Часть 2 Фуэте с прошлым. Глава 10

Часть вторая


Ясным утром, проходят все фантазии, тени, шорохи  и блики, исчезают без следа. Зато, когда торжественно выплывает солнце, словно откуда-то из под земли, цепляясь за горизонт, оно освещает все. Даше затаенные закоулки наших грешных душ, в которых таится порой, бог знает что. В это время, в наших глазах, можно рассмотреть многое. Хитрость, и простоту, любовь и неверность, гнев, и прощение. А ночью, ночью все кошки серы.
Промчался день, быстрый как бег пантеры. Прокрался вечер на полусогнутых ногах, тихий, и незаметный. Наконец, явилась ночь, чудная красавица, которой можно все, и которая неподвластна никому.


Кот примчался первым, на старое место, правда, там, еще никого не было. Он улегся на берегу, подперев свою облезлую башку, передней лапой. Растянувшись на спине, он закинул ногу на ногу, расположившись в своей любимой позе, и уставился раскосыми глазами на воду. – Триста лет дуре, а она все туда же, девичник у нее. Какой к черту девичник, и что они там делают, под водой-то - Рассуждал кот, не переставая, глазеть на воду, которая тихо стелилась синей гладью.

 Вдруг, послышался всплеск, потом еще и еще. Кот быстро вскочил на задние лапы, и на цыпочках прокрался, за толстенный ветвистый ясень, что рос неподалеку, уж почитай тыщу лет. Вода на озере дрогнула, фонтаны брызг полетели в разные стороны. На поверхности, отдуваясь, и фыркая, появились две русалки. Их хорошее расположение духа, было заметно сразу. Они подсмеивались друг над другом, громко переговариваясь, плыли к берегу, взмахивая руками, словно белыми крыльями. С одной из них, мы , довольно хорошо знакомы, а другая нам еще не встречалась ни разу.

Пугливая и молодая, почти , совсем еще девочка, она все время озиралась по сторонам. Кот залег под деревом, маскируясь в траве. Навострив свои уши, он намеривался подслушать, разговор подружек, от начала и до конца.- А здорово мы сегодня повеселились, не правда ли -  Начала разговор молодая- Скоро  ведь праздник Ивана Купалы , надо бы засаду сделать, так в шутку, помнишь как в прошлый раз- Подружки дружно рассмеялись – Если повезет, может и женишка сцапаем, многие говорят, что нас , русалок не бывает.

Мол, бабкины сказки, да россказни, а в прошлом году, как раз на Ивана- Купалу, случай-то был- Они довольно заулыбались, похлопывая по мягкой траве, своими серебристыми хвостами - Конечно же помню- Заговорила старая русалка, подперев изящной ручкой, свое нестареющее, словно восковое личико – Пришли два мужичка к нам на озеро, ночь , звезды, благодать, да и только- Мечтательно заговорила она- Один такой хорошенький, хоть уж и не молодой, лет этак под сорок, но крепенький красивый. Другой так себе. Заспорили, что,  мол,  никакого такого праздника Ивана- Купалы нет, а русалок и сроду не было. Мне, веришь, стало обидно, просто до глубины души. Ну, нет и нет, посмотрим.

Выпили они , закусили. Один из них, как раз тот, которого я приметила, спустился к водичке, умыться. Наклонился, а я его хвать за шею, обвила руками, да так крепко. Тяну его в воду, он бедолага рвется из стороны в сторону, я глазами  ему вперилась в лицо.  Взглядом того и гляди, сожгу. На шее у него от моих пальцев,  черные синяки поползли. Сама шепчу ему в ухо -  Что не бывает русалок, не бывает .  Чувствую, он уж,  и слабеть стал -  Русалка повернула голову к своей подруге, и  продолжала вспоминать-  Ты тогда не вовремя захихикала, я руки то чуть расслабила, он и вырвался.

Вскочил на ноги , и дал деру. Друг кричит ему в след , мол куда ты , что случилось то? – Русалки снова рассмеялись  – А если бы удержала его, что бы сделала с ним, а? Спросила молодая -  Ну, что , себе взяла бы- Ответила старая, игриво толкнув в бок свою подругу, и подмигнув ей , чудесным прозрачным глазом.

