Часть восьмая повести

                на    Кутузовском

В  Гнездиковском переулке они работали все в одной общей комнате. Довольно темной, длинной, вытянутой от большого старинного окна  до входной двери . Это и было рабочее место художников-модельеров головных уборов ОДМО "Кузнецкий Мост". Перед каждым модельером на столе стояло зеркало, потому что сначала примеряли на себе  макет из ткани или спартри. А потом и сам, готовый или полуготовый, головной убор.Здесь же в вечном беспорядке были разложены меха, разные лоскуты, обрезки меха и тканей. И  от уже выполненных моделей и еще только создаваемых.
Комната утопала в обрезках меха, как лес во мхах. И у каждого на рабочем столе свои инструменты- любимые ножницы, с неизменным репсовым бантиком на одном из колечек-«чтобы никто не увел», разных цветов. У мамы всегда голубого цвета. Маленький, «дамский» молоток, для дамских,но рабочих ручек. Плоскогубцы, остро заточенные ножи для разрезания меха, специальные, заказанные каждой для себя самой у каких-то таинственных мастеров, выполненные частным образом,  меховые расчески, причудливые загогулины для снятия отформованного меха с форм-болванок. Массово такие специальные инструменты не изготовлялялись. И нескончаемые, повсюду, как муравьи летом -булавки . Повсюду валяющиеся булавки с круглой петелькой на конце. Никаких отдельных комнат! Все в одной комнате. Когда именно перевели их отдел из Гнездиковского на Кутузовский проспект,  рядом с кинотеатром «Киев», сейчас точно не припомню. Но,  по-моему где-то в конце 60-х годов.
 Вот  это был кошмар и полный подрыв здоровья. На старом месте в Гнездиковском  было больше места, а главное  воздуха. Там были высокие потолки со старинной  лепниной!
  А на Кутузовском-на первом этаже сталинского дома пространство было разделено по горизонтали пополам. Внизу разместили цех пошива и конструкторов верней одежды, в котором работали швеи-мотористки.
  А вот конструктора верхней одежды располагались и на первом и на втором этажах.
Конструктора , те, кого я помню - Лидия Николаевна Мочалова, супруга начальника цеха конструкторов меховых изделий Семена Моисеевича Жуховичера - это  родители моей подруги Любови Жуховичер. Екатерина  Маторина, я ее хорошо помню. Был в ней удивительный контраст между внешней монументальностью, крупностью, и тем , что, когда она о чем-то рассказывала , становилось очевидно, какой  удивительно тонкой и нежной души человеком она была. Трогательно и забавно было и то, как в момент волнения, не заметно для себя самой , она переходила на французский язык. Потому, что это был ее родной язык. Она дочь семьи портных  из Белоруссии, эмигрировавших во Францию. Там, во Франции она и родилась. Но после войны семья вернулась в Россию. Я любила с ней bavarder en francais ,когда она  , по-дружбе с мамой, делала для меня немыслимый шик 1981 года - замшевое пальто с кожаными вставками. Они с мамой придумали это пальто для меня и называли его  «инкрустация по замше». Екатерина Моторина  умерла от рака,рано, не дожив и до 50-ти лет. Работали и дружили две Раисы- Раиса Курмаева и Раиса Мозгачева.
Неугомонная  шутница , неутомимый балагур  Эмма Гроздненская- ей принадлежит перл, который цитировал весь ОДМО:
-"Ой! Девочки! Вот мы все и сморжопились, как груши в компоте!". Работала там и тихая тщательная Муся Пальчикова, и многие другие .
 Наверху - помещение разделили еще раз пополам; по вертикали. В первой, вытянутой проходной комнате сидели конструктора верхней одежды. А во второй комната модельеров головных уборов, там же , с ними вместе  сидели и конструктора верхней одежды- хрупкая с густыми и пушистыми, длинными волосами, кажется каштанового цвета, из которых она словно выглядывала ,с большими задумчивыми глазами- это была конструктор верхней женской одежды с 1976 по 1991,Елена Рязанцева. Она двигалась по этому тесному для всех помещению, словно плавно обтекая; и углы рабочих столов, и сотрудников.Она всегда  была погружена в себя,в работу и никогда не принимала участие в наших разговорах. Было во всем ее облике, что-то ускользающее, изяшно тающее , как духи удаляющейся незнакомки.Наверное поэтому, когда я видела, ее в голове почему-то мелькало: "А...девушка-туман".
