Закрытое дело

- А почему это дело вас заинтересовало? – хмуро спросил меня бывший лейтенант милиции Коробков. – Оно давно закрыто, всем всё ясно.
Он был неправ. Хотя, конечно, дело было закрыто, закрыто давно и наглухо. Однако страшного маньяка-убийцу так и не нашли, а ссылки на якобы убитого бродячего пса-людоеда были крайне неубедительны. Почему это дело заинтересовало именно меня, объяснить было просто. Моё детство прошло в этих местах, и я очень хорошо помнил все странные и пугающие разговоры, ходившие здесь в те времена, даже видел однажды, как грузили в «Скорую помощь» останки одной из жертв. Слышал я и о том, какую роль сыграл в этом деле лейтенант Коробков. Правда, тогда я представлял его себе совсем другим. Может быть потому, что я был ребёнком, Коробков представлялся мне высоченным, сильным, ловким, то есть некоей помесью Дяди Стёпы и Ильи Муромца. Сухонький седой старичок с изуродованным шрамами лицом и безвольно висящей левой рукой никак не походил на портрет, нарисованный тогда в моём воображении. Тем не менее, это был он – спаситель многих и многих людей. От моих знакомых в милицейских кругах я знал, что Коробков действительно совершил ЧТО-ТО, приведшее к закрытию этого дела, но что именно, в чём разгадка – этого никто не говорил. Осторожно намекали, что дело секретное. А почему? Решив распутать эту проблему, я и обратился к самому Коробкову. Ему теперь бояться нечего, человек он гражданский, инвалид – вдруг да поможет мне. Всё это я и объяснил ему, стараясь быть предельно откровенным.
- Всё-таки не пойму я, зачем вам лично это нужно? – снова спросил он меня. – Вы кто? Следователь? Журналист? Просто любопытный?
Я не был следователем, и опасался того, что профессия журналиста не удовлетворит бывшего милиционера. Однако врать не стал.
- Я журналист, Сергей Иванович. Но прошу вас не думать, что это дело для меня – просто способ заработать на жизнь, мол, сейчас всё у вас выпытаю, да распишу пострашнее – и все дела. Личное оно для меня – я хочу знать, а если возможно – рассказать людям, кто именно здесь тогда так зверски убивал людей. Ведь все мы здесь несколько лет по лезвию ножа ходили. Я же ещё ребёнком тогда был, так меня мама с бабушкой больше чем на пять минут одного не оставляли, гулять боялись отпустить. Вы Костю Похлёбкина помните? Так он из нашей деревни был, всего на три года меня постарше. Что от него осталось? Говорили, что в гробу одну руку только хоронили.
Мой собеседник помрачнел. Непроизвольным движением он обхватил здоровой рукой свою высохшую чуть выше локтя и начал массировать. В его глазах что-то блеснуло. Слеза? Да нет, мне показалось, что это был гнев, даже ненависть. Но он молчал.
- Мне все говорят, что дело закрыто, что его содержание секретно, - без особой надежды продолжал я. – А я просто не могу понять, что тут может быть секретного? Если убийца пойман и наказан – назовите его. Если же убийца на свободе – так и скажите. Собаку всё какую-то приплетают. Вот хоть вы скажите, Сергей Иванович, была собака, или её не было?
- Собака была… Только она здесь ни при чём… Вернее, она при чём, но не она убивала… Она… Она мне жизнь спасла… Только всё это никому не нужно…Зачем вы меня мучите? – Коробков поднял на меня страдающий взгляд. – Вы же как и все остальные – вам не правда нужна, а спокойствие. Или сенсация. Тут ничего этого нет. Всё кончилось. Я кончился. Убийства кончились. Пёс этот несчастный умер давно, - всё с большей горячностью продолжал он. – И я даже не знаю, похоронили его, или на мыло пустили – для спокойствия. А он мне жизнь спас! Вы понимаете – жизнь! А я его даже похоронить не смог. Он может быть и вас спас! А вы всё лезете, любопытничаете…
Коробкова уже трясло. Лицо его покраснело от волнения и гнева, а жуткие шрамы, наоборот, побелели, и выделялись на его лице совершенно отчётливо. Я присмотрелся повнимательнее. Было похоже, что шрамы эти оставила чья-то пятипалая лапа или рука с огромными когтями.
