Официантка из ночного кафе

Сейчас я попытаюсь вспомнить. Да, кажется, это было летом. Или осенью. Не знаю, важно это или нет. Чаще всего просто не понимаешь, что может произойти что-то важное и проходишь мимо и оно разворачивается уже у тебя за спиной. По отношению к событиям либо активно либо пассивно проходят мгновения. Где-то двери открывается, а рядом другие неслышно захлопываются. В этом есть какое-то особенное ощущение жизни.
Тем летом я одновременно разводился с женой, искал работу и думал о вечном. Иногда развод навевает именно такие мысли.
Жену я любил. Она была очень умной и красивой женщиной. Именно это и привело в конце концов к тому, что она догадалась, что я ее не устраиваю. «Ты водил меня за нос», - говорила она, «хотя что-то в тебе, безусловно есть. Но мне нужно больше». Я пытался призвать ее к тому, чтобы она попыталась удовлетвориться тем немногим, что я из себя представлял, но она с горькой улыбкой и с сомнением качала головой. Перестав быть единственным и неповторимым, любимым, я как это часто бывает, столкнулся с чемоданными сценами, провалами на работе и скатился к состоянию бездомного безработного.
В этом положении я не нашел ничего лучшего как предаться пустоте. Полностью опустошенный, буддист по обстоятельствам, я фланировал по улицам, кафе и мечтал убраться из города. Нужно было сменить обстановку. Но пока это было невозможно. И я скучал. Скучал по жене. Писал ей об этом. Но она мне не верила.
Ранним утром мы встретились у загса. У нее был очень озабоченный и спешащий куда-то вид. Над заявлением она сидела как над философским трактатом и закончив его писать выглядела выполнившей какой-то ответственный долг перед обществом. Ожидая на диванчике перед кабинетом своей очереди, я взял ее за руку. Отдергивать она ее не стала. Смотрела прямо перед собой с сосредоточенным видом. Вряд ли развод по принципиальным соображением правильная вещь, думал я в это время. Что-то в этом было глубоко и потому невыразимо неправильным. Если бы я мог это высказать! Но я лишь гладил ее руку и искоса бросал на нее вопросительный взгляды. Как я понимаю сейчас, она ждала, ждала тогда, что я что-нибудь сделаю, скажу, что все изменится, что ради нее я отправлю себя на переплавку. Но даже пойми я это тогда, я все равно не сделал бы этого. Как это банально – насладившись первыми цветами любви, вдруг спохватиться, соорудить прокрустово ложе и изо всех сил стараться впихнуть туда своего ставшего вдруг угловатым и неудобным друга жизни. Хорошо, когда дело обходится компромиссами и социальное впитывает в себя и дает русло чувствам. Но даже такие умные сапиенсы, как моя ненаглядная, не застрахованы от временных помутнений разума под воздействием эндорфинов.
Напряженно она продолжала упорно рассматривать пол. Нервничает. Но я так и не сделал того, что она ждала. В кабинете она подчеркнуто, чтобы я непременно это заметил,  спросила о том, нельзя ли придти за разводом порознь. Обида, обида.
На пороге загса, пропустив внутрь шумную свадьбу, я обнял ее. Вид у жены был отсутствующий. То, чего она ждала не свершилось. Мы направились в разные стороны. Пройдя метров двадцать, я обернулся и увидел ее решительно и бесповоротно удаляющуюся фигуру. Она уходила из моей жизни, а я испытывал к ней грусть и нежность. Я шел по улицам, которые мы проходили, держась за руки и она смотрела на меня своими огромными глазенками с длиннющими ресницами. Смотрела с любовью. География бывает горькой на вкус сердца. Бедная моя девочка…