Всегда весело и громко , конечно, потому они знали меня с самого рождения , здоровалась со мной Вера Ивановна Гринберг, позже она вернула свою девичью фамилию-Савина.Это была яркая женщина, талантливый модельер с красивым,решительным ,античным профилем .И начальник отдела или цеха, как это там называлось- Нина Яковлевна Заморская. На ее щеках всегда играл яркий, свежий румянец, что было удивительно в тех условиях, где ничто не располагало к такому прекрасному цвету лица,но который у нее сохранился до старости.И седина у нее была очень красивая-ровная сталь, не серебро, не а ля Индира Ганди,а настоящая сталь-седина,свойственная решительным руководящим личностям.
И до сих пор, когда приходится видеть "маститых" с такой типичной сединой,сразу в всплывает "как у Заморской".Они с мамой были сокурсницами в швейном техникуме.
Мама сидела в углу у окошка, об этом мне недавно напомнила Елена Рязанцева.И везде царил застарелый запах пыли. Там трудно было убраться. Мешала и теснота. Да и уборщицы советского периода старательностью не отличались-впрочем:советские уборщицы это нечто со страниц не написанной поэмы.Окрыленные приоритетом гегемона-застрельщика над гнилой интеллигенцией, они были весьма разговорчивы.И шлепая мокрой потертой и сквернопромытой мешковиной по шербатым полам, они часто ворчали , негодуя что те развели такую грязь, то есть много обрезков мехов, фетра, тканей.Убрать действительно было трудно-все было заставлено столами, заваленными выкройками ,тканями и мехами. И над всем этим, как стражи вечного беспорядка, чернели портняжные манекены.Сюда же приходили и манекенщицы на примерку, и модельеры верхней одежды, чтобы поработать с конструкторами над лекалами будущих вещей.
Но, вместо высоких потолков в Гнездиковском , позволявших им дышать , крохотная клетушка  на всех, с потолком , как говорила мама , «лежащим на макушке».
 Помещение, не отвечало ни каким нормам  элементарной пожарной безопасности. Даже существующие в то время вытяжки-и те не ставили. А, отпускаемые время от времени деньги из директорского фонда на реарганизацию, обустройство рабочих мест,... да они просто разворовывались администрацией.
 С пожарниками расплачивались меховыми изделиями из коллекций мод, которые быстренько списывали, как поврежденные или что-то в этом роде. То есть, расплачивались их же трудом и творчеством, создаваемом ими же - художниками То, что там не случилось пожаров- это просто чудо! Потому что это были какие-то самодельные  щелявые конструкции из досок и соседствующие с ними пышущие жаром ,сушильные шкафы. Эти самодельные этажи, вернее эти самодельные жердочки-полы, прогибавшиеся под ногами, соединяла узкая «дачная» лесенка. Грубо сколоченная и  крутая. Из не струганных досок, но почему-то нелепо густо лакированных. Время от времени кто-то из сотрудников падал. То, что мамин хлеб - это горький хлеб, я хорошо понимала уже в детстве. Всякий раз, когда я, позже -уже подростком или студенткой забегала к маме на работу, мне было так жаль ее, за то, что она целые дни проводит в таких скотских условиях - в пыли и вони –запахах мокрого меха .
   А уйти и работать в ателье ?
-«Ни в одном провинциальном ателье сотрудников в таком скотстве не содержат!»- часто с горечью говорила она, но оставалась. Потому что она была художник, творец, а вокруг Совок! Идти было не куда! ОДМО – единственное место на шестой части суши. где можно было  творчески заниматься моделированием на мировом уровне. Да ужасные были условия ! Весь их отдел в одной комнате, нос к носу. Работа друг у друга на глазах, что, разумеется, частенько приводило к конфликтам на тему «авторского права». Готовые коллекции ОДМО существовали под общей маркой: «Авторский коллектив Дома моделей «Кузнецкий мост». Мама любила именно изобретать, делать, что-то совершенно новое. Такое , что еще никто не делал.