- Не волнуйтесь так, Сергей Иванович… - я попытался успокоить его, но, похоже, только подлил масла в огонь.
- Вот-вот, все вы такие – успокойтесь, не волнуйтесь, забудьте всё. А если я не хочу забывать? Я в психушке полтора года отлежал, меня такой дрянью кололи, что я уже давно должен был навсегда успокоиться. А я не могу забыть… Вы этого никогда не поймёте. Сколько раз я уже эту историю рассказывал – да что толку. И никакой тут секретности нет. Я просто псих – у меня на этот счёт и справка есть из диспансера. Рассказать вам всё? Пожалуйста, расскажу, только я финал нашего разговора вам наперёд предскажу. Вы уйдёте, записи выбросите, и будете считать, что ничего не было. Вы мне не поверите. И не только потому, что я нервнобольной. Просто вам самому будет легче считать что ничего подобного не было.
Я был в растерянности. То, что Сергей Иванович был ещё и душевно болен, стало для меня новостью. Теперь весь его рассказ не имел бы силы документа. Да и вообще – стоило ли начинать его? Выслушать бред больного человека – это может быть и интересно, но всегда ужасно тяжело. Был у меня на эту тему небольшой опыт. Так что же делать? Заметив моё недоумение, Коробков немного остыл.
- Ну вот… Пожалуй, хватит разговаривать, молодой человек? Вы уж не обижайтесь на меня, старика. Больной я человек, да и тема эта… Извините вы меня… зря я так на вас накинулся…
Не знаю, что на меня повлияло – то ли его извиняющийся тон, то ли просто природное любопытство, но я решился.
- Нет, Сергей Иванович, вы меня ничем не обидели. Дело тут не во мне, и даже не в вас, не в вашем теперешнем состоянии. Я всё равно хочу знать правду об этом деле, какой бы странной или неприятной она бы ни была. И вы – единственный человек, который её знает, но не обременён запретами.
- Это правильно, с нас, психов, подписок не берут. – Он зло прищурился, и от этого его изуродованное лицо стало ещё более страшным. – Правду, значит, хотите знать. Ну, слушайте. И не говорите потом, что не слышали. Для меня это дело началось, когда я молоденьким лейтенантиком прибыл на службу в ваше отделение милиции. Тут тогда просто паника была – серия зверских убийств, следствие в тупике, начальника уже сняли, участковые сами разбегались хоть куда-нибудь – со страху, в основном. Население во все инстанции пишет, а что толку. Над этим делом целая бригада следователей из областной прокуратуры корпела, а результатов – пшик. Всем было ясно, что действует какой-то маньяк, но они обычно неуловимы – ненормальные же люди, их поведение обычной логике не поддаётся. Двоих даже арестовали за это время, одного к вышке приговорили по косвенным доказательствам, да это всё ерунда, так, для успокоения собственной совести, да чтобы показать всем, особенно начальству, что следствие и правоохранительные органы не спят, а работают. Но пройдёт какое-то время – и опять убийство. Почерк-то один и тот же. Один человек работает… Если его можно человеком назвать… Почерк-то у него был нечеловеческий – все жертвы были просто разорваны в клочья, расчленены. И без применения оружия – голыми руками. Причём ни одно тело собрать полностью так и не удалось, хотя этому тоже много внимания уделялось. Но и среди «расчленёнок» эти убийства тоже выделялись. Даже маньяки имеют какие-то привычки и пристрастия. Один глаза вырывает, другой головы отрезает и прячет, третий – половые органы. Здесь же – то одно, то другое, то третье, то ещё что-нибудь – без определённых предпочтений. Единственное, что исключалось во всех этих убийствах – сексуальная ориентация. Ни женщины, ни дети, ни мужчины никаким видам сексуального насилия не подвергались. Это тоже удивляло – большинство маньяков как раз задвинуты на сексуальной почве. Этот – нет. Полностью была непонятна и его, маньяка, мотивация. Чего он добивался, кто он? Просто садист? Но те предпочитают мучить жертву, подвергают её пыткам. Подобного в этих случаях тоже не наблюдалось. Как определили следователи и эксперты, он, маньяк этот, нападал на жертву внезапно, и, обладая огромной физической силой, почти мгновенно разрывал на части. На месте преступления так же находили не только человеческие, но и собачьи следы. Делали анализы, определили, что собака очень крупная, серая, что-то вроде кавказской овчарки-переростка. И всё. Впрочем, нет, не всё. Пробовали пускать по следу ищейку – собаки вели себя крайне странно – не только не брали след (даже видимый!), но пугались и шарахались от него. Проводники не могли дать осмысленного объяснения.