Я рассеянно перелистывал журналы в кафе, в руки попадали какие-то книги, по ленте на мониторе бежали какие-то новости. Войны, деньги, новые назначения. Медиа-пространство мало изменилось, только меня снесло от его соски медленным течением в болото, где я рисковал скоро стать такого же как ряска и осока цвета.
Просидев как-то всю ночь в пустынном зале за столиком, я с удивлением встретил утро с его беспокойным и назойливым шумом. Все-таки суета – это вредно, это безобразие. Красота, неспешность, замедленные, молчаливые кадры завораживают.
Я брал очередной кофе у стойки. Попросил зажигалку. У девушки не нашлось сдачи и она, улыбнувшись, весело отмахнулась от тридцатирублевой проблемы.
Мило, мило, подумал я с благодарностью. Внешне же я смутился и наверное даже как-то виновато посмотрел на девушку. Я видел ее много раз и каждый раз заказывал ей одно и то же. Стал постоянным клиентом.
Вернувшись за столик, я принялся за застрявшую еще в прошлой жизни работу. Но работа не двигалась с места. Мысли никакие не появлялись. Но настроение поднялось. Неужели из такой ерунды как эта зажигалка? Так оно и было. Все-таки какой иногда мелочи не хватает! Простого, элементарного внимания тебе, одному из тысяч безликих и серых сограждан. Я с благодарностью взглянул на далекую стойку, за которой крутилась эта девчонка.

Дружба поверяется в трудную минуту. Но спешить с откровениями к ним меня почему-то не тянуло совсем. Живость и оригинальность моих переживаний явно теряла свои краски, переступая границы моего внутреннего мира. Снаружи все виделось в довольно блеклом, банальном свете. Постепенно я привык общаться с друзьями только в минуты радости и не разворачивать перед ними карты своих болевых точек. Просить о помощи надо только в самом крайнем случае и ожидать при этом отказа как наиболее вероятного исхода. Впрочем, бывает и хуже. Я вспомнил как расстался с давним другом из-за женщины. Проведя столько лет в самых интимных разговорах, мы стояли навсегда отгородившись друг от друга пропастью, в которую его завела слабость и похоть. Простить можно многое, а вот вернуть то, что утеряно, оказывается невозможно. М-да…, тяжело блюсти безупречность.

В кафе люди мне больше нравятся чем где бы то ни было. Здесь не просто все пытаются расслабиться, но и удовольствия получают самые простые и понятные. Нет особенных различий, все пьют кофе или чай и болтают друг с другом. Общественное питание, поданное с демократическим эстетизмом, является одним из несомненных инстинктов. Приезжая в провинцию, невольно ищешь глазами именно это гнездо цивилизации и как искренно расстраиваешься, когда не находишь! Ненавязчивый лунж старается успокоить твои вымотанные нервы и болтая ложечкой сахар, смотришь в окно с отеческим приятием мира за стеклом. Даже если от тебя уходит любимое и дорогое.
Любимое и дорогое иногда прорывалось в эфире мучительной демонстрацией своих обид. Рассматривая каждый раз вылитые на себя помои, я наконец привык их просто смывать бесследно какой-нибудь великодушной и полной гуманизма фразой. Что-то типа «все люди братья, все должны друг другу помогать». Через постоянное повторение это начало действовать не только на мою психику. Моя ундина стала иногда вспоминать о том же, что и я. Разрыв тогда перерастал в трагедию и поднималась волна стихийных эмоций, которые опять приводили к обвинениям и вслед за ним, к очередному опустошению. Периодичность. Движение по кругу утомительно. Именно поэтому и появилось восходящая величина и движение по спирали. Ох уж это «вечное возвращение»!

Она сказала «здравствуйте» и я внимательно посмотрел на нее, в первый раз. Бейдж с именем, бесформенная униформа. Она была привычна, но в ней что-то изменилось. Каждый раз теперь я здоровался с ней и смотрел как она отвечает, как двигается, как проводит рукой по волосам, стучит по клавишам, жмет на рычаги, улыбается, говорит с кем-то. Я предложил ей вернуть деньги за зажигалку, но она опять весело отмахнулась. Я все чаще смотрел из-за столика на нее. Странно как-то…

Как и всякое время, мое уходило, неизбежно делая что-то прошлым. Приходилось менять привычки. Сначала хватаешься их как рыба воды, потом бежишь впотьмах, пытаясь забыть и отвлечься и только потом появляется свет в той стене, который ты от этого прошлого отгородился. Свет особой материи, особенно острый утром и смягчающийся к вечеру. Колыбель времени вынашивает своего ребенка – смирение и напутствие. Боль превращается в таблетки и мигрени, звучит в старой музыке, отливается в ностальгию, готовую к поэтическому восприятию. Любовь каменеет и превращается в памятник на застывших фотографиях, которые память прокручивает как диафильм. Реальность с ее проблемами делает в этот фильм свои интермедии и колесо продолжает вращаться.