 И этим пользовались. Только мама начнет работать над новым образом, экспериментировать с формой, сочетанием материалов , как неплохой администратор и тоже художник-модельер  , пользуясь положением маленького, но начальничка -начинала «обезьянничать», как это называла мама. То  есть- повторять талантливые и смелые мамины находки, прямо здесь же, готовя ту же коллекцию. Но  с вариациями в отделке и в деталях. Тем же, к сожалению, иной раз грешила и  другой неплохой модельер головных уборов, ее соученица по швейному техникому. Но особую досаду, доводящую ситуацию, до скандала между ними, вызывало то, что они за спиной у мамы, время от времени - объединившись под девизом « против кого дружите», потихоньку от мамы уносили ее модели, которые хранились на общих  стеллажах. И отдавали и ее модели вместе со своим  снимать в различных журналах, но авторство приписывали не абстрактному «Авторскому коллективу Дома моделей «Кузнецкий мост»- а только себе. Как ни скрывали они это от нее - номера этих журналов, все равно или кто-то из модельеров принесет и с удивлением покажет, помня вещи по просмотрам. «Компромат» просачивался самыми неожиданными путями.  И обман, вернее этот подлог- все равно всплывал наружу. И мне не однократно приходилось быть свидетелем их телефонных «доругиваний» уже по домашнему телефону после работы или в творческий день. Это были звонки полные увещевания и обычно онисводились к тому,что: «Подумай, Маргарита! Ведь нам всем работать в одной комнате и дальше!»  И потому она, Маргарита Андреевна Белякова, не должна мелочиться, тем более, что придумывает она новое с такой легкостью. что не стоит портить отношения ради каких-то снимков в журнале. Тем более что , что бы они все не делали в конечном счете все это «Авторский коллектив Дома моделей «Кузнецкий мост».И поэтому она не должна «зацикливаться» на своем авторстве.
Но и мама на язык была и остра и зла, кольуж разобидится. И приходилось мне слышать, как кричала сотруднице: «Ты , способная моделировать лишь квадратно-гнездовым способом!!!!»
      Любопытно, что подобных  ситуаций не возникало; ни с Ириной Смородиной, так же работавшей с ними «нос к носу» в 80-тые годы, ни с Екатериной Никитичной Татушкиной , так же досидевшей в той комнате  до конца существования ОДМО, ни с другими появлявшимися в их отделе сотрудниками.
Выйдя на пенсию, мама с ними обеими не перезванивались, не поздравляли друг друга с праздниками .
Да все осталось в прошлом. Там бы только не ругались, не сотрясали бы небеса.
    Глупо и досадно, тем более, что мама была всегда человеком дружелюбным, часто излишне романтическим и наивным в отношениях с людьми. Со многими модельерами и конструкторами  она дружила до глубокой старости, уже ,будучи на пенсии. До сих пор лежит в моем домашнем архиве и переписка со Смородиной, уехавшей на ПМЖ в Израиль, да и с Екатериной Никитичной, помню, что перезванивались.
Сегодня всех троих уже нет на этом Белом Свете. И как смешны и нелепы теперь «все эти глупости и мелкие злодейства», потому, что все трое- составлявшие отдел моделирования головных уборов ОДМО..... теперь- все они там, где ничто не утаить!
     Да...и здесь, на этом Белом Свете- всегда найдутся глаза, которые видели, и уши, которые слышали, как все было на самом деле. Ох, не стоит, не стоило и не следовало...!Но!
    Но, рассказываю я это не из злопамятства, а чтобы пояснить, что, как не парадоксально, отчасти эти трудности заставляли маму постоянно искать пути , создания совершенно неповторимых вещей. Что бы на просмотрах представить свои идеи не  растиражированными .
   Да и то, что сидеть и сидеть им в одной общей комнате- тоже было правдой; в общей сложности 40 лет проработали они в одной комнате .