- Ну, взяли, конечно, под контроль всех владельцев крупных собак в округе, даже не только овчарок. Всё без толку. Пару раз делали обыски у особо подозрительных – тоже впустую. Дело ещё отягощалось тем, что в этом районе находились дачи некоторых ответственных работников. Вы, наверное, помните?
Он впервые с начала своего монолога обратился ко мне. Не желая перебивать его, я только утвердительно кивнул головой.
- Так вот, некоторые из них не пожелали покидать насиженных мест, но требовали восстановить порядок. Обладая большой властью, они давили на прокуратуру области, но ни к чему хорошему, кроме какого-то бессмысленного навала, это не привело. Следователи и так сбились с ног, но никаких сдвигов по розыску преступника не было. Вот тогда-то я и заинтересовался этим делом. Почему? Я и сам понятия не имею. По службе мне это в обязанности не вменялось, этим делом занимались куда более серьёзные люди. Наверное, просто молодость во мне играла, да жажда славы. Вот, думаю, как возьму убийцу, тут все поймут, что за гениальный сыщик лейтенант Коробков, похлестче, чем сам Шерлок Холмс… Да… Молодость… Мне ведь и сейчас только сорок восемь… Но это дело выпило из меня все соки, я сразу же после излечения уже чувствовал себя глубоким стариком… А уж после психушки…
Он замолчал, глядя куда-то в небо своими светло-серыми выцветшими глазами с красноватыми прожилками. Мы помолчали. Всё рассказанное им до этого не было для меня новостью.
- Извините, Сергей Иванович… - начал я.
- А, да, да, простите, пожалуйста, - смутился он. – О чём я говорил? Да, так вот я, на свою беду, тоже заинтересовался этим делом. Следователи особенно не препятствовали. Был там один, Ушаков Пётр Фомич, пожилой уже, так он меня даже поощрял. Мы, говорит, Серёжа, уже так в этом деле закопались, что, даже и увидев убийцу, мы его не узнаем. Присмотрелись, всё примелькалось, всё кажется нам обыденным и неважным, а оно-то самое главное и есть. Я, говорит, уверен, что разгадка этого дела уже найдена нами, только мы её не увидели, не поняли. Ты, говорит, читай, интересуйся, может, свежим глазом что и углядишь. Вот я и интересовался. Ну, и углядел. Только всё это так просто было, что я даже не решился никому об этом сказать. Они ведь все опытные, известные люди в прокуратуре – и мимо прошли, а я, щенок, углядел. Сам себе не верил. А зря. Догадка-то моя оказалась правильной.
- А что за догадка-то, Сергей Иванович? – Не выдержал я. Чувствовалось, что рассказ его подошёл к своей кульминации. Я даже напрягся внутренне, ожидая её.
- А догадка-то, молодой человек, оказалась простой. Я нашёл то, что объединяло все убийства, упорядочивало их. Алгоритм маньяка я нашёл, его бзик. Все преступления совершались ночью, в полнолуние. И только при том условии, что в это время шёл дождь. Стечение обстоятельств достаточно редкое, вот почему не было убийств зимой… Впрочем, этому могло быть и другое объяснение, но это я понял уже потом, в больнице. А тогда… Тогда я даже не решился никому сказать о своей догадке, решил сначала проверить всё сам. Было лето, полнолуния оставалось ждать всего несколько дней. На дождь приходилось только надеяться. Место преступления было очерчено следователями достаточно чётко: почти правильный круг, диаметром в несколько километров. Оставалось только патрулировать его и уповать на удачу.