Кот, отлежав свою заднюю лапу, решил перевернуться на другой бок. Под ним громко хрустнула сухая ветка. Подружки притихли, молодая, чуть помедлив, метнулась в воду, видно испугавшись, постороннего звука. Она взмахнула рукой, подавая знак своей подружке, что больше не вернется, и исчезла, оставляя на воде большие круги

-  Эй ты, рыжая бестия, и давно ты там прячешься, подслушиваешь, и как тебе не стыдно, а? Наша давняя знакомая погрозила в сторону леса изящным кулачком  – Кот нехотя встал, показывая всем своим видом, что его , будто бы разбудили. Лениво, и не спеша, он потащился к своей подруге, бормоча под нос следующее - Фи, и кто тебя научил так разговаривать.

Я мирно спал, видел сны, а вы своей болтовней, разбудили, обругали воспитанного, галантного кота, к тому же еще и грамотного. Вот я тебе сейчас скажу. Я в какой-то паршивой газетенке читал подобный случай, но это было не на нашем озере, и не по нашей дороге, в том озере, писали,  будто бы церковь затонула.

 Русалка пожала плечами-   Ой, подумаешь,  ничего на свете нет нового, сколько живу, а русалок, почитай в каждом озере до хрена. Кот подсел к ней поближе, обнял ее за плечи, и они нежно воркуя, стали поджидать ежика, прислушиваясь, не захрустят ли сухие ветки, под лакированными башмачками их верного друга.

Сложно сейчас сказать, была ли моя мать сумасшедшей, или ее дурной характер, не давал ей всю ее долгую  жизнь покоя, но я тебе расскажу, мой дорогой читатель, вот что. В далекие времена,  в пятидесятые годы, теперь уже , прошлого века, отправилась наша семья, сажать картошку. Многие тогда жили не богато, запросто осваивали небольшой участок земли, недалеко от дома, да и сажали на этом клочке , картошку, морковь, свеклу, лук, и прочее. И надо заметить , никто , и никогда не воровал урожай, какой бы он не был, обильный или скудный.

 Хотя по теперешним временам, хоть Россия наша, далеко не бедная держава, но выкапывают все, как говорится подчистую, на дачных участках, у бедный неимущих пенсионеров, да времена… Так вот сажали , так сказать подножный корм.  Такой участок, как и у наших соседей, как  и у многих из нашего , заводского дома,  был и у нас. 

Находился он,  за линией, по которой сновали товарняки, да электрички. Огромная насыпь, вверху, была соединена, длинным горбатым мостом, и когда мы с сестрой шли по нему, я старалась не смотреть вниз. Шпалы были расположены , как мне казалось слишком далеко , друг от друга. Мои маленькие ноги, с трудом перешагивали через них, а внизу зияла пропасть,  стальная змея блестящих рельс, вызывала у меня ужас.  От страха кружилась голова, и подкашивались ноги. Но об этом чуть позже.

Переходили линию, люди в основном внизу, под мостом.  Место было , надо сказать гиблое.  Когда электричка выскакивала, справа из-за крутого поворота, ее не было видно, только  слышно было, как, машинист подавал,  пронзительный сигнал, но часто это,  не имело  значения. Люди погибали, попадая под железного зверя, который их давил , безжалостно , порой, разрезая их тела пополам , и мчался дальше.

Особенно,  часто попадали под электричку, приезжие,  не местные люди.  О подземных переходах , в то время,  и не слыхивали. В город ходили пешком, автобусов    не было, и чтобы скостить путь, шли , вдоль  линии. По городу было идти  дольше,  почти в два раза . На той стороне железной дороги, был тоже поселок, куда бегали в магазин, красивое было место, зеленное, цветники у каждого дома. Поселок называли Красной Горкой.

 Заслышав рев электрички, кто-то пережидал, а кто-то старался побыстрей перебежать на другую сторону, и эти попытки часто терпели крах. Эту историю, рассказывал мне мой отец . Мне было тогда от роду три месяца, отец  нес меня на руках. С нами была моя бабушка,  Аполинария Николаевна, теща моего отца, которую я так и никогда не видела, была с нами, и  моя мать.   Мы подошли к самой линии, за поворотом раздался вой мчавшейся электрички, как обычно предупреждая пешеходов. Бабушка, держала  за руку мою мать, когда показалась электричка, вдруг, она резко,  вырвала свою руку, и оттолкнув дочь, бросилась под колеса.

