13. Мойры. Избранные главы

      
         13.МОЙРЫ.
       Задолго до того, как Зевс воцарился на Олимпе, его сверкающий южный склон облюбовали три веселые сестрички – дети Эреба и Ночи. Это произошло в самом начале мира – девушки были полны энтузиазма – они энергично взялись за назначенную им работу: она казалась им крайне увлекательной и жизненно необходимой. В самом деле, что может быть интереснее, чем определять судьбы всего живого? Гордые осознанием важности доверенного им дела, они основательно подошли к решению вопроса и начали с того, что распределили между собой, кто и чем станет заниматься. Старшей, а потому более усидчивой из сестер Клото предстояло прясть на своем веретене новую нить всякий раз, как только появится на свет младенец; средняя сестра – рассудительная Лахесис должна назначить ему жребий, а обязанность младшей – хохотушки Атропос – аккуратно заносить все эти сведения в длинный свиток. Кроме того, именно ей, как самой невозмутимой из сестер, было поручено отрезать нить жизни в нужный момент. Поэтому Атропос надлежало быть особенно внимательной – ибо все, что записывала ее изящная ручка, сбывалось непременно. Об исправлении ошибок не могло быть и речи. Впрочем, девушка неплохо справлялась с работой.
       До сих пор эти симпатичные сестренки только и делали, что грели свои стройные фигурки в ласковых лучах солнца где-нибудь на затерянном островке среди моря или прогуливались в тени диких олив, наслаждаясь пением птиц – теперь же, когда их жизнь наконец, приобрела смысл, пришлось подыскивать себе просторное жилье, где можно было бы совмещать дела с развлечениями не в ущерб одно другому. Случилось так, что на Олимпе как раз пустовал шикарный замок – почти что дворец. Так божественная гора приняла первых бессмертных квартиранток – трех прелестных, очень похожих друг на друга миловидных сестричек. Именно мойрам, или, вернее сказать, их красоте, Олимп обязан своей популярностью среди богов. Всякий, кто видел этих сестер тогда, в самом начале, еще долго оставался под впечатлением от трех пар огромных голубых глаз потрясающей глубины; нежные светлые кудряшки волос были одинаково длинны; лица – одинаково прекрасны. Вкусы девушек тоже совпадали – все трое предпочитали белое – этот цвет выгодно подчеркивал совершенство кожи, оттенял их естественную прелесть и, кроме того, по замыслу самих мойр, должен был указывать на чистоту и беспристрастность намерений любому (богу или смертному), хоть сколько-нибудь сведущему в тайных символах. Вообще же, сестры были очень дружны и неразлучны – их и раньше–то редко заставали порознь, а с тех пор как те перебрались на Олимп – никогда. На любом пиру они усаживались рядом, вместе отправлялись купаться в море, вместе появлялись в гостях; никто не видел, чтобы они когда-нибудь ссорились, напротив – одна сестра всегда поддерживала другую, выгораживая и защищая в случае необходимости. Постепенно их стали воспринимать как одно целое, да сестры и в самом деле являлись этим самым единым целым – их дружба вошла в поговорку, одни восхищались ими, другие – завидовали им.
       Наконец, разделив между собой обязанности, мойры взялись за дело. По началу работа казалась легкой и приятной – людей на белом свете было мало, а богов и вовсе можно было пересчитать по пальцам одной руки. Вскочив с восходом солнца, едва одевшись и наскоро перекусив, Лахесис и Атропос спешили в комнаты старшей сестры. Клото уже разбирала свежую корреспонденцию.
- Кто-нибудь родился минувшей ночью, сестра?
