ты делаешь? (*21) Кому ты приносишь пользу?" Я начинаю разбираться в этих вопросах и вижу, что благодаря моим трудам сотни французских лавочников-рантье и десяток ловких русских пройдох со временем положат в карманы миллионы".

Боброву лучше чем кому бы то ни было известно, как отзывается капиталистический прогресс на десятках тысяч людей, своим трудом прокладывающих ему дорогу. Подсчитав, "что работа в рудниках, шахтах, металлических заводах и на больших фабриках сокращает жизнь рабочего приблизительно на целую четверть", Бобров делает вывод, что на заводе, где он служит, каждые двое суток работы "пожирают целого человека". "Черт возьми!-восклицает взволнованный этим выводом инженер в беседе со своим другом доктором Гольдбергом.- Вы помните из Библии, что какие-то там ассирияне или моавитяне приносили своим богам человеческие жертвы? Но ведь эти медные господа, Молох и Дагон, покраснели бы от стыда и от обиды перед теми цифрами, что я сейчас привел".

Так появляется на страницах повести образ кровожадного бога древности Молоха, который как символ, воплощающий жестокость и бесчеловечие капитализма, проходит сквозь все произведение.

Однако, как показывает Куприн, протест Боброва против капитализма не имеет никакого практического значения, потому что он человек слабый, неврастеничный, бесхарактерный, не способный к борьбе и действию. Да и все его гневные тирады очень уязвимы. Порой осуждение капитализма переходит у него в отрицание техники, культуры, цивилизации, ведет к наивному прославлению "доброго старого времени", когда "наши предки, собираясь из деревни в губернию, не спеша служили молебен и пускались в путь с запасом, достаточным для полярной экспедиции". В этом очевидная слабость позиции Боброва, а также и самого Куприна, ибо он, как увидим дальше, неоднократно от своего имени выступал с подобными утверждениями. Нельзя забывать и то, что протест Боброва, его вспышка в конце повести во многом определяются личным несчастьем - потерей любимой девушки, которая, соблазнившись богатством, предпочла молодому инженеру всемогущего капиталиста Квашнина и также стала жертвой Молоха.

Все это не умаляет, однако, главного, что характери-(*22)зует произведение и определяет его общественную прогрессивность: показ бесчеловечия и жестокости капитализма в период его наибольших "успехов". Недаром Молох и Квашнин в сознании Боброва сливаются воедино. "На мгновение ему показалось, что это едет вовсе не Квашнин, а какое-то окровавленное, уродливое и грозное божество, вроде тех идолов восточных культов, под колесницы которых бросаются во время религиозных шествий опьяневшие от экстаза фанатики".

Интересно проследить, как меняются художественные приемы Куприна в зависимости от того, рисует ли он Боброва, которому сочувствует и которого изображает с явной симпатией, или Квашнина, чья омерзительная сущность постоянно подчеркивается на страницах повести.

Описывая наружность Боброва, Куприн упоминает и "большой белый прекрасный лоб", и улыбку, в которой заключалась "прелесть его, в сущности, некрасивого лица", и глаза, становившиеся "нежными и веселыми", когда Бобров смеялся.

Стоит после этого обратиться к портрету Квашнина, чтобы увидеть, как выделяет Куприн в облике всемогущего хозяина завода те черты, которые помогают лучше почувствовать грубость и низменность его натуры: "Квашнин сидел в кресле, расставив свои колоссальные ноги и выпятив вперед живот. На нем была круглая фетровая шляпа, из-под которой сияли огненные волосы; бритое, как у актера, лицо с обвисшими щеками и тройным подбородком, испещренное крупными веснушками, казалось заспанным и недовольным; губы складывались в презрительную, кислую гримасу". Мы ничего не узнаем о выражении глаз Квашнина, словно бы их не существует, но зато каждая поза, каждое движение его грузного тела подробно описаны Куприным: "Квашнин почему-то медлил сходить вниз и стоял за стеклянной стеной, возвышаясь своей массивной фигурой над теснящейся около вагона группой, с широко расставленными ногами и брезгливой миной на лице, похожий на японского идола грубой работы".