В этот день она не просто поздоровалась. Она спросила «как дела?». Это было неожиданно. Она сделала первый шаг. И я с ней заговорил. Чего же мне это стоило, господи! Просто спросить о чем-то и делать непринужденный вид. Давно она здесь работает, нравится ли ей… Все это было декорацией. Дальше надо было действовать по по очень известному сценарию. Внутри закачался маятник сомнения. Надо ли…
Вот я вроде едва только вылупившийся из крови и драмы несчастной любви цыпленок бегу сломя лапки к новому повторению. Стоит подождать хотя бы немного, ну да, хотя бы какое-то время, месяц, например. Да, правильно, подожду месяц и потом приглашу ее куда-нибудь. А пока можно приходить, улыбаться и спрашивать как дела. Вообще-то она симпатичная, есть в ней что-то, что мне явно нравится. Вот когда я познакомился с женой, она, как бы это сказать, чем-то сразу насторожила. Нервозностью что ли излишней. Потом вскрылась вся эта ее неврастения. Я старался не задевать ее больных точек, но какой уж из меня лоцман женских сердец. О, вот она вышла, ходит убирает посуду и вытирает столы. Униформа, конечно, ужасная, они тут специально такую придумали, чтобы не привлекать к официанткам внимания. Но лицо то ведь не скроешь, а волосы. Ладно, месяц надо подождать. Все-таки, когда одни отношения заканчиваются, надо подумать, а не повторяются ли какие-то ошибки, которых не видно. Скрытое, одним психоаналитикам видное естество. Вот сначала все замечательно и вдруг, глядь, а жена оступилась или ты оступился сам. Почему бы это…и спастись очередным бегством – правильный ли выход?

В выходные в результате переписки по мобильному мы встретились женой. Я спросил спокойно, что ее во мне не устраивало. Оказалось, что я не делал массы вещей, которые присущи настоящему мужу. И тут я вдруг ощутил странное покалывание в мозгу – меня осенило. Ведь любовь и семья – это все-таки разные ипостаси. Можно любить или играть в любовь, сохранять отношения на расстоянии, постоянно поддерживая некое напряжение. Но ведь семья – это уже другая картина. Выходит до семьи я не дозрел. Я мрачно озирался по сторонам. Очень хотелось выпить и было только теплое пиво. Вот если я сейчас буду наступать со своей стороны, со стороны чувств – выдержишь ли ты это, красавица моя?
Я напомнил ей все, с самого начала. Мы рыдали и целовались всю ночь. И она снова захотела замуж. Но я то понимал, что это диалектика и что потом мы в семье перейдем на сторону, где сильнее будет уже она. Ошеломленный я уехал, а потом сказал ей все по телефону. И опять хлопнувшая дверь.

Кажется в этом асфальте я знаю уже каждую щербинку. Опять кафе и опять она. Привет, привет! Как дела? В отпуск? Куда? На море? Замечательно! А когда? Уже завтра?! Здорово! А когда вернешься? Через две недели? Ну что ж, остается ждать! Я улыбнулся ей и ушел в свое обычное место в углу. Две недели. Через две недели она будет стоять за стойкой красивая и загорелая и я подойду и скажу: «Привет! Как ты замечательно выглядишь! Отдых прошел отлично? Может, расскажешь поподробней, только где-нибудь в другом месте, что ты делаешь сегодня вечером?». И мы пойдем куда-нибудь в осенний сумрак и все…все начнется сначала… Может мне надо подумать, почему я не могу стать хорошим мужем? Хм…Ну до этого пока еще далеко…

Две недели я время от времени заглядывал как обычно в кафе и за стойкой были другие официанты. Ну ничего, уже недолго осталось. Она вернется и я начну все по-другому. Две недели прошло, затем прошло еще две, но она не появлялась. Я заходил в разное время, чтобы захватить все возможные смены. Но ее не было. Я спросил как-то у мальчика-официанта где же Наташа? Внутренне я весь напрягся и нервно барабанил пальцами по стойке.
А, Наташа! Она уволилась, у нас тут такая текучка - ответил он равнодушно, доставая пачку молока и ища глазами нож…