 Если это было не так, девушки разочарованно вздыхали, чуть не плача. В случае положительного ответа их радости не было предела. Пока Клото запускала свое веретено, сестры наперегонки подавали ей шерсть. Затем, лишь только начинала виться нить, мойры принимались увлеченно обсуждать новую судьбу, создавая ее насыщенной и яркой. Поэтому новые жизни получались по большей части счастливыми и долгими. Это совершенно неожиданно вызвало критику со стороны богов – кому ж понравится, что простые смертные живут лучше олимпийцев? В ответ девушки лишь пожимали плечами – сами же доверили нам это дело – чем же вы не довольны теперь? Или хотите сами заняться этим? Желающих почему-то не находилось, и все возвращалось на круги своя – мойры по-прежнему вершили судьбы богов и людей. Впрочем, девушки всегда учитывали пожелания богов – стоило кому-нибудь из них появиться с еще свеженьким проклятием или напротив – благословением, как Атропос тут же отыскивала нужный свиток и вносила изменения в соответствующую судьбу. Ее живое воображение весьма пригодилось в работе – Атропос частенько подбрасывала новые, только что придуманные судьбы сестре. Энтузиазма было – хоть отбавляй.
- Я придумала, придумала! Вот, послушай!
И взахлеб рассказывала пришедшую на ум идею. В какой-то момент готовых к воплощению судеб стало больше, нежели людей – сестрам пришлось записывать вкратце готовые варианты с тем, чтобы использовать их впоследствии. Иногда блестящие идеи приходили неожиданно где-нибудь на шумной пирушке или приеме – девушки взяли за правило носить с собой восковую табличку с палочкой для письма. Самой изобретательной оказалась опять же младшая – однажды Атропос торжественно вручила средней сестре большой круглый барабан, наполненный разноцветными шарами. Барабан вращался, перекатывая шары, затем застывал на месте – тогда через специальное отверстие можно было извлечь понравившийся шар. Фокус заключался в том, что вынутый шар оказывался полым – в нем уже лежал крохотный свиток с кратким описанием судьбы. Девушки пришли в восторг от новой идеи. Отныне жребий становился полностью беспристрастным. С этим барабаном уже никто не сможет упрекнуть их в предвзятости.
       Особенно скрупулезно выбирался жребий новых богов. Здесь не годился барабан. Каждая судьба долго обсуждалась, прежде чем появлялась запись в картотеке Атропос – судьбы богов хранились отдельно в особом месте, так же, как и бесконечные нити их жизней – Клото остроумно замыкала круг, связывая начало нити узелком на кончике соответствующего веретена – так образовывалось кольцо непрерывное и бесконечное, даря его обладателю вечную жизнь.
       Однако вся эта идиллия продолжалась по божественным меркам недолго. Постепенно людей становилось все больше. Они начали заселять малые и большие острова, продвигаться вглубь земель, преодолевать горы в поисках жизненного пространства. Боги дали им орудия труда и научили ремеслам – жить в качестве простого смертного становилось все легче и легче, сами мойры способствовали этому, даря счастливый жребий практически всем на свете. Одним словом, люди плодились и размножались – причем весьма успешно. Разве могли три хрупкие девушки, пусть даже и бессмертные, выдержать такой наплыв желающих появиться на свет? Вскоре за одну только ночь стало появляться до трехсот младенцев, а днем – и того больше. Все заранее придуманные судьбы разлетелись в один миг, веревочная канцелярия Клото росла, как на дрожжах, вскоре там уже не было возможности и шагу ступить без того, чтобы не запутаться в бесчисленных нитях; Лахесис остервенело вращала свой барабан, не глядя вытаскивая очередной жребий, Атропос и вовсе не разгибала спины за маленькой конторкой, а вокруг громоздились горы пыльных свитков. Никто уже не смеялся в этом доме – напротив, младшей сестре вдруг понравилась обязанность, ранее тяготившая ее – обрезать жизненную нить. С каким удовольствием она собрала бы их в один пучок – какие попало – и разорвала одним махом – до того все надоело! Сестры, целиком заваленные работой, уже давно никуда не выходили – у них просто не оставалось времени для отдыха. Стоило только отвлечься, провести вечер где-нибудь в гостях, как тут же накапливалось такое количество дел, что казалось, нет никакой возможности справиться со всем этим. Мойрам пришлось отказаться от досуга. Впрочем, вскоре их перестали приглашать – что толку звать тех, кто все равно не придет? Не только визиты и пиры отошли в прошлое – даже обычная прогулка и восьми часовой сон стали непозволительной роскошью для сестер. Напряженная работа больше не приносила удовольствия – теперь это была тягостная обязанность. Очень быстро девушки похудели и осунулись, румянец исчез с нежных лиц, под глазами проступили круги; их то и дело мучили мигрени, постоянно появлялась нестерпимая боль в спине от сидячей работы. Совершенно осатаневшие сестры в отместку за непосильные нагрузки придумывали один жребий, страшнее другого. Они радовались каждой войне и мечтали, чтобы какая-нибудь чума или катастрофа унесла жизни всех этих несносных людей. Вот тогда они вздохнули бы спокойно! Но это были лишь бесплотные мечты. А в действительности каждый новый день был похож на предыдущий, изнурительный труд совершенно измотал их – жизнь на земле становилась все печальней и тяжелее.
