Часть 4

                Часть 4
                Солоха кланялась каждому, и каждый
                думал, что она кланяется ему одному.
                Гоголь

9.

     Всю последнюю неделю я шла на рекорд: в понедельник минус четыреста, во вторник минус сто,  в среду минус триста. Не нужно было голову терять и платить две с половиной тысячи крон, которые мне Наташка дала, чтоб я заплатила медицинскую страховку, за опасную 87 улочку на неделю! Ведь теоретически можно было предположить, что на оставшуюся 85  встанет или Оуген или Дима. Встал Оуген. И мне пришла хана. Тот принт, что я продаю за 500 крон, а Серебряный за 450, Оуген продает за 400. Но это теоретически. Практически Оуген продает два за 400. Я сама слышала и видела. И как я с ним могла потягаться?! Только оригиналами. Но все мои оригиналы убила Алла. "У Вас масло на картоне? И так дорого?! Вон там масло на холстах! И так дешево!!"  Что мне оставалось делать?!
     Я взяла и позвонила Мише Ашхотову. Алла продает его масло на холсте, Прагу, за две тысячи, что означает цену комиссии – тысячу. Но в отличие от Овика – Миша пишет свои оригиналы, собственной академической ручкой, а не принтует их. Алла именно под сурдинку Миши продает свои «проработанные» принты. Подсовывает сначала деньги, а потом меняет на куклу. Я хотела поговорить с Мишей. Попить кофе и поговорить. Но сначала, с утра, мне нужно было попасть к своему лечащему врачу. Мало того, что я должна была получить рецепт на новую партию таблеток от давления, я еще должна была узнать результат разбора крови.
     Результат разбора крови показал, что у меня что-то с ятрами.* Врач сказала, что выдаст мне направление на обследование. Это через переход, на том же этаже, стеклянные двери, в окошечко для регистрации, чтоб назначили термин.**
     - Пьете? – спросила медсестра.
     - Вино. Один-два бокала вечером, - соврала я. Я  два года назад уже так врала.
     - Так вот. До результата обследования – ничего жирного, ничего жаренного, ничего острого, а уж тем более – ни капли алкоголя, даже пива. Понятно?
      Обследование мне назначили на десятое  июля. Да какое там обследование – живот обмажут и машинкой по нему проведут, вот и все обследование, как сказала медсестра. Но десятого июля!!

      - У меня мамка в первых числах июля приезжает! Я ее не видела два года!! Неужели я с ней рюмочку не выпью?! – сказала я Никольской, когда пришла на работу.
     - Ты, наоборот, пей, как всегда, чтоб обследование правду показало. А то месяц пить не будешь – печень очистится, и ничего не найдут.
     - Ты сумасшедшая. Ты хочешь, чтоб у меня что-то нашли?!
     - Не дай Бог, Ира, что ты такое говоришь.
     - Но у меня же ничего не болит.
     - У Бориса тоже не болело.

     Я задумалась. Я даже не заметила, как пришел Ашхотов и уселся возле Асхата на лавочку.  Я вся извелась. Наконец, к Асхату кто-то подошел на станек, и он от Миши отклеился. Я подскочила тут же:
     - Миша, пойдем, кофе попьем.
     - Я уже пил с утра, мне больше нельзя. Говори так.
     - Асхат может вернуться, а я с ним не то, что не разговариваю, не здороваюсь.

     10.

     - Как у вас тут все запущенно, Ира, - печально сказал Миша, - ну, пойдем, кофе попьем.
     Мы зашли к «Старичкам», хотя это давно уже не «Старички», уже владельца три поменялось у того бара, и цены там сейчас поднебесные, даже на кофе.