Характерно, что уже в этой сцене, где впервые появляется Квашнин, писатель сопоставляет его с идолом, подготовляя возникающую в финале повести параллель Квашнин - Молох. Это сопоставление вновь и вновь возникает на страницах повести. Вот Бобров замечает на лице Нины, смотрящей на Квашнина, "ту улыбку и (*23) тот же тревожный страх дикаря, взирающего на своего идола". А вот жены рабочих являются к нему со своими жалобами: "Едва только Василий Терентьевич, схватившись руками за козлы, кряхтя и накренив всю коляску, ступил на подножку, как бабы быстро окружили его со всех сторон и повалились на колени... Сначала Квашнин ничего не мог разобрать: бабы кричали все сразу и протягивали к нему грудных младенцев". Женщины, падающие на колени перед хозяином и протягивающие к нему детей,- эта картина невольно вызывает ассоциацию с почестями кровожадному Молоху, принимающему человеческие жертвы, о которых говорил Бобров.

Куприн придавал большое значение образу Квашнина. И надо сказать, что это самая большая его удача. Любопытно отметить, что, публикуя первоначально "Молох" в "Русском богатстве", Куприн по требованию Михайловского сделал ряд исправлений цензурного порядка, в частности смягчил образ Квашнина. В дальнейшем, подготовляя текст для сборника "Рассказы", Куприн внес поправки и дополнения, вновь заострив характеристику Квашнина. Его фигура приобрела в окончательной редакции еще более резкие и отталкивающие черты. Так, в первопечатном варианте Квашнин, увидев из окна вагона Нину Зиненко и сразу заинтересовавшись ею, свой разговор относительно нее с директором завода Шелковниковым вел на французском языке, что придавало ему характер светской болтовни. В окончательном тексте повести Квашнин начинает разговор о Нине с грубого, пренебрежительного обращения к Шелковникову: "Э... па... послушайте... кто эта девочка?"

И уже этот произнесенный сквозь зубы, с полным презрением и к собеседнику, и к той, о ком идет речь, вопрос достаточно ясно определяет характер всего последующего разговора о Нине и цель, которую преследует Квашнин, добиваясь знакомства с ней.

Особенно важны те дополнения в тексте, которые помогают отчетливо представить отношение Квашнина к тем, кому он обязан своим богатством,- сотням и тысячам рабочих, обслуживающих его заводы.

Уже в первопечатной редакции повести есть сцена "бабьего бунта", в которой Квашнин, осажденный женами рабочих, протестующими против плохих жилищных условий, лицемерно обещает им построить печи и по-(*24)крыть тесом бараки. При подготовке отдельного издания Куприн значительно усилил весь эпизод, показав, что поведение Квашнина - продуманная тактика.

"Видите ли, дорогой мой,- говорил он директору, тяжело поднимаясь вместе с ним на ступеньки станции,- нужно уметь объясняться с этим народом. Вы можете обещать им все, что угодно,- алюминиевые жилища, восьмичасовой рабочий день и бифштексы на завтрак,- но делайте это очень уверенно. Клянусь вам: я в четверть часа потушу одними обещаниями самую бурную народную сцену..."

Цинизм Квашнина, его разнузданное хамство, попирание им всяческих моральных норм зиждется не только на сознании безнаказанности, но и уверенности в том, что он и подобные ему "соль земли", группа "избранников", которым "все позволено". Вот характерное в этом отношении место из речи Квашнина на пикнике.

"Я все-таки повторяю старое, избитое выражение газетных передовых статей,-продолжал Квашнин.- Держите высоко наше знамя. Не забывайте, что мы соль земли, что нам принадлежит будущее... Не мы ли опутали весь земной шар сетью железных дорог? Не мы ли разверзаем недра земли и превращаем ее сокровища в пушки, мосты, паровозы, рельсы и колоссальные машины? Не мы ли, исполняя силой нашего гения почти невероятные предприятия, приводим в движение тысячемиллионные капиталы?.. Знайте, господа, что премудрая природа тратит свои творческие силы на создание целой нации только для того, чтобы из нее вылепить два или три десятка избранников. Имейте же смелость и силу быть этими избранниками, господа!"

Но Куприн не ограничивается изложением "кредо" Квашнина. Он показывает, как это "кредо" терпит крах при столкновении с реальной действительностью.

Провозглашающий себя "избранником нации", смело повелевающим толпой, Квашнин, однако, при первом же известии о беспорядках на заводе бледнеет от страха и, отправив телеграмму губернатору с просьбой о помощи, сам трусливо спешит ретироваться.

