Каринка

Не помню точно день нашего отдыха, когда я утром услышала её.

Карине было четыре года. Маленькая, тоненькая, со светлыми пшеничными косами, громким, не по-детски низким голоском, девчушка-былиночка постоянно двигалась, шумела, что-то требовала. Она морщила носик, выговаривая соседской девочке: «Ага, а мама сказала, что я большая! Понятно?» При этом она как-то особенно протяжно, даже назидательно сказала это «ага», как будто за этими хрупкими плечиками была взрослая жизнь, полная вопросов и ответов.

Жарким тот июль не выдался. Алыча во дворе осыпала крупные янтарные бусины на асфальт. Детвора бегала, давила прозрачные плоды, что вызывало недовольство аккуратных хозяев этого небольшого курортного дворика. Взрослые собирали и складывали в посуду сочную алычу, варили из неё джем. Хозяин-грек, добрый, но строгий дядька, приносил миски для плодов, просил постояльцев присматривать за непослушной детворой. Курортная жизнь этой небольшой гостиницы, наверное, мало отличалась от соседских дворов. Может, только чуть строже были хозяева, чуть чище во дворе… Не знаю – это был мой первый выезд с семьей к морю.

Карина с молодой матерью, самой еще ребенком, по утрам садилась под могучую алычу, дававшую спасительную прохладу жаркими днями. Завтракали они незатейливо – когда бутерброды, когда кашки. Потом мать уходила в комнату, а Каринка оставалась общаться с окружавшими её людьми. Меня сначала раздражало это громкое щебетанье, пока я не познакомилась с ней поближе.
 
Она подсела к нам, когда наша семья завтракала. Знаете, бывают дети, которые никого не стесняются? Вот таким ребенком и была Каринка.

У Карины блестели глаза. Упрямый взгляд, немного из-под бровей, но преданный, уверенный в том, что взрослые никогда не обидят. Но что-то в этом блеске настораживало. В её взгляде было слишком много звезд.

С Каринкой мы быстро подружились. Маленькое создание-кузнечик слушала мать, наивно, неумело пытаясь лукавить. Она не любила мыть руки перед едой, уверяла молодую маму в том, что ладошки уже чистые. Я, имеющая уже взрослых детей, применила излюбленный способ проверки правдивости: сказала, что у тех, кто лукавит, уши синие. Глазенки маленькой птахи округлились, и Каринка стремглав побежала мыть ручонки.
 
Иногда мы подкармливали девчушку, потому что каждый ребенок голоден глазами. Она, даже не попробовав кукурузные хлопья на вкус, заявила матери: «А я их уже люблю!» Мы были покорены этим созданием, и не понимали излишней строгости, с которой обращалась мама Карины. Я брала девочку на руки, вдыхала неповторимый, молочный еще, детский аромат, и та обхватывала меня всеми конечностями, как обезьянка, и целовала крепко-крепко в щеку.
Спустя неделю мы узнали, что у Каринки врожденный дефект глаза (не помню медицинского термина). Год назад ей поставили искусственный хрусталик. Вот он и блестел так странно, отличая один зрачок от другого.

Её мать, рассказывая об операции, радовалась тому, что подобные дефекты встречаются обыкновенно на двух глазах. А у Каринки, о счастье, только на одном. Но полгода назад перестали работать мышцы радужки – половина зрачка не сужалась.

Как же все-таки удивительно устроен мир! Мы находим маленькие радости, казалось бы,  в безвыходных ситуациях и страдаем над пустяковыми проблемами.
Маленький ребенок, еще не ведавший страха, доверявший мне безоговорочно, за четыре года видел многое. Но Каринка была всегда весела, подвижна, энергична. Она заражала радостью всех вокруг. Я покорилась жизнелюбию этого ребенка.

Перед отъездом мы сидели на веранде, что-то обсуждали, детвора бегала, визжала, а я думала: как же Бог благословит это маленькое хрустальное создание? И что она встретит на своем пути? Радость – обязательно. Но немного должно быть и грусти – иначе Карина не научится ценить радость и счастье.