Все произошло молниеносно. Отец крепко прижал меня к своей груди. Моя мать закричала, заплакала, электричка промчалась дальше, оставив после себя кровавое месиво, и то, что осталось от человека.  Потом , собрались люди, мать подхватили под руки, и увели домой.  О дальнейших  подробностях мне ничего больше неизвестно, кроме старых фотографий, где в гробу , лежала моя бабушка, и рядом стояла худенькая молодая женщина в черном кружевном платке, низко наклонив голову, она вытирала слезы.

 Рядом с ней стоял высокий статный военный, держа ее под руку, это были мои родители.   Что могло заставить совершить бабушку , такой поступок, на глазах у своей семьи . Позже, когда я выросла, и стала задавать вопросы, моя мать мне говорила, что бабушку сшибло воздушной волной, но зачем тогда она, оттолкнула свою дочь от себя.

Еще молодая, и сильная, женщина,  что заставило уйти ее из жизни? Отец рассказывал мне, что дед, там, в Вологде, гулял с другими женщинами, был разбитным, и грубым, по отношению к ней, часто бил ее.  А детей то было у них двенадцать человек, правда, в живых осталось, только пятеро. Бабушка моя,  Аполлинария, была  красивая, работящая, всех детей подняла сама, на деда надежды  мало было.

Хотя был он в деревне уважаемым человеком, работал фельдшером в здешнем медпункте, один на несколько деревень. После смерти своей жены, сразу же снова женился, на молодой . Вторая его жена была на двадцать лет моложе , но жили они тоже плохо, характер деда был строптив, и неуемен.

Перед  тем , как трагически погибнуть нашей  бабушке, мать рассказывала мне, что к ней приходил домовой.  Утром, на рассвете - Лежу, говорит , сплю или не сплю, сама не знаю. Вдруг кто-то  навалился, на грудь, душит дышать  нечем. Я вспомнила, говорили старухи, еще в детстве, в нашей деревне. Будто   надо его, домового, спросить. Спрашиваю, мол,  к худу, или к добру, а мне в самое ухо, словно, кто выдохнул, тоненьким голоском  к  худу! Голос тоненький, писклявый .

 Я очень испугалась, но успела рукой , потрогать, кто это так душит меня, а он лохматый весь, огромный, от страха я холодным потом покрылась. Уснуть так и не смогла, до рассвета. Как сказал домовой, так и вышло , к худу, бабушка через неделю и погибла.  Цветок у нас был, такой весь в мелкую елочку,  мать его называла « Мечта», так он перед этим событием, тоже весь  засох, стал желтым,  потом снова, зазеленел.  Я с детства помню его, долго, он у нас стоял на подоконнике.

 Отец всегда с любовью вспоминал свою тещу, говорил, что она была доброй, называл ее матерью. Он поставил на могилу ей памятник, который сам и сделал. Прошло уже с того времени, почти шестьдесят лет, а памятник до сих пор стоит. Уже и самого отца нет давно в живых, и матери моей, и ее братьев и сестры, никого, все умерли, рано, век их не бил длинным. Только самая старшая сестра, моя мать дожила до восьмидесяти шести лет.

 Если не кривить душой, матери моей, всю жизнь кто-то мешал, она желала смерти даже мне, своей дочери, когда я была еще маленькой, было мне тогда, неполных  десять лет. Это пожелание, я пронесла через всю жизнь, с горечью и обидой. Но сами мы родителей не выбираем. Я любила свою мать, но без ответно. Старалась помогать ей, но чувствовала, что она просто использовала меня. Все-таки свой долг перед родителями я выполнила, как и положено. Ведь тем кто дал нам жизнь, мы обязаны, не правда ли…

 Однажды , поссорившись с отцом, мать поехала к своему брату Саше.  Прихватив, и меня с собой, я сразу почувствовала ее настроение, возбужденное, и злое, мне показалось, что она задумала недоброе дело. Набрав закуски , водки, она накрыла стол, дядя Саша выпил, и зная характер своей сестры, что неспроста , она так расщедрилась, резко спросил - Давай не тяни, выкладывай, что там у тебя.