       По счастью Зевс заметил неладное – так у людей появилась надежда. У громовержца нашлись, конечно, свои мотивы, чтобы вмешаться в это дело. Он рассуждал примерно так, этот повелитель всех богов:
- Много ли будет толку от опустевших земель? Кто тогда мне станет поклоняться? Кто принесет богатые жертвы к моему алтарю и будет славить меня? Ведь именно в такие моменты по-настоящему ощущаешь себя богом – всесильным, всемогущим. Это вам не моя вздорная семейка на Олимпе – постоянно строят козни да заговоры – только успевай поворачиваться. Люди – совсем другое дело – пусть живут. Не стоит доводить их до крайности.
И Зевс отправился к мойрам. Упреки, что он готовился произнести, сами собой застыли на его губах, так и оставшись не озвученными. Плачевный вид хозяек южных апартаментов Олимпа настолько удивил Зевса, что он даже не сразу узнал сестер, приняв тех за служанок. Когда же недоразумение разъяснилось, Зевс схватился за голову.
- Девочки, родные мои! Так чего же вы молчите? Неужели трудно было сказать мне?
- Мы не решались потревожить самого Зевса. – ответила Клото и тут же расплакалась от жалости к самой себе и сестрам. Так доброе слово вызывает слезы у всякого настрадавшегося существа – бога или человека – все равно.
Младшие девочки поддержали сестру – так вокруг Зевса образовался маленький соленый водопад. Атропос громко всхлипывала, шмыгая носом, Лахесис рыдала, закрыв лицо руками, Клото обнимала сестер, причитая во весь голос – казалось, этому не будет конца и края. Зевс в замешательстве чесал затылок. Вот женщины! Чуть что – и в слезы. Впрочем, я тоже додумался – взвалить такое дело на трех хрупких девчонок.
- Ну, вот что. Теперь все изменится. Я сам стану помогать вам. Для меня придумать сотню-другую судеб вовсе не проблема. И помощников вам пришлю. Сегодня же.
       Три пары мокрых глаз тупо уставились на него. Да что это с ними? Они, похоже, даже не понимают, что натворили! Как случилось, что эти, в общем-то, добрые милые девочки причинили столько бед на земле? За каждым несчастным жребием – убийство, предательство, страдание и боль. Неужели доведенные до отчаяния изнурительным трудом, они потеряли всякую восприимчивость? Вот что случается от непосильной работы. Сначала усталость, она рождает ненависть, затем – равнодушное оцепенение, а после – пустота, только пустота.
- А сегодня объявляю выходной – выспитесь как следует, погуляйте. Поймите, ваше ожесточение губительно сказывается на тех, кто зависит от вас.