И "пересидела" она их лет на пять. Мама ушла на пенсию в 60 лет. Она любила свою профессию. И долго не могла расстаться с ОДМО. Кстати, что касается «Авторского права», то – неожиданно у меня появилась возможность защитить его. Когда мама уходила на пенсию, по договоренности с администрацией, ей разрешили выкупить около сотни ее деревянных форм, ее моделей. А, когда болванщик передавал готовую форму, созданную им по авторскому макету модельера, он всегда надписывал имя автора модели. Что было ясно,  кому из них принадлежало авторство и чья это модель. На маминых неизменно, как клеймо мастера - стояло «РИТЕ» и иногда дата. Мама попросила меня выкупить эти ее модели. И я выкупила их. Как она была счастлива  и благодарна. Уже дома, раскладывая их, , прижимая их к себе, и поглаживая ,как детей,  она сказала:»Вся моя жизнь в них. Вот мое свидетельство и мое авторское право!».

 Хотя ее  и так ценили и уважали, как талантливого художника,. Помню, как мама стала создавать меховые полотна из сшитых вручную тонких полосок разноцветной норки. Это были очень темпераментные композиции. А ритмичность графики и акцентированность цвета этих композиций получала дополнительное звучание , когда  ложилась на подготовленный объем формы головного  убора, специально продуманного и рассчитанного для этих «полотен».
Как она в шутку называлаэту работу: «Мой чукотский народный труд». Бывало так, что  делала она эту работу дома. Хотя вещи предназначались для сезонной коллекции на "Кузнецком Мосту". Эта конспирация должна была защитить ее честь и достоинство, потому, что хоть и не занималась она паблисити, но....
Но воспринимала она эти «заимствования», крайне болезненно. И к созданию коллекции она относилась, как художник к предстоящей выставке.
Она вдохновлялась живописью Хуана Миро, Кандинского Аристарха Лентулова, которых мы с нею смотрели в альбомах живописи.
    И ,когда она принесла на работу ,точно сейчас не помню: две или три  готовых таких полотна, и натянула их на форму, у ее оппоненток просто не осталось времени  слямзить идеи. И эти работы вызвали  фурор  на просмотре. Кстати, тогда стали  много работать с разноцветными композициями из меха и в верхней одежде.
   Бывало, что мама «подгадывала» время отпуска, жертвуя коротким летом, что бы сделать модели «без милых дам» и пустить их в показ.
Но бывало, что модели ее оказывались слишком кропотливыми и действительно- «тиражированию»- не поддавались. Это ее радовало
Словом: «Да здравствует «Авторское право!»
Дом Моделей периода «застоя», то есть 70-80-х  годов, а  я хорошо помню. Это были времена моей молодости. И мама часто приглашала меня на просмотры на Кузнецкий в знаменитый Зеленый зал с подиумом по середине, чтобы показать свои работы.
 Я забегала и на работу на Кутузовский- ей очень хотелось , чтобы я поступала в Текстильный, что ,кстати, облегчило бы ее жизнь в плане  моего образования. Да и просто показать  мне новые творческие работы ей тоже хотелось. Поэтому при мне  обсуждалось сотрудниками и мамой , что Администрация ОДМО того периода очень отличалась от первоначальных традиций отношений между художниками и начальством.  Да и сами они, художники, с некоторой иронией относили себя к крепостным  художникам:
-«Работаем за похлебку!»- частенько горько пошучивали они. И потому:«Что б тебе жить на одну зарплату!»- рожденное самой жизнью , было близко и  работникам ОДМО.
   Но ...все это «мрачное закулисье», а вещи художниками создавались прекрасные, талантливые, в которых запечатлелось то , лучшее, что витало в воздухе тех лет, о чем мечталось. А что до тех пропойц и наглого ворья – администрации Дома Моделей, так кто ж теперь вспомнит их имена! Не стоят они того! Конечно, именно это чванство и скотство администрации в конце концов и уничтожило Дом Моделей.Но , сколько бы не менялись имена новых владельцев  прекрасного здания На Кузнецком мосту , созданного Эрихсоном , а
    имена художников- модельеров останутся навсегда.Мир рукоплескал их искусству , и в этом истина!
  Тут надо бы пояснить , что помимо основных направлений деятельности Дома Моделей; создание  сезонных коллекций модной одежды или, как они сами называли; «готовить показ», который потом гастролировал по всей планете. Который представлял «социализм с человеческим лицом», а учитывая какие легендарные красавицы и были этим лицом на подиумах всего мира! Это лицо было не забываемо!