 Мать осмелев от  пары рюмок, вдруг без всяких вступлений сказала - Саш, убей Семена, он мне так мешает жить, я сейчас работаю в гарнизоне , оружие тебе достану, ты же был в войну в штрафном батальоне, не мне тебя учить. Дядя Саша, ожидал всего, но такого , видимо нет . Лицо его, побагровело,  глаза сузились, а кулаки сжались.

 Я помню, что на белой коже его огромных кулаков, выступили рыжие веснушки. Он вскочил из-за  стола, взревев как разъяренный бык, в буквальном смысле этого слова – Семена, такого мужика, отца твоей дочери! Ах, ты б…дь подзаборная. Мало он тебя в Таганроге нашел, в Москву припер, а ты,  вон как . Да чтоб твоей  ноги в моем доме,  никогда больше не было. Мать вскочила, сильно дернув меня за руку, и мы выбежали на улицу.

 Много лет, мы не ездили в гости к дяде Саше. Я часто вспоминала, какие вкусные он солил рыжики, в небольшом деревянном бочонке, синие шляпки грибов, напоминали мне медуз. Мне жаль было , что я не поеду в гости к дяде Саше.  Жена дяди Саши , тетя Аня работала в детском саду, куда водили и меня . Была она женщиной тихой, маленького роста, с  густыми темными волосами, которые заплетала в косу. Коса, словно корона, украшала ее голову , обвивая ее в два раза. Я,  когда дети все спали, пользуясь привилегией, расплетала тети Анину косу, и делала ей, всякие вавилоны на голове.

Тетя Аня смеялась, и пророчила быть мне парикмахером, но не угадала. Вовка , мой двоюродный брат ,их сын, был шустрым малым, когда мы приезжали к ним в Марусино, в деревню, в маленький дом, с крошечной комнатой, то он уводил меня в лес. Мы собирали там майских жуков, во всю тару, что находили в доме и во дворе. В корыто, в банки , и даже в бутылки, которые дядя Саша приготовил сдать.

 Обнаружив такое дело, за нами устраивалась охота, не просто так, а с ремнем. Да разве нас догонишь! Дядя Саша садился на стул , и начинал вытряхивать наших жуков из бутылок, ругаясь на нас,  на чем свет стоит. В детский сад мы ходили пешком, от поселка Калинина, до Люберец,  а там и до поселка, Некрасовки, как раз вдоль той злосчастной линии. Когда водила меня в сад моя сестра Валентина, от первого брака моей матери, то она, чтобы не испачкать обувь, тащила меня на верхний мост. Которого я боялась больше всего на свете. Надо было шагать по шпалам. – Вниз не смотри, шагай, давай быстрей, а то скоро здесь поезд поедет- Говорила она , и тянула меня за руку.

Мое сердце трепетало, легко сказать, не смотри, с горем пополам , мы проходили по мосту, а дальше шли уже вдоль линии. Сколько там было полевых цветов, и ромашки и васильки  , маленькие гвоздики,  с малиновыми резными лепестками, колокольчики , иногда даже сейчас, мне снится сон, что я иду вдоль линии, и собираю большой полевой  букет.

 Детский сад , я ненавидела всей душой. Даже в лютый мороз, когда отец вез меня туда на санках, я потихоньку переворачивалась, скатывалась сугроб, и тихо полеживала там – Пусть я замерзну тут насмерть, а в детский сад не пойду , тоже мне сбагрили ребенка на пятидневку- Подниму голову, посмотрю, отец далеко ушел с пустыми санками, только вьется дымок, позади него, от раскуренной самокрутки, с крепким самосадом. Уши от шапки прыгают, раз, два.

 Оглянется он, а меня нет, спохватится, обратно бежит за мной - Дочка, что же ты делаешь, глупышка моя – Отец никогда меня не наказывал, не ругал, а только ласково корил за что- нибудь. Посадит меня в санки снова, опять поехали, только часто оглядывается, не схитрила ли я еще раз. В саду за любую провинность, нас, детей, ставили в угол, в туалет, где был каменный пол, и  раздевали до гола.  Дети ходят, смотрят, пальцами показывают, смеются , а воспитатели их подбадривают.  Холодный туалет, пол каменный, стены каменные,  хоть и стоишь в тапках, но замерзнешь там как собака, без майки, и без трусов,  но  прощение просить, было не в моих правилах, так бывало и стою, пока меня оттуда не позовут.

