Безымянный рассказ

- Знаешь, я ведь всегда считал себя писателем,- сказал писатель. – Но последнее время ко мне в голову всё чаще приходит мысль – может быть я и не писатель вовсе? Может быть я только зря бумагу мараю? Ни одного дельного рассказа, ни одной строчки, чтобы пробирала до дрожи…
- Ты действительно так считаешь? – осторожно спросил его Г. .
- Нет.
Г. распахнул форточку и высунулся на улицу. Писатель неуверенно встал рядом с ним, опершись вспотевшими руками о подоконник. А за окном был яркий и солнечный летний вечер. Многоэтажные дома в оранжевой дымке разгорающегося заката походили на гигантские космические корабли из утопического будущего. Насквозь пронизанные печальным космосом они стояли на грязной земле, безразличные, родные, невероятно прекрасные в этой убогой своею громоздкости. Пламенем задевая телевизионные антенны ползло над домами горячее небо. Небо, впитавшее жар миллионов июльских дней. В небе не было страха. Облака, умирая, тянулись к горизонту, надеясь оставить покой и осыпаться вниз тополиным назойливым пухом. Из немытых машин и немых пешеходов выходили бродить по дорогам долговязые тени. Чернели, стелясь по асфальту, их длинные руки, а ноги привязаны были к ботинкам прохожих.
- Чувствуешь себя таким маленьким, правда? Маленьким центром Вселенной. Вселенная безразлична к тебе, но она ко всему безразлична. Она просто течёт вперёд, течёт вместе с тобой. И если уж ты появился на этом свете, значит тебе совершенно точно полагается тёплое местечко в её течении. О чём бы ты ни писал. Когда смотришь на город в лучах заката – о какой писанине может идти речь? Какие критики? Какие издатели? Какие редакторы? Чепуха! Перед тобою горизонт утопает в оранжевом мареве, перед тобою в домах зажигаются тысячи окон, перед тобою тени ложатся в безумный узор! В голове – красота, а рутина забыта на целую вечность, застывшую в этом закате, - восторженно протараторил Г. , полной грудью вдохнул душный воздух горячего лета.
Писатель кивнул.
По шоссе уезжали в далёкий туман легковушки и грузовики. В ожидании их замирали усталые бензозаправки. Кто-то там, пристегнув гладкий мягкий ремень, напевал беззаботно под нос. А кто-то плакал. Но ни песен, ни плача не слышно на высоте. Только видно медузу дорог, отходящих от города, и тараканов-машин, без водителей, без пассажиров. Таких же величественных и равнодушных, как небо, как космос и как облака. Как рыжий июль.
- Всё-таки я попытаюсь добиться признания у того небритого гада в дурацкой рубашке. Конечно, он ничего не понимает в настоящей литературе… Тут я не то написал, там не то написал… Но ведь я не могу делать ошибки вечно? Когда-нибудь я утру ему нос. И они будут вылизывать грязь у меня на ногах между пальцев! – неуверенно произнёс писатель, развернувшись на пятках.