Зевс сдержал свое слово. В тот же день Гефест соорудил в доме мойр большую механическую прялку. Тысячи маленьких веретен приходили в движение, стоило лишь нажать кнопку; одно миниатюрное колесико регулировало количество, другое – отмеряло время, отрезая нить в заданный момент. Одной обязанностью у Атропос становилось меньше, а Клото оставалось лишь вовремя подкладывать шерсть в широкий распределительный раструб. Шустрый Гермес каждое утро приносил мешок новых судеб и самолично высыпал их в барабан – шары были убраны ради экономии места. Освободившимся сестрам оставалось только помогать Атропос – здесь уже никто не был вправе вести записи – слишком ответственное это дело. Однако положение на земле улучшалось медленнее, чем того желал нетерпеливый владыка Олимпа. Поэтому, кроме всего прочего, Зевс вдобавок прислал свою дочь – легкомысленную ветреную Тюхе. Ее появление не принесло существенной пользы мойрам, зато прибавило оптимизма людям. Эта суматошная взбалмошная особа совершенно не признавала строго установленный порядок в этом доме и норовила все сделать по-своему. Покопавшись полчаса в груде пыльных свитков, Тюхе отбросила их в сторону – это не для меня. А вот выгруженные из барабана шары очень понравились ей. Так она и отправилась на землю с блестящим шаром в руках. Бросаем вверх – и сразу на вершине успеха, шар падает вниз – одним махом теряем все. Она – сама непредсказуемость случая, эта Тюхе. Как бы то ни было, но богиня выполнила волю отца: вооружившись рогом изобилия, неразборчивая Тюхе осыпала удачей любого, кто понравился ей, мало вникая – достоин или нет такого подарка подвернувшийся ей под руку человек. Стоило Тюхе потерять к нему интерес – он падал с высоты – совсем, как шар в руках изменчивой богини. Но, тем не менее, ее появление было благом – теперь каждый мог надеяться, что удача улыбнется ему.
       Однако, не смотря на столь мощную поддержку, мойры еще долго исподтишка устраивали гадости людям. Очерствев однажды, сестры не спешили оттаивать свои сердца. Напротив, они получали удовольствие от злобных предсказаний, и на семейном совете решили так:
- Пусть Зевс сочиняет счастливый жребий, мы же продолжим изводить и мучить этих людишек, чтобы жизнь не казалась им медом. А то опять расплодятся так, что никакая помощь уже не избавит нас от повторения пережитого кошмара.
   
- Наш Гермес что-то не больно торопится.
- Конечно! Что ему? Выгрузил мешок и иди куда хочешь! А ты тут целый день гни спину почем зря.
- Я уже всю руку себе искалечила об этот барабан! Вот посмотри! Вся в синяках!
       Раннее утро застало мойр за завтраком. Солнечный лучик радостно скользил по столу, усыпанному крошками, заглянул в чашу с нектаром, добрался до кусочка сыра и, наконец, стал ласкаться к щеке Лахесис. Та недовольно поднялась, задернула занавеску и снова опустилась на скамью. Кокетливые утренние одежды окружили живописными складками ее фигуру, волосы рассыпались по плечам. Девушка нахмурилась – ни какого настроения нет – поспать бы еще часок. Атропос тоже клевала носом. Глаза закрывались сами собой – ладошка подперла щеку, через минуту она уже дремала за столом. Сестра не стала будить ее – девушка устроилась поудобнее, руки сомкнулись на столе, голова опустилась вниз – теперь они обе спали – что поделаешь, если хочется спать? И то верно – круги под глазами и серый цвет их лиц явно указывали на постоянное недосыпание и дефицит свежего воздуха. Хоть и появилась у них помощь, однако же и людей с тех пор прибавилось изрядно. Они по-прежнему не высыпались, но теперь уже ради экономии времени – сестры каждый раз спешили завершить работу к обеду, чтобы искупаться в море или навестить друзей – иногда им это удавалось. Но сегодня утром все было против них – Гермес опаздывал, народу за ночь появилось человек пятьсот, никак не меньше, барабан был пуст, домашних заготовок – кот наплакал.
--Ладно, начнем с последних, с тех что подоспели утром – их немного. Должно хватить. – решила Клото, сгребла в барабан жалкую кучку несчастных судеб, придуманных ими накануне и раскрутила его.