Стоишь как партизан. Мне часто перепадало такое наказание . Я чего- нибудь , да набедокурю. Правда,  когда пришла работать к нам тетя Аня, для меня настали золотые дни. Меня никто больше не наказывал. Я ночью уходила в сад, где было множество цветов, забиралась в гамак, и тихонько пела песню Рашида Бейбутова, певца знаменитого в то далекое время. Она начиналась так-  В небе, блещут звезды золотые, ярче звезд очей твоих краса, а, а , а , только у любимой, могут быть такие, необыкновенные глаза-  Я знала ее всю до конца. Было мне, тогда пять лет. В это время , воспитатели все уходили домой, с нами оставалась старенькая нянечка, глухая как пень. Я отведу душу, напоюсь, и в кровать , крепко сплю. С самого детства романтическая натура, проявлялась во мне , все больше и больше.
 
Однажды, отец пришел домой, сильно расстроенный, бледный с дрожащими руками. На кухне, я услышала, как он рассказывал Наталье Ивановне, старушке из соседней комнаты, вот что – Иду я с работы из Люберец, как всегда по шпалам, вижу, впереди меня девчонка бежит, лет шестнадцати. Вдруг остановилась, машет мне руками, кричит что- то , я не пойму. Пошел к ней быстро, быстро, а там стрелки переводят, нога то ее и попала между рельсами, защемило ее, я и так и сяк, хоть режь, да нечем.

 Вижу товарняк мчится на полном ходу, тормоза визжат, он нас заметил, но скорость большая, тут уж сделать ничего нельзя. Ну, все, думаю, хана, бросил ей на голову свою шинель с плеча, чтоб смерти не увидела. Эх, тетя Наташа, что наша жизнь! Отец горько заплакал.


Наш шестнадцатый дом, на поселке Калинина, все считали несчастным.  Все там что-то происходило. Линия рядом, погибало много людей , и не только из нашего дома. И шли эти люди, переходя злосчастную линию, то под мост, то на мост. А ведь была внизу, вдоль линии узкая длинная дорожка, словно сказочная, с обеих сторон, россыпь полевых цветов, бабочки, шмели, тихо, и хорошо. И что по ней то не пойти !
Ну, так вот. В нашем доме, жил парень Горюн, прозвище такое , ему дали за угрюмый вид, за его не разговорчивость. Горюн не боялся ничего, был отчаянным, любил выпить. Поспорил он однажды с местными мужиками, что по водосточной трубе, заберется вверх, до самой крыши, за четвертинку водки. Дом наш был, четырехэтажным , из красного закопченного кирпича, заводской, трубы ржавые, да прогнившие, давным давно, пора их было менять.

  Поспорил, да и с дуру полез. Во дворе собралось много народу, мужики,  стоят, глазеют. Добрался Горюн, почти до самой крыши, протянул руку, чтобы схватиться за трубу, она оторвалась, так и осталась у него в руке.  Полетел Горюн вниз, задел электрические провода, провода тоже  оборвались, и  словно огненный шар, опутанный этими проводами, грохнулся, Горюн об асфальт. Голова его раскололась как грецкий орех, из черепа потекли мозги.

Огромная лужа темной крови , словно красным ореолом окружила его голову, и не живое лицо, с открытыми глазами, смотрело куда-то пустым взором.  Люди загалдели, кто убежал, кто кричал , словно  в истерике. Я была тогда маленькой, но эта картина ярко и по сей день стоит у меня перед глазами. Мы жили на первом этаже, соседка Наталья Ивановна, всегда сидела на кухне, возле окна. Это был ее вечный пост, она пила целыми днями чай, из синего блюдечка, и смотрела в окно.

От ее ястребиного взора не ускользало ничто. У Натальи Ивановны, в кармашке всегда были конфеты, я, учуяв их, крутилась  возле нее. Конфеты преподали, и  мне, но исключительно только вместе с чаем, который я пила без удовольствия. Вот и теперь, Наталья Ивановна, узрев пролетающий мимо окна огненный шар, схватила меня, прижала к себе, и перекрестилась. Отец, тут же выбежал на улицу, в то время он работал нашим участковым милиционером.