В день полнолуния с утра пошёл дождь. Я понял, что это мой шанс. В принципе, я уже был готов, оставалось только решить, как обследовать предполагаемое мною место преступления. Машина и мотоцикл отпадали сразу – шуму много, а куда-нибудь в поле ночью, да ещё в дождь, на них не сунешься. И потом, у меня не было уверенности, что их предоставят на ночь в моё личное пользование. Новый начальник отделения, присланный вместо снятого, был настолько испуган постоянным вниманием сверху к его отделению, что походил на поражённого страхом зайца – шарахался от любой неожиданности. Мне приходилось полагаться только на самого себя, на свои ноги. Но я был молодой, так что ночная прогулка в несколько километров меня не пугала, тем более, что я сразу откинул ту часть круга, в которую входил дачный поселок и ваша деревня. Хотя население было до крайности запугано, мне не верилось, что преступник решится напасть на кого-либо в пределах населённого пункта. Да и вряд ли удалось бы ему найти там жертву. Вы должны помнить, что в те времена даже подростки после семи-восьми часов вечера не выходили на улицу – ни по одиночке, ни компаниями. И не потому, что начальник милиции ввёл своеобразный комендантский час для детей и подростков – все и так боялись маньяка. Рассуждая так, я вдруг похолодел от мысли, что единственной возможной жертвой маньяка, не считая случайных в наших местах людей, становлюсь я сам. Но испуг мой прошёл достаточно быстро, я успокоил себя тем, что я, как и подобает настоящему милиционеру, вызываю огонь на себя, спасая таким образом гражданское население, вверенное моей охране. Помнится, я в тот момент гордился собой. И когда к ночи дождь не утих, я даже обрадовался. Почистив и проверив пистолет, я вышел на улицу. Дождик шёл небольшой, нудный, так называемый сеянец. Я накинул капюшон плаща и пошёл вдоль дороги к окраине посёлка. В разрывах туч изредка показывалась толстая, самодовольная морда Луны. Вокруг царила полная тишина, и равномерный шелест дождя никак её не нарушал. Я знал, что в дождь, особенно несильный, моросящий, звуки разносятся очень далеко. Это меня как-то успокаивало, давая надежду, что услышав что-то необычное, я успею подготовиться.
Два или три часа я почти бесцельно слонялся по полям вокруг посёлка, но ничего необычного не увидел. Всё замерло, затаилось, только по далёкому шоссе время от времени проезжали автомобили, пробивая толщу темноты ярким светом фар. Мне уже стало казаться, что моя догадка была неправильной, когда я заметил на далёкой макушке отлогого холма какое-то движение. Было темно, а холм находился достаточно далеко, так что я никак не мог понять, что же это было, но внутренне уже был готов к тому, что это и есть преступник. Что он там делал – искал ли новую жертву, или уже глумился над её останками – меня не интересовало. Я вытащил из кармана пистолет, и побежал туда, стараясь держать ритм бега и дыхания.
Когда я приблизился к подножию холма, я услышал какой-то странный, необычный звук за спиной – меня кто-то догонял. Я даже оторопел от неожиданности. Звук не напоминал человеческую походку, это бежал какой-то зверь. Я вспомнил о собачьих следах на месте преступлений. Всё сходилось. Я остановился и затаился, стараясь дышать не очень громко. Пистолет был наготове. Неподалёку, у небольшого овражка, рос раскидистый куст орешника. Я осторожно спрятался за ним. Скоро на тропинке, по которой я бежал, показалась и собака. Но она никак не подходила под описание, данное экспертами. Небольшая, рыжая, с висячими ушами – настоящая дворняга, да и агрессивной она не выглядела. Наоборот, собака была сильно испугана. Она то и дело поднимала свою морду к вершине холма и напряжённо внюхивалась в запахи, доносящиеся до неё оттуда. В эти моменты шерсть на её холке поднималась дыбом, и собака нервно переступала лапами и глухо рычала, поджав хвост. Присмотревшись к собаке повнимательнее, я узнал её. Она частенько приходила побираться к столовой, в которой питался и я. Помнится, я даже подкармливал её несколько раз, когда столовские котлеты оказывались совершенно несъедобными для человека. Показавшись из-за куста я тихонько присвистнул. Собака испуганно обернулась, но, видимо, тут же узнала меня, и радостно подбежала поближе. Да и я, признаться, обрадовался, что меня преследовала именно она, а не спутница маньяка. Присев на корточки, я погладил собаку. Она доверчиво прижалась к моей ноге.