--Девочки! Девочки, просыпайтесь! Дел невпроворот!
Разбудив сестер Клото принесла новые свитки, усадила сонную Атропос за конторку, сама уселась рядом, со списком только что родившихся людей. Лахесис, недовольно морщась – да чтоб их всех Цербер покусал! – запустила руку в барабан.
- Этот будет воином. Попадет в плен и предаст товарищей.
- Отлично!
- Эта неудачно выйдет замуж, и всю жизнь будет мучиться.
- Поделом ей.
- Этот станет удачливым торговцем – разбогатеет на торговле зерном. Наверное, вчерашняя, от Зевса осталась.
- Ладно, кому-то повезло. Давай дальше.
Это был уже отлаженный равнодушный механизм. Одна писала на сгибе имя из своего списка, передавая свиток младшей сестре, другая ровным голосом зачитывала жребий, третья быстро записывала за сестрой, только свитки отлетали.
- Этот будет жрецом…
- Это девочка.
- Пиши – жрицей, и умрет от болезни… Так… Этот вырастет вором, его казнят в Афинах, что станет причиной самоубийства его матери… Этот женится на родной сестре, убив ее жениха и будет изгнан… - зачастила Лахесис - Этот станет царем большого города и проживет долго и счастливо, прежде, чем боги решат, что с ним делать… Опять Зевса работа!
- Подожди, я не успеваю… Тут уже что-то есть… Убьет… Ну и ладно… Что там про мать?
- А… жениться… нет, постой. Вот нашла. Будет изгнан, да. Точно. Написала?
- А вот и Гермес.
Юный бог ввалился в комнату с огромным мешком за плечами.
- Привет, старушки! Все корпите над своими фолиантами? Бросайте это дело, я тут свирель вчера сделал, так Аполлон позеленел от зависти. Хотите, сыграю?
- Ты что это, проспал, что ли, шалопай этакий! – мойры обожали Гермеса. Веселый, общительный малый никогда не лез за словом в карман, весь искрился остроумием, его фантазия не знала границ. Всегда наготове свежий анекдот, добрая шутка; энергичный, юный – будто струя свежего воздуха врывалась вместе с ним, оживляя все вокруг.
Чудесный аромат юности наполнил пыльную комнату, свитки, смешавшись, упали на пол, шторы распахнулись, пропуская потоки света – все радовалось его приходу. Гермес высыпал содержимое мешка, наполнив барабан до отказа удачей и счастьем. Появись он на пять минут раньше – у Эдипа, возможно, была бы иная судьба.
      
- Ничего не понимаю, что там наплела эта старая уродина?
Гера задумчиво сидела в удобном мягком кресле. Вставать неохота, а придется. Бедный мальчик! Впрочем, надо бы проверить самой. Эта пифия, должно быть, совсем выжила из ума. Трудно иметь дело с такими людьми. Гера силилась припомнить кого-нибудь с более ужасной судьбой – и не могла. Где же он возьмет сил жить дальше, зная все это? Нужно непременно заглянуть в свиток мойр – может, там ничего этого и в помине нет. А если есть, что тогда? Сказать по правде, Геру слегка мучила совесть. Стремясь наказать Лая, она мало прежде задумывалась о судьбе Эдипа. Однажды выбрав его орудием мести, богиня совсем упустила из виду, что это живой человек. Он ведь никуда не исчезнет, не растворится бесследно после убийства. Эдип превратится в изгоя, существо презренное, ненавидимое всеми.
- Не я, это Пелоп поставил такое условие. – оправдывала себя Гера. - И в тот момент это было справедливо! Я лишь приняла его проклятье.