 Выяснив в чем дело, он начал говорить что-то  Наталье Ивановне, тихо, на ухо, чтобы не напугать меня , но я уже все знала, да и видела тоже. Я догадалась, что Горюн разбился насмерть, и знала , что его будут хоронить, решив про себя, обязательно прийти  на похороны. Приехала машина скорой помощи,  потом милиция, долго что-то писали, и те и другие. Мужики- спорщики, сразу исчезли, от греха подальше.

На следующий день, утром в наш двор , пришла гулять молодая женщина с маленьким сыном. Она показала ему то место , где разбился Горюн. Мальчик взял палку, и стал ковырять небольшую кучку земли, показались мозги Горюна. Женщина подошла поближе, и стала рассматривать их, видимо зная, что здесь произошло вчера.

– Что же ты делаешь, нехристь, закопай немедленно, дура - Закричала из окна Наталья Ивановна, и погрозила ей кулаком. – Участковый здесь живет, сейчас позову -  Женщина взяла мальчишку за руку, и убежала. Скоро состоялись похороны. Гроб привезли, и поставили во дворе, из нашего окошка все было видно. – Ивановна, пойдешь Горюна смотреть, крикнула моя мать Наталье Ивановне – Как же иду, Нина Ивановна, иду - Они пошли во двор , прихватив , и меня с собой. Так я впервые столкнулась с событием, которое называется смерть.

Русская печь, доставшаяся нам от предков, здоровская вещь, я вам точно скажу. Огненные языки пламени, лижут поленья, красными, желтыми и белыми острыми языками. Смотришь на них, и воображаешь себе  сказочный замок. Вот бегают маленькие человечки, скачут кони, темные пещеры озаряются голубым светом, гаснут, и вспыхивают вновь. Еще мгновение, и замок рушится, горят поленья, и синие языки пламени, дополняют эту сказочную картину. По всему телу, глядя на все это, разливается умиротворение, тепло, радость и покой.

 Но бывает и страшный конец у этой сказки. Случай, или божье проведение спасает тебя, кто может это знать! Однажды рано утром , прежде как уйти на работу, мать затопила печь. Жили мы тогда в бараке, в небольшой комнатушке. На пятки наступала осень, но на улице не было холодно, разгуливало по переулкам, запоздавшее бабье лето. Ну, так вот, печь еще не успела прогореть, внутри нее вовсю скакали синие языки пламени, смертоносно извиваясь, и облизывая чугунную дверцу.

Мать ушла, прихлопнув, верхнюю задвижку, толи случайно, толи нет. Угореть было очень просто, особенно во сне, хоть взрослому, хоть ребенку, разницы нет. И как я проснулась, бог его знает! Может Ангел- хранитель скользнул крылом по моему детскому личику, может моя бабушка Маша , которая денно и нощно молилась за меня, спасла.

Проснулась я оттого, что голова моя просто раскалывалась от боли, она так кружилась, что когда я поднялась с дивана, пол ушел у меня из-под ног. Я кое-как выползла в коридор, поднялась цепляясь за стену , и вышла на улицу.  Меня долго, и муторно тошнило. Наконец, шатаясь, я кое - как добрела до своего любимого скверика, посидела там, отдышалась. Мне стало лучше , волчий голод напал на меня со страшной силой, я набрала в кармане тринадцать копеек, купила батон белого хлеба, и съела его, почти целиком.

 Мой пустой желудок успокоился, и я направилась домой. Уже стемнело, но матери не было. Измученная и усталая, я легла спать. Слышу , открывается дверь, и кто- то тихо входит. Я притаилась, сделала вид что сплю. Мать подошла ко мне, наклонилась, взяла за руку, как врач, проверяя мой пульс – Мам, ты что? Она отпрянула от меня . Тогда мне было одиннадцать лет, взрослая не по годам, давно уже самостоятельная, и осторожная,  я все поняла.

 Сейчас, по прошествии стольких лет, я вспоминаю это с величайшей болью, но тогда я верила в случайность, нет, я не  хотела верить в горькую правду. Рассказав ей , как мне было плохо, я не услышала слов сочувствия , только молчание в ответ. После этого случая, я перестала доверять своей матери, и была с ней , как говорится на чеку.