Здесь мы вплотную подходим к тому, как изобразил писатель в своей повести рабочих. Известно из дошедших до нас писем Куприна к Н. К. Михайловскому, что первоначально повесть заканчивалась картиной рабочего восстания. Вынужденный по цензурным соображениям (*25) изменить финал, Куприн оставил лишь упоминание об этом восстании, исключив самую картину его и сосредоточив главное внимание на переживаниях Боброва. Это, несомненно, обеднило конец повести, ослабило ее социальное звучание.

Поэтому мы лишены возможности ответить на вопрос, какими по замыслу Куприна должны были предстать перед читателем рабочие в кульминационный момент повести - в момент охватившей завод забастовки. Если же говорить о других эпизодах, где действуют рабочие, то, по сложившемуся в критике мнению, писатель увидел в них прежде всего покорность и безропотность. Основанием для такого заключения служит сцена торжественного молебна по случаю открытия новой домны, где рабочие изображены как "большие дети" "с мужественными и простыми сердцами", как "смиренные воины", ежедневно выходящие "из своих промозглых, настуженных землянок на привычный подвиг терпения и отваги".

Однако нельзя забывать, что рабочие воспринимаются здесь глазами Боброва. Сам же Куприн в ряде эпизодов раскрывает в них и совсем иные черты. Вспомним, например, фигуру рабочего, который в рельсопрокатном цехе один ловко управляет работой пятнадцати станков; вспомним жену рабочего - "рослую и, несмотря на бледность усталого лица, красивую калужскую бабу", которая бойко и независимо разговаривает с "самим" Квашниным; вспомним, наконец, встретившегося Боброву во время его бешеной скачки на тройке человека без шапки, "с головой, сплошь забинтованной белыми тряпками", в котором нет ни малейшего следа покорности и смирения. Да и самый "бунт" рабочих, о котором мы узнаем в конце повести, служит веским подтверждением того, что их терпение и кротость, столь умилившие Боброва, имеют свой предел и далеко не всегда свойственны им.

Упоминая о поджоге рабочими завода, Куприн рассказывает о низших, начальных, еще неорганизованных формах рабочего движения. Такие формы имели известное распространение в тот период на заводах Донбасса, но наряду с ними жизнь выдвигала и новые, более организованные и политически направленные виды борьбы. Этих новых видов не заметил Куприн. Не дал он и ярких, развернутых картин жизни рабочих, уделив основное внимание личной драме инженера Боброва. Но само (*26) стремление писателя показать хотя бы эпизодически фигуры рабочих, наконец намеченная в повести тема борьбы с хозяевами-свидетельствует о социальной чуткости Куприна, о стремлении его откликнуться на острейшие политические проблемы эпохи.

Из всех выведенных в повести представителей интеллигенции, обслуживающей завод, только двое - Бобров и его друг доктор Гольдберг - нарисованы с сочувствием. Это далеко не случайно, ибо именно их двоих волнует судьба рабочих, именно они страдают из-за ужасов капитализма, в то время как все остальные покорно служат Молоху. Таков, например, директор завода Шелковников, который лишь номинально руководит предприятием, во всем подчиняясь ставленнику иностранного капитала - бельгийскому инженеру Андреа; таков один из сослуживцев Боброва - Свежевский, мечтающий к сорока годам стать миллионером и во имя этого готовый на все, вплоть до роли подставного мужа Нины Зиненко при продаже ее Квашнину; таков сам отец Нины - по определению Куприна, "очень пронырливый и каверзный господин".

Основное, что характеризует этих людей,- ложь, давно уже ставшая нормой поведения. Ложью определяется как служебные, так и личные, семейные отношения всех свежевских и зиненок. Лжет сам Квашнин, притворяясь знатоком дела, которым руководит, лжет Шелковников, делая вид, что именно он управляет заводом; лжет мать Нины Анна Афанасьевна, скрывая тайну происхождения своей самой красивой дочери, родившейся, как недвусмысленно намекает на это Куприн, не от "законного" мужа; лжет Свежевский, играя роль жениха Нины. Подставные директора, подставные отцы, подставные мужья - таково проявление той всеобщей фальши и лжи, которая господствует в мире, где высшим принципом служит рубль, где все подчиняется этому принципу.

Отзвуки первой значительной повести Куприна мы можем найти и в более поздних его произведениях. В 1899 году он пишет рассказ "В недрах земли", в котором тема невыносимого труда шахтеров находит более широкое, чем в "Молохе", освещение. Пришедшему работать в шахту двенадцатилетнему крестьянскому пареньку Ваське Ломакину шахта представляется каким-то "сверхъестественным миром, обиталищем мрачных, (*27) чудовищных сил". А директор шахты кажется мальчику могущественным сверхчеловеком. "Он может сделать все, решительно все на свете, что ему только ни захочется. От мановения его руки, от одного его взгляда зависит жизнь и смерть всех этих табельщиков, десятников, шахтеров, нагрузчиков и подвозчиков, которые тысячами кормятся около завода".