Однако легче не становилось. Гера поднялась и подошла к окну. Вот что. Поступим так. Пусть сбудется это проклятье, должен же Лай быть наказан, в конце концов! Но пусть никто не узнает, кто именно его убил. Я сама проведу обряд очищенья – хоть это и противоречит закону, но можно же хотя бы раз его нарушить! Таким образом, все останется в тайне: Эдип избежит презренья, у него появится шанс прожить жизнь достойно, если только какая-нибудь случайность не выдаст его, а уж я об этом позабочусь. Только бы сказанное пифией оказалось бредом. Гера накинула блестящий плащ – на Олимпе и летом довольно прохладно, что уж говорить об осени – она быстрым шагом направилась к дому мойр.
- Девочки, найдите мне свиток Эдипа. – после обычных приветствий попросила Гера. Командный тон здесь был не уместен, и хозяйка Олимпа хорошо знала это. Свиток с ее судьбой также хранился в этом доме.
- А кто это?
- Один молодой человек… Ему сейчас шестнадцать… или чуть больше.
Атропос повела ее в архив. В огромной комнате до потолка возвышались стеллажи. С полок топорщились во все стороны свитки, покрытые толстым слоем пыли, слабый свет с трудом пробивал себе дорогу в этом унылом царстве. Масляный светильник рисовал причудливые тени. Путь то и дело преграждали стремянки. Сколько не ройся – ничего тут не найдешь – тоскливо подумала Гера.
- Где он родился?
- А? Ах, да. В Фивах.
- Это Беотия. Сейчас отыщем.
К удивлению Геры, Атропос довольно быстро нашла нужную рукопись. Неразбериха была лишь кажущейся – на самом деле все лежало строго: сначала по годам, затем по областям, а внутри них – по алфавиту. Атропос убедилась на горьком опыте – стоит только куда попало засунуть свиток – потом не отыщешь ни за что. Мойра осторожно стряхнула пыль. Гера с трудом сдерживала себя, ей не терпелось поскорее прочитать, что же там? Они покинули архив, и Гера, с замиранием сердца принялась раскручивать свиток дрожащими руками. Такое волнение стало неожиданностью для самой богини пожалуй не меньше, чем для сестер, молча наблюдавшим за нею. Буквы прыгали у нее перед глазами. Гера никак не могла сообразить, что все это значит, смысл ускользал от нее, она верила и не верила своим глазам, читала и перечитывала снова. Лицо ее бледнело все больше. Эта старуха пифия ничего не придумала – все так и есть! И никакой обряд тут уже не поможет. Какой ужас! Наконец, Гера подняла глаза.
- Кто это придумал?
- А что такое?
- Я спрашиваю, кому пришла в голову такая дикая идея? Даже Гадес там, у себя в преисподней, не смог бы придумать ничего ужаснее, сколько бы ни ломал голову!
- Но, ты же знаешь наш порядок… Не стоит так нервничать, Гера! Что там хоть написано?
- А вы разве не знаете?
- Нет, конечно. Как можно всех упомнить. Смотри, сколько их. Никакой памяти не хватит.
Гера протянула им свиток. Мойры дружно уткнулись в него. Торопливым почерком младшей из сестер там стояло буквально следующее:
«Эдип, сын фиванского царя Лая, убьет своего отца, станет царем и женится на родной матери, что послужит причиною ее самоубийства и будет изгнан из большого города»
- Вы хотя бы прочитали это, прежде, чем писать? Хотя бы прочувствовали?
Мойры сконфуженно молчали.
- Давайте вместе подумаем, как исправить положение. – ссора с мойрами Гере нужна была сейчас меньше всего.
- Ты лучше нас знаешь – жалобными голосами заскулили сестры – все, что записано – сбудется непременно. Ничего исправить уже нельзя.
- Хорошо, но можно ведь отсрочить, слегка изменить?
- Отсрочить можно. Можно подарить ему десяток-другой счастливых лет, даже послать легкую смерть – но прежде смерти ему предстоит испить до дна свою чашу. Тут уже ничего не поделаешь.
И бессмертные обитательницы Олимпа, отложив все другие дела, целый день ломали свои мудрые головы, как же им облегчить судьбу Эдипа. Перебрав множество вариантов, богини, наконец, выбрали наиболее удачный из них, если вообще можно в данном случае говорить об удаче.