В этот момент тишину дождливой ночи прорезал дикий, бешеный вой. От неожиданности я вздрогнул и уронил пистолет. Собака, пытаясь спрятаться, ткнулась мне в колени, и я упал навзничь. Тихо чертыхаясь про себя, я, весь перепачкавшийся в грязи, встал на колени и нашарив в темноте пистолет, прислушался. Было тихо, только дождь всё шуршал и шуршал. Но я напряжённо вслушивался, стараясь в то же время понять, какое существо издало столь необычный вой. Явно не собака, ибо было в этом вое что-то странное, почти членораздельное. Человек? Маньяк? Или же его жертва, раздираемая на части? Когда эта мысль осенила меня, я сразу же вскочил на ноги. Думать было уже некогда. Я побежал на холм. Дворняга, прятавшаяся где-то в темноте, бросилась за мной, но, догнав, схватилась зубами за полу плаща и постаралась удержать меня. В горячке я сбросил плащ и ударил собаку ногой. Она слабо взвизгнула. Устранив помеху, я продолжил свой путь, держа пистолет наготове.
Уже подбегая к вершине холма, я различил в темноте странную , громоздкую, но несомненно, человеческую фигуру с закинутыми вверх руками. Человек переступал ногами, то подпрыгивая, то пританцовывая. Что-то дикое, дьявольское было в этой пляске под ночным дождём. Я понял, что наконец-то нашёл маньяка, терроризирующего всю округу, настолько бессмысленны и пугающи были его движения. Я спустил пистолет с предохранителя. Щелчок звонко разнёсся над холмом. Но маньяк и так уже услышал моё приближение и развернулся ко мне лицом. Глаза его в темноте светились ровным, горячим, ярко-красным светом, слабо освещая его искажённое бешенством лицо. Маньяк снова издал свой дикий, устрашающий вой и бросился на меня. Я настолько опешил, увидев его глаза, что даже не сумел поднять пистолет. Просто стоял и ждал его. Волосы у меня встали дыбом, а по спине между лопатками струёй бежал липкий холодный пот. Вся ситуация до боли напоминала мне кошмарный сон, в котором ты часто настолько бессилен, что не можешь и пошевелиться, а зло, неотвратимое и угрожающее, приближается и приближается, грозя гибелью. Но там была хотя бы возможность проснуться. Здесь же шансов не было вовсе. Маньяк приближался, а я не мог даже поднять руку с пистолетом.
Спасение пришло неожиданно. Откуда-то сбоку на маньяка с визгом бросилась рыжая дворняга. Она подпрыгнула и вцепилась ему в руку. Маньяк, зарычав, попытался стряхнуть её, но страх, должно быть, придал собаке сил, и она держала его мёртвой хваткой. Изловчившись, маньяк сграбастал собаку за шкирку другой рукой и, наконец-то оторвав её от себя, отшвырнул в темноту. На руке его зияла огромная рана, собака вырвала-таки у него клок мяса, и из раны струёй хлестала кровь. Маньяк непонимающе уставился на свою руку, и вдруг, в третий раз издав свой душераздирающий вопль, свалился на землю. Он катался в грязи, бился, выгибаясь дугой, и выл, выл, выл…. Всё ещё остолбеневший, я стоял и смотрел на него, ничего не понимая. Почему я тогда не пристрелил его? Ведь я уже не был так уж сильно испуган! Но я как дурак просто стоял и смотрел на него. Постепенно вой чуть поутих, но с маньяком продолжало твориться что-то совершенно невообразимое. Лицо его стало вытягиваться вперёд, в оскаленной пасти блеснули огромные клыки, руки, сжатые в кулаки, стали покрываться шерстью, одежда порвалась в клочья под напором бугрящихся мышц. Внезапно он вскочил на ноги…вернее, на лапы. Он на глазах превращался в какое-то иное существо… В собаку, а может быть в волка, но огромных размеров! Не знаю, сколько прошло времени – мгновения, наверное, ибо я не смог зафиксировать в памяти все фазы его превращения. И вот передо мной уже стоял готовый к прыжку зверь. Только теперь я смог поднять пистолет, но выстрелил оба раза почти не целясь. Зверь прыгнул, пытаясь вцепиться мне в