Страшна и беспросветна жизнь людей на шахте: нищета, пьянство, драки. И все же именно среди голодных рабочих людей живут настоящие человеческие чувства, скрываемая под внешней грубостью доброта, товарищество. С сочувствием рассказывает Куприн о том, как подручный мальчик Васька Ломакин с опасностью для собственной жизни спасает во время обвала шахты мастера Ваську Грека. Сочувствует писатель и Ваське Греку, казалось бы, хулигану и беспросветному пьянице, пропивающему в один день добытый каторжным трудом двухмесячный заработок, но сохранившему такие высокие человеческие чувства, как доброта и нежность к слабому, благодарность и дружбу.

Говоря о дальнейшем развитии отдельных мотивов "Молоха", следует отметить характерную и для более поздних произведений Куприна ненависть к капиталистической цивилизации. Иногда эта ненависть переходит в отрицание технического прогресса вообще, и тогда в устах героев снова звучат тирады, аналогичные тирадам Боброва.

Да и сам характер, воплощенный в центральном персонаже повести "Молох", станет излюбленным во многих последующих произведениях Куприна, вплоть до "Поединка".

На появление "Молоха" откликнулись ряд журналов и газет. При всей разноречивости оценок все писавшие о повести сходились на признании ее большого социального значения. Так, критик киевской газеты "Жизнь и искусство" отмечал, что "Молох" "является сильным протестом против пошлых сторон жизни, против общего поклонения золотому тельцу, против всего направления современной цивилизации"2. Положительно оценил "Молох" выдающийся русский писатель, старший современник Куприна - В.Г. Короленко. Ознакомившись с повестью еще в рукописи, он, как один из редакторов "Рус-(*28)ского богатства", записал в своей редакторской книге: "Молох". Куприн. Хорошо. Принято"3.

Перед молодым двадцатишестилетним писателем открывались широкие дороги в большую литературу.

Однако, прежде чем целиком отдаться писательской деятельности, Куприн во второй половине 90-х годов в поисках заработка и впечатлений переменил еще несколько профессий. В 1896 году, вернувшись из Донецкого бассейна в Киев, он организует атлетическое общество, где с увлечением занимается спортом, в 1897 году служит управляющим имением в Ровенском уезде, затем изучает зубопротезное дело и работает некоторое время зубным врачом, наконец, в 1899 году подвизается в бродячей театральной труппе в качестве актера на выходах. Впечатления этих лет, обогатив жизненный опыт писателя, определили многие темы и образы его последующих произведений.

Очень плодотворно сказался на творчестве писателя год, проведенный им в Полесье Ровенского уезда. Он создает здесь цикл так называемых Полесских рассказов, возникших из его наблюдений над поэтической природой и своеобразным бытом этих мест. В цикл входят рассказы "На глухарей" (по справедливому замечанию Ф.И. Кулешова, "один из лучших охотничьих рассказов в русской литературе, своим лиризмом и живописной яркостью очень близкий к тургеневским очеркам и рассказам")4, а также рассказы "Лесная глушь", "Серебряный волк" и самое удавшееся после "Молоха" произведение 90-х годов-повесть "Олеся" (1898).

Повесть эта должна была служить ответом на вопрос: где же искать настоящих, не изуродованных капиталистическим Молохом, прекрасных физически и духовно людей? Куприн находит их среди простых и мудрых "детей земли". О них он взволнованно и проникновенно рассказал читателю. (*29) Интерес Куприна к миру природы, к людям, живущим вместе с ней, по ее извечным и простым законам, был не случаен. Уже в первых рассказах писателя намечается противопоставление городской беспокойной и суетной жизни неторопливому существованию вдали от цивилизованного мира. Так, в рассказе "Без заглавия", относящемся к 1895 году, Куприн противопоставлял жизнь "в тихой деревушке, затерявшейся среди густого соснового леса, верстах в восьми от станции железной дороги", "пыльному, душному, наполненному суетой и грохотом городу". "Чувствуешь себя,- читаем мы в рассказе,- молодым, добрым и хорошим, чувствуешь, как стряхивается с тебя накипевшая за зиму городская скука, городское озлобление, все городские недомогания".