     - Я хочу попросить у тебя твои работы на комиссию. Мода такая пошла, все хотят масло на холстах, а у меня нет. У народа впечатление такое, что акварель легко подделать, а масло на холсте – нет. Живут вчерашним днем, а я погибаю.
     - Я много лет работаю с Овиком, Ира, он не раз меня выручал, поэтому работы  я даю только ему.
     - На Гавелаке*** каждый художник имеет по две, а то и по три точки. Тютюник Вася,  Юра Шевчук, Коля Карелов, да все. Я тоже раньше была адептом эксклюзива, но сейчас не до жиру. И тебе  самому это будет выгодней.
     - Мне не будет. Я сейчас медленно пишу.  По две картинки за неделю, только чтоб на хлеб хватало. Надоело все. Продался мостик с фонариком – опять пишу мостик с фонариком. Одно и то же, уже лет сто, а я же академический художник. Мне стыдно. Я домой уезжаю, навсегда.
     - А где у нас дом?
     - В Нальчике.
     - О, у меня там тетка живет. По папиной линии.
     - Правда?
     - А там войны нет? – вдруг вспомнила я.
     - Что ты! Там горы. Солнце. Я здесь задыхаюсь без солнца. У меня болит горло от вдыхания красок. И я почти ослеп.
     - Я тоже ослепла, Миша, это возрастное, но, в отличие от меня, ты еще молодой человек. И потом, на дорогу и на первое время тебе понадобятся деньги, ты можешь разделить коллекцию Аллы, вдвоем мы ее быстрее продадим.
     - Нет коллекции. Я и ей-то работать не успеваю.
     - Так создай. В конце-концов, мы можем работать и по почте. Ты будешь мне из Нальчика присылать работы, а я тебе в Нальчик посылать деньги.
     - Не напрягай меня так, Ира. Я все равно тебе ничего не обещаю.
      
     Миша ушел, а я села на станек и загадала: если и сегодня будет минус – пойду к Люсе. Я отработала в минус четыреста.

     С тех пор, как Люся открыла галерею в пассаже на Целетной улице, я была у ней всего один раз, да и то месяца два назад, когда отдавала долг. С тех пор мы не встречались, не общались, а тем более, не сидели в кафе «У червеного пава».***
     - Что будем пить?
     - Мне пить нельзя. До десятого июля.
     - Тогда кофе?
     - Фиг с ним, давай по бокалу вина.
    
     - почему ты пришла?
     - я не могу без тебя успешно работать.
     - а почему не пришла раньше?
     - раньше еще деньги от квартиры оставались.
     - а сейчас?
     - сейчас кончились.
     - не зарабатываешь?
     - целую неделю ухожу в минус. Уже наделала долгов пять тысяч.
     - только не будешь за мой счет свои долги отдавать?
     - буду рассчитываться по факту каждый день.
     - хорошо, раз в два-три дня.

     - если бы у меня был другой выход – я бы с тобой не работала, - это Люся уже коньяк пила, а я кофе, я чуть под стол не упала, - у меня дела тоже на волоске, день в день живу, все счета свои оголила.
     - напрасно мы так долго медлили. Давай дружбу отставим пока в сторону, а займемся бизнесом, - тут чуть под стол не упала Люся, -  представляешь, самые хорошие художники уезжают, назад, навсегда, - быстро добавила я, приводя ее в чувство.
     - Глупости, кто их там ждет? Кому мы там нужны, Ира?! – Люся села на своего любимого конька.

     - мы и здесь никому не нужны.
     - это ты ни разу не позвонила, не поинтересовалась как у меня дела, как мама, как Ирка.
     - как у тебя дела, как мама, как Ирка?
     - кризис изменил людей, Ира, мы тоже должны измениться.
     - я изменилась. Я поклялась себе тратить только то, что зарабатываю, и не зарабатываю ничего.
      - ничего, копеечка к копеечке, мы снова начнем зарабатывать. Только до первого провала, Ира, мне Серебряный сказал, чтоб я тебе больше работ не давала.
      - интересно, что бы он мог  еще сказать, когда ему невыгодно, чтоб мы с тобой снова начали работать.
     - а с ним не получается?
     - с ним не получается. Но это долгая история.
     - расскажи. Я никуда не тороплюсь.
     - а я тороплюсь, у нас в доме ремонт происходит.
     - все уже спят, поехали ко мне.
     - мне нужно вечером таблетку выпить, и утром одну.
     - эх ты, растяпа, что же ты с собой по паре штук не носишь?
     - привычки нет.
     - еще кофе?
     - я уже выпила кофе, мне больше нельзя.
     - а я еще коньячку выпью.

      В результате я домой попала  все равно после двенадцати. И не увидела, как  Наташа, Никольская и Сашка ободрали за день в большой комнате стены. Но и не услышала, как чертыхался Франта, когда вечером отдирал восемь лет заливавшееся кока-колой прогнившее ковровое покрытие.