горло. Чисто инстинктивным движением я успел выставить перед лицом левую руку, в которую и вцепилось чудовище, повалив меня на землю. Пистолет выпал из моей руки. Теперь мы боролись с ним на равных – без оружия. Если, конечно, не считать за оружие его клыки и когти. Но считаться с ними приходилось. Я даже не почувствовал, а только услышал, как он с хрустом разгрыз мне локтевой сустав и, потихоньку перебирая зубами, подбирался всё ближе и ближе к моему горлу. Я попытался ухватить его за холку свободной рукой и оттащить от себя, да куда там! Силы у него было гораздо больше, и я зашарил по скользкой от грязи и дождя траве, пытаясь разыскать свой пистолет. Но его не было. И тут снова появился мой неожиданный защитник – маленькая рыжая дворняжка. Она нашла в себе силы подняться и, переборов свой страх, снова вступить в схватку с чудовищем. Подкравшись, она сбоку вцепилась в горло монстра. Тот сейчас же оставил меня и с жутким рыком набросился на собачонку. Я находился в шоке, но всё-таки сообразил, что эта пауза даёт мне единственную возможность победить в этой схватке. Остальные возможности я бездарно разбазарил. Я лихорадочно хватал траву и наконец-то нащупал пистолет. Я подобрал его, и, закусив губу, тщательно прицелился в монстра, грызшего дворнягу. Два выстрела попали в цель. Монстр перестал терзать собаку и обернулся. С клыков его текла кровь. Он прищурил свои, не человечьи и не волчьи, ярко-красные светящиеся демонические глаза и пристально посмотрел на меня. Я ещё раз прицелился и выстрелил прямо ему в морду. Но, видимо, я уже потерял слишком много крови, так как попал ему только в грудь. На груди его разверзлась рана, а я потерял сознание.
Старик замолчал, неподвижный. Лишь по его сухой руке изредка пробегала дрожь. Потом он вздохнул и повернулся ко мне.
- Вот и всё, молодой человек, вот и вся история. – Он скорбно усмехнулся краешком рта. – Понравилось?
- Да как же, Сергей Иванович? И это всё? – Я не ожидал подобного. – Вы прямо как писатель, всё оборвали на самом интересном месте. Вы не рассказали, чем всё это кончилось, что случилось с монстром, с собакой. Потом вы говорили, что видели лицо маньяка, так кто же он? Или вы его не узнали?
_ Так вам и это интересно? – безразлично сказал старик, всё ещё, видимо, погружённый в свои воспоминания. – Ну, хорошо, имени его я называть не буду, даже мне это ни к чему, только намекну. Если вы местный, сами поймёте. Он жил в большом трёхэтажном кирпичном доме на Лесной улице. Понятно?
Я оторопел. Конечно, я понял, кого имел в виду отставной лейтенант милиции. Но поверить, что ТАКОЙ важный человек, занимавший ТАКОЙ пост… Нет, это не укладывалось у меня в голове.
- Не верите? Я же вас предупреждал….А по мне, все они ТАМ – волчье племя. Ну, да не в этом дело. Вы не стесняйтесь, молодой человек, я уже привык… Да и справка у меня… Я всё понимаю…. Да, вы же хотели концовку услышать? Ну, что ж, концовка простая. Кто-то услышал выстрелы, вызвал милицию. Они нас и нашли. Рыжую дворнягу пришлось пристрелить на месте, настолько сильно порвал её ЭТОТ. Меня отвезли в районную больницу. Я, как видите, выжил. – И он, опять усмехнувшись, дёрнул сухим плечом. – ЭТОТ тоже выжил, несмотря на пять пулевых ранений…Да, несмотря на испуг, я всё-таки попал всё. И хотя в кремлёвской больнице врачи лучшие из лучших, ОН тоже теперь инвалид. Сюда больше не приезжает. Вот и всё. Больше мне нечего вам рассказать.
Старик встал, давая мне понять, что разговор окончен. Ошарашенный услышанным, я распрощался с ним, и вышел на улицу. Оглянувшись через некоторое время, я ещё раз увидел его. Высохший седой старичок, с изуродованными лицом и рукой, стоял у калитки. Рядом, прижавшись к его колену, стояла небольшая, толстенькая рыжая дворняжка с висящими ушами.

26. 06. 1995.